Уверившись, Медес решил отправиться по своим темным делам. Он дождался, пока все в доме уснут, набросил на себя темную тунику - в отличие от той, что надевал обычно, - и прикрыл голову капюшоном. Как это ни было рискованно, но ему просто необходимо сегодня переговорить с ливанцем.
Мемфис спал.
Медес, крадучись, шел по улице, но вдруг… Шаги! О боги, патруль!
Медес словно врос в дверь какого-то амбара и замер. Сердце бешено колотилось, с лица катился обильный пот. Вот солдаты вышли из-за поворота, вот они идут мимо…
Медес закрыл глаза, срочно придумывая какие-нибудь объяснения на случай, если его окликнут.
Тягостные минуты кажутся бесконечными…
Но патруль дошел до следующего угла, постоял и пошел по боковой улице. Медес сполз на землю и какое-то время сидел, не в силах двигаться дальше.
Потом он раз десять менял свой маршрут, пока наконец-то не убедился, что за ним никто не следит. Успокоившись, он отправился к ливанцу.
Обычная процедура опознания заняла несколько минут.
Однако, войдя в дом, Медес увидел еще троих бородатых мужчин. Они его окружили.
- Хозяин приказал всех обыскивать, - сказал один из бородачей.
- Какие могут быть разговоры!
- Ты прячешь оружие?
- Разумеется нет.
- Тогда не сопротивляйся. А то мы тебя поколотим.
На лестнице появился ливанец, и Медес успокоился.
- Пусть от меня отойдут эти грубияны! - потребовал секретарь Дома царя.
- Они исполняют мои инструкции, - сухо отозвался толстяк.
Пораженный Медес подчинился.
Войдя в гостиную, где больше не было ни сладких пирожных, ни дорогих вин, Медес обратился к ливанцу.
- Ты что, сошел с ума? Обращаться со мной как с подозреваемым!
- Обстоятельства требуют от меня чрезвычайной осторожности.
В первый раз за время своего знакомства с ливанцем Медес заметил, что имеет дело с человеком очень нервным.
- Неужели решительные действия должны развернуться немедленно?
- Это решать Провозвестнику. Со своей стороны я готов. Наконец мне удалось, правда не без усилий, собрать воедино свои наступательные силы.
- Благодаря моей стратегической операции стража обратила свою ненависть на Сехотепа, которого обвиняют в том, что он возглавляет террористическую сеть в Мемфисе, и в том, что он предпринял покушение на жизнь Собека-Защитника.
- А что, разве он выжил?
- Он тяжело ранен. Но нам послужит ярость моих ближайших соратников. Обвинив Сехотепа, нам удастся подорвать устои Дома царя, самые его основы. Даже если Сесострис и верит в невиновность своего друга, визирь поступит по закону, и тем самым часть действенных сил фараона будет парализована.
Ливанец успокоился. Он облегченно вздохнул и тяжело опустился на диван.
- Прекрасный момент… Лишь бы не опоздал приказ Провозвестника! Медес, мне нужна твоя помощь.
- Что я могу сделать?
- Моим людям нужно оружие. Кинжалы, ножи, мечи и копья. В большом количестве.
- Это трудно. Это очень трудно…
- Цель близка, и нам нужно напрячь все силы.
- Я обдумаю эту проблему, но результата не гарантирую.
- Это приказ, - сухо и высокомерно произнес ливанец. - Его неисполнение будет рассматриваться как предательство.
В дверях тут же возникли двое бородачей, мрачно уставившихся на Медеса.
Медес не стал относиться к угрозе пренебрежительно. Он немедленно смекнул, что в данный момент ему гораздо выгоднее подчиниться.
Но… после победы он сумеет отомстить…
- Мне кажется, что подкуп часовых у главного оружейного склада невозможен. Я предлагаю подготовить нападение на амбар в порту: туда стекается продукция из мастерских, а уже оттуда она попадает в армию. Жергу наймет каких-нибудь забулдыг, они отвлекут внимание часовых. Ну а затем черед твоих людей…
- Это слишком явный ход. Найди другое решение.
- Отвести в сторону поток поставок для какого-нибудь провинциального города… Что ж, возможно. Подмена накладных, а следовательно, изменение характера груза… Глупо надеяться, что к такого рода манипуляциям можно прибегать бесконечно! Подлог будет обнаружен, и ответственные лица понесут соответствующее наказание. И мне удастся отвести обвинение от себя только один раз! Только один раз я смогу обелить себя, переложив вину на невиновных.
- Выкручивайся, как знаешь, но дело сделай. Одной из моих групп угрожала не стража, а армия! И раз Собек-Защитник нам больше не помеха, перед нами остается только одно препятствие, которое требуется убрать с дороги. И тогда защита Мемфиса падет! Лишившись своего легендарного генерала, высшее армейское командование впадет в панику и распадется.
- Неужели ты осмелишься напасть на Несмонту?!
- А что это ты так восхищаешься нашим самым заклятым врагом?
- Что ты! Он заслуживает самого тяжкого наказания, но у него сильная охрана!
- А вот и нет. Он верит в собственную неуязвимость, и к тому же старый Несмонту ведет себя, как незаменимый военачальник. В этом его слабость. Его уничтожение будет сродни землетрясению. Представляешь? Армия и стража Египта в полном развале… Можно ли мечтать о лучшем?
Верный своим привычкам Несмонту пригласил на торжественный обед молодых солдат. Они недавно поступили на военную службу, и ему хотелось, чтобы они поскорее почувствовали себя членами большой армейской семьи.
Красное вино, запеченная говядина, овощи, козий сыр и сладкая выпечка в пальмовом вине - все эти деликатесы украшали меню обеда. Генерал рассказал несколько случаев из своей полной приключений военной жизни и похвалил новобранцев за их стремление соблюдать воинскую дисциплину. Он назвал ее ускорителем побед. Ему было задано множество вопросов, и на каждый Несмонту старался ответить исчерпывающе. Он ободрил солдат и пообещал быстрое продвижение по службе тем из них, кто будет старательно овладевать военной наукой, неустанно тренироваться и не пасовать перед трудностями, какими бы опасными они ни казались.
Пир завершился пением армейских песен, слова которых могли показаться грубоватыми, но весьма веселили захмелевших новобранцев.
- Завтра подъем на заре и холодный душ, - объявил Несмонту. - Потом бег и тренировка: вам нужно постоянно учиться использовать оружие.
К Несмонту подошел широкоплечий молодой солдат.
- Мой генерал, не согласитесь ли вы оказать мне милость?
- Слушаю тебя.
- Моя жена только что родила. И мы с ней хотели бы пригласить вас дать имя нашему сыну-первенцу.
- Тебя устроит такой старик, как я?
- Какой же вы старик?! Впрочем, и это тоже - благо. Моя жена считает, что ваш почтенный возраст станет для малыша еще одним благословением и залогом его будущего долголетия. Ей так бы хотелось представить вам нашего сына и вашего будущего солдата! Мы живем недалеко от казармы, и вам не понадобится на это много времени.
- Что ж, - сказал генерал Несмонту, - решено.
Наутро молодой новобранец быстрым шагом шел впереди генерала, указывая путь.
Вот они прошли первую улицу, потом еще одну - направо, потом свернули влево в узкий извилистый переулок…
Раздался прорезавший утреннюю тишину зловещий хлопок, и молодой солдат бросился наутек.
- Осторожно! - крикнул генералу Секари, который следовал поодаль от Несмонту, опасаясь возможного покушения.
Генерал колебался между двумя решениями: преследовать заговорщика или отступить… Это колебание стало для него фатальным. На него рухнули в беспорядочном нагромождении доски и балки, подпиленные сообщниками сбежавшего солдата. Несмонту потерял сознание.
Секари попытался освободить генерала, но для этого ему потребовалось довольно много времени.
- Несмонту! Ты меня слышишь? Это я, Секари! Ответь! - постоянно окликал он генерала, разбирая завалы.
Но генерал не отзывался. Секари работал лихорадочно быстро, опасаясь не только за жизнь генерала, но и того, что злоумышленники вернутся с подкреплением.
Наконец, вот и тело Несмонту.
Глаза генерала были открыты, но сил говорить не было.
С большим трудом он прошептал:
- Беги, мой мальчик. Этот негодяй скоро снова явится… У меня сломана левая рука. Синяки не в счет… Я попытаюсь встать сам…
- Скорее, мой генерал. Я помогу, опирайтесь на меня.
- Эти негодяи отлично подготовили нападение, - произнес Секари. - Еще бы немного, и ты бы там и остался.
- Что ж, пусть официально так и будет объявлено: я остался там. Они ведь хотели убить меня, пусть порадуются. Весть о моей смерти заставит их выползти из своей щели…
Для Хнум-Хотепа подписать акт об обвинении Сехотепа, его собрата по Золотому кругу Абидоса, было невыносимо. Сердце разрывалось. Но он должен был без снисхождений применять закон, не отдавая никому личных предпочтений.
И все же ему было абсолютно ясно, что Сехотеп невиновен.
Враг оказался очень ловким: он сумел манипулировать офицерами стражи и использовать юридическую систему Египта так, чтобы Дом царя дал трещину, а Сехотеп оказался под ударом. Такого поражения визирь не переживет! Он попытается переубедить Собека, доказать ему, что обвинения стражников на руку Провозвестнику…
У Хнум-Хотепа потемнело в глазах… На несколько мгновений он потерял сознание.
Когда он пришел в себя, то попытался подойти к окну… Каждый шаг давался с трудом. Вот и оно. Хнум-Хотеп облокотился и попытался глубоко вздохнуть. Ему не хватало воздуха.
В середине груди была нестерпимая боль. Из-за нее он был вынужден сесть. Нет сил ни вздохнуть, ни позвать на помощь… Хнум-Хотеп понял, что эта слабость - последняя в его жизни…
Он подумал о Сесострисе… Мысленно поблагодарив его за все благодеяния, он попросил его не оставлять борьбы…
В соседней комнате одновременно завыли обе его собаки, возвещая о смерти хозяина…
Великолепное вечное жилище Хнум-Хотепа, выстроенное в пятидесяти метрах к северу от пирамиды Дашура, приняло мумию визиря. На церемонии присутствовали все члены Дома царя, Медес и Собек-Защитник.
Город мертвых пылал зноем. Мумия была подготовлена быстро, но тщательно. Ее спустили в самый низ сооружения через узкий ход-колодец и положили в саркофаг.
Погребальным церемониалом руководил сам фараон. После ритуала отверзания рта, глаз и ушей мумии он оживил рисованные на стенах сцены и иероглифические тексты, покрывавшие своды часовни, где служитель КА визиря будет поддерживать живую память о Хнум-Хотепе.
Смерть визиря вдохнула в Медеса огромные надежды. Сехотеп из игры выведен, Сенанкх глубоко погружен в дела своего управления и считается незаменимым… Теперь именно он, Медес, - кандидатура вне конкуренции на пост визиря. Сесострис, считая секретаря Дома царя неустанным тружеником и образцовым чиновником, конечно же, возведет его в ранг своего первого министра. И тогда он, соратник Провозвестника, станет одним из главных лиц египетского государства!
Неожиданная смерть генерала Несмонту добавила печали к глубокой скорби собравшихся…
Медес, с трудом сохраняя на лице подходящее случаю выражение, не мог удержаться от любопытных взглядов в сторону Собека. Его поразило, что тот присутствует на церемонии. Правда, он, видимо, чувствовал себя не лучшим образом: ходил с трудом и опирался на палку.
Покидая часовню, Сесострис обернулся и долго смотрел на гробницу Хнум-Хотепа. Потом сказал своим чиновникам:
- Теперь я немедленно отправляюсь в Абидос. После стольких трагических событий мы все наконец осознали, какие тревоги ожидают Мемфис. В мое отсутствие безопасность жителей будет осуществлять новый визирь, который железной рукой пресечет все возможные волнения. Преемник Хнум-Хотепа должен показать себя достойным своего замечательного предшественника. Именно тебе, Собек-Защитник, предстоит вдохновляться его примером и взять на себя его тяжкие обязанности.
17
Потягивая прекрасное сладковатое вино, ливанец радовался тому, что сумел поговорить с Медесом с должной суровостью. Разве теперь секретарь Дома царя, слишком привыкший к роскоши, не поутихнет? Подстегнув его чрезмерно раздутое чувство тщеславия, руководитель террористической организации Мемфиса продемонстрировал всю силу своей истинной власти и свою способность к действию!
И результат ливанца не разочаровал.
Из дома в дом летела по столице новость: умер Несмонту. По словам одних, он был жертвой покушения, по словам других, он погиб от несчастного случая. Вот так! Смерть Хнум-Хотепа, обвинение Сехотепа, гибель старого генерала! Сама судьба обрушивалась на близких к трону Сесостриса, и фараон оставался одиноким и незащищенным. Назначение Собека на должность визиря никого не успокоило. Даже если он и оправится от своих физических и нравственных ран - в чем многие сомневались, - он все равно будет не способен исполнять такую сложную и хлопотную работу. Стражник так и останется стражником, он никогда не сможет заниматься ничем иным, кроме безопасности и репрессий, а об экономике и общественных нуждах просто позабудет.
Режим фараона явно выбит из привычной колеи.
Такое абсурдное назначение нового должностного лица свидетельствовало о панике, охватившей фараона. Ведь в любое другое - нормальное - время он, безусловно, остановил бы свой выбор либо на Сенанкхе, либо на Медесе. Но вынужденный обороняться от нападок неуловимого врага монарх передал реальную власть в руки человека, интеллектуально ограниченного, полагая, что бдительный стражник сумеет предотвратить худшее.
Курчавый и его парни снова заняли позиции в прежнем насиженном месте - квартале к северу от храма Нейт. Привычные патрули, давно выявленные соглядатаи, но больше - никаких следов военного присутствия. Агенты Собека могли сколько угодно снова обшаривать дома и лавки, но им все равно ничего не найти.
Ливанец знал всех своих водоносов, цирюльников и торговцев сандалиями. Ему было известно также и то, что за каждым из них было установлено строжайшее наблюдение, но он тем не менее использовал агентов для распространения слухов по городу, а также для передачи своих указаний. А рынок был самым удобным местом для обмена информацией.
Так осуществлялась экстренная связь между командованием и ячейками, уже приведенными в боевую готовность. Засидевшиеся без дела парни, которым некуда было девать свою силу, так и рвались выйти из подполья, а верные последователи Провозвестника мечтали о том, как захватят Мемфис и уничтожат огромное число неверных. Избиение женщин и детей посеет среди населения Египта такой ужас, что солдаты и стражники не сумеют справиться с разрушительным натиском истинно верующих.
Сам ливанец стал терять терпение. Не слишком ли медлит Провозвестник с наступлением? Но желание поскорее ударить в самое уязвимое место Мемфиса сдерживалось пониманием опасности этого предприятия, такой серьезной, что она вполне могла объяснить бездействие Провозвестника.
На груди ливанца все чаще пылал огнем жуткий шрам, становясь нестерпимо болезненным, когда он начинал сомневаться в своем повелителе…
Ливанец одним глотком осушил целый кубок.
Абидос и Мемфис - священный город Осириса и столица, центры духовности и процветания, - если нанести по ним удар, то их гибель повлечет за собой развал всей страны.
Но Провозвестнику лучше знать день и час, потому что он - посланец бога. Если не подчиняться ему слепо, вызовешь его гнев…
Вот ливанец и мучился, разрываясь между горячим желанием действовать и страхом наказания за ослушание.
В управлении верховного казначея Сенанкха, начальника администрации Обеих Земель, все работы подчинялись одной цели: экономика Египта должна быть в великолепном состоянии. Для этого он применял свои методы: чиновники вознаграждались по заслугам; никаких пожизненных привилегий; долг превыше всего. И, как следствие, ремесленники и сельское хозяйство процветают, а между представителями разных классов и профессий существуют солидарность и взаимопонимание. В основе всего - соблюдение закона Маат во всех эшелонах власти, на всех ступенях социальной лестницы. Главный принцип: награда - заслужившим ее, наказание - провинившимся. Мало-помалу эта программа фараона воплощалась в жизнь и приводила к положительным результатам.
Сенанкх этим не удовлетворялся, его тревожили и многие другие проблемы. Он изо всех сил искоренял лень и безответственность, показывая в своей работе пример трудолюбия.
Но как можно было радоваться своим успехам, когда тяжкие обвинения легли на его друга и брата по Золотому кругу Абидоса - Сехотепа! Того обвиняли ни много ни мало в покушении на умышленное убийство… И надо же такому случиться, что Собек, жертва этого покушения, стал теперь визирем, в обязанности которого входит быть председателем трибунала! Он по должности призван соблюдать закон и может направлять обсуждения и выносить приговор. Обнаруживая несправедливость или предвзятость своей позиции, новый визирь может сделать недопустимую ошибку…
Сенанкх не мог оставить Сехотепа на произвол судьбы. Механизм исполнения закона был приведен в действие и готов был поглотить хранителя царской печати и управляющего делами фараона, хотя чей-то злой умысел был очевиден.
Тут может быть полезен только один человек - Секари.
Они встретились в питейном заведении южного квартала. Никто не обратил на них внимания.
- Нужно вытащить Сехотепа из этой переделки! Это западня. У тебя, Секари, на этот счет уже, конечно, есть какие-то соображения…
- К несчастью, нет.
- Слушай, Секари, ты же понимаешь: если ты откажешься мне помочь, он погиб!
- Я не отказываюсь, но у меня есть и другие дела. Тоже очень важные. В скором будущем я надеюсь кое-что выведать относительно части террористических группировок столицы.
- И ты можешь не думать о Сехотепе?!
- Но обвинения против него не выдерживают критики.
- Опомнись! Визирь Собек будет бить по всем мишеням! Давай начнем параллельное расследование!
- Без помощи стражи это, пожалуй, трудновато. К тому же она состоит из людей Собека.
- Но мы не можем сидеть сложа руки!
- Неверный шаг только усугубит ситуацию. Сам понимаешь, отъезд фараона дает Собеку полную свободу действий.
Медес не падал духом.
Его знания и опыт общепризнанны, и должность визиря от него не уйдет. Правда, Сесострис еще раз доказал, как мало он ценит заслуги своих чиновников. Еще раз фараон публично его унизил. Тем хуже для правителя. Теперь Медес с еще большим удовольствием полюбуется низвержением Великого царя и становлением новой власти, центральной фигурой которой он станет.
Убрать ливанца не составит труда, а вот грядущее устранение Провозвестника, напротив, вопрос тонкий и деликатный. Хоть у него и большая власть, но есть, конечно, и слабости. Кто знает, может быть, из Абидоса он выйдет ослабленным? Тем более из борьбы с Сесострисом!
Медес знал, что родился для великой судьбы. И никто не помешает ему занять место на самом верху лестницы власти.