Бумаги, найденные в секретере, представляли собой нечто среднее между исследованиями и записями личного характера. К этим документам был приложен листок с генеалогическим древом Морганов. Филип плохо разбирался в своей родословной, знал только, что один из его предков, Энди Морган, прибыл в Северную Америку из Англии вместе с губернатором Джоном Винтропом на борту "Арбеллы". В соответствии с генеалогическим древом сам Филип, его сестра и брат являлись пятым поколением Морганов, которое живет в Массачусетсе.
Филип поднес листок ближе к свету и принялся изучать свою родословную. Сведения о его предках были довольно скупыми. Энди Морган родился в 1611 году (день и месяц отсутствовали); скончался 24 сентября 1682 года. Энди и Нелл Морган имели троих детей: Кристофер родился в 1634 году, дата смерти отсутствовала; Люси появилась на свет в 1635 году и скончалась в 1704-м; Роджер родился в 1638 году, а умер то ли в 1701-м, то ли в 1702-м. Семья Филипа происходила от Роджера, младшего из детей Энди и Нелл. Роджер женился на Мэри Шепард (даты жизни отсутствовали) и прижил с ней троих детей - Томаса, Тимоти и Тайлера. Их первенец, Томас, приходился Филипу родным дедом. Филип привык думать о нем как о человеке эксцентричном. Томас Морган отчаянно кичился своим английским происхождением и без конца твердил о том, что намерен вернуться домой, на родину, - имея в виду Англию. Такая привязанность к Англии выглядела странновато, поскольку нога Томаса ни разу не ступала на британскую землю. Его жена Энн, бабушка Энн, умерла от оспы в тот год, когда их единственный сын Бенджамин в возрасте пятнадцати лет поступил в Гарвард. Томас полагал, что в могилу ее свела беспросветно тяжелая жизнь в колониях, и спустя месяц после похорон отплыл в Англию, к цивилизации, предоставив юного Бенджамина самому себе. Филип припомнил, как два года назад он случайно наткнулся на письмо, пришедшее из далекого английского города Эксетера; некий господин Хиггенботем извещал Бенджамина Моргана о том, что его отец тихо отошел в вечность в 1725 году.
На генеалогическом древе, на ветви, которая шла от Томаса Моргана и Энн Вестон, Бенджамин написал свое имя и имя своей жены Констанции. Под именами стояли даты рождения: его - 1682-й и ее - 1690-й. Оставил он и место для даты смерти. Филип взял перо и дрогнувшей рукой неловко вписал: 20 июня 1727 года. Рядом с именами Бенджамина и Констанции были изображены три ветви с именами детей - Филип, Присцилла и Джаред.
Молодой человек отодвинул в сторону родословную семьи Морган и взял в руки старый пожелтевший дневник, страницы которого были заложены листами с записями отца. Торопливый, путаный почерк и обилие восклицательных знаков свидетельствовали о том, с каким душевным волнением Бенджамин Морган читал этот документ. В нескольких словах отец пояснял, что дневник нашли на чердаке одного старого бостонского дома, стоящего на отшибе, близ причала. Хозяин дома - деловой партнер Бенджамина Моргана, - увидев знакомую фамилию, принес найденную им тетрадь отцу Филипа. Она принадлежала Энди Моргану, прадеду Бенджамина. На страницах своего дневника Энди Морган запечатлел историю становления колонии залива Массачусетс; несколько раз он упоминал и об английском городке Эденфорде, находящемся где-то в Девоншире. Однако в основном в дневнике говорилось о духовном становлении Энди Моргана; о том, как страстно он хотел, чтобы его дети следовали путями Господними. Бенджамин особо выделил то место, где фигурировала фамильная Библия Морганов. Дневниковая запись (Филип обратил внимание на то, что она была сделана за несколько недель до смерти Энди Моргана; ему шел семьдесят второй год) гласила:
"26 августа 1682 года
Вот уже семь лет минуло с тех пор, как мы не имеем никаких сведений о Кристофере. У нас почти не осталось надежды увидеть его живым. Последнее известие о нем мы получили из вторых рук незадолго до начала военных действий. В то время мой дорогой сын проповедовал среди вампаноагов. Мы пребываем в полном неведении, что с ним сталось, здоров ли он, и можем быть уверены лишь в одном - его судьба в руках Божьих. Кристофер не страшится людей, способных убить его, ибо знает: душа его неуязвима. Горько сознавать, что он умер бездетным, не оставив сына, которому мог бы передать фамильную Библию в соответствии с моим напутствием, данным ему на церемонии. Но, быть может, я ошибаюсь, придавая такое значение материальному символу. Всевышнему не нужна запись, чтобы понять, кто следует Его путями. Мне же остается лишь уповать на то, что мои потомки никогда не утратят веру в Господа.
Последнее время Нелл чувствует себя неважно. Давно, очень давно, в те годы, когда мы еще были молоды, от рук злодеев трагически погибли ее горячо любимые отец и сестра, и теперь ей тяжело смириться с тем, что ее первенца, возможно, уже нет в живых. Господи, утешь ее!
А на днях мы узнали, что Люси опять беременна. Если Отец Небесный дарует малышу жизнь - трое детей моей ненаглядной девочки умерли в младенчестве, - это будет ее двенадцатый ребенок. Наша милая Люси изрядно потрудилась, приумножая благочестивый род Синклеров.
Я не перестаю молить Господа, чтобы Он вразумил меня и помог быть терпимее к Роджеру. Почти ни в чем мы не можем прийти к согласию, идет ли речь о земной жизни или о мире ином. Открой его глаза, Боже. Научи ценить не одни лишь материальные блага".
Прочитанное взволновало Филипа не только как ученого. Этот дневник не просто часть истории Массачусетса, он - часть истории его семьи. Человек, чья рука сорок пять лет назад вывела эти строки, был его предком!
Бумаги, вложенные в дневник, имели самое непосредственное отношение к поискам потерянной Библии, предпринятым Бенджамином Морганом. Здесь находились черновики его собственных писем к двоюродным братьям и сестрам Филипа, детям Тимоти и Тайлера Морганов. Сама переписка, по-видимому, хранилась в одном из ящиков письменного стола. Бенджамин просил племянников сообщить ему все, что они знают о судьбе пропавшей Библии. В ответных посланиях говорилось следующее: о фамильной Библии частенько упоминал дедушка Роджер, когда был пьян и зол. Один из племянников вспомнил, как старик костерил своего брата, называя его Иисусом племени наррагансетов и апостолом резерваций. На этом письме рукой отца была сделана приписка:
"Я уверен: Библия Морганов уцелела! Гипотеза. Кристофер Морган учил индейцев чтить Господа и уважать Его Слово. Неужели ученики после смерти учителя не сохранили его Библию как величайшее сокровище? Чтобы проверить это, я отправлюсь в резервацию наррагансетов и узнаю, не там ли хранится символ духовного наследия моей семьи".
Молодой человек судорожно втянул в себя воздух. Что ж, дело отца стало его делом. Он сдержит свое слово. Но чем больше Филип думал об этом, тем сильнее теснила его грудь тоска и тем обильнее выступал на лбу холодный липкий пот.
Глава 3
Ух ты, да у него мушкет! - восторженно выдохнул Уилл. Радостно приветствуя друга, Уилл Хопкинс и Томас Чакерс вышли из тени деревьев. Луна осветила своим неверным, причудливым светом фигуры трех мальчиков.
- Порох взял? - спросил Чакерс, заметив на поясе Джареда пороховницу, и деловито добавил: - А пули?
- Ясно дело взял, дурья ты башка! - возмутился Джаред. - Кому нужен мушкет без пуль?
- Дай-ка посмотреть, - Чакерс требовательно протянул руку, и Джаред без колебаний вложил в нее оружие. Так уж у них повелось. Мальчики дружили не первый год и особо не церемонились друг с другом, но верховодил все-таки Чакерс. Он был почти на год старше Уилла и Джареда, и те беспрекословно ему подчинялись.
Уилл был пареньком рослым - практически таким же высоким, как старший брат Джареда Филип. Этого простосердечного увальня с большим ртом, постоянно растянутым в добродушной ухмылке, и оттопыренными ушами, напоминавшими наполненные ветром паруса, Господь, к несчастью, обделил умом, зато наградил дружелюбным и незлобивым характером. В их компании Уилл исполнял роль шута.
Невысокий, крепко сшитый, с длинными, мускулистыми руками, Чакерс был прирожденным лидером. Уже в шестнадцать лет все его тело покрылось густыми черными волосами на зависть приятелям, которые считали это признаком зрелости. Чакерсом - так произносил в детстве собственное имя Чарлз Томас - его называли и сверстники, и взрослые.
И все же самым смышленым и проворным в этой троице был Джаред Морган. Он мог бы подчинить друзей своей воле, но не хотел - предпочитал держаться в тени. Как правило, именно он воплощал в жизнь то, что задумал Чакерс.
Взять хотя бы историю с мистером Томлином. Как-то раз Чакерс принес на воскресную службу птичье перо. Уилл, Чакерс и Джаред, как обычно, уселись вместе на скамью для мальчиков - она стояла рядом со скамьей семейства Томлин. Мистер Томлин, пасечник, славился тем, что имел обыкновение засыпать на проповеди; еще песочные часы не успевали перевернуть, а он уже вовсю клевал носом. Каждое воскресенье три товарища увлеченно следили за сборщиком церковной десятины, который подходил к скамье Томлинов со своей длинной палкой и проводил по лицу пасечника лисьим хвостом. Если лисий хвост не мог разбудить соню, сборщик податей специальным шипом колол сладко посапывающего прихожанина в руку. Во время этого действа неразлучная троица веселилась от души.
В то воскресенье плешивая голова мистера Томлина, как всегда, безмятежно и доверчиво склонилась к деревянной спинке скамьи, и пасечник погрузился в сон. Пока сборщик податей занимался своим делом в противоположном углу церкви, Джаред, подстрекаемый Чакерсом, нагнулся к спящему мужчине и, тихонько жужжа, пощекотал его перышком. Тот, не просыпаясь, заерзал и, к безудержному восторгу трех приятелей, принялся, размахивая руками, отгонять назойливое насекомое. Так они развлекались несколько минут; Джаред изощрялся, как мог, имитируя самые разные звуки, которые издают пчелы, и то тут, то там касался перышком головы мистера Томлина.
Легкий толчок в бок предупредил Джареда о приближающейся опасности. Он быстро спрятал перышко и с большим почтением уставился на священника. Повернув головы к кафедре, мальчики уголком глаз следили за тем, как к мистеру Томлину размеренным шагом приближается сборщик податей. Подойдя к скамье, он привычным движением провел по щеке спящего мужчины лисьим хвостом. Пасечник досадливо отмахнулся и заворчал во сне, словно старый пес. Сборщик предпринял еще одну попытку - и опять без результата. Тогда, изменив тактику, он взял в руки палку с шипом на конце. Уилл сдавленно захихикал. Чакерс предостерегающе ущипнул друга.
С величием монарха, дарующего подданному рыцарское звание, сборщик податей шагнул к пасечнику и, изловчившись, уколол его в руку. Мистер Томлин вскочил, словно подброшенный. Вытаращив глаза, он принялся ожесточенно размахивать руками и громко осыпать невидимый пчелиный рой проклятиями.
Прошло немало времени, прежде чем мистер Томлин рискнул вновь уснуть на богослужении.
Ну а Джаред с Чакерсом очень скоро оказались в центре настоящего скандала. Предыстория этого происшествия такова. Члены церковной общины относились с нескрываемым почтением к Бенджамину Моргану, поэтому, когда звонарь уезжал в Провиденс навестить родных, его обязанности поручали исполнять Джареду. И вот как-то раз Бенджамин, поддавшись на уговоры Джареда, позволил Чакерсу подняться на колокольню.
В то утро, выполнив обязанности звонарей, приятели устроились на нижних ступенях лестницы, ведущей на колокольню. Они сидели наверху, точно воробьи на стропилах, и с интересом поглядывали на прихожан. Когда Чакерсу стало скучно - а во время службы такой момент наступал неизбежно, - он начал выковыривать замазку из щелей. Крохотный кусочек замазки вывалился из его рук, ударился о ступени и полетел вниз, едва не угодив в пожилого джентльмена, - к счастью, тот ничего не заметил. Проследив за полетом замазки, Чакерс и Джаред тут же сообразили, чем себя развлечь.
Приятели наковыряли сухой замазки - она должна была служить снарядами. Поначалу они соблюдали осторожность и бросали замазку лишь тогда, когда прихожане склоняли головы. Поразив цель, стрелки тихонько прыскали; им нравилось наблюдать за тем, как люди потирают голову и недоуменно смотрят вверх, не догадываясь, что огонь ведется сзади. Но молитва не длится вечно - в те дни, когда Джаред и Чакерс сидели в зале, не имея под рукой столь увлекательного занятия, им казалось, что конца-краю этому не будет, - и далее последовала проповедь, которая друзьям очень быстро наскучила. И они взялись за прежнее. Теперь прицельный огонь велся по скамье для мальчиков.
Кусочек замазки, брошенный Джаредом, угодил в старшего брата Уилла Хопкинса. Недолго думая тот заехал Уиллу под ребра. Чакерс и Джаред покатывались со смеху, видя, как их дружок тщетно пытается доказать свою невиновность.
Веселье закончилось внезапно. Гарри Стэнфорд, непоседливый десятилетний мальчик, сын церковного сторожа, повернулся назад как раз в тот момент, когда Джаред решил произвести очередной залп. Кусочек замазки попал Гарри в глаз, и мальчишка истошно заорал. Вопль был таким громким и пронзительным, что пробудил даже мистера Томлина. Между тем Гарри одной рукой закрыл подбитый глаз, а другой указал на своего обидчика.
С тех пор Джареда и близко к колокольне не подпускали. Что до Бенджамина Моргана, то он тоже не спустил сыну этой выходки и всыпал мальчику по первое число.
Но сегодня отца похоронили. Джаред был не настолько бессердечен, чтобы радоваться его смерти, и все же он понимал: без отца их ночная вылазка становится менее рискованной.
- Это мясо? - Джаред указал на бумажный сверток, который бережно прижимал к груди его лопоухий приятель.
- Ага. Два куска. Молоток я тоже захватил, - хвастливо сказал Уилл и, приподняв рубаху, показал молоток, засунутый за пояс. - И гвозди. - Он вытащил из кармана три больших ржавых гвоздя.
- Что за мясо?
- Оленина.
- А что если твоя мать его хватится?
Уилл сонно улыбнулся и пожал плечами. Судя по всему, мысль о том, что мать, заглянув в кладовую, может обнаружить пропажу мяса, не приходила ему в голову.
- А мушкет-то так себе, - заявил Чакерс. Он приложил приклад к плечу и прицелился, направив дуло на противоположный берег реки.
- Другого нет, - ответил Джаред. - Мой отец вообще не любитель… не был особым любителем оружия.
Эти слова напомнили мальчикам о смерти Бенджамина Моргана, и они неловко замолчали. Однако находчивый Чакерс тотчас вывел свое войско из оцепенения, скомандовав:
- Пошли.
И, держа в руке мушкет, он бодро зашагал к лесу.
Уилл Хопкинс развернул бумагу, вынул кусок оленины и приложил его к дереву. Чакерс и Джаред молча смотрели, как, придерживая мясо левой рукой, правой Уилл сначала выудил из кармана гвоздь, а затем вытащил из-за пояса молоток. Он прибил мясо к дереву примерно на уровне своей груди. Лес покорно отозвался на стук молотка коротким эхом.
- Готово, - сказал Уилл и, полюбовавшись на свою работу, простодушно добавил: - А все-таки как волки догадаются, что мясо здесь?
- Ну и балбес! - в сердцах воскликнул Чакерс. - Да учуют они его, учуют!
- Что, спросить нельзя? И не называй меня балбесом.
Чакерс не обратил внимания на сердитый тон приятеля.
- Ну и как прикажешь тебя называть? - ядовито поинтересовался он. - Дураком, что ли?
Уилл, похоже, разобиделся не на шутку, а ведь друзья частенько перебрасывались подобными словечками. "Это из-за того, что сейчас очень поздно, - решил Джаред. - Я и сам как взведенный курок".
- Ты прибил мясо слишком низко! - проворчал Чакерс. - Они его достанут!
- Ну и отлично! Это же приманка! - огрызнулся Уилл.
- Да ты вправду дурак, Уилл! Пойми, стоит только волкам дотянуться до мяса, они сорвут его и дадут стрекача. Поди узнай, успеем ли мы выстрелить! А если оно будет висеть высоко, им придется попрыгать. Мы тем временем спокойно подстрелим волка, спрячем его и подождем, пока к наживке придет следующий… Плохо ли получить по десять шиллингов за каждого волка - минус деньги, которые придется заплатить моему брату за то, что он сдаст их. Так кто из нас лучше соображает, Уилл, - ты или я?
Юный Хопкинс надулся и замолчал, однако к соседнему дереву мясо прибил как можно выше.
Мальчики улеглись за кустами, росшими неподалеку, и притаились. Из кустов высовывался только длинный ствол мушкета, который держал Джаред. Минуту назад Джаред и Чакерс здорово повздорили. Чакерс вознамерился стрелять сам, Джаред с этим не согласился. Обычно Джаред уступал приятелю, но сегодня он, можно сказать, разозлился: ему не понравилось, что Чакерс напустился на Уилла. Сопя и пихаясь, они начали вырывать друг у друга мушкет. Драку совершенно неожиданно предотвратил их лопоухий друг. Почесав вихрастый затылок, он внес такое предложение: пусть первый выстрел принадлежит хозяину мушкета - Джареду, а второй - ведь им все равно предстоит подстрелить нескольких волков - Чарлзу. Чакерсу - не брать же свои слова обратно - нечем было крыть. На том и порешили.
Время тянулось невыносимо медленно. Юные охотники изо всех сил старались лежать тихо - насколько на это способны три живых мальчика, оказавшихся ночью в лесу. Джаред до рези в глазах вглядывался в темноту, пытаясь уловить хоть какое-нибудь движение. Густые ветви деревьев почти не пропускали лунный свет. Лишь кое-где на стволах деревьев играли серебристые блики. Было оглушительно тихо - ни один листик не шевелился. Только рядом с Джаредом легко и ровно дышали его товарищи. Мальчик хорошо видел деревья, с которых свисали куски оленины. Как и все его сверстники, живущие в колонии, он рано научился обращаться с мушкетом, однако в стрельбе практиковался реже других. Его отец считал, что куда надежнее вверить свою судьбу Господу. И все же Джаред не сомневался: он сумеет подстрелить волка.
- Пошли домой, а?! - захныкал вдруг Уилл. - Безнадежно это, не придут они сюда сегодня.
- Тоже мне охотник, - процедил сквозь зубы Чакерс.
Джаред повертел головой, разминая затекшие мышцы шеи.
- Похоже, тебе тоже хочется домой, - тут же поддел его Чакерс.
Джаред покачал головой.
- Я хочу убить волка.
- Чакерс, а Чакерс… - плачущим голосом протянул Уилл.
- Ну?
- А если они не придут?
- Значит, останемся без волка.