Вот построение закончилось, и над полем повисла та величаво-трагическая тишина, которая предшествует кровопролитному сражению. Штурмующие сосредоточенно переглядывались между собой, поправляли на себе снаряжение, прилаживали поудобнее оружие. Осаждённые молча прощались друг с другом, обнимали родных и близких, соседей по крепостной стене. Приближалась роковая минута.
И вдруг с востока из леса стала вываливаться конница с воинами, на которых красовались островерхие шлемы. Такие могли быть только у новгородцев. Всадников становилось всё больше и больше, вот они начали растекаться по лугу и окружать германцев, и скоро всё вражеское войско было зажато между крепостью и новгородцами. За несколько минут обстановка изменилась самым коренным образом: теперь уже не защитники города, а их враги оказались в безнадёжном положении. Горожане взорвались бурей ликования, спасение пришло тогда, когда его никто не ожидал.
II
Мудрый старец Гостомысл, приведший новгородское войско к городу Рерику, находился к глубоком раздумье. Обозревая боевое поле, он видел, что достаточно отдать ему приказ о наступлении, как объединённое германское войско будет уничтожено совместным ударом защитников столицы и новгородцев; немногим удастся вырваться из плотного кольца. Но спасёт ли эта победа бодричей от будущих нашествий западных соседей, принесёт ли она мир на эти земли? Скорее всего, нет. Оправившись от поражения, враг снова будет собирать силы для того, чтобы отомстить за неудачу и взять верх над бодричами. Не сможет уже Гостомысл помочь родственному племени в другой раз. Ему уже восемьдесят лет, жизнь на исходе, а те, кто придёт ему на смену в Новгороде, едва ли станут так болеть за далёкое славянское племя. Тогда едва ли оно выстоит против мощного противника…
Он, Гостомысл, провёл много войн, участвовал во многих битвах, одержал много побед, испытал и горечь поражений. В этих войнах он потерял своих четверых сыновей, у него не осталось наследников и на нём прерывается династия новгородских князей. Видно, после него будут править страной избранные народным вече посадники. Вот только что ему сообщили о гибели Годлава, князя бодричей и его зятя: да, даже победы не несут только одного счастья и удовлетворения, они обязательно сопровождаются невосполнимыми потерями, и Гостомысл к концу своей жизни пришёл к убеждению, что лучше всякой войны, всякой громкой победы бывает только достигнутый переговорами полюбовный мир. Он, как правило, вёл к длительному спокойствию, к процветанию страны, улучшению и так нелёгкой жизни народа. А война разжигала новую войну, победа разжигала у противника ярость и желание отомстить за горечь поражения, и всё это вело к новым бесконечным войнам. Так стоит ли и сейчас заканчивать далёкий поход кровавым сражением?..
Полулёжа в походном возке, он слабым мановением руки подозвал к себе боярина Оногаста, приказал:
- Пошли к противнику воина с предложением переговоров. Пусть он пригласит ко мне короля Готфрида и кенига саксов Ходо.
Боярин кивнул головой, тотчас исчез. Прошло довольно длительное время, наконец Оногаст подъехал к князю и проговорил:
- Кениг саксонский Ходо прибыл со свитой на переговоры.
Гостомысл приподнялся на подушке, уселся поудобнее, сказал:
- Зови.
К возку подъехал кениг, соскочил с коня, остановился перед князем, кивнул головой в знак приветствия. Это был 30-летний мужчина, бородатый, длинноволосый, как все саксы. Одет он был в длинную до колена рубашку, поверх которой красовался блестящий металлический панцирь, на плечах висел короткий плащ синего цвета, отороченный золотой каймой; ноги обуты в жёлтые ботинки, чулки обмотаны ремнями; на голове лихо сдвинута вязаная шапочка, по-видимому, служившая подшлемником.
- Я бы хотел видеть и короля Готфрида, - сказал ему Гостомысл по-германски, который он знал с ранних лет. - Нельзя переговоры вести за его спиной.
- Король данов Готфрид сбежал, пользуясь общей сумятицей, - ответил Ходо басовитым голосом. - Его войска находятся в моём подчинении.
Гостомысл кивнул. Помолчал. Потом стал говорить, неторопливо, степенно:
- Долго ли нам воевать, Ходо? Сколько я живу, столько мы сражаемся друг с другом - славяне и германцы.
Кениг переступил с ноги на ногу, его брови от удивления полезли вверх. Как видно, он ожидал услышать условия сдачи немецкого войска, а старец вдруг заговорил совсем о другом.
- Может, стоит нам с тобой сделать попытку установить между нашими народами вечный мир, чтобы люди не боялась друг друга и жили в тишине и спокойствии?
- Каким образом? - сглотнув слюну, спросил Ходо.
- Дать клятву своим богам, что будем свято соблюдать заключённый договор, и разойтись без битвы и кровопролития.
Ходо во все глаза смотрел на новгородского князя, боясь поверить его словам. Разве он, Ходо, упустил бы такой момент, когда враг у тебя между пальцев и стоит только сжать кулак, как он будет уничтожен? А может, старый хитрец готовит какую-нибудь ловушку? Да нет, куда ещё больше, и так он, Ходо, со своим войском в ловушке. Выходит, стоит поверить князю, тем более что у него нет иного выхода.
- Я готов поклясться на мече перед главным богом нашим Тором, что не нарушу слова своего и буду вечно хранить мир между саксами и бодричами, - твёрдо проговорил он.
- Вот и замечательно. Я тоже поклянусь нашим главным богом Перуном. Тогда наши народы будут спокойны за своё будущее, им не придётся рисковать жизнью в непрерывных кровопролитных войнах. Скажи кениг, а есть у тебя сыновья?
- Да, трое. Двое малолетних сейчас дома, с матерью, а третий со мной.
- Много ли ему лет?
- Десять недавно исполнилось.
- Вот и моему старшему внуку тоже десять лет стукнуло, а он уже потерял отца.
Гостомысл надолго задумался, закрыв глаза. Ходо уже подумал, что он уснул, что нередко бывает со старыми людьми, но вдруг князь открыл глаза и светлыми глазами посмотрел ему в лицо.
- А скажи-ка, кениг, - проговорил он помолодевшим голосом, - не договориться ли нам с тобой насчёт того, чтобы твой сын и мой внук в знак нашей дружбы и примирения жили вместе? Да, по очереди, то в твоей столице Падеборне, то в центре бодричей Рерике. Выросли бы друзьями и против друг друга никогда бы не начали войны. Это было бы покрепче всякой торжественной клятвы.
Ходо некоторое время подумав, ответил:
- Я согласен, князь. Хоть и немного живу на белом свете, но так же, как и ты, ненавижу войну и ради мира готов пойти на любые условия.
- Вот и хорошо, вот и сладились, - удовлетворённо проговорил Гостомысл. - Будем готовиться к торжественному обряду.
III
Гудело и волновалось народное вече столицы бодричей города Рерика. Присутствовали одни мужчины, при оружии. Большинство пришло прямо с крепостных стен, их лица ещё дышали недавними сражениями.
На помост вышел посадник Мечислав, поднял руку, успокаивая присутствующих. Его не слушались, волновались, выкрикивали:
- Почему с германцем замирились?
- Зачем ворогов выпустили?
- Кто запретил расправиться с неприятелем?
Наконец посаднику удалось установить тишину.
- Братья! - сказал он. - Вы знаете, какие беды мы испытали за последние дни. Погиб наш князь Годлав. Представляю вам его старшего сына Рерика, наследника отцовского престола. - Он положил руку на плечо рядом стоявшего Рерика. - Но ему пока десять лет, рано ещё ему княжить. Поэтому прошу народное вече утвердить при нём советника и опекуна всем известного старшину рода Дражко!
- А сколько он будет опекать Рерика? - выкрикнул кто-то.
- Согласно славянским обычаям до восемнадцати лет. В этом возрасте юноша идёт на службу и на войну, вступает во владение имением родителей. Стало быть, и Рерик станет считаться нашим князем с восемнадцати лет. А до этого по всем важным вопросам вам следует обращаться к Дражко. Дражко, поклонись обществу. Теперь ты ему будешь служить верой и правдой. Поклянись в этом.
Дражко выступил вперёд, приложил руку к сердцу, произнёс серьёзно и внушительно:
- Клянусь служить народу бодричскому верой и правдой, судить по законам и обычаям нашим русинским.
Толпа одобрительно зашумела:
- Знаем, знаем старейшину… Умный и дельный человек… Из торговых людей, такого не обведёшь, не проведёшь… Надёжный человек…
- А теперь перейдём ко второму вопросу - заключению мира с саксами и данами.
Толпа взорвалась. Люди кричали, орали, потрясая оружием и щитами:
- Не жела-а-а-ем!
- Не хотим мира-а-а-а!
- Добивать надо ворого-о-о-ов!
И тогда на край помоста вышел Гостомысл. При виде седовласого старца, худого и стройного, со строгим лицом, обрамленным длинными волосами и бородой, суровым взглядом из-под нависших бровей, толпа быстро поутихла.
- Братья мои, - негромко произнёс Гостомысл, но его услышали во всех концах площади. - Братья мои, - повторил он, оглядывая всех выпуклыми синими глазами, - не один раз мы сражаемся вместе, не один раз с войском новгородским приходил я на помощь вам, братьям нашим, бодричам. Потому что мы братья с вами по крови, потому что мы когда-то составляли с вами одну страну - Русинию. Наши предки, словене новгородские, вышли из ваших земель и, пройдя большое расстояние по берегу Балтийского моря, поселились возле озера … Ильмень. У нас с вами и язык один, и нравы, и обычаи схожие. И ваши беды и несчастья - это и наши беды и несчастья.
Гостомысл остановился, чтобы передохнуть. На площади - тишина, слышно было даже, как возились голуби на крыше храма бога Перуна.
- Братья мои, - продолжал Гостомысл, - я прожил долгую жизнь и пришёл к одной непреложной истине: мир приносят не громкие победы, а милость и доброта, проявленные в подходящий, соответствующий момент. Такое положение создалось и сейчас. Если мы уничтожим врага, он через несколько лет снова придёт под стены Рерика, чтобы отомстить нам. Но мы решили с герцогом саксов Ходо дать клятву дружбы между нашими народами и свято соблюдать её. Согласны ли вы с нашим решением?
Может, в другое время и побуянила бы толпа жителей столицы, но в присутствии глубокого старца даже самые бойкие люди потупили глаза и склонили головы в знак согласия, а некоторые стали выкрикивать негромко:
- Пусть будет так!
- Согласны мы!
- Мир - это самое хорошее дело.
- Да мы всегда были не против…
Пригласили на помост герцога Ходо. Тот вышел, сдержанный, собранный, всем существом своим чувствуя враждебность и ненависть многотысячной толпы. Жрецы вынесли и поставили на вид изображение Перуна, вырезанное из дерева: глаза у него из драгоценных камней, усы - из золотых волос, в руке держит изогнутую серебряную молнию.
К Перуну подошёл Гостомысл. Став перед главным славянским богом на одно колено, он произнёс громко и отчётливо:
- Клянусь перед тобой, богом грозового неба, насылающего на нас громы и молнии, мчащегося по клубящимся тёмно-лиловым грозовым тучам на огненной колеснице, что никогда не нарушу дружбу с герцогом Ходо и его народом саксов!
Вслед за ним на колени встал Дражко и повторил ту же клятву.
Тогда на край помоста шагнул Ходо, воткнул перед собой прямой и длинный германский меч и произнёс над ним слова клятвы:
- Клянусь богом нашим Тором хранить вечный мир и дружбу с народом бодричей. Да поразит меня своей страшной карой великий Тор, коли нарушу я свою клятву!
Князья и герцог ушли, а народ ещё долго не расходился с площади, обсуждая необычное событие…
С площади Гостомысл прошёл в горницу Умилы. Увидев его, она с тихим стоном бросилась ему на шею и замерла, не в силах сдержать слёз: столько лет не видела родного отца!..
- Ну ладно, ладно, - ласково отстранил он её и сел в кресло. - Показывай своих архаровцев, какие они у тебя выросли?
- Ну Рерика ты уже видел, - подталкивая перед собой старшого, растроганно говорила дочь. - Вырос, и не заметила…
- Соколом растёт, настоящим соколом, оправдывает своё имя. Хорошим князем будет, достойным преемником Годлаву.
Крякнул, спохватившись, что некстати разбередил сердечную рану Умилы, украдкой глянул на неё, увидел, как лихорадочно заблестели у неё глаза, заторопился перевести её внимание на сыновей.
Подозвал Рерика.
- Вот держи меч особой формы, называется саблей. Она длиннее и тоньше меча, легче для руки. Появилась недавно в восточных странах, у кочевников. Очень удобна и действенна в руках конника. Я привёз с собой мастера сабельного боя, останется здесь, пока не научит тебя всем премудростям.
- Спасибо, дед! - Рерик вытащил из ножен стальное полотно сабли, оно ярко сверкнуло в лучах солнца, бившего в окна терема. - Ух, какая красивая! Как ловко легла в руку! Я с ней никогда не расстанусь!
- А что средний, тоже такой же воинственный растёт? - глядя на худенького пятилетнего внука, спросил Гостомысл.
- Годлав назвал его в честь своего отца, воинственного и неукротимого Синеуса, - ответила Умила. - Не знаю, каким вырастет, а пока такой умненький и спокойный мальчик, что не нарадуюсь, никаких забот и хлопот с ним.
- Подойди ко мне, Синеус. Я тебе тоже подарок привёз, лук со стрелами, как раз для твоего возраста. Глаз надо упражнять с детства, только тогда из тебя выйдет меткий стрелок!
Гибкая дуга лука была сделана из разных сортов дерева, выкрашена в яркие цвета, а тетива была крепкой и в то же время мягкой, чтобы не поранить пальцы мальчика. Но Синеус как-то вяло подошёл и взял оружие из рук деда неохотно и даже равнодушно.
- Не любит он военных забав, - пыталась оправдаться мать. - Ему бы играть в тихие игры где-нибудь в углу. Задумчивый он какой-то.
- Ничего, - успокоил её Гостомысл. - Пройдут года, станет настоящим мужчиной. Жизнь заставит. Ну а меньшой-то каким богатырём растёт! Сколько ему - года три, я думаю? Ишь какой бутуз, как налитой сидит и губы надул. Ну-ка иди к деду, прими медовый пряник! Как тебя зовут?
- Трубор, - буркнул карапуз и тотчас вгрызся зубами в протянутое Гостомыслом лакомство.
- Как появился на свет, сразу так громко заорал, будто труба боевая! - растроганно говорила мать. - Ну мы его сразу таким именем и назвали.
- Полководцем ему быть, звучным голосом будет звать за собой воинов в бой! - тотчас определил Гостомысл. - Или посадником выберут, могучим басом всех на площади перекроет!
- Кто его знает, что из него получится, - вздохнула Умила. - Главное, растёт здоровенький, это самое важное. А уж там как боги распорядятся…
- Да, в наше время не знаешь, как сложится судьба у наших сыновей. Думал ли я, что при четырёх сыновьях останусь без наследника…
- Кому же передашь престол, отец?
- Вот думаю. Может, одному из твоих сыновей. Новгородцы признают… должны признать!.. Всё-таки в них течёт моя кровь! Но Рерик провозглашён князем бодричей, а кого-то из этих брать с собой нельзя, слишком малы. Пройдёт годков пяток, соберусь к вам в гости, тогда и решим, кто пойдёт княжить в Новгород - Синеус или Трубор.
- Горько мне будет расставаться, но, видно, ничего не поделаешь! - вздохнула Умила. - Видно, судьба матери такая: всю жизнь встречать и провожать своих детей…
Помолчали. Неожиданно Гостомысл вздрогнул, будто пробудился ото сна, проговорил каким-то странным голосом:
- Сон мне приснился не так давно. Утром привиделся, когда сны запоминаются так, словно всё наяву произошло. Явилось мне, будто из чрева твоего, Умила, выросло чудесное дерево, от плода которого насыщаются люди всей земли. Обратился я к мудрым волхвам разъяснить мне суть этого загадочного сна. И волхвы истолковали его таким образом: кто-то из сыновей твоих придёт в Новгород и станет наследником моего престола и всей земле Новгородской будет угодно его княжение.
- Всё в руках богов, - покорно произнесла Умила. - Если захотят они, то так всё и произойдёт.
Вошёл Дражко, покосился на Рерика. Крякнув, сказал осторожно:
- Герцог саксонский Ходо привёл своего сына знакомить с нашим княжичем, как о том договаривались…
- Что ж, пусть княжич идёт. Ты, Умила, не возражаешь?
- Куда это его зовут? - встрепенулась мать.
- Договорились мы с Ходо, что будут вместе расти Рерик и его сын. Как его уж зовут?
- Уто, - подсказал Дражко.
- Вот-вот, Уто. Сначала с месяц-другой у нас этот Уто поживёт, потом к саксам Рерик поедет. Так они подружатся и станут неразлучными. А известно, что между друзьями не могут быть войны. Не так ли, Умила?
- Да-да, конечно, - поспешно согласилась она и тотчас спросила: - А сначала этот саксонец у нас будет жить? Рерику не надо пока никуда ехать?
- Никуда-никуда, - успокоил её Гостомысл.
- Тогда ладно, - смирилась Умила. - Иди, сынок, познакомься с саксонцем. Может, и вправду таким образом войны прекратятся.
Рерик вошёл в соседнюю горницу и увидел стоявшего у окна мальчика своих лет. Тот был широкоплечий, плотного сложения и с крупной головой, посаженной на короткую толстую шею. На круглом лице его покоился маленький курносый носик, синие глаза смотрели умно и внимательно.
Они долго молча рассматривали друг друга.
Наконец Уто спросил ломающимся баском:
- Ты и есть княжич?
Говорил он на сакском наречии, но Рерик, выросший на границе, хорошо знал язык соседей, поэтому тут же ответил:
- Княжич. А ты кто такой? Не сын ли герцога?
- Угадал. Наверно, моя одежда выдала?
На нём была белая рубашка, отороченная золотистой каймой, коричневая жилетка из дорогого материала, штанишки, заправленные в белого цвета чулки, и красные башмаки из тонкой кожи.
- Ага. Одет ты красиво.
- Ты тоже неплохо выглядишь, - примирительно проговорил Уто.
На Рерике была светло-жёлтая шёлковая рубашка, подпоясанная золотистым ремешком, штаны из домотканой материи, покрытой различными цветными рисунками, на ногах жёлтые кожаные башмаки.
Помолчали, не зная, о чём говорить. Наконец Рерик проговорил хвастливо:
- А мне дед саблю подарил.
- У меня тоже меч есть.
- Меч - это меч. А у меня сабля. Такой ни у кого нет.
- А вот и неправда.
- Мне дед говорил. Ему откуда-то с востока привезли. Одну-единственную.
- Мне тоже привезут.
- Это когда! А у меня уже сейчас есть. Видишь, какая красивая!
И Рерик вынул из ножен саблю и взмахнул ею пару раз перед собой. У Уто загорелись глаза, но он сделал над собой усилие и принял безразличный вид.
- Подумаешь - сабля… А невеста у тебя есть?
- Какая невеста?
- Обыкновенная. Невест, что ли, не видел?
- Они только у взрослых бывают.
- А вот и нет!
- А! Это когда девчонка какая-нибудь нравится. Мне тоже одна приглянулась.
- Таких сотни бывают! А нас родители наши невестой и женихом нарекли.
- И к чему это?
- Как к чему? Чтобы мы взрослыми поженились.
- Можно и без этого пожениться. Все так делают.
- Все - это все! А мы уже клятвой друг с другом связаны.
- И кто она такая?
- Дочь герцога из города Альдинбург.
- Альдинбург - это бывшая столица варангов Старгород?
- Да. Был когда-то. А теперь мы его захватили, теперь это наша крепость.