Я стараюсь не думать об этом. Мы уже второй день кушаем хлеб на завтра! Нам так хотелось кушать, что мы не утерпели. Сегодняшний хлеб у нас закончился вчера вечером. Другой еды нет никакой. Совсем-совсем никакой. И вот, я иду домой и несу хлеб на завтра. Который мы съедим сейчас! А завтра станем есть хлеб на послезавтра!..
Утро. Снова мутное безнадёжное и голодное утро. Я проснулась от голода. Страшно, безумно хочу кушать. Мне всю ночь сны про еду снились. Картошка с грибами снилась. Борщ, который мама так здорово варила, котлеты с макаронами. Ууу! Я хочу котлеты!! Из мяса!
В доме еды опять нет. Сегодняшний хлеб мы скушали вчера. Нужно идти покупать хлеб на завтра. Чтобы съесть сегодня. Очень хочу кушать. Не могу терпеть!
Сварила кипяток, подержала ведро, напоила Сашу, попила горячей воды, оделась, как луковица, и пошла в булочную. За хлебом. Время уже без десяти шесть, пока дойду - откроется.
Около булочной была длинная очередь. Она тянулась от дверей до середины соседнего дома. И это несмотря на страшный холод. Все хотят кушать.
Но что это? Время идёт, идёт, а я всё стою на одном месте. Вообще ни на шаг не продвинулась. Хотя давно открыть должны были. Люди вокруг волнуются. Что случилось?
Тут вижу, как из дверей булочной повалил народ. Шумят. Потом вышла продавщица и повесила на двери объявление. Очередь распалась, а перед объявлением толпа скучилась. Что ж там такое? Протолкавшись поближе, прочитала, что:
По техническим причинам в связи с аварией на водопроводе продажа хлеба 16 декабря 1941 года осуществляться не будет. Карточки на 16 декабря можно будет отоварить 17 декабря. 17-го декабря карточки на 17 декабря отовариваться не будут. С 18-го декабря булочная работает в обычном режиме. 18-го декабря будут действительны карточки на 17, 18 и 19 декабря.
Я стояла пред этим объявлением и не верила своим глазам. Это всё. Всё. Конец. Это мой и Сашин приговор. Два дня, целых два дня без хлеба нам не продержаться ни за что. Раньше ещё можно было бы попробовать пойти в другую булочную, но не теперь. С декабря месяца все карточки приписываются к конкретному магазину и в других магазинах они недействительны. Так проще планировать подвоз и распределять продукты. Очереди после этого действительно стали меньше. Зато, если этот единственный магазин закрывается, пусть и временно, то…
Нет!! Не хочу! Вспомнила надпись Анны Сергеевны на её фотокарточке: "Никогда не сдаваться!". Анна Сергеевна. Я знаю, что сделаю. Я найду еду!..
Глава 23
…Вот оно, значит, как. Тётя Шура. Я её нашла. Она на чём-то сидит около моста. На чём сидит - не видно. Снегом занесло. А она сидит с непокрытой головой, опершись спиной на перила. Мимо идут, вернее, бредут люди. А она сидит. Сидит и сидит. Ей уже всё безразлично.
Сколько она так сидит? День? Два? Неделю? Кто знает. Она шла домой, к своим детям. Возможно, что-то несла им. Но не дошла. Села отдохнуть. Устала. И встать уже не смогла.
Саше я не скажу про это. Не нужно ему знать. Он и так совсем плох. Настолько, что даже никак не отреагировал, когда я сказала ему, что хлеба не будет два дня. Он не считает важным уже даже и это. Думаю, ему и двух дней не понадобится. Он умрёт завтра, теперь я точно знаю это.
Тут я поняла ту женщину, что привезла на пункт сбора свою ещё живую мать. Быть может, у них случилась похожая история? Если я прямо сейчас развернусь и пойду домой, то сегодня я ещё смогу дотащить Сашу до пункта сбора трупов. Чувствую, что смогу. Я заходила в школу и кушала суп. Сегодня - смогу. Завтра - нет. Без хлеба супа мне не хватит.
Но я не сдамся! Я не потащу в это страшное место ещё живого Сашу. Я не лягу рядом с ним! Я ещё жива. Хлеба нет, и сегодня не будет. И завтра не будет. Но я не сдаюсь!
Мои родители всегда презирали спекулянтов. Считали их трутнями. Они ничего не делают, только перепродают вещи. Но больше взять еду мне негде. Я иду на толкучку, искать спекулянтов. Кто-то ведь, наверное, имеет избыток продовольствия даже сейчас и может продать его. Без карточек.
Единственное, перед этим походом я заскочила домой. Нужно было набрать воды и наколоть щепочек. Вдруг Саша пить захочет, а меня нет. И щепки колоть он сам не может. Буржуйку разожжёт, если она заряжена. А сам щепок наколоть не может. Он прямо как младенец стал, Сашка Круглов. Такой же беспомощный.
Щепок-то я наколола, а вот с водой проблемы. Пришла я с чайником на колонку около жёлтого дома - а та не работает. Люди с кастрюлями и вёдрами подходят, жмут на ручку, и, разочарованные, удаляются. Нет воды. Сходила на следующую колонку - та же история. Не работает. Там, на колонке, Вальку с бидоном встретила. Он говорит, что уже четыре колонки обошёл, нигде воды нет. Предлагает к Неве сходить, там набрать воду.
Офигел? К Неве! Нет уж, такую даль я не попрусь. И так еле ноги волочу. А мне ещё на толкучку сегодня. Я лучше снега наберу в чайник. Валька не согласился со мной. Говорит, из снега вода плохая. Из Невы лучше. Я и не сомневаюсь. Но очень уж далеко. Некогда мне.
Валька развернулся и, помахивая бидоном, ушёл за водой на Неву. А я выбрала место почище и там наковыряла себе полный чайник снега. Да, вода из снега мылом отдаёт. Невкусная. Но мне сейчас не до того. У нас кушать нечего дома! Какая уж тут вода!
Занесла чайник со снегом домой, зажгла буржуйку, чтобы Саша не замёрз, сложила около неё кучу щепок на новую заправку и ушла. Мне нужно достать еду для Саши.
Я несу с собой почти все деньги, что были у нас. Двести пятьдесят рублей. Дома осталось ещё кое-что, но совсем мало. Чуть меньше тридцати рублей. Впрочем, если покупать хлеб по карточкам, этого всё равно до лета хватит. А ещё у меня за пазухой наша единственная относительно ценная вещь - набор из шести серебряных чайных ложек. Старинный. Тот самый, что подарила Анна Сергеевна.
Как-то я бодро иду сегодня. Давно так не ходила. Кажется, организм понимает, что это последний бой и экономить смысла уже нет. Или я куплю еду, или всё уже не важно. А вот и она, толкучка. Что-то не очень сегодня много тут народа.
Стала бродить кругами, приценятся. В основном вещи пытаются продать. Вернее, на еду сменять. Предлагают швейную машинку в отличном состоянии за двести грамм хлеба. Персидский ковёр ручной работы. Скрипку старинного итальянского мастера. Полное собрание сочинений Марка Твена. Бобровую шубу. А, нет, шубу продали. Тёплая одежда тоже нужна сейчас. За шубу тётенька половину буханки получила и осталась весьма довольна этим. Чего тут только нет! Гм. Еды тут нет. Еду почти не предлагают.
Есть дурно пахнущий студень по сто грамм за двадцать рублей. Есть брикеты дуранды по пятьдесят рублей. Плитки столярного клея по тридцать рублей. А вот и хлеб. Ой, тут хлеб за деньги продают, без карточек! И почём? Мамочки. Тысяча рублей буханка. Тысяча рублей!! За буханку?!
Ко мне какой-то дяденька подошёл. Спросил, что я ищу. Может, он поможет. Я сказала, что ищу покушать. У меня брат дома умирает. Дяденька мне посочувствовал, а затем спросил, что у меня есть. Призналась, что есть двести пятьдесят рублей. Дяденька ещё посочувствовал и пообещал устроить дуранду со скидкой. Шесть брикетов за двести пятьдесят. Хотя по одному их за пятьдесят продают каждый.
Хорошо. Хоть дуранду. А получше нет ничего? За получше, говорит, платить нужно. Немного подумав, я решила, что хуже не будет. Порылась у себя за пазухой и достала коробку с ложками. Серебряные, говорю. Старинные.
А вот ложки дяденьку заинтересовали. Он вытащил одну, внимательно осмотрел её, поцокал языком и предложил мне две котлеты из мяса за коробку с ложками и двести пятьдесят рублей.
Котлеты. Котлеты! Они снились мне сегодня. Котлеты!! Только я не совсем дура. Согласилась, но сказала, что котлеты должны быть свежие и крупные. Не с ложку размером, а обычные. Дяденька сказал, что конечно-конечно и куда-то исчез, наказав мне стоять на месте.
Впрочем, он очень быстро вернулся. С ним был ещё какой-то тип совсем бандитской наружности. Я вот так и чувствовала, что это жулики и они хотят обмануть меня. Но вокруг было много людей, и я не очень боялась. Я же не пойду с ними в тёмный закоулок. А на виду у всех они вряд ли нападут.
Тип бандитской наружности принёс бумажный свёрток. Развернул его передо мной. Котлеты. Действительно, котлеты. Настоящие. Даже не мороженые, свежие. Я очень тщательно обнюхала их. Пахнет свежим сырым мясом. Никакой гнили не чувствуется. И они большие! Ещё довоенного размера! Просто свежие котлеты.
В магазине бы я такие купила, не задумываясь ни на секунду. А тут меня личности продавцов смущали. Но дяденька, который меня первый нашёл, сказал, что я принесла очень хорошие ложки. Ручной работы. Работа много дороже серебра, что пошла на эти ложки. И ещё им жалко меня и моего брата.
Насчёт жалости я не слишком поверила. По-моему, такой тип и маму родную за пять копеек продаст, взял бы кто. А вот насчёт ложек похоже на правду. Они действительно очень красивые. Даже жаль отдавать. Но котлеты!!
Ещё раз очень внимательно исследовала эти котлеты. На мой взгляд, всё нормально. Хорошие котлеты. А дома Саша. Его нужно срочно кормить! Эх, была не была!
Я отдала подозрительным типам ложки и двести пятьдесят рублей. А мне отдали свёрток с котлетами.
Мясо! Настоящее мясо! Котлеты! Нет, я не стану жарить их. Я сварю из них мясную похлёбку. Если варить по чуть-чуть, нам с Сашей их на две недели хватит. Котлеты очень крупные. Пожалуй, даже довоенные котлеты были чуть-чуть меньше. Мы спасены!
- Зря ты это, девочка, - послышался у меня за спиной незнакомый голос.
- А? Что? - оборачиваюсь я.
- Зря, говорю, ты это делаешь.
- Зря? Что зря, бабушка?
- Бабушка? Какая я тебе бабушка? Мне тридцать пять лет.
- Ой. Извините, пожалуйста.
- Впрочем, сейчас все выглядят не так, как на самом деле. Ты вот, например, как мальчишка-оборванец выглядишь. Пока не заговоришь, так и не поймёшь, что ты девочка.
- Просто эти вещи теплее, чем мои собственные.
- Я догадалась. А с котлетами - это ты зря. При всей Его любви, такого Он не простит.
- Но почему? Хорошие ведь котлеты!
- Хорошие?
- Хорошие. Я очень внимательно их осмотрела. Свежие.
- Ты что, так ничего и не поняла?
- А что я должна была понять?
- Девочка, из какого мяса сделаны эти котлеты?
- Да не всё ли равно? Я и не спрашивала. Хоть из кошки, хоть из крысы. Не важно!
- Из кошки? Когда последний раз ты видела в Ленинграде живую кошку, девочка? А крыса… Сколько же крыс нужно на одну котлету? Крысу проще целиком сварить, если уж поймаешь её. И мясо, как ты говоришь, свежее.
- А… А из кого же тогда?
- А ты подумай. Каких достаточно крупных животных сейчас много в Ленинграде? Настолько крупных, чтобы из них имело смысл делать котлеты.
- Эээ…
- Просто посмотри вокруг, девочка.
- Ой.
- Ты поняла…
Мамочка. Они, они из… Про это почти не говорили. Так, шёпотом в очередях. Что где-то кто-то. И я тоже как-то не думала про это. Хотя сама ведь два раза уже видела на улице лежащие в снегу трупы со спущенными штанами, у которых кто-то вырезал попу и части бёдер. Голые кости торчали наружу.
Это были людоеды! Я только что с самыми настоящими людоедами разговаривала! И они мне продали котлеты. Понятно теперь, что это за котлеты. Они всё же обманули меня!
Я стала оглядываться по сторонам, ища продавцов котлет. Но их нигде не было. Да и вряд ли они согласились бы отдать мне обратно деньги и ложки. К тому же, если уж на то пошло, они не обманывали меня. Это я дура набитая. А с их стороны сделка честная. Я действительно получила именно то, что и просила - свежие крупные котлеты из мяса. Они честно отдали их мне. Это у меня не хватило ума спросить, из какого мяса эти котлеты сделаны.
Ну, я и дура!
Поднялась вьюга. Ветер. И, вроде, похолодало. Мне и через три кофты и Сашино пальто холодно. Замерзаю. Наверное, все минус тридцать сейчас. И очень сильный ветер.
Что ж, стоять на месте смысла нет. Повернулась, и пошла домой. У меня всё равно не осталось ничего на обмен. Я осталась без денег и без красивых ложек. Чего уж тут, назовём вещи своими именами. Я просто просрала их. Иначе не скажешь. А вместе с ними - и наши с Сашей жизни. Кушать такие котлеты или, тем более, кормить ими Сашу, я не смогу даже ради спасения моей или его жизни.
А что делать с самими котлетами? Они жгли мне руки через варежки. Просто бросить их на землю казалось мне неправильным. В конце концов, я придумала. Сделала небольшой крюк и зашла на ближайший пункт сбора трупов. А там тихонько и незаметно метнула страшные котлеты в грузовик с телами. Если им повезёт, их похоронят…
Глава 24
Ночь. Лежим, обнявшись с Сашей. Думаю, это последняя его ночь. Следующей ночи у моего брата не будет. А у меня, наверное, будет ещё две или даже три ночи. Уже без Саши.
Вой сирен на улице. По висящему внизу подъезда графику, этой ночью на чердаке дежурят Круглов и Смирнов. Последние три раза Сашу заменяла я. Теперь Смирнову придётся отдуваться за двоих. Сегодня я не приду. Не могу.
Как громко воют сирены. А если Валька не успеет? Одному действительно сложно. Но я ведь не могу!
Впрочем… К чему тянуть? Зачем мне лишняя безнадёжная ночь рядом с Сашиным телом? Разве не лучше последние капли сил истратить сейчас? Может быть, я тогда тоже смогу умереть завтра, как Саша. И с Валей хорошо бы попрощаться. Пусть он выживет и чаще вспоминает меня после победы.
Да! Я выпуталась из Сашиных объятий и встала. Ходить я пока могу! И я пошла. На чердак. Была наша очередь дежурить. А ещё хочу пожелать Вале удачи.
Какая высокая лестница у нас. Так много ступенек. Когда же они закончатся? Фух. Пятый этаж. Вот, Валькина квартира. Но он наверняка уже на чердаке, тревогу минут двадцать назад объявили. Нужно спешить. А то Валя там один.
Последние ступени, дверь на чердак, открываю её и… Что такое? Полная темнота. Валька не зажёг керосинку?
Где стоит керосинка, я знаю. Прямо рядом с входом стол. Там она и стоит всегда, чтобы можно было и в темноте найти. Пошарив руками, керосинку быстро нашла. Она заправлена и спички рядом. Так положено.
Чиркнула спичкой, зажгла фитиль. Странно. А Вали тут нет. Никого нет. Я одна. А так всё как обычно. Слуховые окна завешаны светомаскировкой, четыре бочки со льдом, два ящика с песком. Но где Валя? Неужели и ним что-то случилось. Когда я видела его сегодня, он собирался идти за водой на Неву. Выглядел он тогда вполне здоровым, насколько это слово применимо в наших условиях.
Как бы то ни было, теперь мне уж точно нельзя возвращаться в постель. При бомбёжке чердак нельзя оставлять без дежурного. Весь дом сгореть может.
Я взяла со стола спички и горящую керосинку и прошла к специально для неё прибитому крюку. Повесила на крюк лампу, а сама прошла ко второй. Тут две лампы керосиновых всегда зажигаем. Света от одной на весь чердак не хватает. В темноте же ходить по чердаку очень неудобно. Там и столбы и пол неровный. Вполне можно стукнуться обо что-то или упасть.
Холодно. Горят две керосиновых лампы. Зато не страшно. Ночь, холод, вой ветра и сирен, гул самолётов в небе, хлёсткие выстрелы зениток. А мне не страшно. Я почти умерла. Чего мне бояться?
Или это от голода? Какие-то мысли стали тягучие. Как муха в меду. Муха. Мёд. Хочу мёд. С блинами. Или без блинов. Или блины без мёда. А Лёнька со сметаной любит. А я сметану не люблю. Потому что дура. Сметана вкусная. А Лёнька на войне. Он жив ещё?
Действительно, тягучие мысли. Может, я уже умираю? Когда не хватает еды, организм ведь сначала отключает от снабжения наименее важные органы. Самый важный орган - это мозг. Раз давать сбои начал уже и мозг, значит еды не хватает даже ему. А если еды не хватает мозгу, то это может означать лишь одно - этой еды в организме нет совсем.
Пожалуй, я присяду на пол. Или даже прилягу. Нельзя, я знаю. Но я так устала.
БУДУМП!! БАЦ!! Пшшшш…
Зажигалка!!
Толстенные защитные рукавицы я надела уже давно, поверх своих варежек. Подбегаю к сыплющей искрами зажигалке, хватаю её рукавицами и, отворачивая лицо в сторону от неё, тащу к ближайшей бочке.
С осени эту бочку полностью заполнили водой. Но сейчас в ней один лишь лёд, примерно две трети бочки льда. Она давно промёрзла насквозь. Вот туда я зажигалку и бросаю. Неважно, что воды нет. Там только железо бочки и лёд. Поджигать нечего. Пошипит немного зажигалка, да и перестанет.
Вот, только что помирала, а как бомба упала, так и взбодрилась. Даже бежать к ней пыталась. Не зря я сюда поднялась, ой не зря. Ведь пожар был бы! Как хорошо, что я не осталась лежать в постели. Я же не знала, что Вали тут нет. Думала, он подежурит. Да и далеко не каждое дежурство бомба по дому попадает. Даже если и попадает, то чаще по крыше скатывается вниз, на землю. А сегодня фашисты не только попали, но и зажигалка смогла провалиться на чердак. А это самое опасное. Очень велика вероятность пожара.
БУДУМП!!
Ещё бомба? Опять? И где она? Не вижу. Что-то происходит на крыше надо мной. Какое-то шуршание там. А, понятно. Бомба упала, но крышу не пробила. Так там и вертится. А вот… вот она куда-то перемещается. Покатилась вниз и…
Ой!!
Вторая бомба, что катилась по крыше, наткнулась на рваную дыру в кровле, которую только что пробила первая, и провалилась на чердак. Быстрее, схватить её и в бочку!
БУДУМП!!
Опять?!
Как могу быстро ковыляю к бочке и кидаю вторую зажигалку к первой, которая тоже ещё шипит и пытается расплавить лёд. Оборачиваюсь.
Мамочки. Пожар!!
Третья зажигалка упала прямо рядом со слуховым окном. И пока я возилась со второй, успела поджечь там старое одеяло, из которого светомаскировка сделана. Вот почему по двое дежурят на чердаке. Мне же не разорваться!
Одеяло горит уже довольно сильно. А на полу сыплет во все стороны искрами зажигалка. Только ноги у меня бегать отказываются. Ну, пожалуйста, ножки, ну в последний раз. А потом будем отдыхать. Долго-долго отдыхать. Быстрее!
Я всё же дошла. Одеяло всё в огне, но я в защитных рукавицах. Поэтому просто руками отдираю его от гвоздей, которыми оно прибито, и целиком выбрасываю вниз, во двор. Хорошо, что стёкол в слуховых окнах давно не осталось. Не нужно возиться с открыванием. Следом за одеялом во двор полетела и горящая зажигалка. Пусть теперь там попытается снег поджечь.
А у меня тут всё ещё пожар. Одна из подпорок, на которых держится крыша, горит уже довольно сильно и тухнуть не собирается. И воды ни капли. Она вся замёрзла. Что делать?
Или есть вода? Чёрт, конечно есть! Быстро прошаркала до той бочки, куда бросила две первые зажигалки. Так и знала. Они лёд частично растопили. Спасибо. Воды не слишком много, но больше трети пожарного ведра грязной воды со льдом я из бочки зачерпнула. И скорее назад, тушить.
А потом ещё раз. И ещё. Три раза с ведром ходила к бочке. Но залила, успела. Дерево ведь всё проморожено, разгорается не слишком охотно.
И вот я стою около слухового окна в защитных рукавицах и с пустым ведром в руке. Смотрю в морозную декабрьскую ночь. Коленки дрожат. Я понимаю, что этой ночью потратила слишком много энергии, которой и так не было. Организм отдал последние резервы. Пусть. Это был мой последний бой, но это был славный бой. Я не зря поднялась на чердак.