- Да, то есть, нет! - пробормотал тот, понимая, куда клонит грек. - Мне было только приказано доставить его в Пергам…
- В таком случае ты благоразумный человек, и я думаю, эта наша встреча не последняя! Запомни: меня зовут Никомах, - приветливо улыбнулся Эвдему начальник кинжала. - А сегодня я не видел тебя! И учти, если бы не этот лекарь!.. - Он красноречиво провел ребром ладони по горлу и, проталкивая в коридор Аристарха, приказал захлопнуть ворота перед носом ошеломленного вельможи.
"Ну и люди окружают царя, один другого не лучше! - покачал он головой. - Когда все же это кончится, и я займу в этом царстве место, достойное себя по своему уму и богатству?!"
Зло сплюнув, он круто развернулся и пошел прочь от дворца, не зная, что ему теперь сказать Гнею Лицинию, который, как он догадывался, прибыл совсем не ради беспошлинного пергамента и на помощь которого он очень и очень рассчитывал после того, как в Пергам войдут римские легионы…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1. Еще один Афиней
Партия купленных Эвдемом рабов отплыла с Хиоса на попутном паруснике, пересекла последние стадии Эгейского моря, а Эвбулид все никак не мог прийти в себя от случившегося.
Миновали богатый порт Элею, пошли быстрым шагом по плодородной долине, подгоняемые надсмотрщиками, которых, в свою очередь, торопил едущий позади в повозке евнух, а он заново переживал минуты, проведенные им на "камне продажи". То вспоминался вселивший в его сердце надежду разговор с земляком, обещавшим выкупить его. То вдруг вздрагивал, отчетливо слыша ликующий голос перекупщика:
"Мой торг окончен!"
- Ты что–то сказал? - участливо наклонился к идущему рядом Эвбулиду Лад. Несколько раз он порывался отвлечь грека рассказом о своей родине, но тот отмалчивался или отвечал невпопад и шел дальше, поглощенный мучительными мыслями. Вот и теперь он даже не услышал сколота, только едва заметно пошевелил губами.
Лад прислушался и различил:
- Боги не верят больше мне, они отвернулись от меня, раз не хотят, чтобы я принес им жертвы во всех афинских храмах! Я погиб…
"Да он и впрямь погибнет в неволе через месяц или еще по дороге сойдет с ума от горя!" - не в шутку встревожился Лад и сделал еще одну попытку поднять настроение упавшему духом греку.
- Говорят, нас ведут в Пергам! - сообщил он Эвбулиду подслушанную от соседей–пленников новость.
- Ну и что? - отозвался тот.
- А то, - торжествуя, заметил Лад, - что в Пергаме с рабами обращаются куда справедливее, чем в твоих Афинах, почти как у меня на родине!
- Убивают сразу, чтобы не мучались? - невесело усмехнулся Эвбулид.
- Зачем? - воскликнул сколот. - У нас ровно через десять лет пленник или становится другом, или уезжает к себе домой. Говорят, - понизил он голос, - в Пергаме есть царские мастерские, где делают то, на чем пишут договоры о торговых сделках!
- Пергамент! - нехотя подсказал Эвбулид.
- Да. Пер–гамент! - выговорил непривычное слово Лад. - И там тоже рабов через десять лет делают свободными!
"Десять лет! - ужаснулся Эвбулид. - Если Гедите, которая уже стала официальной вдовой, удастся каким–то чудом поднять детей без денег, без друзей, то Диоклу будет двадцать три, Филе - двадцать два, даже Клейса станет невестой!.. Пройдет целая жизнь! И все же это хоть какая–то надежда пусть на старости, пусть совершенно незнакомыми увидеть их!"
- Но ведь для этого еще надо попасть в царскую мастерскую! - вслух сказал он и мечтательно прищурился: - Отмучаться десять лет - и домой…
- Если не попортишь ни одного листа пергамента при обработке! - злобно усмехнулся идущий сбоку пожилой надсмотрщик. - А шкурки эти тонкие, ножик острый - того и гляди, пропорет насквозь! Вот тебе еще пять лет рабства! А там уснешь от усталости и пересушишь его на солнце или, наоборот, не досушишь - вот и все десять! - пробормотал он, вздыхая, и вдруг накинулся на Лада с Эвбулидом. - А с твоими ручищами, скиф, только с нежными шкурками и работать! Да и ты, Афиней, можешь не мечтать о царских мастерских, только вас, неумелых эллинов, там не хватало!
- Я - Эвбулид! - поправил надсмотрщика грек, но тот, выделяя каждое слово шлепком плети по ладони, назидательно заметил:
- Эвбулид умер, его нет, никогда не было, и не будет ни через десять, ни даже через двадцать лет. Ты - раб из Афин, Афиней! Понятно? Ну, кто ты?
- Эвбулид! - выкрикнул грек, почувствовав, как кровь ударила ему в голову.
Если бы не веревка, которую крепко тянул на себя Лад, он бросился бы на надсмотрщика и зубами впился бы в него, а там - будь что будет…
Взвизгнула и обожгла спину плеть. Еще раз, еще…
Один из ударов пришелся в бровь, и кровь залила глаз Эвбулиду, мешая видеть надсмотрщика, уклоняться от его плети.
- Так кто ты?
- Эвбулид!..
- Кто?!
- Эвбулид…
Подъехавший к остановившимся рабам управляющий дворцом Эвдема узнал, в чем дело, оглядел круглыми глазками задыхавшегося от боли и унижения Эвбулида и приказал надсмотрщику:
- Бить до тех пор, пока не привыкнет к новому имени!
Охотно кивнув, надсмотрщик обрушил на Эвбулида град слепящих ударов.
- Кто ты? Кто?! - выкрикивал он, переводя дух.
- Афиней! - шепотом подсказал фракиец, болезненно морщась, точно это его били плетью. Остальные рабы тоже принялись уговаривать:
- Афи–ней! Афиней…
- Эвбулид! - повторил грек.
Надсмотрщик изо всех сил полоснул его плетью в ярости, даже не заметив, что этот удар принял на себя Лад, заслонивший Эвбулида плечом.
- Ты - Афиней! Запомнил? Повтори!
- Так он эллин? - встрепенулся евнух, с интересом наблюдавший из повозки за истязанием раба. - Тогда поаккуратнее! Он мне еще понадобится. Смотри - за его шкуру я спрошу с тебя, как когда–то с тебя спрашивали за испорченный пергамент!
Бросив на управляющего недовольный взгляд, надсмотрщик ослабил удары.
Лад, подставлявший под под них свое могучее тело, шепнул Эвбулиду:
- Смирись на время, брат! У тебя останется имя, потому что я все равно буду называть тебя Эвбулидом, даже если они убьют меня за это!
- Ну? - задыхаясь от усталости, прохрипел надсмотрщик. - Как твое имя? Афиней? Да, Афиней?
- Да… - опустил голову Эвбулид.
- Скажи так, чтобы слышал господин управляющий.
- Афиней… - бросил Эвбулид, глядя в землю.
- На первый раз достаточно! - милостиво улыбнулся Протасий, давая знак вознице продолжать путь, и вся вереница рабов, поторапливаемая надсмотрщиками, быстрым шагом потянулась за его повозкой.
Через час показалась высокая гора с домами и храмами, усеявшими даже ее вершину.
- Пергам! - воскликнул кто–то сзади. - Еще полдесятка стадиев, и мы выйдем на дорогу, ведущую прямо в город!
Но этим словам пергамца не суждено было сбыться. Следуя знаку поджидавшего рабов Протасия, надсмотрщики прогнали вереницу мимо поворота и повели туда, где зеленели поля, стояли, утопая в цветущих садах, богатые виллы.
Возле одной из них евнух сошел с повозки и пошел навстречу вышедшему из ворот высокому персу, управляющему одного из многочисленных загородных имений Эвдема.
- Приветствую тебя, Филагр! - восхищенно оглядываясь по сторонам, пропищал он. - Какой воздух, какая красота! До чего ж у тебя подходящее имя1 к такой жизни! И какой порядок везде - обязательно доложу об этом нашему господину!
- Да живет он вечно! - почтительно склонил голову Филагр. - Как он?
- По–прежнему в делах и тревогах! - вздохнул Протасий. - Но о тебе не забывает. Удивляется, что ты до сих пор не скопил денег, чтобы выкупиться… Вот - прислал в твое имение десяток рабов, отбери, каких сочтешь нужными, а остальных надсмотрщики отведут другим!
- Лучше бы он передал пару амфор вина… Рабыни есть? - с любопытством оглядел вереницу рабов Филагр.
- Увы! - развел руками евнух и внимательно посмотрел на одутловатое лицо управляющего. - Постараюсь привезти в следующий раз.
- Смотри, а то все обещаешь…
Перс хмуро оглядел рабов.
- Возьму у тебя вон того здоровяка, - показал он пальцем на Лада, - и этих троих… Кузнеца случайно нет?
- Есть! А где же твой?
- Сбежал!
- От тебя?! - изумился Протасий. – Куда?!
- В аид! - охотно объяснил Филагр, и оба управляющих расхохотались.
- Возьми еще эллина - Афинея! - кивнул на Эвбулида Протасий. - Пусть послужит грамматиком у сына нашего господина… Кстати, как он?
- Публий? Чем могут заниматься дети во время каникул - играет в бабки, колотит рабов… Развлекается, чем может. Ну, и я, чем могу, помогаю ему!
По знаку Филагра из ворот выскочили три рослых надсмотрщика с длинными бичами. Они отделили от вереницы рабов, на которых указал управляющий, и погнали их в имение.
Не доходя до ворот, один из надсмотрщиков коснулся концом рукояти бича пятерых невольников и повел их в сторону видневшегося вдали поля. Лада, Сосия и Эвбулида два надсмотрщика повели по ухоженной, посыпанной дробленым камнем дорожке.
У входа в дом их опять разделили: сколота и кузнеца надсмотрщики погнали дальше, Эвбулида потащила за собой выбежавшая из двери толстая рабыня со злым, хитрым, как показалось Эвбулиду, лицом.
"Ключница! - догадался грек, с трудом поспевая за быстрой не по возрасту женщиной. - И до чего же они похожи друг на друга во всех богатых домах: что в Афинах, что здесь…"
Не останавливаясь, ключница подвела Эвбулида к домашнему очагу, усадила на крошечную скамейку и, пошарив в сундуке, принялась сыпать ему на голову сушеные фиги и финики.
- О, великая Гестия, приобщи этого раба к нашему домашнему культу, сделай покупку господина полезной этому дому! - забормотала она.
- Я буду служить грамматиком у сына самого господина! - важно заметил Эвбулид.
Не слушая его, ключница пробормотала еще одну молитву и, явно надсмехаясь над новым рабом, сказала:
- Ты, миленький, будешь служить в этом доме там, куда поставит тебя управляющий, я и мать Публия!
Удивившись тому, что ключница назвала первым не жену, купившего его господина, а перса и себя, Эвбулид ворчливо посоветовал:
- Не бери на себя слишком много, женщина! Это мы еще посмотрим, кто окажется ближе к господину - я, грамматик, который сделает из его сына великого ученого или философа, или ты, только и умеющая, что ворочать ключами!
В запале Эвбулид забыл рассказы своих приятелей, что нет на свете более мстительных и умеющих плести интриги рабов, чем дорожащие высокой милостью господ ключницы. Иначе бы он заметил, как тревожно и вместе с тем злобно блеснули ее глаза, и непременно почувствовал бы опасность, идущую от ее, казалось бы, приветливого и вкрадчивого голоса, каким она вызвала привратника и велела отвести нового раба Афинея в комнату для рабов–мужчин.
В этой небольшой, душной комнатушке, с наваленным в углу тряпьем, ножницами, которыми обычно стригут овец, Эвбулиду отрезали пышные, волнистые волосы, чтобы он больше не был похож на свободных людей. Выдали вместо изорванного, окровавленного хитона короткий шерстяной, оставляющий открытым правую руку и часть груди, надели на голову шапочку из собачьей кожи.
- Будет холодно ночью - укроешься этим! - сказал привратник, бросая в угол на тряпье две сшитых бараньи шкуры. - Здесь будет твое место!
- Для грамматика можно было бы найти место и получше! - заметил Эвбулид.
- Держи, грамматик! - усмехнулся привратник, протягивая ячменную лепешку и горсть дурно пахнущего чеснока. - На лучше, подкрепись!
- Это что - завтрак? - надкусил лепешку Эвбулид, не притрагиваясь к чесноку. - Или обед?!
- И ужин тоже! - грустно усмехнулся привратник. - Привыкай к такой жизни, эллин, - Ахей, Беот, или как там тебя?
- Афиней! - с набитым ртом пояснил Эвбулид.
- Во–во! И отдыхай, если, конечно, не попадешь на глаза этой старой карге–ключнице! Публий - бараньи рога ему в душу! - уехал на охоту в горы, так что сегодня можешь спать спокойно!
Весь остаток дня, мучаясь от голода, но так и не притронувшись к гнилому чесноку, Эвбулид пролежал на пахнущем немытыми человеческими телами тряпье в углу.
2. Ключница и грамматик
К вечеру в комнату потянулись домашние рабы - садовник, повар, водонос, знакомый уже ему старый привратник. От них он узнал, что Публий - греческий перс с римским именем - незаконнорожденный сын Эвдема, что мать его, как и у брата нынешнего царя, - бывшая рабыня, со временем надоевшая Эвдему, в отличие от наложницы отца Аристоника, которую царь Эвмен - любил всю свою недолгую жизнь.
Запутавшись в том, кто от кого родился, кто кому надоел и у кого брат в нынешних правителях Пергама, Эвбулид понял только одно: больше всех наук пятнадцатилетний Публий любит уроки, которые дают ему юные и особенно зрелые рабыни, а высшую философию видит в том, как бы понаряднее разукрасить лица попавшихся ему под руку рабов.
В последнем новоявленный грамматик смог убедиться уже на следующее утро во время первого занятия с сыном Эвдема.
- Начнем с истории! - приветливо сказал он ворвавшемуся в увешанную коврами комнату чернявому юноше.
- Амура и Психеи? - уточнил, плюхаясь в высокое кресло и задирая ноги, Публий.
- Я вижу, ты неплохо разбираешься в жизни богов и героев, если знаешь такие малоизвестные истории, гм–м, не очень–то подходящие для твоего юного возраста. Поэтому давай лучше перейдем к истории Эллады - величайшей из всех государств мира. Я расскажу тебе о ее прекрасном и трагическом прошлом, - пообещал Эвбулид зевающему Публию, - о величественных статуях Фидия и справедливых законах Солона, о неповторимых шедеврах скульптора Праксителя и живописца Тимомаха, моего далекого предка ваятеля Эвбулида и творца великих статуй Скопаса… - Видя, что искусство не трогает юношу, он перешел к военной теме: - А еще я поведаю тебе о знаменитой Марафонской битве, в которой эллины одержали решительную победу над персами…
- Над персами?! - гневно вскричал Публий. - Давай! Сейчас я тебе покажу, кто победил в этой битве!
Публий принялся срывать со стен тяжелые серебряные и золотые блюда и швырять ими в голову едва успевавшего уклоняться Эвбулида.
- Ну, кто взял верх? Твои предки или мои?!
Юноша потянулся к свисающим с пурпурного ковра махайре и римскому мечу.
Эвбулид, обращая все в шутку, поднял руки:
- Ты!
- Тогда - на колени! - скомандовал Публий.
Пожав плечами, Эвбулид улыбнулся и встал на колени.
- Проси пощады! - потребовал Публий.
- Пощади! - прижал ладони к груди Эвбулид.
- Не так! - закричал юноша. - Повторяй за мной: нет на земле силы…
- Нет на земле силы… - улыбаясь, повторил Эвбулид.
- … более могущественной, чем великая армия персов…
- …персов…
- …которая наголову разгромила ничтожных эллинов в Марафонской битве!
- Но это противоречит истории! - воскликнул Эвбулид.
- Ах, так?! - поднимая римский меч, вскричал Публий. – Последний раз спрашиваю: кто победил в битве при Марафоне?
- Я твой грамматик, мальчик, и обязан говорить тебе правду: эллины!
- Замолчи, проклятый эллин!
- Но ведь ты по матери - тоже сын Эллады! - напомнил Эвбулид.
- Моя мать ничто! Она - рабыня!! - дрожа от ярости, закричал Публий.
- Разве так можно говорить о своей матери? - с укором покачал головой Эвбулид.
- Да! Можно! Она - грязная, жалкая рабыня!! - швырнул меч в угол комнаты Публий, повалился на пол и принялся кататься по коврам, крича: - Кто я теперь? Кто?! Если у отца родится сын от свободной, то он, а не я, станет законным наследником дворца, всех имений, моих рабынь! А меня ждет несчастная судьба Аристоника…
- И из–за этого надо оскорблять свою родную мать?! - строго спросил Эвбулид. - Мне противно даже слушать тебя!
- А может, ты не хочешь меня и видеть? - привстал Публий.
- Да, - признался Эвбулид. - Я даже не хочу видеть такого испорченного, невоспитанного и неблагодарного мальчика, как ты!
- Тогда, - процедил сквозь зубы юноша, поднимая с пола массивное блюдо с изображением Орфея, спускающегося в Аид, - закрой глаза, раб!
- Для чего?
- А чтобы ты больше никогда в жизни не увидел меня и своей вонючей Эллады, жалкий раб! - воскликнул Публий, замахиваясь блюдом.
Защищаясь, Эвбулид выставил руку. Блюдо скользнуло по его ладони и грохнулось на потерявшего равновесие юношу.
Публий закричал.
В то же мгновение дверь распахнулась, в комнату вбежала ключница, крича и царапая себе лицо ногтями:
- Убили! Убили!.. Солнышко ты мое ненаглядное, и как же это я не уберегла тебя, как не углядела!
Опустившись на колени, она подняла голову удивленного Публия и принялась гладить его волосы, обливая их слезами. На вопли ключницы сбежался весь дом.
- А вон и управляющий - волчьи зубы ему в шею - идет! - шепнул повару привратник. - Конец теперь эллину!
- И надо было Афинею связываться с этой мерзкой бабой! - согласно вздохнул повар.
Узнав в чем дело, Филагр шепнул на ухо Публию, что только что в баньку пошли две юные рабыни. Публий, резво вскочив, сразу же выскочил из комнаты. Управляющий гневно повернулся к Эвбулиду:
- Как смел ты, раб, поднять руку на своего господина?!
- Но я только защищался! - начал было, объяснить Эвбулид, но управляющий даже не стал слушать его.
- Как смел ты защищаться, когда тебя бьет господский сын?! - вскричал он.
- Но иначе он размозжил бы мне голову! - возразил Эвбулид.
- Видишь, какого грамматика ты приставил к Публию? - возмутилась ключница, подступая к управляющему. - Уверена, наш господин не одобрит твоего выбора. Ведь этот эллин даже не понимает, что лишил бедного мальчика нового развлечения!
- Да, наверное, не каждый эллин может быть грамматиком, - не желая ссориться с ключницей, которую побаивался сам Протасий, хмуро согласился Филагр.
- И вообще - зачем Публию грамматик в каникулы? - примирительно заметила ключница. - В городе - учись, в имении - тоже учись! Когда же отдыхать бедной головушке?
- А этого куда тогда мне девать? - кивнул в сторону Эвбулида управляющий.
Ключница усмехнулась:
- Да хотя бы в поле!
- Нет, он там долго не протянет! - оглядев Эвбулида, с сомнением покачал головой Филагр. - Отправлю–ка я лучше в поле водоноса, а Афинея поставлю на его место! - решил он.
- Смотри, ты в поле хозяин, а я - здесь! - с вызовом сказала ключница и бросила колючий взгляд на Эвбулида. - Водоносом, так водоносом, пусть пока поработает у меня!
Задолго до рассвета она растолкала сонного Эвбулида и дала ему два огромных кувшина. Показав рукой, где течет ручеек, объяснила, что до обеда он должен наполнить водой из родника стоящий на кухне пифос.
- Вот этот? - изумился Эвбулид. - До обеда?!
- А с обеда до вечера будешь носить воду в поле, где можешь брать ее из ближайшего прудка - какая разница, что пить рабам! - вкрадчивым голосом, от которого Эвбулиду стало не по себе, добавила ключница.
Взяв кувшины, он направился к ручью. Пройдя через сад, огород с весенней зеленью капусты и огурцов, миновав рощицу с оврагом, убедился, что до него не меньше пяти стадиев.