- Теперь ясно, что до ночи мы не в состоянии бежать отсюда; следовательно, нам надо предпринять вылазку против осаждающих. Фабиан с этого возвышенного пункта будет прикрывать нас своим карабином. По моему мнению, это одна из тех безумных попыток, которые порой удаются. Там, внизу, под теми плитами, лежат четверо бездельников, и мы должны задать им карачуна. К тому же теперь, нас будет двое против четверых, этого довольно.
И, обернувшись к Фабиану, который одобрил смелый план Хозе, испанец продолжал:
- Что касается вас, то вы должны, не теряя из виду разбойников, находящихся на утесе, наблюдать преимущественно за теми, которые стерегут равнину. Если кто-нибудь заметит нас или просто зашевелится, вы должны стрелять, а если нет… Но остальное уже будет наше дело. Розбуа, надеюсь, ты придерживаешься того же мнения? Итак, за дело! Если наша попытка удастся, я возвращаюсь за вами, дон Фабиан, и мы постараемся улизнуть.
Канадец согласился на предложение, которое уже самою отчаянной смелостью приходилось ему по вкусу и при наступившей темноте казалось вполне реальным. К тому же его подталкивало чувство мести.
Взгляд, брошенный на равнину рядом с утесом, показал, что вокруг ничего не переменилось.
Оба охотника с ножами в зубах так быстро спустились с вершины пирамиды, что Фабиан еще воображал их где-то невдалеке от себя, в то время как они, нагнувшись, уже пробирались вдоль камыша, окаймляющего озеро.
Фабиан притаил дыхание и зорко следил за их движениями.
Охотники остановились и, казалось, о чем-то посоветовались между собой. Через несколько минут они осторожно вошли в камыш и вскоре исчезли из виду.
Сильный ветер порывисто колыхал тростник, и движения охотников не могли броситься в глаза индейцам.
Избавившись от обязанности наблюдать за своими друзьями, которые были достаточно защищены темнотой и густым тростником, Фабиан тотчас поспешил занять свой прежний пост на противоположном краю площадки.
Между тем охотники остановились опять. Хотя глаза их не могли проникнуть сквозь чащу водяных растений, но они знали, что Фабиан с пирамиды мог видеть гораздо дальше.
В окружавшей темноте казалось, что берега озера пусты.
- Если мы, - сказал Розбуа, - не услышим через минуту выстрела Фабиана, то это знак, что индейцы не видели, как мы спустились с высоты; в таком случае нам надо броситься разом с обеих сторон на спрятавшихся индейцев. Ты коли последнего, между тем как я постараюсь задавить первого под его камнем; с прочими же двумя, я надеюсь, мы расправимся скоро, так как они будут растеряны.
- Карамба! - заключил Хозе. - Я надеюсь, это нам удастся.
Предложенный канадцем план действий был коварен своей простотой. Несколько мгновений охотники не двигались с места, ожидая каждую минуту услышать выстрел из карабина Фабиана. Но вдруг загремел гром, а вслед за ним и молния; промелькнув огненным змием по равнине, она осветила чашу камыша.
Нетерпение сжигало нервы обоих охотников; но у Розбуа ко всему еще присоединилось беспокойство за его любезного Фабиана, оставленного в опасности. Розбуа все еще продолжал видеть в нем ребенка с длинными вьющимися локонами. Он трепетал каждую минуту при мысли, что услышит призывный крик Фабиана о помощи. Действительно, на равнине слышался какой-то странный шум. Ветер жалобно завывал.
- Теперь пора, - сказал Розбуа, - а то Фабиан остается один. Вперед, Хозе!
Точно два бенгальских тигра, ловко и тихо бросившихся на добычу, выскочили два охотника на равнину. С удивительным проворством, свойственным зверям, каждый из бойцов бросился на избранного врага: Розбуа на первого, а Хозе - на последнего. В эту минуту послышался выстрел Фабианова карабина. Розбуа вздрогнул, но уже не мог остановиться. Фабиан выстрелил еще раз. Надо было во что бы то ни стало быстро справиться с неприятелем. И канадец неестественным напряжением рук придавил индейца в ту самую минуту, когда тот, слишком поздно заметив грозившую ему опасность, пытался было выскочить в узкое боковое отверстие. В мгновение ока схватив плиту, канадец опустил ее на индейца и бросился к другому апаху.
Хозе одолел своего противника другим способом: он бросился на индейца и прижал его корпусом к земле. В течение секунды рука его, вооруженная кинжалом, колола придавленного им врага. Затем, быстро вскочив на ноги, Хозе присоединился к Розбуа.
Двое индейцев пали, но двое других отскочили в сторону, не зная, бежать ли им или сражаться.
- Раздави змею, прежде чем она зашипит! - крикнул Розбуа в ту минуту, когда один из индейцев отскочил назад и схватил лук, а другой с угрожающим ревом бросился на Хозе. Охотники стремительно кинулись на индейцев, но не с равным успехом. Хозе ринулся на своего неприятеля с быстротой молнии, и в одно мгновение апаха не стало. Между тем Розбуа нагнулся, чтобы уклониться от стрелы, пролетевшей над его головой в нескольких дюймах.
Когда канадец выпрямился опять, индейца уже не было на месте; но змея успела прошипеть. Клич индейца огласил всю равнину.
- Скорее, скорее, Хозе, на пирамиду! - крикнул Розбуа.
И оба с поспешностью бросились назад, к тому месту, где Фабиан оставался один эти короткие десять минут.
В тот миг, когда они цеплялись руками за кустарник и, почти не переводя духа, взбирались на крутой утес, их поразила зловещая тишина, господствовавшая на пирамиде.
- Фабиан, Фабиан! - звал старик. - Фабиан, жив ли ты?
Ответа на зов не было. Только буря с еще большей силой бушевала и завывала в ветвях сосен, возвышающихся на площадке.
Глава XXXVI
В то время, как Фабиан внимательным взором следил за малейшими движениями своих товарищей, индеец, который должен был служить для привлечения огня осажденных, очень осторожно шмыгнул вдоль изгороди Золотоносной долины.
То был Степной Вздох.
Наставления, полученные им от Метиса, были весьма щекотливого свойства. Так как можно было ожидать, что охотники уже возымели подозрение по поводу хитрости, которая перед тем так хорошо удалась индейцам, Степной Вздох получил приказание делать вид, будто он удваивает осторожность в стремлении добраться до подножия пирамиды. Тем не менее индейцу было запрещено переходить известную черту дороги, где он мог оставаться под защитой деревьев; ему предписано было остановиться в том месте, где карабин третьего охотника мог его достать только в том случае, если бы он высунул из бойницы руку или голову.
Метис уже с некоторым беспокойством пересчитывал своих убитых.
Не считая Барайи и еще трех индейцев, которых охотники закололи в их ямах, из числа одиннадцати воинов, пришедших с Метисом, последний лишился шести человек. Он надеялся, что по крайней мере Степной Вздох будет последним и его смерть будет дорого стоить врагу. Между тем Метис нимало не подозревал, что только один из осажденных остался на вершине холма, зная очень хорошо, что никто не будет столь неблагоразумен, чтобы подвергаться огню своих врагов.
Степной Вздох был вне себя от удивления, что столько времени оставался цел и невредим на том месте, где двое его предшественников обрели смерть. Он дошел до указанной ему черты и остановился.
Мрачные тучи на небе затемняли свет, однако постоянно внимательные глаза индейца различали даже самые мелкие трещины скал совершенно ясно, и ему нетрудно было разглядеть, что его движения не караулило ничье ружье, как это было накануне. Причина тому была весьма проста: Фабиан, отвлеченный заботой о друзьях, нимало не подозревал о присутствии Степного Вздоха. Индеец же приписывал царившую тишину и бездействие врага какой-нибудь хитрости, которую не мог еще разгадать. Тем не менее он каждую минуту ожидал смерти и подвоха. Таким образом несчастному индейцу пришлось провести мучительных полчаса.
Вверху над ним все еще было по-прежнему тихо, хотя он успел уже достигнуть подножия пирамиды. Ободренный такой неожиданной удачей, индеец вообразил, что ему удастся вырвать из рук неприятелей последнее оружие, не поплатившись за это жизнью. Он уже заранее распрощался с жизнью и успокаивал себя мыслью, что его участь ни в коем случае не может быть хуже той, какая ему предназначена. Он знал, что глаза обоих предводителей следили за всеми его движениями, и потому, остановясь на одно мгновение, подал знак обоим бандитам, скрывавшимся за наваленными буйволовыми кожами, а вслед затем начал медленно взбираться на скалу, удивленный бездеятельностью врага, как и оба его предводителя.
Степной Вздох поднялся с такой осторожностью и легкостью, что ни один упавший камешек не выдал его приближения. Взобравшись на высоту, откуда он мог прыжком достигнуть головной площадки, индеец остановился и прислушался. Ни слова, ни шороха не доходило до его слуха. Тогда он подтянулся и бросил взгляд через один из камней, защищавших осажденных. То было мгновение, когда Фабиан., лежа на пирамиде, следил за всеми движениями обоих спутников в камышах.
Прежде чем Фабиан мог заметить ползшего к нему индейца, последний успел бы раздробить ему голову, но, к счастью юноши, Черная Птица велел захватить охотников живыми, Поэтому апах и не пытался убить Фабиана, а пополз к нему с намерением лишь обезоружить, В эту минут Фабиан обернулся. Преодолев готовый было вырваться из груди невольный крик, чтобы не выдать отсутствия товарищей и не отрезать им путь к отступлению, он молча обхватил руками индейца. Завязалась ожесточенная борьба. Два раза тесно сцепившиеся противники перекатывались с одного края площадки на другой; в пылу схватки курок карабина сорвался от сильного толчка, и раздался выстрел, не причинивший вреда никому из боровшихся. То был выстрел, слышанный обоими охотниками в то время, как они должны были выдержать, бой с индейцами на равнине. Наконец Фабиану, который был сильнее индейца, удалось взять верх и придавить врага, Выхватив длинный нож, юноша всадил его в грудь индейца по самую рукоятку, К несчастью, во время борьбы противники скатились к краю площадки. Под ними бушевала бездна, сырая пыль водопада, низвергавшегося вниз, смешивалась с их дыханием.
Последние усилия умиравшего индейца были направлены к тому, чтобы увлечь Фабиана с собой в пропасть, и последний напрасно; старался освободиться из объятий краснокожего воина. Были минуты, когда юноша чувствовал, как его ослабевшие мускулы отказывались повиноваться, но жажда жизни пробудила его силы. Фабиан, индеец и карабин все вместе покатились почти по отвесному склону пирамиды. Оба врага, не выпуская друг друга из объятий, упали на дно ущелья. Фабиан чувствовал, как рука индейца, обессиленная смертью, безжизненно соскользнула с его горла. Но его голова ударилась об угол одного из камней, и он лишился сознания.
Прошло несколько долгих, весьма долгих минут. Розбуа, не получив на свои отчаянные клики другого ответа, кроме завывания ветра в ветвях сосен, наконец добрался до верхушки пирамиды. Страх исказил лицо старого охотника. Когда его фигура появилась на площадке, когда его глаза заметили еще на свежей могиле дона Антонио глубокие следы ожесточенной борьбы, когда он увидел, что каменная ограда разрушена, из груди его вырвался ужасный крик. Фабиана не было на площадке.
В это время буря со страшной силой разразилась. Оглушительные раскаты грома следовали один за другим. Заполошно и часто сверкали ослепительные молнии. Черные тучи скоро разразились таким ливнем, что казалось, будто все небесные шлюзы раскрылись разом.
Розбуа продолжал звать громким голосом и обшаривать выступы площадки.
- Нагнись, нагнись, Розбуа! - кричал ему Хозе, успевший взобраться на пирамиду.
Канадец не слушал его, несмотря на то что напротив них на утесе появилась, точно какой-то злой дух, отвратительная фигура Метиса.
- Да нагнись ради самого неба! - продолжал повторять Хозе. - Разве тебе надоело жить?
Не подозревая присутствия Метиса, ружье которого было направлено против него, канадец продолжал, согнувшись, искать глазами Фабиана у подошвы пирамиды. Но там не было даже и трупа убитого юношей индейца.
Подняв наконец свою голову, Розбуа в первый раз заметил Метиса. При виде человека, которого он считал виновником всех своих несчастий, старик почувствовал, как в сердце его закипела злоба. Но вместе с тем Розбуа понимал, что судьба Фабиана была в руках Метиса, и потому сдержал свое бешенство.
- Метис! - воскликнул он умоляющим голосом. - Ты видишь, я унижаюсь до просьбы к тебе: если в твоем сердце есть хоть искра сострадания, отдай мне сына, которого ты отнял.
Говоря это, старик продолжал стоять прямо против направленного на него дула карабина разбойника, между тем как Хозе, спрятавшись за деревом, напрасно советовал ему поостеречься.
Дикий хохот был ответом степного разбойника.
- Чудовище, - крикнул Хозе, бросаясь вперед с непокрытою головою и вне себя от бешенства за унижение и страдание своего старого товарища перед Метисом, - будешь ли ты отвечать, когда белый удостаивает тебя чести говорить с тобою?
- Замолчи, умоляю тебя об этом, Хозе! - перебил его Розбуа. - Не раздражай человека, в руках которого находится жизнь моего Фабиана. Не слушай его, Метис! Товарищ мой от боли не знает сам, что говорит.
- На колени, - крикнул разбойник, - тогда я, может быть, тебя и послушаю!
При этих наглых словах краска стыда еще сильней выступила на лице канадца.
- Лев никогда не преклонится перед шакалом, - крикнул Хозе, обращаясь к канадцу, - а то шакал посмеется над пресмыкающимся львом.
- Какое мне до этого дело? - ответил Розбуа с выражением глубокой скорби.
Гордость воина, который не согласился бы поднять свою руку, чтобы спасти собственную жизнь, была побеждена отцовской болью.
Старый охотник опустился на колени.
- Га! Это уже слишком! - ревел Хозе, лицо которого совершенного побагровело, между тем как глаза его потускнели от навертывающихся слез при виде Розбуа, преклонившегося перед разбойником. - Это слишком много: унижаться перед разбойником без веры и совести. Пойдем, Розбуа, постараемся утолить свою печаль.
При этих словах неукротимый испанец, увлекаемый любовью к Фабиану, но еще более искреннею привязанностью к старому своему товарищу, прыгнул, точно серна, на склон пирамиды.
- А! Вы так хотите поступить? - крикнул Метис и спустил курок карабина, нацеленного в канадца, продолжавшего умолять его пощадить Фабиана.
Но дождь лил не переставая, и курок тщетно щелкал о затравку. Два раза ружье давало осечку.
Возмущенный этой вероломной попыткой погубить безоружного и умоляющего врага и не надеясь на сострадание Метиса, Розбуа последовал за Хозе, не думая о числе врагов, которые могли скрываться в горах.
Канадец еще спускался с высоты, когда Хозе с кинжалом в руке уже огибал загородь Золотоносной долины.
- Иди же сюда, Розбуа! - кричал испанец, успевший скрыться за камнями. Негодяи обратились в бегство.
В самом деле это было так, и в эту минуту даже Метис, оставшийся последним, тоже готовился отступать к Туманным горам.
- Стой, если ты не столь же труслив, как кровожаден! - кричал ему старый охотник в бешенстве, видя, что человек, отнявший у него Фабиана, пытается удрать.
- Метис вовсе не трус, - отвечал разбойник, стараясь подражать манере индейцев. - Орел снежных гор и Насмешник встретятся с ним в третий раз, и тогда с ними будет то же самое, что и с молодым воином юга, вокруг которого теперь пляшут индейцы и мясо которого будет брошено на съедение собакам, рыскающим по равнинам.
Розбуа бежал, не обращая внимания ни на какие препятствия, вскоре Хозе нагнал его. Сквозь частый дождь можно было еще различить Метиса. Но вскоре он успел перевалить через вершину скалы и исчез в густом тумане.
- Га! Я не имею ни какого оружия! - кричал Хозе, бешено топая ногою по мокрой земле.
Охотники принялись взбираться на утес, чтобы отыскать следы своих врагов, но проливной дождь успел уже смыть все следы. Начало смеркаться, темнота усилилась, и на утесе нельзя уже было различить никаких следов. Испанец и Розбуа вскоре сами исчезли под сводом туманного покрова, которым были одеты горы. Под ними бушевала на равнине страшная буря. Гром и молния попеременно заставляли содрогаться охотников. Внезапный блеск молнии осветил их, печально сидящих на гребне скалы. Напрасно Хозе старался утешить своего товарища.
Едва буря немного стихла, как оба охотника кинулись на розыски в горы, не находя, однако, своего юного и отважного спутника. Без оружия и без всяких съестных запасов вынуждены были они опять пуститься в странствия по саванне, где охотник, лишенный способов к борьбе против голода, не в состоянии защищаться ни против кровожадных индейцев, ни против хищных животных.
* * *
Теперь мы должны покинуть наших охотников и возвратиться на гациенду дель-Венадо, с которою расстались при внезапном отъезде оттуда дона Эстевана и его спутников.
На следующее утро после отъезда гостей гациенда продолжала жить обычной жизнью. Стада по обыкновению паслись на лугах, где уже второй раз в этому году показалась свежая трава, Работники, собравшиеся из селения, готовились приступить к ежедневной работе, во дворе усадьбы стояли оседланные лошади и навьюченные разными пожитками мулы, свидетельствуя о предстоящем отъезде.
Действительно, после отъезда своих гостей гациендер предполагал отправиться со своей дочерью к ближайшему источнику, где представлялась возможность позабавиться охотой на диких лошадей, живущих табунами в степных лугах. Однако оказалось, что это намерение не могло быть осуществлено.
Только гациендер собрался отправиться в путь, как вдруг один из его вакеро прискакал с известием, что источник, куда они направлялись, высох и необходимо искать другой, куда дикие лошади имеют обыкновение собираться. Такая поездка требовала времени и была сопряжена с большими неудобствами, поэтому охота была несколько отсрочена, и только через восемь дней дон Августин с дочерью вновь собрались в поездку к новому источнику, который находился в четырех днях пути от поместья. В окрестностях уже давно не было слышно об индейцах, и гациендер нисколько не боялся ни за дочь, ни за себя.
В течение пути путешественники не встречали ничего, что могло бы подать повод к беспокойству. Только к вечеру, когда они уже почти добрались до места, назначенного для ночлега, встретились им двое всадников, обративших на себя внимание странной и подозрительной наружностью.