* * *
Соклей проснулся оттого, что Менедем ругался так, будто Добрые преследовали его по пятам.
- Что случилось? - зевая, спросил он двоюродного брата.
- И ты еще называешь себя моряком? - прорычал Менедем.
Это было нечестно: Соклея внезапно разбудили, и он даже не успел еще встать.
- Проклятущий ветер сдох, вот что случилось! - продолжал уже вставший и раздраженный Менедем. - Вообще ни ветерка!
- А… - Соклей скинул гиматий и тоже встал.
Обычно утром на борту судна он ходил голым, но теперь, из уважения к жене Полемея, не снял на ночь хитон.
Да, Менедем был прав: в воздухе не ощущалось ни единого дуновения.
- Боги, как плохо, - заметил Соклей. - Если мы пойдем только на веслах, нам будет трудно к закату добраться до Пароса.
- Как ни печально, но это правда, - согласился его двоюродный брат. - И даже если мы успеем вовремя, люди будут совершенно вымотаны и в ужасном настроении. И пусть меня склюют вороны, если я буду их в этом винить! Грести весь день - нелегкий способ заработать полторы драхмы.
- Знаю. - Соклей утешающим жестом положил руку на плечо Менедема. - Что ж, мой дорогой, нам дали это поручение потому, что наше судно способно идти против ветра или даже вовсе без него. Мы можем позволить гребцам покутить пару дней на Косе, когда туда попадем.
- Неплохое решение. - Менедем кивнул, потом озорно улыбнулся. - Вот и опять ты прав.
- Ладно, попытаюсь сделать так, чтобы этого больше не произошло, - сказал Соклей и подумал, что очень хорошо держался во время этой беседы.
Менедем имел удовольствие разбудить Диоклея, который встал медленнее обычного. Начальник гребцов, как и его капитан, сразу заметил, что наступил штиль.
- Людям придется порядком поработать сегодня, если погодка не изменится к лучшему. Значит, мы не можем позволить себе попусту тратить время, - заметил Диоклей и принялся трясти моряков.
Полемей и его телохранители тоже встали. Встала и жена Полемея - она была недовольна местом, доставшимся ей для ночевки, а заодно и тем, что проснулась на борту "Афродиты". Ячменные хлебцы, изюм и оливки на завтрак, похоже, пришлись ей не по вкусу, и она отпускала колкости по поводу имевшегося на акатосе вина.
- Работа предстоит тяжкая, - сказал Соклей. Солнце только что поднялось над горизонтом, а воздух уже был таким неподвижным, что Соклей заранее представлял, какая душегубка будет днем. - У нас хватит до Пароса воды и вина? У нас ведь теперь на борту пассажиры.
- На один день вполне хватит, - ответил Менедем.
Соклей кивнул: скорее всего, и вправду должно было хватить.
- Кроме того, если я наберу воды здесь, мы потеряем время, а у нас его сегодня в запасе не много.
Диоклей посадил на весла по восемь человек на каждом борту. По его приказу лопасти весел врезались в воду, и галера скользнула прочь из гавани Китноса, мимо южной оконечности острова, а потом на юго-восток - к Косу.
Находить путь в Кикладах было довольно легко: моряки редко теряли здесь из виду землю. Прямо к югу от Китноса лежал Сериф, а к востоку - Сирос. Крошечный островок между ними был хорошим ориентиром, чтобы взять курс на Парос, а вдалеке Соклей видел облака, нависающие над горой Марпесса, центральным пиком Пароса. Прошло немного времени, и в поле зрения показалась сама гора.
Море выглядело гладким, будто отполированный кусок паросского мрамора. Весла поднимались и опускались, поднимались и опускались. Диоклей время от времени менял гребцов, чтобы они могли немного отдохнуть. Жена Полемея развлекалась жалобами, а его телохранители бродили по судну, напоминая рыщущих в поисках добычи бездомных собак.
Соклей хорошо понимал, что они собираются чем-нибудь поживиться, и не мог не присматривать за ними. Правда, наемники не украдут слишком много - хотя бы потому, что им негде спрятать добычу, кроме как в уже битком набитых мешках с пожитками.
Но похоже, не все это понимали. Один из телохранителей - тот здоровяк, что дежурил в Халкиде перед дверью дома Полемея, - наклонился, заглянул под пустую банку и выпрямился, держа в руке большой кожаный мешок с черепом грифона. Соклей дернулся, будто его укололи булавкой.
- Положи на место! - взвыл он.
- И кто заставит меня это сделать? - вопросил охранник.
Его свободная рука легла на эфес меча.
Взойдя на борт судна, здоровяк не снял доспехов; его лицо под краем бронзового шлема искривилось в отвратительной улыбке. На Соклее была только шерстяная туника, из оружия у него имелся лишь нож на поясе. Униженный, он прикусил губу.
Менедем крикнул с кормы:
- Что ж, почтеннейший, если тебе так нужно содержимое мешка, почему бы тебе не посмотреть, что в нем такое?
- Я так и сделаю.
Македонец развязал ремешки, стягивавшие мешок. Череп грифона уставился на него пустыми глазницами, и на этот раз взвыл уже стражник, а не Соклей - от удивления и суеверного страха.
- Только попробуй уронить! - предупредил Соклей. Теперь он говорил уже не скулящим, а резким голосом. - Положи, откуда взял!
Слишком испуганный, чтобы ослушаться, стражник сделал, что было велено. Он, правда, не завязал мешок, но это могло подождать.
Едва череп грифона снова оказался под скамьей, воин спросил:
- Зачем вам нужна такая ужасная уродливая штука? Соклей улыбнулся самой зловещей из своих улыбок.
- До того как нам дали поручение привезти на Кос твоего господина, я собирался отвезти эту штуку в Фессалию, чтобы продать одной из тамошних колдуний.
Северо-восточная Эллада славилась своими колдуньями. Соклей не верил в колдовство - во всяком случае, не верил рациональной частью своего ума, - но, чтобы защитить драгоценный череп грифона, схватился за первое попавшееся оружие, оказавшееся под рукой.
И оружие это сработало. Большой, свирепый македонец побелел, как молоко. Его пальцы сложились в отвращающем беду знаке, и он сказал по-македонски что-то такое, чего Соклей не понял. Немного придя в себя, парень снова перешел на эллинское наречие, понятное Соклею:
- Надеюсь, тамошние колдуньи превратят тебя в паука, ты, широкозадый сын шлюхи!
Ухмыляясь, Соклей ответил:
- Я тоже люблю тебя, мой дорогой.
За ухмылкой он прятал внутреннюю борьбу, которую ни за что бы не показал. Если телохранитель как следует разозлится, он вытащит меч, и Соклей едва ли сможет защититься.
Но здоровяк содрогнулся и сделал еще один суеверный защитный жест, а потом повернулся и затопал к баку. Вскоре на корму явился Полемей.
- Говорят, у вас тут фессалийское колдовство? - спросил он.
Насколько он сам был суеверен? Соклей не смог определить это по его голосу, поэтому ответил просто:
- Верно, - и стал ждать, что произойдет дальше.
Полемей фыркнул, поднялся на ют и помочился в море. Потом вернулся на бак, где, казалось, вступил со своим телохранителем в соревнование по крику. К огорчению Соклея, орали они оба на македонском. Телохранитель не стеснялся высказывать все, что думает, размахивать руками перед лицом Полемея и стискивать их в кулаки. Полемей вел себя так же несдержанно.
- Очаровательные люди эти македонцы, - заметил Соклей негромко, подойдя к двоюродному брату и встав рядом.
- Да, не правда ли? - Менедем возвел глаза к небу.
- И они правят почти всем цивилизованным миром, - мрачно сказал Соклей и выпрямился с немалой гордостью. - Но только не Родосом.
- Слава богам! - воскликнул Менедем, и Соклей кивнул.
* * *
- Стой! - крикнул Диоклей, и усталые гребцы "Афродиты" сложили весла.
За их спинами закатное солнце раскрасило Эгейское море в цвета крови и огня. Двое портовых рабочих поймали канаты, брошенные моряками галеры, и крепко привязали акатос у пристани Пароса.
На вершине горы Марпесса солнечный свет все еще сиял куда ярче, чем внизу, на море.
Менедем хлопнул в ладоши.
- Браво! - крикнул он своей команде. - Вы хорошо потрудились! От Китноса был долгий переход!
- А то мы не знали… - сказал кто-то.
Телеф. Менедем мог бы побиться об заклад, что именно он во всеуслышанье выразил неудовольствие. Но Телеф заслужил на это право, потому что поработал веслом не меньше любого другого.
- Завтра будем в Аморгосе, - продолжал Менедем. - Потом - Кос, там сделаем остановку. Вы, ребята, честно ее заслужите.
- Да уж конечно заслужим! - И снова Телеф взял на себя смелость говорить за всех моряков, и его согласие звучало почти как угроза.
- Мы не доберемся до Коса через день после Аморгоса, если только с запада не налетит сильный ветер, - заметил Диоклей. - Но это маловероятно…
Начальник гребцов попробовал воздух, пару раз влажно чмокнув губами.
- Думаю, завтра у нас будет ветер, сегодняшний мертвый штиль кончится.
- Наверное, ты прав, - сказал Менедем.
Тончайший намек, тень ветра скользнула по его щеке - мягче, чем рука гетеры. Он посмотрел на север. Несколько облачков плыли по небу, а не стояли на месте, как было весь этот длинный жаркий день.
- Неплохо бы опустить парус.
- Конечно, это было бы прекрасно, - согласился Диоклей. - Но даже на Аморгосе придется торопиться, ведь до завтрашнего отплытия надо будет наполнить амфоры водой. Не умирать же нам от жажды в такую жару.
- Знаю, знаю! - Менедем попытался утешить себя, как мог: - На Паросе есть хорошая вода, а не та солоноватая гадость, которой мы запаслись на Китносе.
Он снова остался ночевать на борту "Афродиты". Откровенно говоря, ему очень хотелось пойти в одну из портовых таверн, напиться до головокружения и переспать с тамошней служанкой или найти бордель. У него не было женщины с тех пор, как они останавливались на Косе. А для мужчины на третьем десятке воздерживаться несколько дней было тяжелым испытанием.
Но если бы он поступил так, как ему хотелось, кто-нибудь наверняка спросил бы: "Скажи, а кто тот высокий сукин сын в сопровождении воинов?" Мог бы, конечно, сгодиться ответ: "Алкимос из Эпира". Но с другой стороны, мог бы и не сгодиться, вдруг бы Менедем сболтнул лишнее. Если бы напился. Он знал себя слишком хорошо, чтобы этого не понимать. Поэтому он завернулся в гиматий, устроился на юте, некоторое время смотрел на звезды, а потом уснул.
* * *
Когда он проснулся, на зазубренном восточном горизонте виднелся лишь очень слабенький намек на серое. Менедем почувствовал, что ему хочется разразиться радостным криком, потому что волосы его взъерошил свежий северный ветер. Если они пойдут не только на веслах, но и под парусом, у них будет куда больше шансов добраться к закату до Аморгоса.
Потом Менедем слегка нахмурился. В воздухе чувствовалась влажность, предвестник дождя. Он пожал плечами. Сезон был поздноват для ливня, но даже в это время года ливни случались.
Как только посветлело настолько, что в ночной черно-серебряный мир стали возвращаться краски, Менедем начал трясти моряков, чтобы послать их в город с сосудами для воды.
- А как мы найдем фонтан? - проскулил Телеф.
- Спросите кого-нибудь, - без всякого сочувствия ответил Менедем. - Вот. - Он дал ворчащему моряку несколько оболов. - Теперь ты можешь заплатить за ответ не из собственных денег.
Телефу, без сомнения, нравилось волочь гидрию не больше, чем любому другому, но Менедем пресек его возражения, прежде чем парень успел открыть рот. Телеф сунул оболы за щеку и ушел вместе с товарищами. Менедем представил, как удивятся женщины, наполняющие сосуды водой для дневной стряпни и стирки, когда к фонтану нагрянут моряки. Потом покачал головой. Как и на Наксосе, на Паросе останавливалось много судов, и местные женщины должны были уже привыкнуть к таким визитам.
Соклей показал на север.
- Хотел бы я знать, не попадем ли мы в грозу. Некоторые из облаков кажутся гуще и серее, чем обычные дождевые.
- Я и сам так думаю, - ответил Менедем. - Дождь бы нам помешал: попробуй определить курс, когда видишь не дальше чем на пару стадий. И если парус промокнет, это тоже задержит нас.
- Люди, может, и не станут возражать против дождя, после того как гребли весь день на такой жаре, - сказал Соклей. - Прохладная погода даже лучше.
- Поначалу, может, и так. Но когда сменяешься с вахты на веслах, легко схватить озноб, а в придачу и судороги. Дождь - не такая уж веселая штука, когда от него негде укрыться.
Они оставили Парос почти так рано, как и рассчитывали. Едва судно вышло из гавани, Менедем приказал опустить парус, и крепчающий бриз зашумел в снастях; мачта заскрипела в гнезде, когда ветер наполнил парус. Торговая галера шла по ветру до тех пор, пока не миновала канал между Паросом и Олиаросом - островом поменьше на юго-западе.
- Я слышал, что на Олиаросе есть пещера, где полно острых скал, торчащих из пола и свисающих с потолка, - сказал Соклей. - Вот на что мне хотелось бы посмотреть.
- Зачем? - удивился Менедем.
Повинуясь его приказам, моряки перекинули рей назад слева по борту - чтобы извлечь как можно больше преимуществ из ветра.
- Зачем? - повторил Соклей. - Потому что это может оказаться красивым. И наверняка интересным. Говорят, кое-кто из тех, кого преследовал Александр Великий, прятались там некоторое время.
- Да? - Менедем поднял правую руку с рукояти рулевого весла и погрозил двоюродному брату пальцем. - Ты всегда критикуешь подобные источники информации, утверждая, что то, что в большинстве случаев "говорят", - полнейшая чепуха. Так почему ты веришь в то, что "говорят" на этот раз?
- Я слышал, внутри пещеры есть надписи… Но я думаю, ты прав - это еще ничего не значит. Люди могли написать все это спустя годы после смерти Александра.
- А зачем? - спросил Менедем. - Чтобы привлечь посетителей в эти пещеры? Если хочешь знать мое мнение, поползать там захотели бы разве что только карлики.
И он бросил на двоюродного брата многозначительный взгляд.
Но Соклея было не так-то просто сбить с толку.
- Может, и так, - ответил он, - хотя для того, чтобы заманить кого-нибудь на Олиарос, мало просто надписей на сталактитах. Для этого надо, чтобы там родилось какое-нибудь божество - вроде как Аполлон с Артемидой родились на Делосе.
Менедему, который был куда религиознее двоюродного брата, не понравилось такое высказывание; он сморщился, словно бы случайно раскусил оливковую косточку. Соклей говорил так, будто бог и богиня на самом деле, может, вовсе и не родились на Делосе, просто тамошние жители выдумали это - для того, чтобы привлечь на остров людей и выманивать у них серебро. Менедем не спросил, имел ли Соклей в виду именно это, боясь услышать утвердительный ответ. Вместо этого Менедем поинтересовался:
- А зачем кому-то писать неправду?
- Может, просто ради славы, - ответил Соклей. - Помнишь того безумца, который сжег храм перед Пелопоннесской войной? Он сделал это просто для того, чтобы его помнили вечно. Геродот выяснил, как его звали, - после чего не внес его имя в свою "Историю".
- Браво! - воскликнул Менедем.
Чем дольше он об этом думал, тем более элегантной и изощренной казалась ему такая месть.