Окружающая картина хотя и не изменилась, но сделалась как бы еще торжественней; появилась новая фигура, роль которой могла быть столь же краткой, как и ужасной. То был всадник, которого охотник по одежде тотчас признал за белого.
Индейцы на одном из поворотов заметили этого несчастного и тотчас пустились за ним скопом. Дикие лошади, волки и олень, все исчезло в пыли и в тумане. Видны были только головы рассыпавшихся по саваннам двадцати индейцев, которые составляли между собой как бы полукружие, в середине которого оказался бедный всадник. Одну минуту можно было различить, как он, увидя себя одиноким посреди такого множества врагов, бросал во все стороны взоры отчаяния; но его со всех боков окружали враги; оставалась свободной только одна сторона, обращенная к реке. Ему оставался только один путь - отступать к реке. Туда он и поворотил свою лошадь, направляясь к деревьям, возвышавшимся против островка.
И пока он замешкался на берегу в раздумье, куда ему плыть, индейцы успели окружить его со всех сторон.
- Несчастный пропал, что бы он ни предпринял, - воскликнул Розбуа, - теперь уже поздно: он не успеет переплыть через реку.
- Товарищи - воскликнул Фабиан. - Неужели мы позволим умертвить на наших глазах христианина, когда имеем шанс спасти его?
Хозе вопросительно посмотрел на Розбуа.
- Я отвечаю за твою жизнь, и в этом я готов поклясться, - возразил старик дрожащим голосом. - Безопасность гарантирована нам лишь в том случае, если мы не будем показываться из нашей засады, иначе нас окажется трое против двадцати. Жизнь троих людей, в том числе и твоя собственная, в моих глазах дороже жизни этого незнакомого человека; поэтому нам ничего не остается, как предоставить этого беднягу его судьбе.
- Но ведь нам нечего опасаться в нашей засаде, - продолжал настаивать Фабиан.
- Нечего опасаться в этой засаде? Неужели ты считаешь эту слабую ограду из ив, тростника и сухой травы, действительно безопасной? Неужели ты воображаешь, что эти листья непроницаемы для пуль? Теперь на поляне гарцуют только двадцать индейцев, но стоит нам уложить на месте хоть одного из них, как их соберется целая сотня. Да простит мне Бог такую жестокость с моей стороны, но она вынуждена.
Последний довод, приведенный старым охотником, достаточно убедил Фабиана, и он перестал настаивать на своем требовании. Ситуация представилась слишком очевидной, хотя Фабиан не мог знать, что главные силы апахов в это время были отвлечены сражением в лагере дона Эстевана.
Одинокий белый всадник, которому уже ничего более не оставалось, как только искать спасения в беге своей лошади, приближался к реке. Уже можно было различить черты его лица, на котором был запечатлен страх. Не успел он доскакать до реки каких-нибудь двадцать шагов, как лассо одного индейца обвилось вокруг его тела. Несчастного сдернули сильным толчком с седла, он потерял равновесие и покатился по песку.
Глава XII
С воплями радости и торжества, вызванного падением белого всадника, индейцы кинулись вязать свою жертву. Розбуа и его спутники, хорошо видевшие эту сцену с острова, обменялись взглядами, выражающими смущение и скорбь.
- Благодарение Богу, - произнес Фабиан, - что они еще не убили его.
Действительно, несмотря на значительные ушибы, полученные при падении с лошади, пленник поднялся на ноги, и один из апахов принялся снимать с него лассо.
Розбуа и Хозе покачали головами.
- Тем хуже для него, потому что теперь ему придется много вытерпеть, - заметил испанец. - Молчание индейцев показывает, что каждый из них теперь обдумывает род смерти, которой они хотят его подвергнуть. Поимка одного белого в их глазах имеет больше значения, нежели захват целого табуна лошадей, за которыми они гнались.
Не слезая с лошадей, индейские всадники окружили пленника, который в смущении озирался кругом, встречая со всех сторон только непроницаемые бронзовые лица. Индейцы тихо стали совещаться между собой.
Между тем один из апахов, по-видимому, старший, отличавшийся от прочих воинов более темным цветом лица и особенно пестрым головным украшением, состоявшим из черных и белых перьев орла, быстро соскочил с лошади и бросил поводья одному из апахов, который принял их от него с некоторым почтением. Индеец, как бы пренебрегая мнением своих товарищей, направился к острову с непонятными намерениями. Приблизившись к берегу, он, казалось, принялся искать на песке чьи-то следы.
При виде этого у Розбуа сильно забилось сердце в груди; действия индейца доказывали, что ему что-то представляется подозрительным.
- Неужели эта собака умеет чуять свежую кровь? - заметил Розбуа шепотом, обращаясь к Хозе.
- Как знать то, что знает один Бог, - возразил испанец, употребляя фразу, которой его соотечественники отвечают на всевозможные вопросы.
Песок, утоптанный копытами тысяч лошадей, приходивших к реке пить воду, скрыл от глаз индейца человеческие следы, и посему он вскоре направился вверх по реке, продолжая свои изыскания.
- А ведь разбойник что-то подозревает, - продолжал Розбуа, - в таком случае он непременно найдет следы, оставленные нами в том месте, где мы спустились в русло реки, чтобы пробраться на этот островок. Я тебе говорил, Хозе, - прибавил старик с некоторой горечью, - что нам следовало свернуть в реку мили на две выше, но вы с Фабианом настаивали на своем, и я, как какой-нибудь дурак, уступил вам!
Произнося эти слова, канадец несколько раз ударил себя в грудь с такой силой, что всякая другая грудь проломилась бы от этих ударов.
Между тем совещание индейцев по поводу судьбы их пленника кончилось, и в знак одобрения кары они издали радостные крики. Однако следовало обождать согласия предводителя, который был некто иной, как уже знакомый нам Черная Птица.
Он продолжал свои изыскания на берегу реки: дошел вверх по реке Гила до того места, где охотники свернули с берега в реку, чтобы пробраться на островок, служивший им засадой. Следы подтвердили полученные им сведения от индейских разъездов, и он решился проверить их досконально.
Убедившись в присутствии трех белых воинов, Черная Птица направился мерными шагами к своим воинам. Выслушав их и ответив несколькими отрывистыми словами, индеец подал характерный знак, чтобы они повременили, потом, отдав тихим голосом какое-то приказание пяти всадникам, Черная Птица мерным шагом повернул к берегу реки. Всадники, получившие приказание, тотчас же поскакали куда-то влево.
Индеец, подойдя к берегу, приложил свои руки ко рту в виде рупора и громко крикнул на полуиндейском и полуиспанском наречии:
- Белые воины, пришедшие от полуночи, могут показаться. Черная Птица их друг, так же как и воины, которыми он предводительствует!
При этих словах, которые ветер донес до слуха канадца и его обоих товарищей, старик крепко стиснул испанца за руку. Он и Хозе поняли смешанный диалект дикаря.
- Что нам отвечать этой собаке? - спросил Розбуа.
- Ничего, - возразил лаконически Хозе.
Ветер, шумевший в камыше реки, был единственным ответом на предложение индейского предводителя; несмотря на это, он продолжал:
- Орел может скрыть от глаз апаха свои следы в поднебесье, а лосось, поднимающийся вверх по реке, не оставляет в воде никаких борозд; но белый, пробирающийся через пустыню, не орел и не лосось.
- И не гусь, - пробормотал Хозе. - Ибо только глупый гусь может выдать себя неуместным криком.
Индеец пытался было прислушаться, однако слова Хазе были произнесены так тихо, что звук этот не мог дойти до него.
- Белых воинов, - начал опять Черная Птица, - только трое числом. Белых воинов трое против двадцати красных, и красные воины дают белым честное слово, что будут им друзьями и союзниками.
- Что это такое? - шепотом спросил старик у Хозе. - Какой коварный замысел у этого индейца?
- Пусть его продолжает, тогда мы увидим, - отвечал Хозе, - он еще не совсем кончил, как мне кажется.
- Когда белые воины узнают намерения Черной Птицы, тогда они выйдут из своей засады, - продолжал предводитель апахов, - так пусть же они их узнают. Белые люди полудня, их язык, их боги не те, что у белых людей полуночи. Апахи захватили целый лагерь белых людей полудня.
- Тех золотоискателей, вероятно, постигло несчастье, - сказал Розбуа.
- Если воины полуночи захотят присоединить свои длинные карабины с нарезными стволами к оружию красных людей, то они разделят с ними черепа, богатство и коней воинов полудня, и тогда индейцы и белые будут вместе плясать вокруг останков своих врагов.
Розбуа и Хозе с удивлением посмотрели друг на друга.
- Слышите ли вы, что предлагает этот нечестивый?! - воскликнул с яростью Розбуа. - Ха! - прибавил он. - Не будь здесь Фабиана, я бы ответил на его слова моим карабином.
Впрочем, молчание наших охотников не обмануло индейского военачальника; он был твердо убежден в их присутствии на островке.
- За буйволом степей, - начал он опять, - не легче следить, чем за белым человеком. За камышом плавающего островка должен скрываться человек такой же сильный, как буйвол, и гораздо выше, нежели самый длинный карабин; при нем находится воин, который принадлежит частью полудню и частью полуночи, и молодой воин из чистого племени полудня; но союз последних с первым доказывает, что воины полуночи враги белых полудня, потому что более слабые всегда ищут дружбы более сильных и держат их сторону.
- Какая удивительная догадливость у этих собачьих детей! - заметил Розбуа, обращаясь к Хозе.
- Я ожидаю ответа белых, - продолжал Черная Птица, прислушиваясь, - я слышу, - начал он опять, только шумящий поток и ветер, говорящий: "Белые воображают себе множество вещей, которые неверны: они думают, что у индейца глаза позади головы, что следы буйвола невидимы и камыш непроницаем для пуль". Черной Птице смешон этот ответ ветра.
- Вот теперь видишь, - произнес Хозе, - как индеец заговорил о том, что близко его сердцу; это настоящий язык. С его стороны не так уж глупо видеть в нас своих союзников, ибо карабинов у них мало.
- Га! - вскричал с отчаянием Розбуа. - Почему мы не спустились в реку двумя милями выше?
- Отверженный друг, - произнес наконец индеец, - может превратиться в страшного врага.
При этих словах Черная Птица знаком дал понять пленному, чтобы он подошел к нему. Пленник повиновался. Указав ему пальцем на островок, индеец обратил его внимание на поляну, остававшуюся свободной между двух кустов камыша.
- Может ли карабин бледнолицего человека метнуть пулю в свободный промежуток, отделяющий вон там высокую траву?
Но пленник, который понял из того, что объяснил ему индеец на своем смешанном диалекте, очень немного, посему оставался нем и недвижен. Тогда Черная Птица обратился с несколькими словами к одному из своих подчиненных. Последний сунул белому в руки карабин, который захватил у него; с помощью жестов удалось объяснить пленному, чего от него хотят. Несчастный приложился, но он так дрожал от страха, что оружие, бывшее в его руках, ходило во все стороны.
- Бедный, не сумеет попасть даже в островок, - заметил Хозе беспечно, - и если индеец не имеет другого средства, чтобы заставить нас говорить, то пусть он дожидается завтрашнего дня, чтобы услышать от меня хоть одно слово.
Пленник выстрелил. От сильного дрожания карабина в его руках пуля, не попав в цель, со свистом ударилась о воду вблизи островка.
Черная Птица презрительно хмыкнул и обернулся назад, как бы ища что-то.
- Эх! - пробормотал Хозе. - Ищи-ка, брат, пороха и пуль между твоими пиками и лассо.
В это самое время пять всадников, которые отделились было по приказанию своего предводителя от прочих товарищей, вернулись на своих лошадях, вооруженные карабинами и колчанами со стрелами; это было их оружие, которое они сложили с себя, чтобы легче было преследовать диких лошадей. Вместо них от толпы апахов отделилось пять других всадников.
- Дело начинает принимать серьезный оборот, - тоскливо выговорил Розбуа.
- А не ударить ли нам, пока их только пятнадцать человек? - спросил Хозе.
- Нет, - возразил старый охотник, - нам надо оставаться спокойными и не подавать виду. Индейцы еще не вполне уверены, здесь ли мы?
- Ну, как знаешь.
И Хозе продолжал наблюдать из-за дерева.
Черная Птица сам схватил карабин и снова подошел к берегу.
- Руки индейского предводителя не трясутся, как трава, увядшая от ветра, - произнес он, поднимая карабин и направляя дуло к острову. - Но прежде чем я сделаю выстрел, - продолжал он, - я хочу подождать ответа белых, скрывающихся на острове; я буду считать до ста.
- Фабиан, стань позади меня! - распорядился холодно Розбуа.
- Нет, я останусь на своем месте, - отвечал решительно Фабиан, - я моложе тебя, и потому мне следует первому встретить опасность и прикрыть тебя.
- Дитя! - воскликнул старик. - Разве ты не видишь, что я несравненно шире и выше тебя. Если бы я вздумал тебя послушаться, то мы противопоставили бы пуле индейца двойную цель.
С этими словами Розбуа прополз вперед, не задев ни одной тростинки из растущего вокруг камыша, и прилег на колени впереди Фабиана.
- Не перечьте ему, дон Фабиан, - спокойно сказал Хозе, - его благородное сердце бьется только ради вас.
Индеец с карабином в руках продолжал считать до ста, но вместе с тем внимательно прислушивался; однако за исключением журчания воды, омывающей островок, и шума ветра, шевелившего листья деревьев, кругом стояла глубокая тишина.
Черная Птица спустил курок, и только стебельки травы разлетелись в стороны. Так как охотники прилегли все трое наземь один за другим, то они не представляли обширной цели, и пуля безопасно просвистела мимо них.
Подождав несколько минут, индеец громко произнес:
- Черная Птица обманулся; он видит свою ошибку и станет искать белых воинов в другом месте.
- Поди-ка поверь ему, - проворчал Хозе, - собака убеждена в противном более, чем когда-либо. Искуситель оставит нас теперь на несколько минут в покое, пока не справится вон с тем бедняком, что не заставит себя долго ждать, потому что казнь белого - это такое зрелище для индейца, которому он никогда не в состоянии противиться.
- Нельзя ли, однако же, оказать какую-нибудь помощь несчастному, коему предстоят страшные истязания?! - воскликнул Фабиан.
Розбуа взглядом спросил мнения своего спутника.
- Нельзя отвергать этого напрочь, - произнес он наконец, - впрочем, я все еще надеюсь, что какое-нибудь непредвиденное обстоятельство выручит нас. Что бы ни говорил Хозе, а индейцы, вероятно, еще питают сомнение насчет нашего присутствия. Но если мы покажемся, всякая надежда будет напрасна.
Старик погрузился в задумчивость.
- Соединиться с этими чертями даже против дона Эстевана было бы делом самой гнусной подлости, но что будешь делать?.. Что делать, Боже мой!.. - прибавил канадец тоскливо.
Опасения иного рода вдобавок мучили его. Он видел Фабиана в опасности, когда кровь его была разгорячена дикими страстями. Но обладал ли Фабиан хладнокровием, обладал ли он спокойным мужеством, чтобы идти навстречу смерти, не подчиняясь страсти?
Наконец Розбуа решился.
- Слушай, Фабиан! - начал он. - Могу ли я с тобой говорить, как с мужчиной? Не поразит ли тебя то, что я намерен тебе сообщить? Не покажется ли ужасным?
- Вы сомневаетесь в твердости моего характера? - спросил Фабиан старика спокойным тоном, но с явным упреком. - Говорите, что вы задумали, я не побледнею от страха, я готов следовать за вами всюду, куда укажете!
- Еще никогда мы не находились в большей опасности, чем теперь, - продолжал Розбуа с торжественностью, - наши враги превосходят нас числом в семь раз. Если даже мы положим по шесть человек, то и тогда их останется почти столько же, сколько нас.
- Ведь однажды нам удалось кое-что в этом роде! - прервал его Хозе.
- Ну так может удасться и во второй раз! - воскликнул с энтузиазмом Фабиан.
- Хорошо, хорошо, - умерил его пыл Розбуа, - но, что бы ни случилось, эти черти не должны нас захватить живыми в свои руки. С Божьей помощью попытаемся спасти этого несчастного!
- Итак, за работу! - воскликнул Фабиан.
- Еще не время, - остановил его старик, - прежде посмотрим, что эти красные черти затевают со своим пленником.
Что касаемо последнего, то во время совещания между Розбуа и его спутниками индейцы отвели бедолагу на некоторое расстояние от берега и вытянулись в цепочку параллельно берегу. Пленника они поставили перед собою, дозволив свободно передвигаться без коня и оружия.
- Я понял, что они затевают, - произнес Розбуа, - я это точно так же угадываю, как если бы я присутствовал при их совещании. Они намереваются испытать, не будут ли коленные суставы этого несчастного крепче его рук. Эти черти хотят потешить себя человеческой травлей.
- Как так? - спросил с удивлением Фабиан.
- Они дадут своему пленнику возможность бежать и пустят его вперед; потом они бросятся за ним в погоню с копьями и палицами. Если у несчастного прыткие ноги, то он добежит до берега прежде них, и тогда мы крикнем ему, чтобы он плыл к нам. Несколько метких выстрелов из наших карабинов могут оказать ему помощь. В таком случае он проберется к нам на остров невредимым. Остальное уже будет наше дело. Если же страх парализует его ноги, подобно тому, как он обессилил его руки, тогда первый из краснокожих, который его догонит, раздробит ему череп своей палицей или пронзит копьем. Во всяком случае нам надо постараться сделать то, что по силам.
В эту минуту возвратились пятеро индейских всадников, отделившихся было от прочих подобно пяти первым, вооруженным с ног до головы.
Наступила минута испытания. Фабиан, сильно прижимая дуло карабина к груди, глядел с глубоким состраданием на несчастного пленника, который, с неподвижным взором, с лицом, обезображенным ужасом, в мучительном страхе ожидал минуты, когда индейский военачальник подаст сигнал.
Все на острове и на равнине находились в трепетном ожидании той минуты, когда начнется ужасная комедия, как вдруг Черная Птица сделал движение рукой, отсрочив на минуту начало этой отвратительной травли. Индеец указал пальцем на голые ноги своих воинов и потом на сафьяновые полусапожки, защищавшие ноги пленника.
Пленник понял смысл этого жеста и, опустившись на песок, принялся безропотно, но мешковато разуваться, желая, по-видимому, выиграть несколько минут времени.
- О дьяволы, о дьяволы! - воскликнул Фабиан.
Но Розбуа тотчас же зажал ему рот.
- Молчи! - сказал повелительным тоном старик. - Не лишай криком несчастного последней возможности к спасению! Не отнимай у него помощи, которую Господь еще в состоянии ему оказать, если он приблизится к нам на расстояние выстрела!
Убедившись, что старик прав, Фабиан зажмурил глаза, чтобы не видеть зрелища, которое должно было представиться его взору.
Наконец, пленник поднялся, и индейцы, выставив одну ногу вперед, уже пожирали его глазами. Вдруг Черная Птица ударил в ладоши.