Яхта Гельгештада прибыла не первой с севера, но она первая пришла из Финмаркена, и ее встретили в гавани громкими приветствиями. Южная сторона гавани вся была застроена огромными амбарами, а в самой бухте стояли корабли разных наций. Французы, итальянцы, испанцы и португальцы, множество немецких кораблей ожидали флота северян. Стуре с палубы рассматривал город и его окрестности. В мае здесь была уже полная весна; перед ним расстилались зеленые сады, цветущие луга, сельские домики тонули в зелени деревьев, нивы покрывали холмы до голых вершин утесов, а на выступах блестели белые стены фортов Бергенгууз и Фредериксборг. Из батареи порта послышалось несколько пушечных выстрелов, пестрые флаги развевались на мачтах кораблей, мимо которых плыла "Прекрасная Ильда", чтобы занять свое место у Немецкого моста. Всюду царствовала деятельность, песни матросов у ворот и кранов, крики и поклоны с лодок, приветствия старых знакомых, которые со всех сторон взошли на корабль вместе с маклерами и купцами, осведомления и вопросы, смех и пожелания удачи. Стуре держался немного в стороне от эта суетни: его внимание обратил на себя маленький плотный мужчина в коричневом фраке, который, перелезая через натянутые канаты, добрался до Гельгештада и дружески поздоровался с ним. По его опрятному, представительному виду Стуре признал в нем богатого влиятельного купца. Между купцами завязался длинный разговор о торговых делах. Купец из Бергена тотчас же купил весь тресковый жир и заплатил ту цену, которую с него спросили. Он намерен был немедленно отослать товар в Гамбург, так как при большом предложении можно было ожидать падения цен. От сухой и соленой трески, напротив того, ждали значительных барышей, так как уже распространился слух, что большая часть улова пропала и испортилась.
- Как можно скорее привези сюда весь твой запас, Нильс, ~ сказал Бергенский купец. - На этот товар будет большой спрос, и мы устроим такие цены, каких уже давно не было.
Потом он вдруг замолчал, вероятно, вследствие того, что норвежец показал ему на стоявшего вблизи дворянина. Он бросил неприязненный взгляд на своего собеседника.
- Какого это молодца ты привез с собой? - спросил он шепотом Гельгештада.
- Пожалуйте сюда, господин Стуре, - сказал Нильс громко. - Я вас познакомлю с господином Уве Фандремом. Это мой дорогой друг, который может быть вам полезен.
В коротких словах он рассказал о судьбе и планах Стуре, сообщил о его новом поселении на Бальсфиорде и изо всех сил хвалил молодого человека. Фанд-рем кивал головой во время речи своего товарища по торговле, потом приподнял свою треуголку, обшитую золотом на целый вершок, и сдержанно сказал:
- Мой дом и моя рука к вашим услугам, господин Стуре; обыкновенно, я никогда не вхожу в сделку с молодыми начинающими торговцами; но в этом случае, ради моего друга Нильса, я сделаю исключение.
Он протянул ему правую руку. Стуре почувствовал, что ему можно вполне довериться и ответил ему крепким рукопожатием.
В то время в Бергене не было еще гостиниц, хотя уже насчитывалось тридцать тысяч жителей. Каждый иностранец, приезжавший сюда, должен был рассчитывать на гостеприимство какой-нибудь семьи. Норвежские торговые люди жили у маклеров и купцов, с которыми они имели дружеские, отношения; капитаны кораблей оставались на своих судах. Таким образом, без дальнейших церемоний, как нечто вполне естественное, Уве Фандрем принял обоих приезжих в свой дом, стоявший у Немецкого моста. Старый дом, просторный и удобный, служил зимним помещением. С наступлением теплого времени года все переезжали на дачи. Фандрем тоже следовал общему обычаю. Берген был окружен такими летними резиденциями; они утопали в густых садах по склонам гор. Фандрем ненадолго удалился, а Гельгештад сообщил тем временем своему спутнику все, что он считал необходимым.
- Я еще не говорил с вами об Уве, - сказал он, - потому что хотел это сделать здесь, по приезде. Он дельный человек и везде на своем месте, принадлежит к здешней гильдии и член магистрата; составил себе кругленькое состояние. Тридцать лет тому назад у него ничего не было. Я тогда сошелся с ним, потому что мне понравились его быстрая сообразительность и ум. Мне никогда не пришлось раскаиваться в этом знакомстве; с той поры мы постоянно держимся вместе.
- Значит, вы участвуете в делах Фандрема, - спросил Стуре.
- Прежде, да, - отвечал Гельгештад, прищурившись, - но я должен был по опыту убедиться, что товарищество в торговых делах никуда не годится, если один живет в Лингенфиорде, а другой за сто миль в Бергене. Я не умею проверять толстые торговые книги и изучать длинные счета; а между тем, мне вовсе не с руки, чтобы другие подсчитывали за меня, и получать то, что мне хотят дать.
Стуре улыбнулся; ему пришло на ум, что хитрый торговец из Бергена, вероятно, лучше умел сводить счета, чем норвежец в своей долговой книге для рыбаков, квенов и лапландцев. Гельгештад, по-видимому, заметил, что происходило с молодым датчанином. Он не распространялся далее, а прибавил только, что они порешили с Фандремом брать друг у друга столько товару, сколько им потребуется; во всем же остальном вести торговлю каждый за свой счет.
Бергенский купец возвратился к своим гостям и пригласил их в столовую, где надо было выпить за благополучное прибытие. Не обошлось при этом без переговоров о предполагавшейся торговой сделке. Относительно груза "Прекрасной Ильды" оба купца уже порешили. Гельгештад потребовал кредита для Стуре, и Фандрем тотчас же согласился. Владелец Лингенфиорда давал в распоряжение Стуре свою яхту, чтобы отвезти все необходимое для поселения в Бальсфиорд, и обещал ему составить список нужных товаров, а Фандрем, со своей стороны, обязывался отпустить только лучший товар и назначить не высокие цены. Вся сделка была окончена в несколько минут и закреплена рукопожатием. Выпив еще несколько стаканов за продолжительность дружбы и за добрые деловые отношения, хозяин пригласил своих гостей на дачу.
Когда они шли втроем вдоль гавани, навстречу им попался офицер, который раскланялся с Фандремом и вдруг остановился, удивленно взглянул на Стуре и назвал его по имени.
- Герман Гейберг, - воскликнул Стуре.
- Возможно ли, - сказал офицер, - ты в Бергене и в каком странном наряде. Самый блестящий кавалер Копенгагенского двора, в норвежской фризовой куртке и в обществе самого продувного, черствого старого ростовщика с Немецкого моста, - прибавил он шепотом.
Между тем, Фандрем с Гельгештадом прошел дальше, но встреча с датским офицером, видимо, испортила его доброе расположение духа. Он сердито оглянулся и наморщил лоб, когда заметил радость Стуре при этой нечаянной встрече. Молодые люди следовали за ними под руку и сообщали друг другу о своих приключениях.
Герман Гейберг командовал датским пехотным полком, расположенным гарнизоном в Бергене. Он служил со Стуре в Копенгагене, но внезапно был переведен в Норвегию, что тогда считалось до известной степени ссылкою. Это случилось вследствие влияния одного из начальствующих лиц, о неправильных действиях которого Гейберг донес высшему начальству. Его услали в глубь страны, но он умел приобрести благоволение генерала Мюнтера в Трондгейме, которому он понравился своими способностями. Мюнтер назначил его сперва своим адъютантом, дал ему полк в Бергене и обещал, при первом удобном случае, снова его приблизить к себе.
- На это я надеюсь, и чем скорее бы это случилось, тем лучше, - закончил капитан свой рассказ. - Право, для человека с образованием невыносимо оставаться в этом селедочном и тресковом гнезде. Но скажи же мне наконец, - продолжал он, - как ты попал в эту глушь?
Стуре рассказал ему, и Гейберг слушал его с великим удивлением.
- Как! - разразился он, наконец, неудержимым смехом, - ты поселился среди лапландцев, оленей и грязных рыбных торгашей? Ты так называемый купец в твоем Бальсфиорде и приехал в Берген, чтобы запастись товаром для мелочной лавочки? Да ты с ума сошел, Генрих! Конечно, не ты первый приобрел королевский указ, обратил его в деньги и поправил свое состояние; но, наверное, никто не воспользовался им по твоему способу.
- Стрелы твоего остроумия не поразят меня, любезный Гейберг, - со спокойною улыбкою возразил Стуре. - Я все- гаки буду купцом в Бальсфиорде. Я сам избрал свою судьбу и знаю, что мне предстоит суровая трудовая жизнь, но, по крайней мере, я останусь свободным независимым человеком. Никто не изменит моего решения, оно непоколебимо.
- Кто тебя поймет! Возможно ли, чтобы человек твоего положения и с таким именем сам себя осудил на такое бедствие.
- Спроси этих норвежцев, - серьезно возразил Стуре, - что они понимают под бедствием; и они найдут твою жизнь в пыльных городах, твою зависимость самым невыносимым бедствием. Это правда, я буду ловить рыбу и ездить в Берген на своей яхте; но я надеюсь, что когда-нибудь мои соотечественники повсюду, куда бы я ни приехал, примут меня с уважением, и все честные люди протянут мне руку. Если я достигну этой цели, то все мои желания исполнятся, и никогда меня не будут тянуть назад блестящие королевские залы в столице.
- Ты остался все тем же добрым малым, что и был! - воскликнул растроганный капитан. - Кто знает, может быть ты и прав; взгляды на счастие у каждого свои, и главное дело не заблудиться на том пути, который раз избрал. Вон твои почтенные друзья и покровители ждут тебя на горе и делают тебе нетерпеливые знаки. Иди же к ним, Генрих Стуре, и наслаждайся мудростью этих корыстных селедочных душ. Завтра я к тебе зайду, а до тех пор прощай!
Когда Стуре достиг вершины, он нашел одного только Фандрема, Гельгештад пошел вперед. На все его извинения Фандрем сердито покачал головой с недоверием.
- Я вам дам хороший совет, господин Стуре. Мы в Бергене считаем за ничто этих солдат с их шитыми золотом красными кафтанами и позументами. Вашей репутации, как деятельного бюргера, только повредит, если вас увидят рука об руку с таким господином. Купец должен строжайшим образом оберегать свою репутацию, малейший дурной слух сильно подрывает его кредит. А теперь, - воскликнул он ласковее, - пойдемте, сударь, вот там мой дом. В его стенах вы будете желанным гостем, как долго вам понравится.
Весь день обозревали хорошенький, веселый участок земли, а также рассматривали безделушки и редкости, которые капитаны кораблей и купцы привезли из чужих стран в подарок влиятельному торговцу. Только на другой день после завтрака снова стали говорить о делах. Сегодня должны были совершенно разгрузить яхту и затем приняться за новую погрузку. На четвертый день Гельгештад собирался в обратный путь, а до тех пор предстояло много дел. Все припасы, предназначенные для Стуре, надо было выбрать и упаковать. Опытный купец быстро составил список, и при первой же смете выяснилось, что для этого потребуется сумма не менее восьми тысяч ефимков. За это Стуре обязался ему доставить ту рыбу, которая сохла в Вестфиорде. Порешили ее доставить Фандрему при первой поездке. Купец предложил ему тотчас же заключить сделку и назначить цену за вогу в тридцать шесть фунтов по три ефимка. Но когда Стуре не согласился на это, то он без спора прибавил еще четверть ефимка; но Стуре все еще не решался на эту сделку, несмотря на то, что Гельгештад предлагал своему товарищу весь свой большой запас.
- С тобой, - сказал Фандрем Гельгештаду, - я не могу заключить такой сделки, по той простой причине, что рыба все-таки может значительно подешеветь, и тогда при твоих больших запасах я понесу чувствительный убыток. Поэтому я могу порешить с тобою только у Немецкого моста и по той цене, которая будет стоять в тот день, когда ты вручишь мне твою рыбу. За твой товар я должен заплатить деньгами, а от этого молодого человека, которому я желаю добра, я получаю ее в обмен.
- Твои соображения, друг Уве, во всяком случае вполне справедливы, - отвечал Гельгештад в раздумье. - Не будем больше говорить обо мне. Все возможно: цена на рыбу может и повыситься, может и значительно упасть. По всему Норвежскому берегу до самого Трондгейма много рыбы наловлено и посолено. Мое мнение таково, кто может выдержать, выдерживай, кому же нужно действовать наверняка, господин Стуре, пусть будет рад, что в такое короткое время он утроил свой капитал.
- Благодарю вас, - возразил Стуре, нисколько не сомневавшийся в том, что ему нужно было делать, - будьте оба уверены, что я принимаю ваш совет с полнейшим почтением; но я не желаю, чтобы вы, господин Фандрем, получили убыток, вследствие вашего великодушного предложения. Лучше уж я предпочту ограничиться меньшею прибылью. Поэтому я буду ждать, пока мои лодки с рыбой не прибудут к Немецкому мосту, и тогда возьму ту цену, которая будет стоять в то время. Если я потерплю убыток, это будет мой убыток, если же получу прибыль, то ею воспользуюсь.
Гельгештад одобрительно кивнул Стуре. Фандрем взглянул на Нильса и сказал:
- Всякий должен знать, что он делает. И так решено, я заплачу вам по той цене, которая будет стоять, когда ваша рыба прибудет.
Затем они вернулись в город, где, благодаря прекрасной весенней погоде, в гавани давно уже кипела работа. Член магистрата повел своих гостей в контору, где уже были приготовлены все счета, и где Стуре должен был подписать условие, что будет вести торговые отношения только с Уве Фандремом в Бергене. Контора богатого купца оказалась маленькой и мрачной. В одном углу в шкафу за решеткой стояли большие торговые книги. Тяжелый дубовый стол занимал, середину комнаты. За ним работал у конторки старый бухгалтер. Стуре не удивился малочисленности служащих, он знал, что Бергенские купцы, несмотря на значительные дела, имеют больше надсмотрщиков и работников в своих магазинах, чем помощников в своих конторах. Все свободное место в конторе, также как и проход, были завалены ящиками и сундуками, бочками, тюками с перьями и тюленьими кожами. Все помещения внизу дома были пропитаны специфическим запахом жира и разлагающегося мяса, и это неприятно поражало свежего человека.
Фандрем подвел своего покупателя к конторке и заставил его прочесть и подписать контракт. Затем Гельгештад взял перо в руки и подписал особое поручительство на сумму, на которую Стуре забрал товаров у Фандрема.
- Следовательно, мне нужен еще поручитель? - спросил Стуре раздраженно и с удивлением. - Я думал, что за данный мне кредит я достаточно ручаюсь моим имуществом, словом и честью.
- Если вы взвесите, сударь, - возразил спокойно Гельгештад, - что здесь в Бергене никто не знает ни вас, ци вашего имущества, и если обдумаете, что, несмотря на все ваши надежды, планы в Бальсфиорде все-таки могут не осуществиться, то вы увидите, что не легко будет найти кого-нибудь, кто бы вам открыл кредит без поручительства.
Стуре с трудом победил в себе неприятное настроение. Он рассчитывал, что открытый ему Фандремом кредит облегчит его обязательство относительно Гельгештада и думал освободиться понемногу от владельца Лингенфиорда с помощью этих новых связей. Вместо этого он увидел, как он все дальше и дальше затягивался в сеть паука, который, казалось ему, жадно протягивал над ним свои лапы.
Он взглянул в глаза Гельгештаду, и ему показалось, что он прочел в них злую насмешку над его беспомощностью; недоверие его возросло в высшей степени и пересилило осмотрительность. Почти невольно он произнес:
- Нет, нет, мне достаточно и тех обязательств, которые уже существуют, я не желаю увеличивать их число. В этом деле я не принимаю вашего поручительства.
- Хорошо, как вам угодно, сударь! Может быть вы знаете кого-либо другого в городе, кто бы за вас поручился? - спокойно спросил Гельгештад.
Этот вопрос смутил Стуре; он должен был объявить, что знаком только с капитаном Гейбергом, и произнес его имя немного нерешительно.
До сих пор Фандрем присутствовал при переговорах молча и не вмешивался; но когда его новый покупатель назвал поручителем датского капитана, это уже ему показалось слишком. Изо всей силы ударил он кулаком по столу и вскричал:
- Этот-то молодой ветреник - поручитель? Господин Стуре, вы, кажется, намерены надо мной смеяться? Конечно, когда капитан шагает по улицам, он гордо вытягивает свои ноги…
Дальше он не договорил, потому что в эту минуту послышался громкий голос в смежной комнате, и в открытой двери показалась стройная фигура Германа Гейберга.
Купец так удивился неожиданному присутствию офицера в его доме, что в первую минуту ничего не мог сказать. Капитан сказал с иронией, что, кажется, разговор коснулся его достойной особы, и он просит общество не стесняясь, продолжать начатое; Фандрем быстро овладел собою - он был не из тех, кого легко смутить.
- Не знаю, сударь, - начал он, - что могло вас побудить посетить мой дом и мою контору; но как это уже случилось, то нечего делать. Я могу во всякое время повторить мои слова.
- Я вполне понял вас, господин Фандрем, - возразил молодой человек с гордой улыбкой, - и вижу, что мое слово не может быть для вас поручительством, так как вам недостаточно и слова барона Стуре, моего уважаемого давнишнего товарища.
- Я полагаю, Фандрем, - сказал Гельгештад, поднимая свое суровое лицо над столом, - что мы здесь заняты делом, которое неудобно продолжать при постороннем.
- Совершенно с вами согласен, - отвечал Фандрем.
- Я полагаю, - сказал самонадеянно офицер, подражая манере норвежца, - что вам не следует вмешиваться в дела, касающиеся меня. Я не треска, не несчастный лапландец, и у меня нет в кармане королевского указа, и потому я, конечно, имею право уклониться от ближайшего знакомства с вами. Что же касается вас, господин Фандрем, - с достоинством продолжал он, - то я сейчас же избавлю вас от своего присутствия, как только скажу несколько слов этому господину.
И он указал при этом на Стуре.
- Стуре, - обратился он к своему товарищу и положил руку ему на плечо, - если ты занят, я не буду мешать тебе, выслушай только вот что: генерал Мюнтер с курьером вызывает меня назад в Трондгейм. Завтра я уже должен выехать из Бергена; навряд ли мы с тобой сможем сегодня еще раз увидеться, и потому, прощай, дружище, если ты не предпочтешь последовать за мной.
- Ты знаешь, Гейберг, что этого не может быть, - твердо отвечал Стуре.
- Я так и думал, - печально проговорил Гейберг, - я знаю твою железную волю. Ну, так Бог да хранит тебя всегда и повсюду; да избавит Он тебя от всех норвежских плутов # да соберет всех рыб морских в твои сети! Господин Фандрем, я теперь покидаю ваш дом и желаю ему всякого благоденствия. Сохраните обо мне добрую память.
Он пожал руку своему другу и пустился в обратный путь, немилосердно разбрасывая ногами все, что ему мешало на ходу.
- Пускай его бежит! - презрительно сказал ему вслед Гельгештад, но мрачно наморщенный лоб ясно показывал, как трудно ему подавить свой гнев. - Я бы желал, чтобы этот офицерик не попадался больше на моем пути, иначе может окончиться хуже, чем сегодня.
Потом он выпрямился во весь свой рост и опустил тяжелый кулак на обязательство.
- Господин Стуре, - сказал он, - вот бумага, и вот я стою здесь. Объясните же теперь окончательно, желаете ли вы принять мое поручительство, или вы рассчитываете на чью-либо чужую помощь.
Очевидно, тут был только один исход; купец, по-видимому, принял твердое решение. Стуре больше не колебался, противиться было бы бесполезно и даже опасно; таким образом он дал свое согласие, и Гельгештад подписал этот многозначащий документ. Когда это совершилось, оба купца опять рассыпались в уверениях, что все это только одна формальность;