* * *
Мне было уже около сорока, когда у меня появился ноутбук и интернет. Так, через восемнадцать лет разлуки я нашел дочь. Нашел буквально за пару месяцев до свадьбы. Свадьба была всем на зависть. А потом вторая приятная новость – летом буду дедом. Бывшая предложила дожить жизнь вместе, воспитывая внуков. Я согласился. Собрал свой нехитрый скарб, вызвал утром такси и вечером в Москве меня встретил зять. Приехали, а у меня на душе тоска – встречать меня никто не вышел. Дней через пять со мной перестали здороваться. Мне не понять, что происходит, благо удалось быстро устроиться на работу. В июле у меня родился внук Ратмир. Что делать в этой семье мне, понять не могу. А тут звонок из Питера, звонит знакомый, нет, не друг, но жизнь меня давно с ним связала. Я ему обо всем рассказал.
– Если надумаешь вернуться, моя дверь для тебя всегда открыта.
У меня за спиной выросли крылья. Спокойно доработав до ближайшей зарплаты, купил билет и тем же вечером уехал в Питер. В пять утра я на Московском вокзале. Он меня встречает, сумки в машину, и я, счастливый, разваливаюсь в кресле. Мы едем, а куда, мне уже не важно…
– Тут такое дело, завтра надо платить аренду, а заказов на печати пока нету. Поможешь такой суммой? А через неделю я тебе их верну.
– Хорошо, – отвечаю я.
– Старик, тут такая загвоздка… Короче, ко мне нельзя.
Картина маслом. Я не верю своим ушам.
– А куда мы тогда едем?
– В Славянку. Может, Ирина на даче.
– А если ее там нет?
– Тогда не знаю.
Ирина, наша общая знакомая, была на даче. Маленькая летняя дача стала мне временным убежищем. Деньги не вернулись ни через неделю, ни через две. С работой тупик, вроде и берут, но сразу предупреждают, что задержка зарплаты в среднем два месяца. Перебиваюсь случайными заработками. Заканчивается ноябрь, заканчиваются дрова. Авария на подстанции и кончается свет. Дело движется к Новому году и на дачу приезжает сын Ирины. Разговор краток: дачу освободить, но вещи могу оставить до лучших времен.
Днем брожу по городу, греюсь в больших магазинах, читаю в "Буквоедах", ночью шатаюсь по спальным районам, подворовываю еду в магазинах. И занесло меня раз на Ржевку. Иду-бреду, а тут стройка, будка охранника. А вот появляется и сам охранник, мужчина лет шестидесяти, в бушлате нараспашку, под которым тельняшка десантника.
– Здорово, десантура. Охранник требуется?
– Да и срочно. Зарплата не ух ты, но вовремя, стройка тихая, в охране одни деды. Завтра выйти сможешь?
Последняя ночь на морозе. Встретились утром, разговорились. Он бывший афганец, ну и я не промах.
– Послушай, Петрович, сам я колпинский, т. е. прописан там.
Вот полаялся со своей позавчера, ноги домой не идут. Давай сделаем так – я дежурю сутки за себя и сутки за тебя, но бесплатно, а ты воркуешь со своей зазнобушкой в своем Янино? Идет?
– По рукам.
Прошла моя смена. Все тихо и спокойно. Утром темень и стук в ворота. Выхожу, смотрю, Петрович подъехал. Ну, думаю, все, передумал. И в руках сумка к тому же.
– Что случилось?
– Да неловко как-то. Вот супа тебе привез, сала и поллитру. Когда узбеки работу закончат, хлопнешь.
* * *
После ряда переездов по городу судьба полностью поселяет меня на Серебристом бульваре в коммуналке, точнее наркопритоне. Отребье со всего района находит здесь себе приют и удовольствия. Остается только терпеть и ждать призрачных перемен к лучшему.
И перемены настали. Как-то неожиданно, с разницей в три месяца, в коммуналке появились два молодых человека. Один из них светлый добрый бродяга из Сибири. Художник, мастер тату, философ. Я взялся за кисти и дело пошло. Второй просто снял свободную комнату, был спортивен и молчалив, но отношения по-соседски были хорошими. И вот в одно прекрасное утро решил взять консультацию по живописи, но до художника не дошел. Перехватил спортсмен со стаканом в руке.
– Глотни, – сказал он.
Не успел еще сделать первый глоток, как понял – яд. Сознание потерял сразу. И вот я опять умер. Меня встретили отец и мать. Мама смущенно улыбнулась. Отец еле сдерживал эмоции. Его любимого сына, прошедшего все круги земного ада, отравили на доверии.
– Если ты скажешь "Нет", этот мир будет стерт с лица земли. Если ты скажешь "Да", то будут войны, но будет и мир, будут друзья и любимые женщины…
Я сказал "Да". Он что есть силы подтолкнул меня вверх.
– Ты сам найдешь нужные слова, чтобы найти начало начал.
Я нашел эти слова.
Глаза открылись, и я увидел себя в ванной. Художник, чтобы открыть мне рот, выбил мне половину зубов и заливал меня водой. Все прошло, никаких признаков отравления. Спортсмен пропал. А через пару недель в соседнем дворе был найден труп художника…
* * *
Все вроде хорошо, да что-то нехорошо. Надел на руку часы, именной подарок деда Николая на мое пятнадцатилетие, и все встало на свои места. Он ушел из жизни с мнением, что я просто длинноволосый шалопай, без стержня, пустой и ветреный.
Сел, закрыл глаза, и сразу пришло видение: последний серьезный разговор деда с отцом, где он впервые дал волю эмоциям. Отец спокойно пытался спустить разговор на тормозах: "Да не переживайте вы, дядя Коля, так. Ну, молодой, перебесится". Но дед выпалил: "Да я в свою молодость был лично…" и резко осекся.
Фразу закончил я сам: "… был лично награжден товарищем Сталиным!"
На этом видение окончилось.
Сижу, вспоминаю деда, его рассказы. Я до сих пор поражен его храбростью, хладнокровием, твердостью. Что делать не знаю. А в коммуналке редкая для лета тишина. Вечереет. А если бы сейчас дед сказал мне – встань и иди, уйди хотя бы на двое суток из дома, найди в городе место, где сможешь прожить никем не замеченным и чтобы это место было идеальным для засады. Докажи, что можешь.
Быстро накидал в сумку все необходимое, взял паспорт, денег на двое суток, закрыл дверь, выключил телефон, и ноги сами понесли меня в парк на Удельной. Побродил по парку и вот оно, то, что искал: моя пещера абрека. Вещи оставил рядом, посмотрел на часы – до утра выходило четыре полноценных часа на подготовку. Собрал в округе крупные ветки, завалил ими часть тропы, превратив ее в подобие бурелома. Из мусорных куч извлек жестяные банки и разложил в тех местах, где могут появиться люди. Взял сумку и уже собирался отнести ее в "пещеру", как понял, что между мной и ней стоит невидимая стена. Ночь, хоть и белая, но уже не то – конец июля. Достал из сумки коврик, постелил его на тропу, надел тюбетейку, подарок странного таджика, встал на колени и коснулся земли головой.
Вся моя жизнь с рождения пролетела перед глазами, именно те моменты, когда я делал больно самым близким мне людям, все переживания отца, деда, бабушек. Я думал, что еще немного и со слезами вытекут мои глаза. Как я потом представить смог свое появление перед ними. Прошу простить? Так это детская отговорка.
Сел, задумался, глаза просохли, а невидимая стена исчезла. Но что-то все равно держало. Посмотрел вниз на дорогу – никого, ночь ведь. Оглянулся на бурелом – никого. Справа корт и стадион – полная тишина. Тихо встаю, смотрю на светлое небо над стадионом. Ну подумаешь, вертолет летит, и снова взгляд на дорогу, а голос внутри говорит: "Не обманывай себя". Посмотрел еще раз: ну подумаешь, самолет летит. И снова взгляд на дорогу. "Не обманывай
себя", – прозвучало еще раз. Оборачиваюсь, смотрю в небо и замираю, не веря и веря своим глазам. Ущипнул себя – больно. Смотрю на руку – часы "Ракета", подарок деда, секундная стрелка бежит, начало пятого. И вдруг, где-то внутри меня, словно выстрел салюта: "Да это же Победа! Мы продержались, теперь наступит новая жизнь, в стране грядут большие перемены".
Боги спустились на Землю.
Смотрю на часы – почти полпятого. Смотрю в небо – все; небо как небо.
Вживаюсь в пещеру: рюкзак стал подушкой, коврик матрасом, а на душе эйфория. Хочется бежать к людям, закатить пир на весь мир. Победа. Кручу головой по сторонам – забыл купить по дороге воду. Возвращаю себя к обычной жизни: иду в "Карусель", покупаю сигареты, зажигалки и упаковку "Соса-cola" максимального объема.
* * *
Началась моя новая жизнь. Писал эскизы будущих стихов, личные откровения, крутил свой длинный хвост на пальце, мечтал о будущей жизни, рассматривал в бинокль прохожих. В полудреме думаю, что вот в Лондоне, Мадриде, Барселоне пройдет веселый флешмоб: молодые люди с ведрами воды войдут в города, начнутся праздники, а чем Питер хуже? Дождусь утра и тоже приколюсь. Но из дремы вывело чувство тревоги. Сел, огляделся – тихо. А чувство тревоги переросло в чувство смертельной опасности. Я ничего не понимал… А тут в пещеру влетел комар. Он подлетал на секунду к уху и отлетал, подлетал и отлетал. Гонит
Взял в руки бинокль, вылез немного из укрытия и посмотрел влево. На дороге стоял белый джип. Запомнил номер. Возле него стояли двое крепких парней славянской внешности и всматривались в заросший склон, движения резкие, левые руки у уха – сотовые или рации. Перевожу бинокль вправо – кусты мешают. Пришлось метра на три выползти. Смотрю: белый джип, суетятся крепкие парни, кто-то кого-то посылает жестами. Я хватаюсь за голову руками – влип очкарик, – телефон-то я выключил, но аккумулятор вытащить забыл, а это радиомаяк и прослушка одновременно. Трубку, фотоаппарат, ключи, паспорт и сигареты по карманам, бутылку в руку. На мне кроссовки, спортивный костюм, застегнутый под горло и вниз. Внизу то ли лужа, то ли болотце, из которого торчит примерно десятидюймовая труба. Бросаю в нее телефон – точно в жерло. Фотоаппарат – в лужу.
Они идут по дороге мне навстречу. Включаю театр: я пьян и неопрятен. Нога едет по мокрой траве, и я валюсь в лужу. У них все внимание на мне. Спасибо кока-коле, я громко отрыгаю и вызываю рвотные массы…
– Свинья. Нажрался, так иди домой, – сказал крепыш.
Они проходят мимо, а я тихо крадусь вдоль строительного забора к ближайшим березам. Чувство смертельной опасности постепенно отступает, а на языке начинает крутиться песня, как маленькой елочке холодно зимой. Ну какая еще елочка? Июль, пот градом. Снимаю с себя кофту и рубашку и выхожу на темную аллею. Я замер сразу. По обе стороны аллеи росли маленькие ели. Вокруг каждой колья и перетяжки из красно-белой строительной ленты. Рву колья, рву ленты. Колья в посадку, ленту в кучу. Еще чуть-чуть и все, ели свободны. Выбрал самую красивую, чуть выше меня ростом. Надел на королеву тюбетейку, кофту и пошел по аллее. На душе спокойно, в голове тишина. И тут я встал как вкопанный – прямо передо мной, метрах в сорока стоял, перетянутый триколором, огромный деревянный крест. Стой, не стой, а идти надо. В конце концов, за флешмоб не казнят. Ползу, как черепаха, но надо сориентироваться, где нахожусь. И вышел на Коломяжский, прямо к повороту на проспект Королева, вот и дом мой виден…
На самом повороте группа дорожных рабочих занимается разметкой, а на другой стороне дороги стоит группа молодежи, человек десять-двенадцать, и о чем-то беседуют. Вдруг все внимание на меня, руки вверх, крики. Все запрыгивают на крыши припаркованных машин и с крыши на крышу, с крыши на крышу…
Каждый сходит с ума по-своему. Спускаюсь к Коломяжскому, редкие машины проносятся мимо меня, дико сигналя, что-то крича из кабин. Светофор мигает желтым. Иду не спеша по тротуару в сторону Серебристого. Все, что было до креста, забыто. Но какой флешмоб с кока-колой, нужно купить обычную питьевую воду. А вот и первый ларек с табличкой: "Стучите. Открыто", тихо стучу. Тишина. Стучу громче. Тишина. Спит Шаганэ. Пусть спит. Прохожу за ларек и на миг замираю. За ларьком, в паре метров, стоят "Жигули", двери открыты, в салоне, на откинутых сидениях двое парней. Водитель спит, а второй приподнялся на локтях, кидает на меня внимательный взгляд и снова укладывается. Не узнал. А что ты думал, фраерок, я буду идти в пурпурном хитоне с золотым узором и огромным глиняным кувшином? Иду дальше, впереди магазин "Океан", хозяин Ашот, меня там знает каждая собака. На крыльце стоят два незнакомых азиата.
– Что надо?
– Вода нужна, земляк.
– Иди отсюда.
Ухожу. Вспоминаю, в соседнем доме магазинчик в подвале.
Спускаюсь. Хвала Аллаху, продавец русский парень.
– Доброе утро, бутылку воды и пачку "Петра".
– Воды нет, а сигареты сказали вам не продавать.
Кто сказал и почему, мне не понять, но ухожу. Понимаю, надо успокоиться и все обдумать. Иду в свой двор на детскую площадку. На дальней скамейке две молодые женщины, одна из них в очень просторном платье, какие обычно носят беременные. Женщины о чем-то шепчутся и встают.
– Только в глаза ему не смотри, – говорит одна беременной.
Беременная подходит и берет меня за руку.
– Радую вас, – говорю ей.
* * *
Гуляю по своему двору и вновь натыкаюсь на ту группу молодежи. От группы отделилась пара: парень с девушкой. Идут ко мне.
– Только в глаза ему не смотри, – инструктирует она его. Он опускает голову, берет ее за руку и шагает на буксире. А девчонка красива, слов нет. Показываю ей жестом – ты супер. Парень поднимает голову, видит мой жест и смотрит мне в глаза.
– А ну стой, – кричит он мне.
Я поворачиваюсь к нему спиной, наматываю хвост на палец, а левой рукой хлопаю себя по животу. Сзади раздается крик. Оборачиваюсь. Он корчится от боли на асфальте.
– Я же говорила не смотреть ему в глаза, – она тянет его к группе.
Молодежь оживает, вскидывает руки вверх, кричит и уносится по машинам.
* * *
Решил сходить домой немного отдохнуть, набрать воды из крана и пойти гулять – Победа ведь! У подъезда, почти у самых дверей, стоит рулон линолеума. Кому-то было лень донести его до контейнера. Думаю, ладно, рулон отнесу и домой…
Время шесть. Иду от контейнера к дому. У соседнего подъезда небольшая группа старушек. Одна идет мне навстречу.
– Молодой человек, а что вы делаете?
– Чищу двор для своего внука, – пытаюсь отшутиться я.
Взгляд упал на стоящий рядом коричневый джип, и на душе стало нехорошо. Ему сегодня никуда нельзя ехать. Но где живет его хозяин и как ему об этом сказать? Ведь скажет, что придурок. А, ладно, была не была. Беру у контейнера трубу и пару раз бью ему в лобовое. Вышел на Серебристый, погода класс и опа, подъезжает полиция. Сверхбыстро подъезжает. Поворачиваюсь к ним спиной, завожу сам руки за спину. Щелк, и мы поехали. Здравствуй, 35-е отделение полиции. В кабинете два полицая и две полицайки, третья в дежурной части.
– Ваша фамилия? – склонился он над протоколом.
– Радченко, – отвечаю я, крутя хвост.
– Кравченко, – пишет он в протокол.
Все полицаи склонились над протоколом. Протокол в корзину.
– Ваша фамилия? – повторяет он.
– Радченко.
– Лапченко, – пишет он.
Протокол в корзину, меня в аквариум. Темно. Тихо дует про-хладой труба кондиционера, в углу камера слежения. Идут часы, ни вопросов, ни побоев. В дежурной части только полицайки, парни куда-то ушли еще утром.
И вдруг началось – девчонки бегают от телефона к телефону, что-то ищут в своих компьютерах и опять к телефонам. В дежурке появляется молодой лейтенант. Он берет пульт, что-то там нажимает и в камеру пошел горячий воздух. Затем берет стул, встает на него, отодвигает заслонку воздуховода. Он делает несколько пшиков из газового баллончика. Галлюцинации начались сразу, дышать уже нечем, валюсь на бетонный пол – хоть немного прохлады, но дышать нечем.
Дополз до пластиковой двери и уткнулся лицом в щель. Свет погас…резко распахивается дверь и… я стою на крыльце и дышу, дышу, дышу, светит солнце и мне хорошо.
Сзади подходит высокий человек в белом халате:
– Все. Успокойся. Свои. Все закончилось.
* * *
Больница Скворцова-Степанова. Отделение для буйных. Как сообщить знакомым, что я здесь? Не помню ни одного номера сотовых телефонов. Я овощ. Сколько прошло дней, недель, не сообразить. Стою как-то в коридоре с медсестрой или санитаркой, не вспомнить, а в другом конце коридора появляется медбрат.
– Радченко, – кричит он.
Я обернулся.
– Чего? – спрашиваю.
– Таня, Радченко, иди сюда!
Мы улыбнулись друг другу – бывает же такое… и я спасен.
* * *
– На воле гулял недолго – психика здорово пострадала: по ночам начались кошмары. Что делать? Собрал вещи и поехал в психбольницу № 6, где столкнулся с прекрасными специалистами и просто душевными людьми. Год лечения не прошел даром. Выписан в хорошем состоянии, пенсионером, инвалидом второй группы.
– А что было дальше?
– А дальше я встретил вас.
Махнула рукою.
– Рассказывай. Сказки… Турок африканский…
Глава шестая
Приятная
"Облокотясь на краешек земли…"
Облокотясь на краешек земли,
Ты просто будь – вблизи или вдали,
Обрывком сна, страницей под рукой,
Ты просто будь – хоть звуком, хоть строкой.
Ты просто будь – лучом, несущим свет,
Ночным пока
И утренним привет!
Протяжным эхом на исходе дня -
Внутри меня и около меня…
Ольга Ушанева
"Не уходи!…"
Не уходи!
Я буду плакать!
Как осенний желтый дождь.
Я умру,
Тогда ты поплачешь
Над могилой моей у берез.
Гедра Вайтекунайте
"Лучше, как старые сказки, где тьма и свет…"
Лучше, как старые сказки, где тьма и свет,
Где королю от солдата большой привет,
Где самобранка, и яблочко, и игла,
Где всю интригу красавица проспала,Где все богатство -
Рожденным в воскресный день,
Где в чью-то крышу копытцем стучал олень.
Где ни живой, ни мертвой воды не пить, -
Лучше, как эти сказки, тебя забыть.
Светлана Скляднева