Мы рассмотрели вкратце воздействие демографических характеристик на различные стороны жизни общества. А какова же природа самих законов народонаселения, которые стоят за этими характеристиками, детерминируя их движение и принципиальные изменения демографической ситуации в целом?
Многие теории народонаселения основаны на утверждении о детерминированности всех демографических процессов исключительно биологическими факторами.
Наибольшее распространение среди этих теоретических течений имеет мальтузианство по имени английского экономиста и священника Томаса Мальтуса, который в 1798 г. выступил с попыткой обосновать "вечный закон народонаселения". Суть этого закона, по Мальтусу, состоит в "постоянном стремлении, свойственном всем живым существам, размножаться быстрее, чем это допускается находящимся в их распоряжении количеством пищи" [57] . Мальтус даже попытался придать своему закону математическое выражение, заключив, что численность населения из поколения в поколение растет в геометрической прогрессии (1, 2, 4, 8…), а количество средств существования лишь в арифметической прогрессии (1, 2, 3, 4), в результате чего народонаселение удваивается раз в 25 лет, а дефицит средств существования постоянно возрастает. Кстати, вывод об удвоении был сделан Мальтусом на материалах северо-американской статистики, относившихся к региону, в котором удвоение населения действительно наблюдалось, но не за счет естественного прироста, а за счет большого притока мигрантов. Удвоение же народонаселения раз в 25 лет наблюдалось в истории довольно редко в виде недолгосрочных и экстремальных по своему характеру демографических ситуаций.
По своему методологическому обличью теория Мальтуса представляет яркий образец вульгарной социологии, не признающей специфики социального организма по сравнению с другими формами бытия. В живой природе действительно обнаруживаются и геометрическая с арифметической прогрессии, о которых говорил Мальтус, и "ножницы" между ними. Но для общества такой закономерности не существует: в частности, в развитых странах объем производимого продовольствия рос и растет быстрее, чем население.
Мальтус умер давно, и о нем можно было бы не вспоминать, если бы его идеи не продолжало бы развивать и распространять так называемое неомальтузианство. При этом надо иметь в виду, что рецепты Мальтуса по уменьшению роста народонаселения кажутся довольно невинными по сравнению с предлагаемыми его последователями. Исходя из того, что "жестокость во время войны прямо пропорциональна количеству избыточного населения", они видят магистральный выход из демографических трудностей, с которыми столкнулось человечество, в мировой термоядерной войне, а также в массовой стерилизации населения слаборазвитых стран.
Ненаучность и реакционность мальтузианского "вечного закона народонаселения" обнаруживается еще в одном чрезвычайно важном плане. Его "вечность" означает неизменность закономерностей воспроизводства вида не только при переходе от растительного и животного мира к обществу, но и при переходе самого общественного развития со ступени на ступень.
Законы народонаселения с необходимостью имеют исторический характер, поскольку демографические процессы находятся под определяющим воздействием социально-экономических факторов. В этом нетрудно убедиться, анализируя так называемую "демографическую революцию" (или "демографический переход"). Этот переход включает четыре периода. Для первого из них характерен высокий, близкий к физиологически предельному, уровень рождаемости и высокий уровень смертности. Прирост населения в этот период даже в годы отсутствия эпидемий и голода низок. Во втором периоде отмечается значительное снижение смертности, в то время как рождаемость остается на высоком уровне. В результате происходит быстрый рост населения. В третьем периоде смертность продолжает уменьшаться, однако темп снижения рождаемости опережает темп снижения смертности, в результате чего темпы роста населения замедляются. В четвертом периоде смертность стабилизируется на низком уровне (равно как и рождаемость), и темпы роста населения остаются невысокими. Вполне понятно, что хронологически переходы от одного периода к другому в различных регионах земного шара не совпадают: то, что в Западной Европе происходило в XVIII в., во многих странах Азии и Африке разворачивается только сегодня. И сравнивая эти процессы, нетрудно увидеть, что каждый раз переход к новому демографическому периоду был обусловлен развитием производительных сил, позволяющим обеспечить прогресс здравоохранения, и культурным возвышением общества (укажем на интересующие нас в данном аспекте возвышение социально-гигиенической культуры и сознательное регулирование количества людей). Более того, оказывается, что в пределах одного и того же региона эти переходы совершаются по-разному в зависимости от конкретных исторических условий.
Итак, законы народонаселения представляют собой яркий пример того, как преобразуется биологическая форма движения материи, входя в состав социальной. В связи с этим законы народонаселения точней было бы называть биосоциальными. Раскрытие их сложного содержания остается важной задачей междисциплинарных исследований, включающих в себя и философское осмысление взаимодействия "социум – народонаселение", и реконструкцию конкретного развития демографической структуры общества силами историков.
3. Поселенческая структура общества
Рассмотренные нами этническая и демографическая структуры общества биологичны по своему происхождению и первичным конкретно-историческим формам. В этом отношении поселенческая структура, будучи порождением причин сугубо социальных – общественных разделений труда – принципиально от них отличается.
Поселенческая структура есть пространственная форма организации общества. Это понятие выражает отношение людей к территории их обитания, а еще точнее – отношения людей между собой в связи с их принадлежностью к одному и тому же либо к разным типам поселения (внутрисельские, внутригородские и межпоселенческие отношения). Здесь мы обнаруживаем отличие, дифференцирующее поселенческую структуру от других структур: люди, принадлежащие к разным этносам, разным классам, разным возрастным и профессионально-образовательным группам, как правило, не оторваны друг от друга пространственно, напротив, именно сосуществование в едином пространстве делает возможным взаимодействие между ними и нормальное функционирование общества в целом. По поселенческому же принципу индивиды размежеваны в пространстве – они, в зависимости от типа поселения, являются либо горожанами либо селянами.
Комплекс знаний о поселенческой структуре общества чрезвычайно важен для глубокого понимания прошлой истории, современных процессов, прогнозирования будущего. Можно без преувеличения сказать, что история цивилизации в самой значительной степени была историей взаимоотношений между городом и деревней, двумя основополагающими поселенческими общностями. К. Маркс по этому поводу определился еще более резко в своем выводе о том, что вся экономическая история общества резюмируется в движении противоположности между городом и деревней [58] .
Город
Каждый из основных типов поселения – деревня и город – может быть правильно понят только в условиях соотносительного рассмотрения, при скрупулезном их сравнении друг с другом. При этом город может быть избран в качестве зеркала, в которое смотрится общество, чтобы понять, что оно приобрело и что потеряло в результате выделения городов из некогда абсолютно сельского социального пространства.
Вопрос о причинах появления городов до сих пор в исторической науке и социальной философии является дискуссионным или, скажем иначе, неоднозначно решаемым. И это несмотря на то, что данной проблемой в течение столетий занимались крупнейшие философы и историки (на Западе – Гегель, Г.Маурер, Г.Белов, К.Бюхер, М.Вебер; в России – В.О.Ключевский, П.Н.Милюков, Н.А.Рожков, М.Н.Тихомиров, Б.А.Рыбаков и др.). Основные конкурирующие между собой концепции возникновения городов можно свести к следующим:
– вотчинная теория, считающая, что города в Западной Европе возникают как центры крупных феодальных поместий. В отечественной историографии на этих позициях по сути дела стояли С.В.Бахрушин, П.И.Лященко и др., видевшие в русских городах до XV в. лишь феодальные центры, которые только в XVI–XVII вв. превращаются в центры ремесла и торговли;
– общинная теория, согласно которой город вырастал из сельской общины на основе развития крестьянского ремесла, не связанного с феодальными крупными вотчинами. Как мы видим, общинная теория выводит возникновение городов из общественного разделения труда, отделения ремесла, а вместе с ним и торговли, от земледелия. В отечественной историографии таковы были позиции М.Н.Тихомирова ("Древнерусские города", 1956) и Б.А.Рыбакова ("Ремесло Древней Руси", 1949), пришедших в результате обобщения огромного фактического материала к выводу о высоком уровне развития ремесла на Руси уже в IX–XIII вв. Особого мнения, но все же в русле концепции происхождения города из общественного разделения труда, придерживался В.О.Ключевский, правда, сильно преувеличивавший роль торговли в общественно-экономической жизни Киевской Руси;
– оборонная теория возникновения городов как укрепленных пунктов для защиты от внешнего нападения (К.Бюхер, Г.Маурер, М.Вебер);
– политико-правовая теория (Гегель, Г.Белов, представители "государственной школы" в русской историографии) отдающая приоритет среди причин возникновения городов факторам политического и правового характера: города возникают прежде всего как территориально-управленческие центры. Такова, в частности, была позиция П.Н.Милюкова, считавшего, что древнерусские города были явлением, искусственно насажденным сверху. "Раньше, чем город стал нужен населению, – писал Милюков, – он понадобился правительству", в силу чего "городское население приходилось создавать насильно" [59] .
Мы обязательно погрешим против истины, если попытаемся решить проблему возникновения города с помощью одной из этих концепций, начисто отвергая все другие. В общем и целом процесс размежевания города и села, конечно, связан в первую очередь с отделением ремесла и торговли от земледелия, однако в каждом конкретном случае не могли не действовать и иные факторы, модифицировавшие этот процесс. В одних случаях города действительно первоначально могли возникнуть как пункты обороны и именно как таковые они сразу же начинали притягивать к себе нуждавшееся в защите ремесленное и торговое население. В других случаях города создавались как управленческие центры, но и в этом качестве они должны были притягивать к себе ремесленников и торговцев, находивших в таких поселениях состоятельных покупателей и благоприятные условия для рыночного обмена. Разнотипность городов по происхождению подтверждается, в частности, историей России. Если в городах Киевской Руси уровень развития ремесел был довольно высок уже в X в., то такого нельзя сказать о городах Северо-Восточной Руси, где даже в XIV–XV вв. еще не было ремесленных цехов [60] .
Каковы же наиболее характерные черты, позволяющие городу дистанцироваться от другого основного типа поселения – села? Обычно среди этих черт называются следующие:
а) профессиональная занятость населения преимущественно несельскохозяйственным трудом, причем значимость этого показателя близка к абсолюту в крупных городах и стремится к минимуму в малых;
б) преобладание такого рода занятий, которые позволяют иметь урегулированное рабочее время и, следовательно, определенный объем свободного времени;
в) качественно иной уровень доступа к получению образования, особенно высшего, к приобретению желательной профессии, к потреблению духовных благ в связи с концентрацией в городах вузов, разнообразных профессиональных училищ, театров, музеев и т. п.;
г) большая по сравнению с селянами миграционная подвижность, что обусловлено целым комплексом причин, в том числе и непривязанностью к земле;
д) большая свобода в выборе микросреды (приятельского окружения, трудового коллектива), а также большая возможность в случае желания или необходимости изолироваться от нее;
е) большая политическая активность, что объясняется большей организованностью и концентрацией горожан по месту их профессиональной деятельности, более высоким образовательным уровнем, а также теми чертами, которые уже отмечались – большей подвижностью и большим объемом свободного времени;
ж) специфическая и качественно, и количественно городская семья – она отличается от сельской меньшей средней величиной и отпадением (либо ссужением) ряда функций, прежде всего хозяйственно-производственной.
Разумеется, демаркационная линия между городом и деревней в современных условиях оказывается довольно размытой. Разрыв между ними по всем указанным моментам в двадцатом веке значительно сократился, идет процесс идентификации образа жизни. Причем в нормальных общественных условиях сокращение разрыва достигается прежде всего за счет подтягивания деревни до уровня города, в экстремальных же – за счет деградации города.
Город и деревня в их взаимоотношениях
Взаимоотношения между городом и деревней прошли большой исторический путь в своем развитии.
Появление поселений с некоторыми признаками будущих городов (исследователи поздней первобытности называют их протогородами) означало возникновение различия между типами поселения. Тем самым была заложена основа для развитого противоречия между ними, связанная с тем, что горожане и селяне оказываются включенными в различные технологические способы производства. Отделение города от деревни обусловило формирование специфических сельского и ремесленно-городского образов жизни. В городе зачастую вместе с разделением труда разделялся и сам человек. Развитию одной-единственной деятельности приносятся в жертву все прочие физические и духовные способности. Это калечение человека возрастает с прогрессирующим разделением труда, со все большим дистанцированием труда умственного от труда физического. В мануфактуре, а затем в индустрии рабочий все больше низводится до роли простого придатка к машине. Однако однобокое освещение городской, ремесленной среды и крестьянской жизни только с негативной стороны было бы неверным. Развитие аграрной культуры и ремесла вело к общему развитию труженика села и города, к появлению шедевров технического и градостроительного мастерства и достижений в скотоводстве и сельскохозяйственном производстве. Соответственно и различие культур носит взаимодополнительный характер, как и сам облик товаров производства села и города.
Впрочем противоположность между городом и деревней вырастает не только из причин технологического плана. На эту, можно сказать, технологическую канву накладывается воздействие, идущее от экономических способов производства, для которых характерно разделение общества на классы. При таком наложении неравномерность развития города и деревни превращается в противоположность, т. е. в межпоселенческие отношения подчинения и эксплуатации. Это, разумеется, не означает, что все горожане эксплуатируют всех селян или наоборот: эксплуататором выступает тот класс, который господствует в городе или деревне экономически и политически. Так, при феодализме город подчинен господствующему в деревне классу, который сдерживает развитие ремесленного производства, регламентирует торговлю, ущемляет политические права города и горожан. В дальнейшем гегемония в этом отношении переходит к буржуазии, и город и деревня как бы меняются местами. Именно тогда начинается массовое изгнание крестьян с земли, появляются пресловутые "ножницы" между ценами на сельскохозяйственную продукцию и ценами на промышленные изделия и т. д. Хотя дискриминация деревни с веками смягчалась, но она не исчезла и сегодня. Отсюда популярность (и не только в нашей стране) лозунга "Вернуть долги деревне!" [61] .
Феномен противоположности между городом и деревней имеет и международный аспект, ибо продолжает существовать деление планетарного пространства на "мировой город" (условно: Север) и "мировую деревню" (условно: Юг). Пока эта противоположность сохраняется, международные отношения чреваты новыми катастрофами.
Урбанизация или рурализация?
Вся история цивилизации в интересующем нас сейчас аспекте может быть представлена как история урбанизации (от лат. urbanus – городской), т. е. как процесс возрастания роли городов, поглощения ими все большей доли народонаселения, приобщения даже тех, кто остается жить в деревне к материальным и духовным приобретениям городской культуры.
Если учесть то, о чем говорилось выше, объективная и субъективная подоплека процесса урбанизации становится легко объяснимой. С одной стороны, стремительный рост индустрии, который до самого последнего времени рассматривался как беспредельный по своим возможностям, с необходимостью поощрял миграцию в уже существующие города и в массовом масштабе превращал в крупные промышленные центры ранее безвестные села. С другой же стороны, действовал закон социального сравнения, причем селян привлекает в городе не какое-то одно из его реальных преимуществ, но превосходство города как среды обитания в целом. Бегством в город многие из них пытались приобщиться к городской культуре.
К тому же рост производительности труда в сельском хозяйстве, повышение урожайности в результате "зеленой революции", индустриальная организация животноводства и т. д. – все это делало избыточной основную массу фермерства. Даже искусственно сдерживаемое правительствами индустриальных стран бегство из села не отменяет того факта, что в наши дни достаточно 2–4 % населения в сельской местности, чтобы обеспечить все население страны сельскохозяйственной продукцией. В этом плане, урбанизация – объективный процесс перераспределения трудовых ресурсов.
Однако урбанизация постепенно высвечивала и негативные стороны городской жизни: превышающие всякие нормы загрязнения воздуха и воды, сведение к минимуму "зеленого пространства", превращение населения города по мере роста его численности и концентрированности в "толпу одиноких" в отличие от характерных для деревни тесных эмоционально-положительных связей между односельчанами; взлет нервно-психических и сердечно-сосудистых заболеваний в связи со сверхнапряженным городским темпом жизни, шумовыми помехами, отключенностью от физического труда и малоподвижностью. В связи с этим сегодня во многом справедливо говорят, что апогей городской цивилизации уже позади и наступил кризис города как традиционной формы поселения.
Но что это означает? И прежде всего: означает ли это, что процесс урбанизации однозначно сменится противоположным ему по направленности процессом рурализации (от лат. rural – сельский, деревенский)?
Конечно, речь не может идти о рурализации в полном смысле слова. Во-первых, подобная рурализация означала бы свертывание большинства индустриальных отраслей и возвращение массы трудоспособного населения к сельскохозяйственному труду, что вряд ли реально и прогрессивно. Во-вторых, подобная рурализация перечеркнула бы все то позитивное, что нес и несет в себе город.