– Куда ж тебе еще-то?
– Пять человек на полторы сотни отроков, а может, и на две!
– Откуда две? Что-то ты, Михайла, размахнулся, чуть не на княжью дружину.
– Считай, деда, сам: полсотни уже есть, добавь четырнадцать купеческих сынков, да семьдесят четыре парня от Нинеи придут, да я сам с братьями и музыкантами. Уже получается сто сорок. Теперь давай прикинем, сколько отроков можно будет взять из холопских семей, принадлежавших бунтовщикам…
– Эге! Да ты, внучок, и впрямь войско собирать надумал! – Дед уставился на Мишку с веселым удивлением. – И с кем же ратиться собираешься?
– С кем, не знаю, но послушал я вас с боярином Федором тогда на Княжьем погосте и понял, что ратиться придется. Причем скоро. А сколько у меня ребят останется после первого же боя, это ты, господин сотник, мне сказать должен, я не знаю.
– Вот, значит, как. – Дед задумчиво поскреб в бороде. – Выходит, ты не зря тогда толковал, что мне учиться нужно, как вас правильно использовать? Кхе… Если вас одних в сечу сунуть, то от двух сотен может и вообще ничего не остаться, но иметь при себе две сотни выстрелов… Вот уж заботу ты мне придумал!
– Деда, ну согласись: шесть десятков ратников, прикрытых двумя сотнями выстрелов, – сила! Только подумать надо, как эту силу правильно использовать.
– Кхе… Измыслил, поганец. Вас же еще учить и учить – еще года два-три, а ты уже сейчас…
– Деда, сотню тебе не восстановить. Не сердись, но это же правда. Сорок – пятьдесят новиков наберется лет за шесть – восемь, да и не все выживут, а сколько потерь за эти восемь лет сотня понесет? Вы же с боярином Федором сами решили, что спокойной старости у вас не будет! Помнишь, отец твой приказал каждому ратнику от пяти холопок детей завести, чтобы сотня пополнилась?
– Кхе! И про это вызнал! Ну, Михайла… – Дед, прищурясь, с улыбкой глянул на внука. – Понравилось лечение? Захотелось, чтобы холопки тебя дальше… гм, лечили?
"Кобель старый. При всем уважении, сэр Майкл, граф погорынский начинает являть собой иллюстрацию к поговорке: "Седина в бороду – бес в ребро!"
– И ждать результата пятнадцать – двадцать лет? Нет, деда, – "Младшая стража" тебе уже большую часть этого срока сберегла. Считай, что у тебя уже есть полторы сотни новиков! Доводи их до ума и забудь про нехватку людей!
– Кхе! До ума, говоришь?
– Да, господин сотник! Только учить их надо, как настоящих новиков, а для этого пяти наставников мало. Нужно хотя бы по одному наставнику на десяток, иначе проку не будет. Ты подумай, деда: нужно же и урядников из них готовить. Хорошо: Алексей сотником был, умеет людьми командовать, Глеб, как ты сказал, десятником справным был – двое! На двадцать будущих урядников. Их же отдельно учить надо, да не все еще годными окажутся, значит, двадцать пять – тридцать.
– Не учили у нас никогда на десятников, сами вырастали!
– И что в этом хорошего? Такое дело важное, и на самотек пускать! Нет, деда, так дело не пойдет!
– Кхе, вот клещ! Вцепился, не отдерешь! Где же я тебе наставников возьму?
– У Бурея! Тех, кто по старости или по увечью в обоз перешел. Десятники бывшие среди них есть?
– Только один. Но еще четверо с серебряными кольцами… – Деда Мишкино предложение, кажется, заинтересовало. – Только они же все увечные: двое безруких, Филимон – бывший десятник – разогнуться не может, все больше сидя любое дело делать норовит, еще у одного нога не гнется, даже верхом ездить не способен…
– Ну и что? Был бы разум светлым, им же не воевать, а учить ребят надо!
– Кхе… Поговорить, что ли, со стариками, посоветоваться? За ними же уход нужен, семью с собой перевозить в воинскую школу, значит, жилье им строй… Опять же, хозяйство не бросишь… Ох, морока.
– Зато результат какой может быть!
– Ладно… подумаем. Нет, но ведь кормить же всю эту ораву придется! Ты об этом задумывался?
– Задумывался, деда. Брать надо только тех, у кого холопы есть, чтобы прокормить могли. Но увечным же всегда холопов из добычи в первую очередь выделяли, чтоб не бедствовали. Обычай же!
– Да не про наставников я! Две сотни молодых мужиков! Мясо с леса возьмем, рыбу – с рек, а остальное? Земля нужна, рабочие руки на ней! Ладно, обещал тебя от части забот освободить, сам с этим разберусь. Две сотни прокормим. Наши холопы работают, холопов бунтовщиков добавим, Осьма чего-то наторгует, Нинея тоже кое-что подкинет. Но запомни: если воина не кормит земля, его должна кормить война. Шесть десятков, прикрытых двумя сотнями выстрелов, из первого же похода должны привести несколько сотен холопов. Если хочешь, чтобы войско у тебя было справным, то на каждого воина ты должен иметь хотя бы по одной холопской семье. И это только на прокорм, а кони, оружие, доспех – сверх того.
Дед помолчал, о чем-то раздумывая, потеребил кончик бороды, вздохнул.
– Деда, ненадежно это все: что-то наторгует, кое-что подкинет. Войску бесперебойный достаток нужен. Давай-ка вспомним, что мы с тобой о Погорынском воеводстве говорили, помнишь?
– Помню, все помню, Михайла. Не потянуть нам этого пока. – Дед жестом прервал уже открывшего было рот Мишку и продолжил: – Я сказал: пока! Слушал ты меня с Федором, да недослушал или не понял. Чтобы такое дело поднять, нужно две вещи: сила и умение. Сила у нас… будем надеяться, скоро будет, а умение… – Дед снова задумался, Мишка тоже молчал, ожидая продолжения. – Умение есть у Федора Алексеича. Я ведь помню, о чем у нас тогда разговор был, когда ты мне о способах управления рассказывал. Самим нам Погорынскую землю по-настоящему под свою руку не взять, даже с помощью Нинеи, она тоже невсесильна.
Ты тогда говорил, что боярин Федор нам нужных людей подберет, чтобы с Погорынских земель подати собирать и… все прочее. А я вот подумал, что самый важный для этого дела человек – сам Федор Алексеич, без него дела не будет. Намекнул ему, когда последний раз на Княжий погост ездил, он не отказался, но сказал, что требуется воинская сила, и побольше, чем одна сотня. Если у нас с воинской школой дело пойдет, я ему этот разговор напомню. Но сила должна быть настоящей, а потому вот тебе забота, которую никто пока избыть не может. Мы об этом с тобой уже говорили, но теперь придется подумать еще раз, и подумать крепко. Забота эта – ответ на вопрос: "Зачем?" Зачем старикам и увечным бросать спокойную, налаженную жизнь и тащиться в воинскую школу? Зачем пацанам обучаться воинскому делу, а потом головы класть на войне? Что мне старикам сказать, чтобы они согласились "Младшую стражу" обучать? Что ты своим парням скажешь, перед тем как в бой их вести?
"Мотивация вас интересует, ваше сиятельство? Правильно! Мотивация в любом начинании – первое дело. Только что же вы, граф, моей мотивацией не интересуетесь и про собственную помалкиваете? Или вы думаете, что я забыл слова боярина Федора: "И молись, чтобы племяш твой Вячеслав Ярославич Клёцкий дожил до того смутного времени, когда возможным станет все!"? Ошибаетесь, помню. И еще помню ваши, граф, слова: "Была б у меня не сотня задрипанная, а войско настоящее, повышибал бы я Мономашичей и с Волыни, и из Турова да посадил бы Вячка на отцовский стол!"
Сделать Погорынье опорной базой для завоевания Туровского княжества и Волыни – вот ваша с боярином Федором задача! Посадить князем в завоеванных землях сына Ярослава Святополчича – вашего дружка молодости – вот ваша с боярином Федором цель. А мотивация ваша – ожидание милостей и преференций от будущего князя Вячеслава Ярославича. Впрочем, зачем же так плохо о людях думать? Может же ими руководить чувство долга по отношению к сыну покойного друга?
Смутное время настанет, когда Мономашичи между собой схлестнутся, на радость Черниговским князьям. К тому времени здесь, в Погорынье, должно быть сформировано войско для Вячеслава Клёцкого, причем втайне от Вячеслава Туровского. Или Вячеслав Туровский должен думать, что это – его войско, а иеромонах Илларион должен думать, что это – зародыш Православного рыцарского ордена, а Нинея должна думать, что это – войско для восстановления Древлянской державы. М-да, лихо закручен сюжетец".
– Что примолк, Михайла? Не придумал еще?
– Придумал, деда. Это-то как раз не сложно. Труднее, по-моему, кормить и вооружать войско.
– А мне, как раз наоборот, с этим проще. Давай-ка выкладывай: что ты там придумал?
– Все просто, деда. Помнишь, как ты приказал найти причину, для того чтобы Кузьме и Демьяну самострелы сделать?
– Кхе! Помню! Полгода прошло, а сколько всего случилось… можно подумать, что лет пять минуло. Ну и?..
– Так все то же самое! Что почетнее: в обозе дни доживать или молодежь воинскому искусству обучать? Ущербным себя чувствовать или человеком умудренным, опытным, нужным для важного дела? Себя вспомни: я же тебя тогда этим самым и соблазнил. И еще я тебе тогда сказал: получится с нами троими, начнем ставить на учебу других ребят. Так и вышло. А теперь я тебе скажу: получилось с тобой, пора и других опытных воинов к делу возвращать!
– Ну поганец! – Дед восхищенно округлил глаза. – Как обошел, как обернул! Лис! Истинно Лис! Кхе! Ну надо же! Это ты что ж, еще тогда все придумал?
– Нет, конечно, деда. Тогда я только и думал, как бы твой запрет обойти – найти причину, которая, как ты сказал, на каждый день причина. Но если тогда все получилось, то почему же сейчас не получится? Только причина у нас получается не на каждый день, а на много лет вперед. Стариков, кстати, можно не только этим соблазнять. Можно поставить условие, что каждый ученик воинской школы, пока учится и в течение, скажем, пяти лет после окончания, должен отчислять воинской школе десятину от добычи. Из этой десятины четверть или треть делить между наставниками как вознаграждение за учебу, а остальное тратить на нужды самой школы.
– Четверть! – тут же скупердяйским тоном заявил дед. – Хватит с них и четверти. А для парней что придумал?
– Для них у меня тоже два соблазна придуманы. Первый – возможность выкупить свои семьи из холопства. А чтобы головы сложить не боялись, надо дать им обещание, что семьи погибших волю будут получать. Не все, конечно, но обязательно найдутся такие, что не пожалеют жизни за освобождение родни. И для начала, чтобы поверили нам, надо вольную семье Григория дать. И не просто волю, а с домом, землей, угодьями. Только селить их надо не рядом с Ратным, а рядом с новой крепостью, пусть их дом станет первым домом слободы.
– Гм, слободы, говоришь? Слово какое-то… – Дед неопределенно пошевелил в воздухе пальцами. – Вроде бы и понятно, о чем речь, а вроде бы и…
– Да и неважно, деда! Все равно это будет началом посада вокруг крепости. Артель Сучка для своих семей дома поставит, семья Григория там же поселится, семью Простыни туда же определим…
– Какого Простыни?
– Того, которого мы с Роськой у Афони выкупали, помнишь?
– А-а! Этот, малахольный. Верно говорят, что у них баба вместо мужика все решает?
– Да, Плава – баба разумная, шустрая и повариха хорошая. А мужик возле нее пребывает. Сильный, работящий, но своим умом жить не способен. Правильно прозвали: Простыня. Вот, кстати, еще одна забота: полторы-две сотни ребят накормить, обстирать, обшить. Бабы нужны, деда.
– Бабы всем нужны! Кхе…
– Это правда, что ты наших дев собрался в воинскую школу к Прошке отправить, щенков службе обучать?
– Ну была такая мысль. Ты же сам как-то толковал, что благородным девицам должно владеть доступным оружием, верхом ездить, еще чего-то там. Мне-то и до сих пор сомнительно, но Анюта… Кхе! Вот пусть и обучаются.
– Деда! За что? Девки в воинской школе! Ты представляешь, что там начнется?
– Кхе! Испугался? Правильно испугался! Когда парни в воинском учении отдельно от всех живут – одно дело, а когда рядом девки обретаются – са-авсем другое! – Дед непонятно чему развеселился и лихо подкрутил усы. – Вот тут-то ты, господин старшина, все воеводские "радости" и познаешь!
– Деда!
– Да не трясись ты. Мать с ними отправлю, она и девок в строгости содержать сумеет, и парням твоим, если что, окорот даст. Все равно у них с Алексеем складывается вроде бы… – Дед вздохнул, все его веселье как-то сразу истаяло. – Жаль мне Анюту отпускать, но что ж поделаешь? Она же еще не старая, что ж ей вдовой вековать? Или тебе такой отчим не по нраву? Был бы Фролушка жив… Отца-то вспоминаешь, Михайла?
– Вспоминаю…
"Не помню я его. Ничего не помню из того, что до "вселения" было. Какой он был? Мать как-то обмолвилась, что рукоприкладствовал, но вроде бы не часто. Пятерых ему родила. Любила его или просто девчонкой увлеклась лихим парнем, а потом уже поздно было? Алексей собой хорош, хоть и ранней седины много. Мужик, по всему видно, крутой, жизнью битый, но не сломанный. Вообще-то натуральный бандит – людей резал, как скотину, даже детей, сам признался, хотя половцы ЗДЕСЬ не то чтобы за людей не считаются, но замочить степняка – не грех, а скорее доблесть. С Саввушкой своим носится, как наседка, даже странно бывает смотреть – мужики в Ратном таких нежностей себе не позволяют, по крайней мере на людях. А Савва мать принимает, от других шарахается, особенно от мужчин, а к матери льнет. Кто его знает? Может, и сложится у Алексея с матерью, совет да любовь, как говорится. Но… если обидит ее, убью. Даже не задумаюсь!"
Дед что-то совсем пригорюнился – усы обвисли, плечи опустились, он поерзал на лавке, потом со вздохом поднялся.
– Пойду я, дел много…
– Погоди, деда, недоговорили еще!
– Потом, Михайла, потом. Отдыхай, поправляйся…
– Ты тогда вели кому-нибудь, чтобы Дмитрия ко мне прислали.
– Ладно.
"Все еще переживает за сына и мать любит, как родную дочку, не хочет расставаться. Даже забыл спросить: какой я второй соблазн для пацанов измыслил? Мать уедет и останется с Алексеем, я тоже в крепости засяду, Лавра он не очень любит, да и проблем с ним… Зато Татьяна скоро ему еще одного внука родит или внучку, а Листвяна… Так, Листвяна. Что у нас тогда с наследством получается? По лествичному, да и по обычному праву мне не светит вообще ничего – отец умер раньше деда. Все права у Лавра, а после него у Кузьмы с Демьяном. Но Листвяна может родить пацана… Тут все решает сам дед – может признать сына наследником, а может и не признать. Тогда просто даст вольную Листвяне и будет ее кормить до того, как пацан вырастет. Но Листвяна-то наверняка рассчитывает на большее. На что именно?
Сотником Лавру не быть, он и в десятники-то не вышел – был рядовым у брата, потом оказался подчиненным Глеба, теперь – Тихона. Но сотня, скорее всего, деда не переживет, остается воеводство. Это титул наследственный, а не выборный, но воевода из Лавра, как из меня балерина. Может Листвяна на это надеяться? Если дед проживет еще лет двадцать, может. Тогда ее пацан уже будет совершеннолетним, а Лавру будет за пятьдесят. Но под воеводой должна быть дружина, а она, по крайней мере ее зародыш, сейчас подо мной… Вот почему мать Первака приговорила!
Бабы насчет наследства и прочих династических заморочек секут на много лет вперед. Ничего удивительного: пребывая "при муже", не имея права голоса, они привыкают действовать окольными методами и просчитывают даже самые маловероятные варианты развития событий, заранее прикидывая способы получения нужного результата. Вот мать и просчитала: сын Листвяны – законный наследник, а Первак – во главе дружины. В таком варианте Лавр, Кузьма и Демьян – побоку, если вообще живы останутся. Если же Первака из этого расклада устранить, то мадам Листвяне корячится облом по всем направлениям сразу!
Получается весьма жесткая альтернатива: либо мне жить, либо Перваку. Однако ситуация. Допустим, Первака с доски снимаем… Что образуется? Мне по-прежнему наследство не светит, воеводство наследует Лавр, а после него кто-то из близнецов. Я остаюсь "во главе вооруженных сил Погорынья", а Листвяна со своим бастардом? По лествичному праву, если дед признает сына от Листвяны, тот должен сесть на воеводство после Лавра. Кузьма с Демьяном такой вариант примут? Не уверен, во всяком случае, я буду на их стороне, а не на стороне малолетнего "дядюшки". Листвяна это понимает? Не может не понимать! На что она готова пойти ради осуществления своих планов? Пожалуй, на многое, вплоть до устранения всех троих: меня, Кузьмы и Демьяна. XII век есть XII век, ЗДЕСЬ на жизнь смотрят гораздо проще и комплексуют меньше.
И "скамейка запасных" у Листвяны довольно длинная – кроме Первака есть еще Вторуша и Третьяк. Так что устранением одного Первака проблема, надо понимать, не решается. Корень всего в Листвяне, но убить ее – убить деда. Старого эта потеря может запросто сломать. Это молодые свыкаются с потерями, их время лечит – образовывающиеся пустоты в душе так или иначе заполняются, а чем старше становишься… М-да. Вот так и убеждаешься на практике в правильности некоторых положений теории: из двух равнозначных рациональных решений надо выбирать наиболее нравственное, а из нравственных альтернатив – самую рациональную. Как бы странно это ни выглядело, но правильный с точки зрения нравственности выбор рано или поздно обязательно оказывается и самым рациональным, только не всегда это бывает очевидным в момент принятия решения.
Значит, Листвяну не трогать? В конце концов, а почему я решил, что все обстоит именно так, как я думаю? Доказательств-то никаких, одни предположения, причем на основе представлений человека конца ХХ столетия, насмотревшегося всяческого дерьма и склонного всегда предполагать худшее.
– Здрав будь, старшина, звал? – Голос Дмитрия настолько неожиданно оторвал Мишку от размышлений, что тот даже вздрогнул. – Чего это тебя то к лекарке, то обратно таскают? Что-то неладно?
– Все хорошо, Мить, видишь: уже обоими глазами смотрю. Проходи, садись. Как там ребята? Раненых навещал?
Ответить Дмитрий не успел, раздался удар собачьих лап о дверь, и в горницу вбежала заметно подросшая Сестренка. Покрутилась возле Митькиных ног и улеглась под лавкой, вывалив на сторону язык и радостно поглядывая на хозяина.
– Вчера прибежала, – объяснил Дмитрий, смущенно разведя руками. – И как выбралась-то? Я же ее запер, когда в Ратное уезжали. Не стерпела… Я же ее первый раз одну оставил.
"И я Чифа с собой в Туров не взял, а потом…"
– Ничего, Мить, пускай с нами побудет. Так ты раненых сегодня проведывал?
– А как же? Все поправляются, только Роська пока плох и Гриша…
– Да, Гриша. Вторая потеря у нас, а сколько еще будет?
– А что такое? – Дмитрий сразу же подобрался. – Чего-то еще ждешь?
– Нет, но мы же не на поваров учимся, на воинов. Когда-то что-то обязательно будет.