Скоро нос корабля вспорол полосу желтоватой мути и стал продвигаться вперед, борясь с боковым ветром и встречным течением. Матросы как обезьяны скакали по вантам, тянули канаты, разворачивали и сворачивали паруса. Навигатор, хрипя и надсаживаясь, выкрикивал команды, пересыпая их святотатственной руганью. Рулевой с кряхтением налегал на колесо. Рангоут опасно скрипел, мачты раскачивались, грозя скинуть матросов в воду. Армада медленно ползла следом за флагманом, в точности повторяя его маневры. Напряжение росло. Желваки играли на скулах солдат, столпившихся на палубе. Индейцы тянули шеи из-за высоких гребней солдатских бургонетов и марионов, опасливо вглядываясь в туманную полоску земли. Альварадо зачем-то выхватил меч, поставил ногу на носовое ограждение и размахивал им, словно призывал всех в атаку.
Волны, слабые в открытом море, на мелководье били в днище как таран. Протяжно ныли гвозди, вылезающие из обшивки. Ромка, сам того не замечая, вцепился зубами в рукав. Кто-то рядом тихонько причитал, кто-то горячо шептал молитву сразу всем богам.
И вдруг все закончилось. Проскочив бурное, кипящее водоворотами место встречи соленой и пресной воды, корабль вошел в ленивые воды мутной реки. Матрос с длинной палкой в руках бросился промерять глубину. Загремели якоря. Раздались радостные крики. Вверх полетели шлемы и платки.
Эскадра прибыла на континент.
Глава восьмая
Адмирал появился из кормовой надстройки в полном боевом обмундировании, прошел на нос и оглядел берег в короткую подзорную трубу. Подозвав Эскаланте, он наклонился, звякнув полями своего мариона о его шлем, и зашептал что-то на ухо. Тот кивнул, дал знак нескольким вахтенным следовать за собой и повел их к крюйт-камере.
Кортес обернулся к столпившимся на палубе солдатам, матросам и рабам, легко вспрыгнул на услужливо подставленный кем-то бочонок, утвердился на нем литой статуей, отер рукавом пот со лба, выдержал театральную паузу и заговорил:
– Соратники, братья во Христе, подданные его величества мудрейшего короля Карла! Мы стоим на пороге страны, которая гораздо богаче и обширнее всех земель, известных европейцам. Великолепная награда ожидает каждого, кто проявит бесстрашие в бою. Будьте верны, и я сделаю вас обладателями сокровищ, какие и во сне не грезились испанцам! – Он посмотрел на священников, державшихся особняком. – Долг христианина – привести язычников к истинной вере. Так давайте же встанем на этот путь и пойдем по нему до конца!
– Пойдем, пойдем! – рявкнула в ответ сотня луженых глоток.
– Тогда по лодкам! – Кортес взмахнул рукой.
Солдаты, поправляя застежки ремешков, позвякивая мечами, двинулись к бортам. Около трапов их ждали Эскаланте и Альварадо с несколькими матросами, доверху нагруженными оружием. Каждому проходящему они выдавали аркебузы с бандольерами на двенадцать зарядов либо арбалеты и колчаны с толстыми болтами. Несколько человек взяли длинные копья с листообразными наконечниками. Кто-то сбросил в шлюпку связку белых фитилей, пропитанных скипидаром. Защелкали кресала, разводя огонь в специальных горшках.
– Мы встретимся с индейцами, – возвышаясь над солдатами, исчезающими за бортом, напутствовал Кортес. – И мы будем к ним добры. Мы обменяем у них золото на бусы и зеркала, как делали те, кто приходил до нас. А потом мы будем разубеждать их в заблуждениях. – Кортес кивнул священникам, все так же стоящим отдельной группкой и сжимающим в руках большие сумки, доверху наполненные карманными Библиями и миниатюрными распятиями.
К Библиям индейцы относились довольно прохладно, а вот распятия почему-то очень ценили и с удовольствием преклоняли перед ними колени.
– Дядька Мирослав, а зачем им самострелы-то, если всем аркебузы дать можно?
– Всем дорого выйдет. А видел, какие у индейцев доспехи? Вата стеганая. Их арбалетным болтом издали насквозь пробить можно. Да и пороху самострел не требует, и легче он, чем самопал. С аркебузой-то только кинжал и унесешь, ну шпажку короткую. Двенадцать зарядов отстрелял и хоть зубами врага грызи. А арбалет легкий, с ним меч не в тягость. Болты можно подбирать и снова стрелять.
– А тетива в такой сырости не растреплется?
– Может растрепаться, сгнить может, но где ты совершенное оружие видел?
– Тоже верно. Ну что, пойдем в лодку?
– Не пойдем.
– Как так? – оторопел Ромка.
– А так, – спокойно ответил Мирослав. – Кто знает, как их индейцы встретят, хлебом-солью или стрелой промеж глаз.
– Но Грихальва писал, что они…
– Помню, – оборвал его Мирослав. – Но мы не пойдем.
Ромка взглянул в спокойные льдистые глаза воина и понял, что перечить бесполезно. Ему оставалось только смотреть, как отходят от кораблей лодки, наполненные беспокойными солдатами.
Выше по течению река делала небольшой поворот, и вскоре корма последней лодки скрылась за ним. Ромка зыркнул на мнимого слугу и отправился на корму полировать задом уже осточертевший табурет. Не успел он толком присесть и плеснуть себе теплой воды из кувшина, который никто не додумался убрать с солнцепека, как на носу раздались крики. Он вскочил и со всех ног бросился обратно.
Едва успев затормозить около бушприта, он с удивлением уставился на реку. Юноша не верил своим глазам. Лодки возвращались. Одна за другой появлялись они из-за поворота и, обходя толстые мангровые стволы, двигались к кораблям. Солдаты с мрачными лицами нервно озирались по сторонам, поводя заряженными арбалетами. Гребцы налегали на весла.
Наконец нос одной лодки ткнулся в крутой бок каравеллы. Эскаланте первым взобрался по веревочному трапу.
Опустив плечи и пряча глаза, он подошел к мрачно взирающему на него Кортесу и тусклым голосом доложил:
– Пристать к берегу нет никакой возможности. За каждым кустом по индейцу, все в боевой раскраске, в доспехах. Вооружены. При попытке пристать к берегу машут копьями, кричат, грозят убить.
С каждым словом Кортес мрачнел.
– Можно? – робко вставил слово де Агильяр. – Кажется, я знаю, в чем причина такого отношения.
Кортес обернулся к нему и кивнул, поощряя.
– Я не очень понимаю местный диалект, но они кричали: "Если высадитесь, всех перебьем!"
– Это ясно и без слов, – заметил де Эскаланте.
Кортес сделал успокаивающий жест и кивком велел де Агильяру продолжать.
– Один из вождей кричал, что остальные племена глубоко возмущены дружелюбным приемом, который был оказан в этих местах Грихальве. Жители Табаско заслужили репутацию изменников и корыстолюбцев. Перед богами и людьми они поклялись искупить свой позор. Если белолицые появятся снова, то они готовы встретить их так, как надлежит встречать завоевателей.
– Вот, значит, как! – проговорил Кортес сквозь стиснутые зубы. – Ну ладно! Альварадо! – Кортес достал из-за раструба перчатки карту Грихальвы. – Вот тут обозначена дорога за тем холмом. – Он указал пальцем на берег. – Спустите с кораблей десяток лошадей и всадников и отправляйтесь вот сюда. – Он ткнул пальцем в какую-то точку, чуть не прорвав пергамент. – Когда услышите выстрелы с реки, идите на звук в боевом порядке, только заходите по берегу от устья, чтоб под свой огонь не попасть. Задача ясна?
– Так точно!
– Тогда действуйте. У вас есть полчаса.
Молодой офицер щелкнул пальцами по полям шлема и бросился к борту, на ходу раздавая приказы.
– Дон Рамон! – Кортес обернулся к Ромке. – Пойдете со мной вторым офицером. А вы останетесь. – Он ткнул пальцем в блестящий нагрудник Эскаланте, тоже повернувшегося было к лодкам. – Трусы мне не нужны.
На выдубленных солнцем и ветром щеках старого вояки проступили красные пятна, рука потянулась к рукояти меча, но он сдержался, снял с седеющей головы каскетку и поплелся к кормовой надстройке. Команда проводила его взглядом, в котором в равных долях смешались жалость и презрение.
– А мы помолимся. Падре, прочтите подобающую случаю молитву, – обратился адмирал к Бартоломео де Ольмедо.
Священник важно кивнул, достал из складок сутаны требник, задумчиво полистал засаленные страницы, распрямил плечи, выпятил живот и склонил голову. Все стоящие на палубе, даже рабы-язычники, стянули головные уборы, опустились на колени и замерли, устремив взгляды внутрь своего сердца, отыскивая там огонек силы и доблести. Над волнами, над золотыми песками, над лесом полетел латинский распев.
Ромка тоже снял с головы легкий кожаный шлем, найденный для него в оружейных запасах, пристроил его на сгибе руки и сделал благочестивое лицо. Ему не было близко католичество. Православным он себя тоже не считал, но твердо помнил урок князя Андрея – если не хочешь нажить смертельного врага, уважай то, во что он верит.
Молитва кончилась. Солдаты с просветленными и решительными лицами расходились по лодкам, остающиеся хлопали их по плечам, пожимали руки и смотрели в глаза. Наконец все расселись и караван двинулся навстречу мутному течению реки.
Бартоломе де Ольмедо устроился на носу головной шлюпки, прямо перед Кортесом, с большим латунным крестом в тонких руках. За спиной адмирала сидел Агильяр в индейских латах поверх сутаны. Ромку отправили на нос второй шлюпки. Мирослав в небольшом нагруднике с кавалерийским палашом на боку пристроился ближе к корме. Солдаты одобрительно кивали. Осанка и манера держаться выдавали в нем воинскую косточку, а в бою такие люди лишними не бывают.
Караван растянулся. Первая лодка уже скрылась за поворотом, а вторая еще несколько десятков саженей не дошла до непролазных мангровых зарослей на излучине. Ромка приказал подналечь, и лодка птицей вылетела за поворот.
Солдаты замерли, разинув рты. Гребцы, почуяв неладное, опустили весла и обернулись. Ромка привстал с выпученными от удивления глазами. Мирослав остался каменно спокоен, только рука его крепче сжала эфес палаша.
Реку перегораживала сплошная цепь пирог, частью сделанных из обмазанного глиной тростника, частью из шкур, натянутых на легкие каркасы. Узкие суденышки до отказа были забиты воинами в причудливых головных уборах из перьев, стеганых панцирях, с мотками бус на тонких шеях и пудами охряной краски на лицах. На полуденном солнце поблескивали наконечники из вулканического стекла и дубинки, отполированные о чужие головы, некоторые сжимали в руках круглые легкие щиты.
Из-за поворота выплыла еще одна шлюпка с испанцами и стала забирать левее, обходя образовавшийся затор. За ней подтягивались остальные. Опытные рулевые ставили лодки борт в борт. Скоро на реке образовалась широкая полоса воды, разделявшая шлюпки испанцев, вставшие в линию, и беспорядочное столпотворение пирог.
Индейцы молчали. Испанцы, ошарашенные видом их армии, тоже не издавали ни звука. Над рекой повисла давящая тишина, в которой явственно чувствовалось напряжение предстоящей битвы.
Ромка оглянулся на Кортеса. Его лицо было бесстрастно, как у статуи бога, привезенного князю Андрею из-за великой стены, и только глаза быстро и внимательно скользили по окрестностям, измеряя расстояния, прикидывая углы атаки и пути отхода. Адмирал готовился к битве.
Медленно, словно на охоте, Эрнан Кортес взял из рук сидящего рядом стрелка взведенный арбалет, приложил к плечу, неторопливо прицелился и нажал на спуск. Свистнула в воздухе толстая короткая стрела. Индеец, чей плюмаж возвышался над остальными на добрый локоть, схватился за грудь и, не сгибаясь, повалился в воду.
Над рекой разнесся дикий крик. Повинуясь ему, все туземные лодки одновременно сорвались с места. Сталкиваясь бортами и наскакивая друг на друга, они неслись на испанцев сплошной стеной, ощетинившейся наконечниками копий.
Навстречу им раздался громовой залп аркебуз. Крупная картечь вырвала из строя несколько десятков индейцев, разметав в стороны тела и перья. В воздух взлетели ошметки пирог, разносимых в лоскуты.
Но индейцы не испугались, не остановились, не повернули. Лента реки стремительно убегала под острые носы их лодок.
Второй залп дали арбалетчики. Он произвел в первых рядах противника не менее страшные опустошения. Каждый болт насаживал на себя по несколько человек.
Индейцы были уже совсем близко.
Залп аркебуз! Почти в упор. Перед конкистадорами расцвели огромные кроваво-красные цветы. Лицо Ромки забрызгало теплым. Он сжал челюсти и выставил шпагу.
Лодки столкнулись. Затрещали прогибающиеся доски, захлопала рвущаяся кожа, захрустел ломающийся тростник. Индейцы вопящими демонами посыпались на испанцев. Бросив аркебузы и арбалеты на дно лодок, те вскинули длинные мечи и короткие копья. Серпами заблестели лезвия алебард. Отточенная сталь пошла гулять по телам, едва защищенным примитивными доспехами.
На голову вскочившего перед Ромкой конкистадора опустилась тяжелая дубинка с острыми осколками обсидиана, вставленными в древесину. Шлем выдержал, но испанец покачнулся и начал крениться назад. Дубинка взлетела снова. Ромка коротко кольнул индейца и почувствовал сопротивление клинка, входящего в живое человеческое тело. Дубинка скользнула по плечу солдата и исчезла. Юноша крутанул кистью, как учили, и дернул клинок на себя. Тот вышел с неприятным чавкающим звуком. Кавалерийский палаш легко срубил наконечник копья, чуть не угодившего парню в лицо. Темная тень Мирослава мелькнула за плечом. Палаш засвистел над ухом, выписывая в воздухе замысловатые восьмерки, знаки бесконечности смерти и вечного разрушения.
На Ромку навалился огромный индеец. Перекошенное лицо под слоем боевой раскраски, шрамы на лбу и щеках, глаза, горящие дикой злобой. Юноша рубанул наотмашь. Эфес провернулся во вспотевшей ладони, поэтому удар получился плашмя, но оказался достаточно сильным. Угли глаз потухли, и туземный воин, колыхнувшись осенним листом, мягко завалился назад, в пенящуюся красным воду.
Несколько щитов сомкнулись над головой юного графа, принимая на себя наконечники десятка копий. Рявкнула аркебуза, опалив ухо горячим, зазвенели тетивы, отсылая смерть в сторону туземцев, барахтающихся в воде. На реке не осталось ни одной целой пироги. От берега до берега по воде плыли доски, обрывки кожи, перья, тряпки. Ручейки бурой крови мешались с желтоватой мутью. Среди мусора виднелись черные головы индейцев с обрывками перьев и потеками краски. Теперь их можно было перебить по одному. Победа?!
Дно шлюпки пришло в движение, закачалось под ногами и взлетело вверх. Туземные воины поднырнули под днище. Не устояв на ногах, Ромка головой вниз ухнул в воду. Ноздри забили частички ила, в легкие полилась теплая густая жижа. Ослепленный и оглушенный, он заметался в непроглядной мути, пытаясь понять, где дно, где поверхность.
Чей-то тяжелый сапог наступил ему на спину. Ромка с трудом вывернулся из-под подошвы. Кашляя и отфыркиваясь, поднимая вокруг себя фонтаны брызг, он вылетел из-под воды почти по пояс. Ботфорты утонули в мягком податливом дне, волна плеснулась в нагрудник, но выше не пошла. Река в этом месте оказалась глубиной всего-то пару локтей.
Легконогие индейцы атаковали. Дико крича, размахивая копьями, они бросались на сомкнувших ряды испанцев, пытаясь оттеснить их от берега на глубину. Те, обученные действовать в строю, собрались в подобие двойной подковы, отбивались скупо и умело. Один удар – одна жизнь. Накатывающиеся волны туземцев разбивались о строй конкистадоров. Стрелки собрались за "подковой". Они стояли по шею в воде, подняв над головами арбалеты, аркебузы и бандольеры с зарядами. Несмотря на выучку и вооружение, испанцам приходилось нелегко. Многие были ранены. В большинстве своем это были царапины, но в таком количестве они могли обескровить бойца за десять минут.
Понимал это и Кортес, отчаянно рубившийся в самом центре строя. Рядом с ним Ромка заметил мускулистую фигуру Мирослава, методично орудующего палашом.
Оскальзываясь и с трудом выдирая ботфорты из донной грязи, он бросился туда, протиснулся меж двух здоровяков из второго ряда, с бешеной скоростью орудующих длинными копьями, и пристроился рядом с Мирославом. Справа от него оказался немолодой солдат, с головы которого индейская дубинка сбила шлем. Кровь заливала его лицо, но привычный к битвам ветеран не обращал на нее никакого внимания, лишь иногда встряхивая коротко стриженной головой. Во все стороны летели горячие капли.
Испанец шагнул в сторону, освобождая место новому бойцу. Ромка заступил вперед, и сразу же несколько копий ударили в его кирасу. Один из обсидиановых наконечников с треском раскололся, и злые осколки впились в подбородок. Юношу отбросило назад. Кто-то из второго ряда поддержал его и толкнул обратно.
Он выпрямился и оказался лицом к лицу с индейцем, обеими руками заносящим дубину над его головой. Инстинкты, привитые учителями в русском лагере, сработали сами. Заблокировав левой рукой запястья туземца, правой он из-под воды ударил в незащищенный бок. Враг увернулся. Острие шпаги скользнуло по гладкой коже, слегка ее оцарапав. Дубинка вывернулась из рук врага и отлетела в сторону. Ромка нацелился ударить снова, но кто-то навалился на клинок, придавив его к телу индейца. Тот ухватился за запястье крепкими пальцами, и они затоптались в вязком иле, дергаясь и давя друг на друга, чтобы освободиться или погрузить голову врага под воду.
Индеец был старше и сильнее. Он наваливался сверху. Неокрепшие Ромкины мышцы стали поддаваться, позвоночник гнулся, как ствол молодого деревца. К лицу юноши приблизился перекошенный рот с парой куриных косточек в нижней губе.
Рот прихлопнула рука в потертой перчатке, дернула в сторону, с мясом вырывая украшения, опрокинула туземца назад. Ромка с трудом распрямился и поднял шпагу на уровень груди.
– Расстояние держи, – раздался над ухом голос Мирослава.
На Ромку тут же налетел еще один туземец. Понимая, что вздернуть шпагу уже не успеет, парень сорвал с головы шлем и острым гребнем дважды ударил нападающего между глаз. Рассеченная окровавленная голова скрылась под водой, но на парня наскочили еще несколько индейских воинов. Копье одного из них царапнуло по нагруднику. Дубинка опустилась на плечо, соскользнула и выбила из воды фонтан брызг. Боли не было, но левая рука повисла плетью. Ромка отмахнулся шпагой, сделал выпад, почувствовал, что достал, и отвалился назад, принимая на опасно гнущееся лезвие еще один удар. Вода плеснулась у подбородка, что-то зацепило и обожгло ногу. Еще одна царапина?!
Черт, еще пяток таких, и он изойдет кровью. Юноша снова бросился в первый ряд. "Продержаться бы! – думал он, почти вслепую, на удачу, орудуя шпагой. – Близко бы не подпустить! – С каждым взмахом рука, облепленная рукавом промокшей куртки, становилась все тяжелее. – Эдак они нас на измор возьмут".
Об этом подумал и Кортес. Наверное, он отдал какой-то приказ – Ромка не разобрал, ему пришлось нырнуть, чтоб избежать удара в не прикрытую шлемом голову, но подкова стала постепенно вытягиваться в клин, на манер построения конников тевтонского ордена. Этот клин медленно двинулся к берегу, раздвигая орущую и размахивающую копьями толпу туземцев.
Вынырнув, он оказался между двумя высокими меченосцами, поднимающими и опускающими длинные клинки с расчетливостью и силой опытных молотобойцев. Теперь можно немного отдохнуть, все равно ближайший враг при таком прикрытии только случайно мог оказаться на дистанции, доступной его шпажке.
Сначала острие клина венчала сухощавая фигура Кортеса, но после нескольких особо сильных ударов по кирасе и мариону он сместился чуть назад, а вперед выдвинулся Мирослав.