Далее Ральф рассказал, как он крался вслед за дикарями, идя все время за ними по пятам. Его надежды освободить Эдиту были небезосновательны: он знал индейские деревни, где он не раз крал лошадей. Так как у него было мало припасов и у него не было возможности охотиться, чтобы стрельбой не привлечь дикарей, то, конечно, вскоре он съел все, что имел. Три дня боролся он с голодом; наконец, природа победила его волю, и, когда подвернулся олень, он пустил в него пулю. Что он попал в оленя, он не сомневался: от животного остался кровавый след, по которому Ральф долго шел, причем так увлекся преследованием, что забыл зарядить ружье. Это было большой неосторожностью: вскоре пятеро индейцев, вероятно, отставшие от большой шайки, которую он именно и преследовал, услышали его выстрелы, внезапно напали на него и захватили в плен. Дикари сразу признали в нем известного конокрада и так озлобились на него, что, вместо того чтобы следовать за главным отрядом, расположились в долине, чтобы насытиться мучениями пленного. Они его связали и бичевали, и продолжали бы делать это еще дольше, если бы Роланд и Натан вовремя не освободили его.
Из всего сказанного Ральфом можно было заключить, что главный отряд разбойников с их пленными находился еще в пути, хотя и далеко впереди, чтобы его можно было быстро догнать. Однако Роланд стал уговаривать Натана начать преследование дикарей немедленно, сразу же после обеда, за который они принялись, одолев пятерых индейцев.
- Я не сомневаюсь, - говорил он, - что и они остановились где-нибудь, подобно этим пятерым, и мы можем также подкрасться к ним и из засады убить их, тем более, что нас теперь уже не двое, а трое.
Натан спокойно слушал его, но, казалось, мало склонялся к его доводам.
- Я думаю, - ответил он наконец, - что для меня будет лучше, да и для тебя и твоей сестры, если мы попытаемся ее выкрасть ночью из деревни, чем осмелимся нападать на весь отряд. Будь только терпелив, и ты увидишь, что так будет лучше.
Роланд, признавая большой опыт Натана, вынужден был согласиться с его доводами, хотя страстно желал как можно скорее помочь своей сестре.
Натан предложил бросить тела дикарей в какую-нибудь размытую дождями яму, чтобы никто не мог их заметить. Перед этим Ральф и Натан обыскали карманы дикарей и забрали все ценные вещи. Квакер снял с одного из индейцев легкую охотничью рубашку, с другого полотняный плащ, вынул женский платок, мешочек с какими-то травами; у третьего - разные мелочи: иголки, погремушки и мешочек с красной и другими красками, основными косметическими принадлежностями индейцев. Все эти вещи Натан связал в узел. С какой целью он все это делал, он ни в коем случае не хотел признаться своим спутникам.
После этого он взял ружья убитых, отвинтил замки и спрятал их в расщелины скалы, где, только внимательно присмотревшись, можно было их заметить; старательно стер следы борьбы с дикими и, наконец, к радости Ральфа Стакполя и Роланда, сказал, что пора идти.
Глава семнадцатая
НАТАН ПРОБИРАЕТСЯ В ДЕРЕВНЮ
Уже начало темнеть, когда наши друзья увидели наконец с вершины одного из холмов долину, в которой была расположена деревня Черного Коршуна. Облака, освещенные заходившим солнцем, отбрасывали красноватый свет на зеленые лужайки. Светлая речка, то прячась в тени деревьев, то струясь меж лугов, придавала всей местности особенно живописный вид. Вдалеке виднелись поля с дозревающим маисом. С другой стороны, где долину окружали горы, поднимавшиеся голубоватые облачка дыма указывали на то, что именно там раскинулась деревня индейцев.
Путешественники, наконец достигнув цели, некоторое время в глубоком молчании осматривали места предстоящих боевых действий, и каждый ясно представлял, какие опасности и трудности им придется преодолеть, чтобы одержать победу. Они нашли глубокое, скрытое от глаз ущелье и спрятались там, чтобы все детально обговорить. Натан хотел идти в деревню первым, чтобы хорошенько рассмотреть ее расположение и, если это окажется возможным, отыскать место, куда упрятали похищенную Эдиту. Ральф настаивал на том, чтобы это предоставили ему.
- Почему же вы думаете, старый Натан, что я только для того и бежал по следам ангелоподобной женщины, чтобы позволить кому-нибудь другому освободить ее? Я лучше всякого другого знаю эту деревню, так как не раз уводил отсюда лошадей.
- Конечно, не спорю, - ответил Натан, - и ты мог бы помочь девушке. Но, друг, я одного боюсь: такой уж ты несчастливый - куда ни появишься, непременно принесешь несчастье с собой и другому. Право, я боюсь… уверяю тебя…
- Бойтесь-ка лучше своего собственного носа, кровопролитный Натан! - возразил смеясь Ральф. - Какое же это несчастье, что я освобожден из когтей пятерых индейцев? Пойдемте лучше вместе. Вы разыскиваете ангелоподобную даму, я тем временем уведу из деревни лошадь, на которой она могла бы ехать.
- Я уже об этом думал, - с одобрением отозвался Натан. - Так вот, если ты убежден, что можешь достать лошадь, не будучи замеченным и схваченным, то я ничего не имею против того, чтобы ты шел со мной.
- Вот! Что умно, то умно! - воскликнул Ральф. - Нет ли у вас веревок: надо сделать недоуздок, и вы увидите, что я такой конокрад, какого больше нет на всем белом свете!
- А можно сделать недоуздок из кожи? - спросил Натан.
- Можно.
- Ну так возьми мой кожаный сюртук и разрежь его на ремни. Мне он все равно сейчас не нужен. - И Натан снял свой сюртук, который Ральф быстро разрезал на тонкие полосы и сплел из них недоуздки. Натан же вместо сюртука надел ту рубашку, которую он снял с убитого индейца, и сверху накинул полотняный плащ. На голову он повязал цветной платок и повесил на себя мешочки и разукрашенные кушаки. Потом он обмазал себе лицо, руки и грудь полосами красного, черного и зеленого цвета, которые должны были изображать улиток и ящериц, и превратился сразу же в дикаря, такого страшного и свирепого, каким его могли сделать только эта одежда и раскрашенное тело вместе с его высокой худощавой фигурой.
Пока происходило превращение Натана в индейца, Роланд настаивал на том, чтобы и его взяли в деревню.
- Я ничего не боюсь! - говорил он, - и хочу разделить с вами все опасности, которые вас ожидают!
- Если дело было только в опасностях, - возразил Натан, - то ты мог бы идти с нами и был бы для нас желанным спутником. Но ты можешь оказать нам только небольшую помощь и, напротив, вовлечь нас в еще большие опасности. Все зависит от ловкости, хитрости и присутствия духа. Так как малейшая опасность может погубить нас всех.
Наконец Роланд должен был уступить всем этим доводам, но с условием, что он спрячется у самой околицы деревни, чтобы при первом же крике о помощи оказаться рядом с ними.
Когда сумерки наконец перешли в ночь, они спустились с холма в долину со всеми предосторожностями. Лай собак, случайный выкрик полупьяного дикаря, красный свет огня, пробивающийся из входа в хижину, - все это указывало им путь к деревне. Она была расположена на другом берегу реки и, как говорилось раньше, как раз на изгибе долины, у подножия крутой, но невысокой горы, которая возвышалась недалеко от реки и оставляла место только для сорока-пятидесяти хижин, из которых и состояла деревня. У берега, где находились путешественники, долина была шире и вспахана.
Достигнув края полей, они отправились вброд по реке и поднялись по пням и корням деревьев к подножию горы, где много лет тому назад какой-то прилежный индеец вспахал землю. Здесь они и притаились, чтобы переждать, пока затихнет шум в деревне - по заключению Натана, признак буйства, которому предались победители. Ждать пришлось довольно долго. Из своей засады они могли расслышать крики, то свирепые и дикие, то жалобные и скорбные.
По временам эти крики перемежались громким смехом, гоготанием женщин, писком детей и тявканьем собак. Все указывало на то, что в торжестве принимала участие вся деревня и что было выпито немало.
Наконец шум затих, и около полуночи Натан объявил, что настало время проникнуть в деревню.
Он встал, приказав Роланду не удаляться от этого места, и на прощание дал совет: как только забрезжит рассвет, а Натан с Ральфом к этому времени не вернутся, он должен бежать отсюда как можно скорее.
- Потому что, друг, - сказал Натан, - индейская деревня часто бывает подобна западне, в которую легко попасть, но едва ли оттуда выберешься. Если я не вернусь, пользуйся услугами маленького Петра, будь его хозяином. Он выведет тебя сквозь чащу. Он тебя любит, ведь ты всегда ласково обращался с ним и он это помнит.
После этого он отложил в сторону ружье, как вовсе ненужный предмет, уговорил Ральфа сделать то же самое и сказал собаке:
- Петр, оставайся здесь, будь послушен, как всегда, береги себя, не попади в беду.
Казалось, Петр понял своего хозяина: он свернулся комочком на земле и даже не сделал попытки последовать за Натаном. Роланд остался один на один с тревожными мыслями и чувствами.
Глава восемнадцатая
НАТАН И ТЕЛИЯ
Ночь была светлая и звездная - обстоятельство, которое было совершенно не по душе странствующему Натану. К счастью, большая часть деревни находилась в тени, которую отбрасывала гора, покрытая высокими кленовыми деревьями. Эти деревья скрывали Натана и его спутника. Они пробирались к деревне, из которой по временам доносился рев пьяного дикаря, сопровождаемый лаем собак. Это тревожило Натана, но он старался отгонять от себя мрачные мысли. В нескольких шагах от одной из бедных хижин, сооруженной из веток и кож, он вдруг остановился, отвел Ральфа немного в сторону и спросил шепотом:
- Ты говоришь, друг, что часто уводил из этой деревни лошадей и хорошо знаешь ее?
- Как свои пять пальцев! - ответил Ральф, - точнее, все те места, где находятся лошади. Дорога к лошадям проходит здесь, прямо мимо хижины, а потом к тому ущелью, откуда, если прислушаться, всегда слышится ржание.
- Друг мой, - продолжал Натан, - от тебя зависит больше чем от меня сейчас исход всей нашей затеи. Если ты будешь поступать разумно, то, может быть, нам удастся не только отыскать девушку, но и увести ее из плена, прежде чем индейцы что-нибудь заметят. Если же ты поступишь неосмотрительно, - чего, по правде сказать, я очень опасаюсь, - то не только не поможешь ей, но и помешаешь это сделать другим.
- Натан, - ответил Ральф, и по звуку его голоса можно было понять, что он говорит искренне, - Натан, разрази меня гром, если я не сделаю все, что смогу. Вот я перед вами… я готов выслушать вас и последовать вашим советам. Говорите, в чем дело, я внимательно слушаю!
- Так вот, - начал Натан, - мой совет, чтобы ты остался здесь и предоставил мне действовать одному. Если тебе известна только дорога, которая ведет к лошадям, то было бы глупо тебе пробираться к хижинам. Оставайся здесь, а я все разузнаю.
- И все-таки, вы не можете утверждать, что знаете деревню лучше меня. Разве вы крали отсюда лошадей?
- Друг, - возразил Натан, - знай, в этой деревне нет ни одной хижины, которую я хорошо бы не знал. Незачем тебе идти к загону прежде, чем мы не узнаем, сможем ли спасти девушку. Согласись: может случиться так, что все наше предприятие придется отложить до завтра.
- Да, да, теперь я вижу: глупо было бы воровать лошадей прежде, чем будет спасена ангелоподобная дама. - Ну, раз вы считаете, что я помогу вам тем, что ничем не буду помогать, то я свернусь здесь под деревом и буду тихо лежать, пока не понадобится моя помощь.
Натан облегченно вздохнул. Он еще раз заклинал Ральфа сдержать свое слово и дождаться, чем кончится разведка. Потом он с предосторожностями двинулся в путь. Однако он не пробирался боязливо, медленно и неуверенно, крадущимися шагами шпиона, но, укутавшись в плащ, пошел уверенно и быстро, ничем не отличаясь от индейца. Этот маневр, показавшийся Ральфу поначалу чистейшей глупостью, послужил, однако, к тому, что одно из первых и опаснейших препятствий на пути было устранено. У первой хижины находилась целая стая собак, которые с дружным лаем кинулись на Натана. Однако звон погремушек успокоил их, они поджали хвосты и поспешили уйти с дороги, как будто боялись удара топора, который был для них обыкновенным наказанием за их дерзкий лай на воина.
- Вот так выдумка! - пробормотал Ральф с удивлением. - В следующий раз, как заберусь красть лошадей, непременно возьму связку погремушек… Ведь именно собаки всегда портили мне дело.
Хотя Натан и продвигался вперед с кажущейся беззаботностью, полагаясь на свой внешний вид, однако он старался все-таки избегнуть опасности. Там, где блестел в хижине огонек, он крался с большой осторожностью и обходил стороной хижины, где еще ревели и не спали пьяные дикари. Его предосторожности не были лишены основания. Деревня вовсе не была оставлена без охраны, как предполагал Натан ранее. Воины Венонги не все последовали за своим предводителем для нападения на Кентукки; довольно большое число дикарей оставалось в своих хижинах. По крайней мере, так заключил Натан из того, что кое-где у костров он видел заснувших индейцев. Натан тихонько прокрадывался мимо них, даже проползал на четвереньках, чтобы не разбудить их нечаянно, пока благополучно не добрался до середины деревни. Несколько хижин, сколоченных из стволов деревьев и отличающихся красотой и прочностью постройки от других хижин, указывали на то, что здесь обитали вожди племени или белые, которых Натан заметил среди сражающихся дикарей. Квакер тихонько приблизился к одной из этих хижин, заглянул между стволами и сразу заметил, что здесь устроил себе жилище беглец из белых. Полдюжины детей, у которых цвет кожи был значительно светлее, чем у дикарей, спали на рогожах вокруг огня, у которого, подремывая, сидела индианка, вероятно, их мать.
Натан долго не стал задерживаться у этой хижины. Мельком взглянув на эту сцену, он с еще большей осторожностью, чем прежде, подкрался к другой хижине. Она была похожа на все остальные, только еще прочнее и красивее, к тому же над ней поднималась глиняная труба - ни в одной из хижин такого больше не было. Густые, красноватые облака дыма поднимались из трубы. Заглянув сквозь щель внутрь, Натан увидел голые бревенчатые стены, законопаченные мхом и обмазанные глиной, несколько стульев грубой работы, такой же стол, постель из звериных шкур и несколько висевших по стенам военных и охотничьих принадлежностей. При бледном свете свечи у догоравшего очага сидели двое белых. Один из них, высокий, видный мужчина, с красной чалмой на голове, был одет в полотняные одежды. Ему было около сорока. Лицо его могло бы показаться красивым, если бы дикие, необузданные страсти не оставили на нем своих следов. В другом человеке, не такого высокого роста, как первый, Натан узнал отца Телии Доэ, которого раньше, во время осады дикими развалин, он видел среди индейцев. Вид этих двух мужчин возбудил в Натане страшное любопытство, и он напрягал зрение и слух, чтобы не пропустить ничего из того, о чем говорилось и что делалось в хижине. Доэ был мрачен и хмур. Он сидел неподвижно и смотрел на огонь, не обращая внимания на своего товарища, который снял с головы свою красную чалму, бросил ее в сторону и прошептал на ухо отцу Телии несколько слов, которых Натан, несмотря на все старания, не мог расслышать. Он повторил свои слова несколько раз, но так как Доэ не обращал на них внимания, то, к радости Натана, тот потерял терпение и громко произнес:
- Слушайте вы, Як, Аткинсон, Доэ, Шавгенав, гремучий змей или какое имя вам еще нравится! С ума вы, что ли, сошли или пьяны, что не слушаете меня? Проснитесь или скажите мне, по крайней мере, о чем вы думаете, если вам больше нечего сказать мне!
- Уж если вы непременно хотите знать правду, - ответил Доэ гневно, схватив глиняную кружку и сделав из нее большой глоток, - я скажу вам, что я думал о молодом человеке, которому мы уготовили такую позорную смерть.
- Ах вот что! Глупости! - возразил высокий. - Мы были в сражении, а побежденный должен выносить жребий, который ему выпадает.
- Положим, что это так, Ричард, - ответил Доэ. - Однако вы забываете в этом деле одно обстоятельство^ которое мне кажется важным: это были не индейцы, а христиане, которые выдали молодого человека на бойню. Мне даже страшно становится, когда я думаю об этом.
- Ба! Да вы совершенный дурак! - закричал Ричард презрительно. - Это происходит от того, что вы терпеливо слушаете бессмысленные речи глупой Телии.
- Не смейте говорить о ней, - вскричал Доэ гневно и мрачно. - Обо мне вы можете говорить все, что вам угодно, потому что я злой и дурной человек, но я не потерплю, чтобы вы оскорбляли ее!
- Ну, ну, только не так сердито, - сказал высокий сдержанно. - Если бы она не была так предана Эдите, которая так дорого мне стоила…
- Да, дорого обошлась всем нам эта девушка, - сказал Доэ, поднося опять к губам до половины наполненную кружку. - Она стоила нам одиннадцати человек, и счастье для нее, что только четверо из них были из нашей деревни. В противном случае она была бы беспощадно убита и скальпирована несмотря ни на что! Да, четверых из нас и двоих оттуда унес Дшибеннёнозе. Знаете, Ричард, я не трус, но то, что злой лесной дух появился как раз, когда мы брали в плен девушку и ее брата, кажется мне дурным предзнаменованием. Так же точно думают и все индейцы, потому что вы ведь видели, как трудно было заставить их снова ринуться в сражение, когда они увидели крестообразно прорезанные ребра убитых. Право, Дшибеннёнозе - это воплощение нечистой силы. И я думаю…
- Ну вот! И опять дурак! - засмеялся товарищ Доэ. - Я не такой осел, чтобы верить подобным вещам!
- Это правда, - пробормотал Доэ, - кто не верит в ад, который его ожидает, не верит и в злого духа. Однако подумайте, - прибавил он громче, - вы ведь собственными глазами видели того индейца мертвым под деревом, тогда как пятеро лазутчиков покинули его живым!
- Правда, я это видел, - ответил человек в чалме, - но он был ранен всадником, которому вы дали возможность улизнуть у брода, и я нахожу вполне возможным, что молодой солдат, нашедший его, распорол его, подобно вашему Дшибеннёнозе, чтобы воспользоваться суеверным страхом индейцев.
- Хорошо, пусть так, - возразил Доэ. - Но что вы скажете о воине, который, когда мы осаждали развалины, был убит и отмечен точно так же? Вы не можете утверждать, что солдат, который в развалинах был тоже взят в плен, разрезал поясницу и этому индейцу?
- А все-таки я это утверждаю, - ответил другой, - это хитрость, которую храбрый человек, пользуясь темнотой, легко мог привести в исполнение.