- Одиссей же придумал выход. Поскольку поэмы Гомера знают повсюду, где живут эллины, не думаешь ли ты, что еще какой-нибудь храбрый парень мог бы заткнуть воском уши своих матросов, чтобы самому услышать пение сирен?
- Может быть. - Менедем кисло посмотрел на Соклея. - Иногда, когда ты разбираешь какую-нибудь вещь по кусочкам, ты лишаешь ее интереса.
- Ничего подобного. - Соклей покачал головой. - Разбирать вещи по кусочкам как раз очень интересно и полезно. А если ты оставишь все в первозданном виде, то чему ты тогда научишься? Ничему.
- Да зачем все время надо чему-то учиться? - спросил Менедем. - Почему что-то не может быть интересным само по себе?
- Если бы все так думали, мы бы до сих пор плавали на пентеконторах и размахивали бронзовыми мечами, как персонажи "Илиады" и "Одиссеи", - парировал Соклей.
- Откуда тебе знать, на чем они плавали и чем размахивали? - ядовито поинтересовался Менедем. - Интересно получается! Когда тебе нужно, ты презрительно называешь "Одиссею" чепухой, так почему ты решил поверить написанному в ней сейчас?
Соклей открыл было рот, но потом снова его закрыл. Когда он наконец подал голос, его тон был задумчивым:
- Честно говоря, мне такое в голову никогда не приходило. Мне кажется, трудно поверить Гомеру, когда он описывает всякие чудеса. А обыденные детали мира его героев - совсем другое дело. Нам прекрасно известно, что такое пентеконторы и бронза, но мы ничего не знаем о сиренах и Сцилле.
- Ну, тогда пусть каждый из нас верит в то, во что ему хочется верить, и мы оба будем довольны.
Соклею, похоже, не очень понравилось такое предложение, но Менедему было плевать. Он сумел смутить двоюродного брата, что было почти так же трудно, как и убедить его в чем-то. Посчитав последнее замечание завершением дискуссии, Менедем заявил:
- Наверняка мы уже совсем недалеко от Помпей, так что мне нужно следить за берегом.
Ему пришлось следить тщательнее, чем он ожидал, потому что Помпеи лежали не на берегу Тирренского моря, как вообразил капитан, исходя из слов Лептиния, а в нескольких стадиях выше, на северном берегу реки Сарно. Пока гребцы вели "Афродиту" к одному из речных пирсов, воины - предположительно самниты - пристально глядели на них вниз со стены.
Когда двое местных пришвартовали акатос к причалу, Соклей указал на север.
- Смотри. Вон та гора за городом очень похожа на Этну, тебе не кажется? Она не такая высокая, конечно, но той же конической формы.
- Ну и что? - Менедема в данный момент это абсолютно не интересовало.
- Я просто гадаю - может, это тоже вулкан? - предположил Соклей. - Лептиний не говорил, как называется эта гора?
- Не думаю, чтобы он об этом упоминал. - Менедем возвысил голос, окликая одного из местных зевак: - Эй! Ты говоришь по-эллински?
- Я? - Парень указал на себя. - Да, говорю немного. Чего тебе?
- Как называется гора к северу от города?
- Ты, должно быть, издалека, - сказал зевака, - раз не знаешь, что это Везувий.
- Везувий? - с трудом выговорил Менедем. - Какое мерзкое название, - потихоньку шепнул он Соклею, который кивнул в знак согласия.
Менедем снова переключил внимание на помпейца:
- Мы и вправду издалека - мы приплыли с Родоса.
- Родос? - Зеваке так же трудно далось это слово, как Менедему слово "Везувий". - Где это? Рядом с Тарентом, где живет столько эллинов?
- Родос куда дальше Тарента, - пояснил Менедем. - Сперва нужно пересечь Ионическое море, чтобы попасть из Тарента к материку Эллада, а потом пересечь Эгейское море, чтобы из Эллады приплыть на Родос.
- Да ты что! - изумился помпеец. - Я однажды побывал в Неаполе, честное слово, не вру. Мне пришлось идти целых два дня, чтобы туда добраться, и еще два дня, чтобы попасть обратно.
Менедем изо всех сил постарался сохранить серьезное выражение лица. "Небось местные жители никогда не совершали даже двухдневного путешествия за пределы своего маленького городка, если этот парень считает подобное деяние чуть ли не подвигом", - подумал он.
- Ну ладно, а что вы привезли с вашего Родоса, где бы он ни был? - продолжал зевака.
Теперь Менедем и впрямь улыбнулся и пустился расхваливать свой товар:
- Мы привезли ткань, более гладкую и мягкую, чем любая из льняных тканей, а еще у нас имеются благовония из родосских роз, есть также папирус и чернила…
"Хотя вряд ли нам посчастливится продать все это здесь", - мысленно добавил он и закончил:
- И… павлины.
- А что значит "павлин"? - заинтересовался помпеец. - Я не знаю такого слова.
- Соклей! - окликнул брата Менедем, и тот моментально продемонстрировал одного из птенцов.
Менедем дал слегка приукрашенное описание того, как выглядит взрослый павлин, добавив напоследок:
- Полагаю, не будет преувеличением назвать его самой великолепной птицей в мире.
К его удивлению, зевака разразился грубым хохотом.
- Рассказывай, как же! - сказал он. - Ты собираешься всучить нам каких-то уродливых птенцов, требуя за них половину всех сокровищ мира, а потом выяснится, что они так и останутся уродливыми, когда вырастут, но тебя тогда уже здесь не будет. Небось принимаешь нас за круглых дураков?
"Чума и мор, - подумал Менедем. - Мы заплыли так далеко - и ради чего? Чтобы очутиться в месте, где люди понятия не имеют о том, какие из себя павлины. Как же нам продать птенцов, если никто не поверит, что они вырастут красивыми?"
Он не подумал об этом раньше, когда решил сделать остановку в Помпеях.
Поместив птенца обратно в клетку, Соклей сказал:
- Полагаю, здешние богачи должны представлять, на что похожи павлины. Но даже если они этого не знают, то эллины в Неаполе наверняка знают.
- Надеюсь, что так, - ответил Менедем. - Думаю, мы выясним это, когда придем на рыночную площадь.
- Шелк и вино мы продадим, - утешил брата Соклей. - Шелк и вино продаются везде.
- Твоя правда.
Вспомнив об этом, Менедем почувствовал себя немного лучше.
- В крайнем случае мы сможем продать оставшихся птенцов на Родосе, - с легким вздохом сказал он, - но здесь, на западе, мы получили бы за них больше… То есть если вообще смогли бы их продать.
- Давай выясним это? - предложил его двоюродный брат.
Прежде чем ответить, Менедем оценивающе посмотрел на солнце. Оно уже скользило вниз, к западному горизонту, но пока еще не собиралось заходить.
- Почему бы и нет? - сказал Менедем. - Надеюсь, мы все же сумеем провернуть сегодня кое-какие дела и позаботимся о том, чтобы о нас тут заговорили.
* * *
В Помпеи братья вошли не одни, а во главе целой процессии. Менедем налегке шел впереди и выкликал по-эллински:
- Птенцы павлина! Редкие вина с Хиоса! Прекрасный шелк с Коса!
Далее следовал Соклей, который нес клетку с несколькими птенцами, а за ним шествовали моряки со свертками шелка в руках и амфорами ариосского, надетыми на шесты.
Процессия выглядела бы более впечатляюще, если бы Менедему не пришлось пару раз останавливаться, чтобы спросить у прохожих дорогу на агору. Однако не все здесь говорили по-эллински, что еще более усложняло ситуацию.
Несмотря на побеленные фасады домов, создавалось впечатление, что в этом городе никогда не слышали о Гипподамии и его планах городских застроек. Когда Менедем шагал по узким, продуваемым ветрами вонючим улицам, ему казалось, что он очутился где-то в другой части мира.
Соклей заметил то, чего не заметил его двоюродный брат:
- Посмотри! Некоторые вывески над лавочками написаны, должно быть, на осканском и уж наверняка не на эллинском.
- Ты прав, - спустя мгновение ответил Менедем. - А я и не обращал на них внимания.
- Я тоже сперва не обращал, - сказал Соклей. - Многие полисы тут, в Великой Элладе, все еще пользуются старомодным алфавитом с буквами, которые не увидишь в Афинах, но, хотя я и могу догадаться, как эти буквы должны звучать, слова не имеют для меня никакого смысла.
- Думаю, они имели бы смысл, будь ты помпейцем, - заявил Менедем. - Я даже не знаю, умеют ли самниты писать на осканском. Но, похоже, умеют.
- Так оно и есть, - согласился Соклей. - Хотел бы я знать - а у римлян, живущих дальше к северу, имеется свой алфавит?
Менедем оглянулся через плечо на двоюродного брата.
- Иногда, о несравненнейший, ты выискиваешь какие-то ерундовые проблемы и заботишься о самых незначительных вещах в мире.
Соклей засмеялся.
- Несравненнейший, вот так? Так говорил Сократ, саркастически вежливо беседуя с каким-нибудь дураком. Но ты не прав. Я просто…
- Тобой просто движет любопытство, - закончил за него Менедем. - Которое рано или поздно тебя погубит. Но прежде чем ты начнешь брать уроки осканского, чтобы написать на нем свою историю, вспомни - мы здесь затем, чтобы сперва что-нибудь продать.
- Я знаю, - сердито ответил Соклей. - Разве мой интерес к истории когда-нибудь был в ущерб нашей торговле?
- Чего не было, того не было, - признался Менедем.
- Тогда сделай одолжение, оставь мое увлечение историей в покое. - Соклей все еще так кипел, что на нем вполне можно было бы вскипятить горшок с водой.
Менедем собирался ответить брату так же запальчиво, но тут они наконец-то вышли на местный рынок, и он начал расхваливать свои товары.
Недалеко от агоры стоял храм, о котором упоминал Лептиний: колонны и стены этого храма были из темного местного камня, а украшения ярко расписаны, точно так же, как это делалось в эллинских городах.
- Не похоже на работу варваров, - заметил один из моряков.
- Согласен, - ответил Менедем. - Архитектор, вероятно, был эллином.
Потом он снова возвысил голос:
- Благовония с Родоса! Шелк с Коса! Прекрасное ариосское, лучшее в мире вино, с Хиоса! Птенцы павлина! - Он по-вернулся к Соклею. - Хотел бы я, чтобы ты хоть немного говорил на осканском. Тогда нас поняло бы больше местного люда.
- Думаю, мы и так неплохо управимся, - отозвался его двоюродный брат.
И впрямь, помпейцы сходились к людям с "Афродиты". Один из местных - пухлый, зажиточный с виду субъект в тоге (одежде, которая казалась Менедему очень странной и не особенно привлекательной) - удивил его, подойдя к клетке с птенцами павлина и обратившись к Соклею на хорошем эллинском:
- Это птенцы больших птиц с блестящими перьями, хохолком и неописуемой красоты хвостом?
- Да, о почтеннейший, - ответил Соклей. - Откуда тебе известны павлины? Я не ожидал, что кто-то в Помпеях о них слышал.
- Так уж вышло, что некто Геренний Эгнатий вчера провез через наш город павлина, возвращаясь к себе домой, в Кавдий, - ответил богатей. - Все, кто видели самца, были поражены. Геренний Эгнатий сказал, что купил его в Таренте у двух эллинов. Поэтому, когда я увидел вас…
- Мы к вашим услугам, - заверил покупателя Соклей. - Однако я бы солгал, если бы сказал, что знаю, который птенец впоследствии станет павлином, а который - павой.
Менедем считал, что здесь, в Помпеях, вполне можно бы и солгать. Он не собирался в скором времени сюда вернуться, так что риск быть уличенным во лжи его не смущал. Но Соклей его опередил, и теперь оставалось только выжать из ситуации все возможное.
Однако помпеец, похоже, ничуть не огорчился.
- Жизнь полна риска, верно? - сказал он. - Если я куплю двух птенцов, то вполне может статься, что по крайней мере один из них окажется самцом, верно? Сколько вы за них хотите?
На этот раз Менедем заговорил раньше Соклея:
- Две тарентские мины серебра за каждого.
Кашлянув, человек в тоге заметил:
- Но это же куча серебра.
- Однако куда меньше, чем заплатил за своих птиц Геренний Эгнатий, - вставил Соклей.
- Тем не менее мои слова остаются справедливыми, - отозвался помпеец. - Половина названной вами цены представляется мне более разумной.
- Но половина этой цены представляется нам невыгодной, - сказал Менедем.
Помпеец улыбнулся. Он, может, и был варваром в странной одежде, но сразу распознал начало торга.
И это начало перешло в бодрую торговлю, потому что помпеец хотел купить птиц почти так же сильно, как Менедем хотел их продать. В скором времени они сговорились на одной мине и шести драхмах за птенца. Местный выдал пару трескучих фраз на осканском своим слугам, которые стояли рядом, потом снова перешел на эллинский:
- Я сейчас отправлюсь домой за деньгами. А когда вернусь, может быть, потолкуем также насчет вашего вина.
Менедем поклонился:
- Как тебе угодно, о почтеннейший. Но не желаешь ли обговорить цену прямо теперь, чтобы ты знал, сколько серебра принести на рыночную площадь?
Помпеец пощипал седеющую бороду.
- А вы, эллины, умеете ловко вести дела. И на какую сумму ты собираешься ограбить меня на этот раз?
- Шестьдесят драхм за амфору, - спокойно ответил Менедем.
- Что?
Теперь местный поковырял пальцем в ухе, как будто сомневался, что правильно расслышал. Он заговорил на осканском, вероятно, переводя слугам цену. Те разразились аханьем и возгласами.
"Неплохая уловка", - подумал Менедем.
Помпеец снова перешел на эллинский:
- Утверждают, что ваши боги пьют некий напиток под названием нектар, верно? В твоих амфорах что, этот самый нектар?
Менедем с улыбкой ответил:
- Твоя догадка ближе к истине, чем ты думаешь. Все хиосские вина относятся к самым лучшим винам, которые вывозятся из Эллады, а ариосское так же отличается от обычного хиосского, как то отличается от обычного вина из других мест. Оно такое сладкое, густое и золотистое, что тебе придется заставлять себя смешивать его с водой.
- Если хочешь знать мое мнение - вы, эллины, вообще слабоумные, раз смешиваете вино с водой. - Помпеец сложил руки на груди. - Я не заплачу ни халка, пока не попробую вино сам. Павлинов здесь трудно раздобыть, но вино - совсем другое дело!
Менедем кивнул, и один из матросов распечатал амфору. Тем временем один из слуг помпейца одолжил небольшую чашу у местного торговца винами.
Менедем налил немного драгоценного ариосского в эту чашу и протянул ее покупателю:
- Вот, попробуй - и убедись сам.
Помпеец окунул палец в чашу и уронил каплю-другую в пыль торговой площади, совершая надлежащее возлияние богам. Он пробормотал что-то на осканском, видимо молясь богу, которому самниты поклонялись вместо Диониса.
Потом понюхал вино и наконец медленно и со вкусом выпил.
Он всеми силами постарался не показать, насколько его впечатлило вино, но все же невольно приподнял брови. Облизнув губы, помпеец сказал:
- Шестьдесят драхм - это слишком много, но я понимаю, почему ты осмеливаешься их просить. Я могу дать тебе сорок четыре за амфору.
Теперь Менедем покачал головой.
- Повторю еще раз: продав вино по такой цене, я не получу прибыли, перевозка с Хиоса в Помпеи обошлась нам недешево.
Он был сама искренность и говорил голосом сладким, как ариосское вино. Он даже не лгал. Возможно, местный богач тоже это почувствовал. Или же у него просто имелось больше серебра, чем можно потратить тут, в Помпеях, потому и за птенцов павлина он торговался не слишком ожесточенно. После недолгой паузы покупатель предложил:
- Хорошо, тогда я дам тебе мину за две амфоры.
- Пятьдесят драхм за амфору? - уточнил Менедем, и помпеец подтвердил.
Менедем кивнул.
- Договорились.
Они обменялись рукопожатиями, закрепляя сделку.
- Итого сколько должен нам наш друг? - спросил Менедем Соклея.
- Четыре мины двадцать драхм, - мгновенно ответил тот, как будто у него была с собой счетная доска.
Менедем тоже мог бы все это подсчитать, но не так быстро.
- Четыре мины двадцать драхм, - повторил помпеец. - Я принесу деньги. Вы подождите здесь.
И богач умчался прочь; слуги следовали за ним по пятам.
Вернулся он с серебряными монетами, отчеканенными во многих полисах Великой Эллады, среди которых попадались также и монеты из италийских городов.
Менедему и Соклею пришлось заплатить три обола ювелиру, чтобы воспользоваться его весами. Как обычно, взвешивал и подсчитывал Соклей, и в ответ на его кивок Менедем отдал помпейцу птиц и вино.
Местный богач ушел, похоже, очень довольный собой.
Менедем негромко спросил:
- Сколько мы на этом заработали?
- Если считать по весу, ты имеешь в виду? - переспросил его двоюродный брат. - Несколько драхм.
- Кругленькая сумма, - счастливо проговорил Менедем, и Соклей снова кивнул.