Тут есть сторож, которому я нравлюсь. Я не спрашиваю, почему. Я научился принимать любовь, не требуя объяснений. Когда этот человек видит, что я стою на четвереньках и скребу землю руками в случайных с виду, однако научно обоснованных местах, он расстраивается, спешит ко мне с заступом и предлагает помочь. Почему-то ему очень хочется, чтобы я пользовался заступом.
Он не понимает, что я хочу свободы совершать собственные ошибки.
- Анри, если тебя будут считать сумасшедшим, ты никогда не выйдешь отсюда. - С какой стати я должен хотеть отсюда выйти? Им самим не терпится уйти, вот они и не замечают того, что здесь. Когда дневные сторожа садятся в свои лодки, я даже не смотрю в их сторону. Думаю о том, куда они ходят и на что похожа их жизнь, но я никогда не поменялся бы с ними местами. Их лица остаются серыми и унылыми даже в солнечные дни, когда ветер хлещет скалу для собственного удовольствия.
Куда я пойду? У меня есть комната, сад, компания и досуг. Что еще нужно человеку?
А любовь?
Я по-прежнему влюблен в нее. Едва занимается день, я думаю о ней, а когда зимой краснеет кизил, я протягиваю к нему руки и вижу ее волосы.
Я люблю ее. Не фантазию, не миф и не мое собственное творенье.
Ее. Человека, который не я. Бонапарта я придумал так же, как он сам придумал себя.
Моя страсть, хоть она так и не смогла ответить на нее, помогла мне понять разницу между изобретением возлюбленной и подлинной влюбленностью.
Изобретают-то для себя, а влюбляются в кого-то другого.
Я получил письмо от Жозефины. Она помнит меня и хочет навестить, но я думаю, что это невозможно. Адрес ничуть не встревожил ее; она вложила в письмо семена многих видов растений, причем некоторые можно вырастить только в оранжерее. У меня есть инструкции и даже иллюстрации; правда, я не знаю, как быть с баобабом. Кажется, он растет корнями вверх.
Если так, то тут для него самое подходящее место.
Говорят, когда во время Террора Жозефина сидела в зловонной тюрьме Карм и ждала смерти, она и другие дамы с сильным характером выращивали сорняки и лишайники, что росли на камнях, и сумели создать если не сад, то зеленый уголок, который утешал их. Может, это правда, а может, и нет.
Это неважно.
Важно, что это утешает меня.
Там, за лагуной, этот город безумцев готовится встречать Рождество и Новый год. Рождество здесь празднуют не так пышно, чествуют лишь Дитя, а на Новый год устраивают процессию; нарядные лодки хорошо видны из моего окна. Их огни подскакивают вверх и вниз, а вода под гондолами сияет, как масло. Я стою у окна всю ночь, слушая, как в скалах стонут мертвые, и следя за тем, как по небу движутся звезды.
В полночь из каждой церкви несется звон колоколов, а церквей здесь, по меньшей мере, сто семь. Я пытался их сосчитать, но это живой город, и никто толком не знает, сколько храмов здесь было вчера и сколько их будет завтра.
Вы мне не верите?
Приезжайте и убедитесь сами.
В Сан-Сервело тоже бывает служба, но беда в том, что большинство здешних пациентов приковано к стене цепями, а остальные так громко бормочут и суетятся, что мессы толком не слышно. В местную церковь я не хожу - там нельзя погреться. Лучше сидеть в комнате и смотреть в окно. В прошлом году Вилланель постаралась подплыть поближе и устроила фейерверк. Одна ракета взлетела так высоко, что я едва не поймал ее. На секунду мне пришло в голову, что я мог бы упасть вместе с гаснущими ракетами и еще раз прикоснуться к ней. Еще раз. Что случится, если я снова окажусь рядом с нею? Ничего. Но если я заплачу, то уже не смогу остановиться.
Сегодня я перечитал свои записи и нашел одно место:
"Я говорю, что влюблен в нее. Что это значит?
Это значит, что я вижу свое будущее и прошлое при свете этого чувства. Как будто до того писал на неведомом языке - и вдруг стал понимать написанное. Она без слов объясняет меня мне самому. И, как всякий гений, не догадывается, что делает".
Я продолжаю писать; значит, у меня всегда будет что почитать.
Ночь сегодня морозная. Земля посветлеет, а звезды станут колючими. Когда я утром пойду в сад, то увижу, что он покрылся тонкой серебряной паутиной, потрескавшейся в тех местах, которые я сегодня полил больше обычного. Так замерзает только сад; все остальное слишком соленое.
Я вижу огоньки лодок, а Патрик, который сегодня со мной, видит, что происходит в самом соборе Святого Марка. Его зрение все так же великолепно, особенно теперь, когда стены ему больше не мешают. Он описывает мне мальчиков из церковного хора, одетых в красное, епископа в пурпурно-золотой сутане и купол, на котором изображена вечная битва между добром и злом. Расписанный купол, который я люблю.
С тех пор, как мы ходили в булонскую церковь, прошло больше двадцати лет.
В лагуну выплывают празднично освещенные лодки с позолоченными носами. Яркая лента, талисман Нового года.
На следующий год у меня будут алые розы. Целый лес алых роз.
На этой скале? В этом климате?
Я рассказываю вам байки. Верьте мне.
Примечания
1
Около 173 см. - Прим. пер.
2
Джон Буль - типичный англичанин, ставшее нарицательным имя простоватого фермера из памфлета Джона Арбетнота (1667–1735). - Прим. ред.
3
Да здравствует вдохновительница наших побед (фр.)
4
Глава "Порохового заговора" 5 ноября 1605 г., устроенного католиками с целью убийства короля Якова I: под здание Парламента, куда тот должен был прибыть, подложили бочки с порохом; заговор был успешно раскрыт. - Прим. ред.
5
Около 900 и 115 г соответственно. - Прим. пер.
6
Маркитанток (фр.)
7
"После меня хоть потоп" (фр.) Фраза, приписываемая французскому королю Людовику XIV. - Прим. пер.