– Мне не дано знать твоей судьбы…
– Я думал, мне дано, а выходит – тоже нет…
– Может, ты жив из-за вмешательства Хан-хо?
– Да, так и есть! Хан-хо побил хитрого ужа…
– Но мы ничего не знали про ирбиса…
– Хан-хо побил и его…
– Хан-хо спас тебя…
– Хан-хо – наш друг…
– Мы умеем выбирать друзей, брат!
Высокий приблизился к мёртвому ламе. Обыск много времени не занял, и на землю упал стальной нож, при виде которого индус поцокал языком – испокон веков странствующим монахам разрешено пользоваться лишь посохами и дубинками. И никакого железа.
– Прав был Зелёный: конец старому миру, никто больше не желает следовать Правилам.
– Грустно смотришь, брат, – крикнул раненый индус. – Видишь, я грустил, думал умру, оказалось – зря грустил…
Его товарищ кивнул, повесил на плечо сумку мертвеца и обратился к подошедшему Дордже.
– Я перевяжу раны моего брата, а ты убери тело, друг. Негоже падали валяться во дворе монастыря.
Дордже ухмыльнулся, он затем и позволил старику добежать до выхода, чтобы не убивать здесь.
"Его новые знакомцы весьма непросты. Они знают способы заставить человека сделать то, что им нужно. Что это было? Восточные чудеса, о которых ходят слухи? Нечто в этом роде! А убитый тоже хорош. Чуть не заворожил самих гипнотизёров, а они с ним совладать не смогли. Ну да, он же был полоумный! Всякую блажь вопил про конец света. Они и говорили, что именно на этот случай нужен я. А со мной у них вышло? Как бы ни так! Я оказал услугу, и теперь имею право просить того же в ответ!".
Упрятав в камнях тело монаха, Дордже решил убрать и его ручное животное. Куда там! Дикой кошки на месте не оказалось, лишь цепочка кровавых следов вела прочь.
– Ирбисы живучие, – простонал раненый индус, которому его товарищ в это время промывал раны водой из фляжки. – Отлежится дня три, залижет рану и пойдёт по земле, как ни в чём не бывало. Я тоже живучий…
Дордже ждал, что сейчас, как обычно, последует фраза второго индуса, но так и не дождался. Только когда монастырь и безымянная могила остались далеко позади, высокий нарушил молчание.
– Ты выбрал хорошее имя.
Дордже удивленно воззрился на него, а индус продолжал:
– Так звали одного хорошего человека – Палгье Дордже. Когда в древние времена власть в Тибете захватил царь Ландарма и принялся изничтожать буддистов и их веру, то именно Палгье Дордже поднял руку на тирана. Убив его, мудрец наказал себе не общаться больше с людьми и ушел в добровольное заточение.
– Знаю, день Избавления до сих пор празднуют там, в Тибете, – буркнул Хан-хо. – Но убитый мной старый монах – не злой тиран. Я не чувствую ни вины, ни доблести. Просто вы не оставили возможности отказаться… Теперь ваше дело сделано, но не моё!
– Тот человек, которого ищешь – кто он?
– По правде сказать, я не знаю. Даже никогда его не видел, но обязательно должен найти.
– И это всё, что известно? – высокий покачал головой. – Ты никого не найдёшь.
– Тот, кого ищу – европеец. В последнее время он жил в Джакаре, но несколько дней назад отлучился по очень важному делу…
– И пропал? – понимающе кивнул индус.
– И, как назло, срочно понадобился, – вздохнул Дордже. – Настолько срочно, что я вынужден был отправиться на поиски. Мне сказали, что среди паломников есть европейцы. Дальнейшее известно. Помоги мне, я здесь чужак, а ты – человек знающий…
– Я многих знаю в Джакаре, но европейцев никогда там не встречал.
– Он может одеваться как местный житель, знает несколько языков…
– Ты описываешь себя самого, Хан-хо, – хохотнул индус. – Хорошо, давай отвезём моего раненого брата в Джакар, и я попробую помочь тебе найти ещё одного Хан-хо.
– Отвезём? – удивился Дордже.
– Конечно, – пожал плечами высокий, – здесь, неподалёку, деревня, там возьмём вьючных животных… Но, похоже я потерял направление…
Остановившись, индус оглянулся на ковыляющего позади раненого приятеля.
– Куда идти, брат?
– А куда мы идём?
– В деревню, что на севере…
– На севере нет никакой деревни, ближайшая – на востоке.
– Как это на востоке, если мы пришли с юга?
– Как это с юга, когда с запада?
– Ты хочешь сказать – с юго-запада!
– А где, по-твоему, юго-запад?
– Позади нас!
– Нет, справа!
– Давай спросим мудрого Хан-хо, пускай нас рассудит.
– Да, брат, Хан-хо точно помнит, откуда мы пришли, а значит, покажет, куда идти дальше…
Увы, Дордже оказался бессилен помочь. Крутя головой по сторонам, он силился определить, в какой именно стороне находится разрушенный монастырь, но ничего не выходило. Индусы же не прекращали спорить, что ещё сильней запутывало дело. В конце концов, Дордже просто развёл руками и признался, что он растерялся настолько, что теперь не может определить, ни где находится мёртвый монастырь, ни, даже, как он называется.
– Хорошо! – удовлетворённо объявил высокий индус.
– О, мы зря оторвали Хан-хо от медитации. Тропа, ведущая в деревню – вон она, – воскликнул раненый. Похоже, перепалка с товарищем отняла у него остаток сил – бедняга побледнел, что придало его тёмной коже синюшный оттенок, и чуть не упал – высокому пришлось поддержать его за локоть.
К счастью, деревня (если можно так назвать селение, состоящее из трёх убогих хижин) находилась неподалёку. Никакой медицинской помощи раненому там оказать не смогли, зато продали длинноухого мула желтоватого окраса. На эту тварь и взгромоздилась несчастная жертва дикой кошки.
К обеду достигли города. Дордже ужасно устал, но эта усталость не шла ни в какое сравнение с разрывающей сердце тоской. Надежда на помощь индусов растаяла, стоило лишь здраво взглянуть на ситуацию. Чего уж говорить – он не справился с заданием, более того, позволил каким-то двум дикарям вовлечь себя в некие странные события, о которых даже не сообщишь в Центр. Опытный советский разведчик, – и вдруг поддался чарам фокусников-гипнотизёров! Религиозных фанатиков, мать их! Что теперь остаётся? На одном из городских перекрёстков он поспешил распрощаться с индусами, оставив на их совести фальшивые обещания помощи. Честно говоря, хотелось поскорее убраться из города и из страны, ибо не отпускало ощущение, что фокусники так просто его из лап не выпустят.
Идя по улицам к дому, в котором остановился, Дордже начал сочинять текст радиограммы, рассчитывая словоблудием прикрыть постигший его позор. Увы, безуспешно – ничего путного в голову не приходило…
А вот и он – дом, где над дверьми намалёван похабный символ – мужской детородный орган. Дверь, к удивлению, была не заперта. Это насторожило разведчика. Быстро выхватив "маузер", он осторожно проскользнул внутрь. Первый этаж, отведённый, как и полагается в этом королевстве, под хлев, пустовал. Зато этаж второй, представлявший собой единое, без перегородок, помещение, сотрясался от мощного храпа. На какое-то мгновение у разведчика появилась упоительно радостная мысль, что это вернулся тот, кого он столь безуспешно разыскивал, а именно – хозяин дома. Но всё оказалось куда прозаичнее: на низком ложе, отбросив одеяло, лицом в подушку спала обнажённая женщина. Витающий в воздухе крепкий винный дух, а равно перевёрнутый пустой кувшин на полу, свидетельствовали о том, что женщина крепко пьяна. Этим же обстоятельством, по-видимому, объяснялась и незапертая дверь внизу.
Равнодушный взгляд Дордже скользнул по крупным, далёким от идеальной формы ягодицам, округлому плечу, и зацепился за крашеные басмой волосы.
– Галя, проснись! – сказал Дордже по-русски.
В ответ женщина перевернулась на спину, явив помятые, в рубцах от свалявшейся простыни груди, и захрапела ещё громче.
Дордже нагнулся и схватил её за плечо.
– Галя!
Тотчас, женские руки обвились вокруг его шеи, а в лицо повеяло перегаром.
– Товарищ Дорджиев! – у дамы оказался бархатный, приятный во всех отношениях голос. Увы, остальное голосу не соответствовало. – Наконец-то вы вернулись. Ну, поцелуйте же меня… О-о, вы пахнете как зверь… Ну же…
– Я и есть зверь, хан-хо! – сказал разведчик, отстраняясь. – Но ласки придётся отложить. Скажи, он не появлялся?
– Нет, никто не появлялся. Вы, смотрю, не справились…
– Готовь передатчик, -– процедил Дордже-Дорджиев.
– Зачем же, сеанс связи только в двадцать два ноль ноль?
– Без толку ждать – агент Лыжник сгинул и больше не вернётся. Кончено! А я хочу поскорее вернуться в Монголию. Вот где она у меня, эта Страна Дракона! – говоря, Дорджиев крепко схватил себя за горло обеими руками.
– Мне было так одиноко, так тоскливо, так страшно, – обиженно надула губки Галя. – Я так ждала, а он… Я ведь не только радистка, но ещё и женщина. А как женщина, не могу довольствоваться только тем членом, что нарисовал над входной дверью этот ваш Лыжник…
Дорджиев хотел выругаться, но тут позади него кто-то кашлянул.
Молниеносно оглянувшись, разведчик обнаружил, что в дверях стоит высокий индус-гипнотизёр, а за его плечом виднеется перевязанная голова второго индуса.
– Простите, что без приглашения, и что вмешиваюсь в интимную беседу, – сказал высокий на чистом русском языке. – Я бы никогда не позволил себе… Но, дело в том, что, во-первых, это – моя спальня, а во-вторых, над дверью я ничего не рисовал. Подобный символ в Стране Дракона часто можно встретить на фасадах домов, считается, что он приносит удачу. Именно удачей я объясняю нашу встречу в лесу, ведь мы так славно помогли друг другу. Разрешите представиться, я тот, кого вы искали – агент Лыжник, он же Герман Иванович Крыжановский. А этот раненый – товарищ Каранихи, мой друг и оруженосец.
Глава 3
О том, как крепко иногда смыкаются интересы науки и госбезопасности
"За процветание науки, той науки, которая не отгораживается от народа, не держит себя вдали от народа, а готова служить народу, готова передавать народу все завоевания науки, которая обслуживает народ не по принуждению, а добровольно, с охотой"
И. Сталин
20 сентября 1942 года. Москва.
– Этот Каранихи… Оруженосец, как вы его назвали… Мне, в общем, понравился, – манером, который он перенял у товарища Сталина, Лаврентий Берия заложил одну руку за спину и медленной сталинской походкой прошёлся по кабинету.
– Каранихи – стоящий кадр. За время, проведённое на Востоке, я успел здорово к нему привязаться, товарищ нарком, и посчитал возможным взять с собой в Москву, – скороговоркой пояснил Герман Крыжановский.
– Можете не продолжать, – махнул рукой Берия. – Я понимаю, всякий, кому довелось пожить в жарких экзотических странах, норовит привезти с собой… ну там, попугайчика, обезьянку… Жену, правда, вы оставили. Но этот шаг мне тоже понятен.
– Так точно, товарищ нарком, она находилась аж в Лхасе, а ваш приказ был – вылетать немедленно. Оно и к лучшему – обстановка в регионе по-прежнему сложная, гитлеровское руководство не оставляет попыток проникнуть в Тибет и близлежащие страны. Нужен кто-то на месте, а товарищ Ева имеет, так сказать определённый опыт, – снова затараторил Герман, демонстрируя некоторую степень бестолковости.
– Да-да, я в курсе, ей там без дела сидеть не придётся, – генеральный комиссар вперил в собеседника тяжёлый взгляд. – А ещё, как вы понимаете, я в курсе того, что ваша жена – немка, дочь гитлеровского генерала, а с самим Адольфом Гитлером она знакома лично, и является подругой его сожительницы Евы Браун. Подругой и тёзкой. Будь я на вашем месте, тоже счёл за лучшее не везти жену в Советский Союз. Такую жену!
Герман вскочил, губы его затряслись.
– Да вы сидите, Герман Иванович, – примирительно улыбнулся Берия. – Шуток не понимаете, да? Ваши действия, как уже сказано, вполне понятны. А я такой человек… Мне, если что-то понятно в других, значит, я не стану изводить себя подозрениями – что, да как...
Герман опустился назад в кресло, Берия подошёл и ободряюще похлопал его по плечу.
-…Более того, мне понятно и другое, а именно, почему вы скрыли своё родство с недавно умершим уважаемым академиком Щербатским Фёдором Ипполитовичем, основателем советской школы буддологии. Да-да, мы всё знаем! Это ведь он, покойный Щербатский, свёл вас с Востриковым, да дядю вашего, профессора Харченко, к изучению восточных тайн приохотил тоже он.
– Когда мы с вами виделись здесь последний раз, я полагал себя арестованным и не хотел бросать тень на академика, – прижав руку к груди, сказал Герман. – Да и какие мы с ним родственники – так, седьмая вода на киселе.
– Конечно, конечно, – развёл руками Берия. – От себя добавлю: никто ничего такого и не спрашивал, да и анкет вы никаких не заполняли. Спешка с отъездом та ещё была, если помните. Уже потом мы узнали о Щербатском, а ещё о другом вашем родственнике – Сергее Ефимовиче Крыжановском. Это тот, который из царского правительства, и чьими усилиями было подавлено революционное восстание тысяча девятьсот пятого года. Махровый монархист, заместитель самого изувера Столыпина!
– Но я совсем не помню этого человека, – застонал Герман. – Когда его видел в последний раз, то ещё на горшок ходил…
– Ка-ак, вы до четырнадцати лет ходили на горшок?! – изумился Берия.
– Почему до четырнадцати?
– Ну, прихлебатель самодержавия Сергей Крыжановский удрал заграницу в восемнадцатом году, вам тогда было четырнадцать.
– Нет-нет, мой дядя Александр Васильевич Харченко году этак в тринадцатом крепко повздорил с тем человеком, с Сергеем Ефимовичем, и наши семьи прекратили общение навсегда, – несколько нервозно рассмеялся Крыжановский. – Так что я говорю правду.
– А разве я сомневался в вашей правдивости?! – Лаврентий Павлович изобразил обиду. – Знаете, с каким словом рифмуется моя фамилия? Не знаете? Доверие, вот с каким! Кто стал бы поручать вам ответственные задания, не пользуйся вы доверием, а? Это вы нам не доверяете, раз жену не привезли! Я слышал, она у вас красавица…
– Товарищ нарком! – Герман в очередной раз прижал к груди руки.
– Ладно, шучу я, – Берия уселся за письменный стол и около минуты рассматривал Германа, поблёскивая стёклами очков. Затем продолжил разговор.
– С доверием у нас всё в порядке, но насчёт понимания, всё же, остаётся кое-что, нуждающееся в разъяснении. В донесении товарища Дорджиева значится, что вы гипнозом заставили его делать то, чего он не собирался делать. Поинтересуюсь, что это был за гипноз?
– Как вам сказать, – опустил глаза Крыжановский. – На самом деле, это не очень-то и гипноз… Так, фокусы из арсенала индийских факиров, на европейцев они практически не действуют. Выучился, знаете ли, у местного населения – подумал, не помешает в работе…
– А если – по сути?
– По сути, представляет собой такую…э-э…, речевую агрессию. Стараешься говорить настолько быстро, чтобы собеседник не успевал соображать – забиваешь ему баки, одним словом…
– А-а, понимаю, как цыгане, да?
– Д-да, примерно… Цыгане, они ведь родом из Индии, хотя мне лично никогда не приходилось иметь дела с цыганским племенем.
– Зато мне приходилось! Мой отец как-то раз коня купил у одного цыганского мошенника. Денег дал как за скакуна, а домой привёл клячу. Вот дело было…, – воспоминание развеселило генерального комиссара госбезопасности. – Пожалуй, вы правы, подобное умение в нашем деле не помешает… Говорите, на европейцев не действует? Дорджиев, действительно, бурят, но мой отец – чистый менгрел, как же так?
– Не знаю, товарищ нарком, – быстро проговорил Герман. – Впрочем, если вы согласитесь, я могу попробовать…
– Не надо! – нарком капризно закрылся руками. – В другой раз. Давайте вернёмся к вам, товарищ Крыжановский. Расскажите о своей встрече с Дорджиевым. Он доложил, что в лесу выругался вслух по-русски, и вы этого не могли не слышать. Зачем в таком случае понадобился дальнейший цирк, если у вас имелся пароль для идентификации наших агентов? Только не убеждайте меня, будто вы забыли пароль!
– Нет-нет, что вы…, – поспешил возразить Герман, а затем, набрав полную грудь воздуха, пустился в объяснения. – В течение несколько дней я преследовал опасного приспешника фашистов, фанатика, входящего в так называемое "Зелёное братство".
– В курсе я этой операции, ознакомился уже с данными. И про "Зелёное братство" наслышан.
– Понятно, товарищ нарком. Ну, так вот, после того, как довелось…э-э… повстречаться в лесу с товарищем Дорджиевым, я смекнул, что к чему, и пришёл к выводу: определённо, он за мной прислан, причём, дело весьма срочное, иначе специального человека не послали бы. Значит, стоит только пойти на контакт, как немедленно последует приказ, отменяющий текущее задание. По крайней мере, вероятность такого развития событий показалась очень высокой. Между тем, текущее задание близилось к завершению. Связника же наверняка не наделили полномочиями принимать на месте ответственные решения – он бы просто передал отменяющий приказ, и вся недолга. И мне пришлось бы оставить в живых "зелёного", который мог натворить множество гадостей. Вот я и подумал: а почему бы, до времени сохранив инкогнито, не прихватить с собой связника: пара лишних часов – невелика потеря, зато будет ликвидирован опасный гад. Вот, товарищ нарком, всё как на духу…
Берия подошёл к Герману и, глядя в глаза, произнёс:
– Молодец, ай, какой молодец! Хорошо, что как на духу, а то не люблю полуправды. Смотрел на тебя и удивлялся: вроде, домой человек вернулся, радоваться должен, а он – нет!.. Речь ускоренная, руки то и дело прижимаются к груди, плечи напряжены – всё это явные признаки волнения. Что такое, думаю, может, по жене человек скучает? Спрашиваю – оказывается, нисколечко. Еле-еле удалось растормошить, чуть ли не клещами пришлось вытягивать. Ну, да ладно, нам и не такое привычно – главное, всё выяснили, дошли до конца, так сказать. Я вот что скажу: схитрил, ну и хрен с ним, раз для дела понадобилось – в общем, правильно сделал…
– Правда?! – обрадовался Крыжановский.
– Конечно, правда, – с некоторой обидой подтвердил нарком. – Я же говорю, что не люблю полуправды с неправдой заодно. В этих стенах кто такими нехорошими вещами занимается, быстро жалеть начинает…
Снова похлопав собеседника по плечу, нарком воскликнул:
– О, видишь, как хорошо получилось – то сидел весь такой напряжённый, такой твёрдый, а как правду сказал, так сразу и размяк. Разве не лучше стало на душе, разве не веселее? Молодец, одним словом! Да, вот ещё одно… Последняя мелочь, так сказать, нюанс… Ты там, в Гималаях, часом, стрелять не разучился, гипнотизёр? Раньше, в Берлине, за милую душу палил направо и налево, а тут вдруг Дорджиева заставил. Зачем, спрашивается? Правила какие-то придумал! Что за правила?
– А-а, вон вы про что, – оскаблился Герман. – Это всё из-за буддизма, который исповедует местное население. По долгу службы часто возникала необходимость прибегнуть к помощи тибетцев, бутанцев и других… Того же Каранихи, к примеру… Вот и пришлось следовать некоторым обычаям и правилам, иначе никакого доверия не добиться. Буддистам запрещено убивать...
– Так-так, – подбодрил нарком.
– …Не только людей, но и животных. Вот они и нашли способ – есть мясо и не убивать!
– Неужели – гипноз?! – умилился Берия.