Наступила ночь, и лица говоривших были неразличимы в темноте, хотя на западе еще алела узкая полоска, и бледная красноватая дорожка пролегла по черной воде к судну. Зажгли нактоузные огни; самые яркие звезды уже проступили на черном небе. Верхушки мачт, казалось, задевали их, покачиваясь вместе с судном, бесконечно высоко над головами. Пробил судовой колокол, но офицеры не собирались расходиться. Нетерпение росло. Вот Бакленд и Карберри поднялись по трапу; остальные собрались на другой стороне шканцев, освобождая им место.
- Вахтенный офицер! - позвал Бакленд.
- Сэр! - Смит в темноте выступил вперед.
- Мы меняем курс на два румба. Курс зюйд-вест.
- Есть, сэр. Курс зюйд-вест. Мистер Эббот, свистать команду к брасам.
"Слава" легла на новый курс. Паруса ее развернулись к ветру, составлявшему не более румба с ее правым бортом. Карберри подошел к нактоузу убедиться, что рулевой точно выполнил его приказ.
- Эй! Еще разок нажать на фока-брасы с наветренной стороны! - крикнул Смит. - Стой!
Свистки, сопровождавшие перемену курса, стихли.
- Курс зюйд-вест, сэр, - доложил Смит.
- Очень хорошо, мистер Смит, - сказал Бакленд, стоявший у ограждения.
- Простите, сэр, - осмелился спросить Робертс у маячившего в темноте Бакленда. - Вы можете сказать нам наше задание?
- Задание не могу. Это все еще секрет, мистер Робертс.
- Ясно, сэр.
- Но скажу вам, куда мы направляемся. Мистер Карберри уже знает.
- Куда, сэр?
- Санто-Доминго. Бухта Шотландца.
Последовала пауза. Всем надо было переварить полученное сообщение.
- Санто-Доминго, - повторил кто-то задумчиво.
- Эспаньола, - пояснил Карберри.
- Гаити, - произнес Хорнблауэр.
- Санто-Доминго, Гаити, Эспаньола, - сказал Карберри. - Три названия одного острова.
- Гаити! - воскликнул Робертс. Это название задело какую-то струну в его памяти. - Это там, где негры взбунтовались.
- Да, - согласился Бакленд.
Все заметили, что он постарался произнести это слово безо всякого выражения, возможно по причине сложной дипломатической ситуации, касающейся негров, а возможно потому, что страх перед капитаном все еще витал над судном.
VII
Лейтенант Бакленд, исполняющий обязанности командующего семидесятипушечным судном Его Величества "Слава", стоял на шканцах, разглядывая в подзорную трубу низкие горы Санто-Доминго. Судно неприятно и неестественно кренилось. Длинные атлантические валы, гонимые пассатом, проходили под килем судна, лежавшего в дрейфе под последними порывами бриза, дувшего с полуюта и теперь понемногу стихавшего по мере того, как жаркое солнце нагревало остров. "Слава" кренилась на борт; пушечные порты нижней палубы оказывались над водой то с одной, то с другой стороны, ибо дувший над волнами легкий бриз не мог удержать прямо лежавшее под обстененным крюйселем судно. Оно кренилось на один борт, пока пушечные тали не начинали скрипеть под тяжестью пушек, и на круто наклоненной палубе почти невозможно становилось удержаться. Тут оно замирало на несколько мучительных секунд, медленно выпрямлялось, и, не задерживаясь в этом положении, продолжало, под грохот блоков и скрип такелажа, тошнотворное падение, пока не оказывалось на другом борту. Пушечные тали скрипели, неосторожные люди скользили и падали, а судно замирало, но тут волна прокатывалась под ним и все начиналось сначала.
- Господи, - сказал Хорнблауэр, цепляясь за кофель-нагель в кофель-планке бизани, чтобы не скатиться с палубы в шпигат, - неужели он никак не может решиться?
Что-то во взгляде Хорнблауэра заставило Буша взглянуть на него повнимательней.
- Укачало? - удивился он.
- Еще бы не укачало, - ответил Хорнблауэр. - Как оно кренится!
Железный желудок Буша ни разу не побеспокоил его, однако Буш знал, что другие, менее везучие люди, страдают морской болезнью даже проведя в море несколько недель, особенно когда меняется движение судна. Эта похоронная качка не имела ничего общего со свободным полетом идущей под парусами "Славы".
- Бакленд должен разглядеть побережье, - сказал он, чтоб подбодрить Хорнблауэра.
- Что тут еще разглядывать? - проворчал Хорнблауэр. - Над фортом развевается испанский флаг. Теперь все на берегу узнают, что у них под носом рыщет линейный корабль, и донам не понадобится много ума, чтоб догадаться: это не увеселительная прогулка. Теперь у них будет вдоволь времени, чтобы подготовиться к встрече с нами.
- Но что ему оставалось делать?
- Он мог подойти ночью с морским бризом. Подготовить десант. Высадить его на заре. Взять форт штурмом, прежде чем они догадаются об опасности. О, Господи!
Последнее восклицание не имело отношения к сказанному. Оно относилось к состоянию желудка Хорнблауэра. Несмотря на сильный загар, щеки молодого лейтенанта болезненно позеленели.
- Плохо дело, - сказал Буш.
Бакленд по-прежнему стоял, силясь, несмотря на качку, разглядеть берег. Это была бухта Шотландца, Байа Эскосеса, как называли ее испанские карты. К западу берег был пологий; огромные валы разбивались на подходе к нему и, слабее, растекались кипенно-белой пеной. С востока к морю спускались плоские, поросшие лесом холмы, волны ударялись об их подножье, пелена брызг взлетала высоко к обрывам и обрушивалась густым дождем. Холмы тянулись на тридцать миль вдоль берега, почти с запада на восток, и составляли полуостров Самана, оканчивающийся Саманским мысом. По карте полуостров был не шире десяти миль. Дальше, за Саманским мысом, лежала бухта Самана, открывающаяся в пролив Мона. Здесь была самая удобная стоянка для каперов и мелких военных судов. Тут они могли бросить якорь под защитой форта на полуострове Самана, готовые в любой момент, выскользнуть и напасть на Вест-Индский конвой, идущий проливом Мона. "Славе" было приказано очистить логово разбойников, прежде чем двинуться в наветренную сторону, к Ямайке - об этом на судне все уже успели догадаться. Бакленд, столкнувшись с этой задачей, не знал, как к ней подступиться. Его колебания были очевидны всем наблюдателям, столпившимся на палубе "Славы".
Грот неожиданно громко хлопнул, и судно медленно начало разворачиваться носом к морю: береговой бриз ослаб, и пассат, постоянно дующий через Атлантику, начал забирать свою власть. Бакленд с облегчением опустил подзорную трубу. По крайней мере, это повод отложить боевые действия на потом.
- Мистер Робертс!
- Сэр!
- Положите ее на левый галс! Руль круто к ветру!
- Есть, сэр.
Кормовые матросы бросились к бизань-брасам, и корабль медленно увалился под ветер. Марсели постепенно надувались, и судно кренилось, одновременно набирая скорость. Следующую волну смело встретил левый борт, разбивши ее в бесчисленные мелкие брызги. Натянутый такелаж запел повеселее, вплетая свой голос в музыку разрезаемой судном воды. Корабль снова ожил, а не болтался в подошве волны, как труп. Ревущий пассат подхватил его. Судно понеслось, радостно подпрыгивая на волнах, оставляя на синей воде пенистый след, море ревело под его носом.
- Лучше? - спросил Хорнблауэра Буш.
- В одном смысле лучше, - последовал ответ. Хорнблауэр смотрел на удаляющиеся холмы Санто-Доминго. - Я хотел бы, чтоб мы шли в бой, а не убегали, дабы о нем поразмыслить.
- Вот вояка какой! - сказал Буш.
- Кто, я? Вояка? Да ничего подобного - совсем наоборот. Я хотел бы… полагаю, я хотел бы слишком многого.
Некоторых людей не поймешь - философски подумал Буш. Сам он с удовольствием грелся на солнышке: судно шло под ветром и жар немного спал. Если в будущем предстоят опасные боевые действия, что ж, можно подождать их со стоической выдержкой. И уж точно Буш мог поздравить себя с тем, что ответственность за семидесятипушечный линейный корабль лежит не на нем. Близость боя по крайней мере отвлекала от того ужасного факта, что внизу заключен безумный капитан.
За обедом в кают-компании Буш посмотрел на Хорнблауэра: тот ерзал и нервничал. Бакленд объявил, что намерен на следующий день взять быка за рога, обойти мыс Самана и пробиться прямо в залив. "Славе" потребуется всего несколько бортовых залпов, чтоб смести все корабли, стоящие здесь на якоре. Буш всецело одобрил план. Смести каперов, сжечь и потопить, а потом будет время подумать, что делать дальше и делать ли вообще. Бакленд спросил, есть ли у офицеров вопросы. Смит вполне разумно спросил про приливы: Карберри ответил ему. Робертс задал один-два вопроса о ситуации на южном берегу бухты, но Хорнблауэр, сидевший в конце стола, ни разу не раскрыл рта, однако внимательно смотрел на каждого говорившего по очереди.
Пока продолжались собачьи вахты, Хорнблауэр в одиночестве бродил по палубе и размышлял, низко склонив голову. Буш заметил, что его сцепленные за спиной пальцы нервно сжимаются и разжимаются. Он вдруг засомневался. Возможно ли, чтоб этому энергичному молодому офицеру не доставало личного мужества? Эта фраза не принадлежала Бушу. Он слышал ее по чьему-то поводу несколько лет назад. Сейчас лучше было употребить ее, чем прямо сказать себе, что он подозревает Хорнблауэра в трусости. Буш был не слишком терпим к чужим слабостям: с трусами он не желал иметь ничего общего.
На рассвете по палубам засвистели дудки, барабаны морских пехотинцев отбивали бодрый ритм.
- Готовить палубы к бою! Все по местам! Корабль к бою!
Буш спустился на нижнюю пушечную палубу, где располагался его боевой пост. Он командовал всей палубой и семнадцатью двадцатичетырехфунтовками правой батареи, Хорнблауэр под его началом распоряжался пушками левого борта. Матросы уже снимали перегородки и убирали препятствия. Небольшая докторская команда прошла по палубе: они несли примотанного к доске человека в смирительной рубашке. Несмотря на рубашку и веревки тот извивался и жалобно скулил - капитана несли в безопасный канатный ящик, а его каюту тем временем готовили к бою. Один или два матроса нашли время, несмотря на суматоху, сочувственно покачать головами ему вслед, но Буш тут же их одернул. Он хотел достаточно быстро доложить, что нижняя палуба готова к бою.
Появился Хорнблауэр, отдал Бушу честь и встал рядом с ним, присматривая за работой. Большая часть нижней палубы была погружена в полумрак; столбы света, падавшие из люков, почти не освещали дальние углы покрашенной в темно-красный цвет палубы. Пробежали человек шесть юнг, каждый нес по корзине с песком, который они тут же принялись горстями рассыпать по палубе. Буш внимательно наблюдал за ними: от них зависело, будет ли у пушкарей хорошая опора или нет. Ведра, стоявшие у каждой пушки, наполнили водой; они служили двоякой цели: мочить банники, которыми прочищают пушки, и быстро заливать огонь. Вокруг грот-мачты кольцом стояли запасные пожарные ведра, в кадках по обоим бортам тлели огнепроводные шнуры, от которых канониры могли при необходимости поджигать фитильные пальники. Огонь и вода. По палубе, стуча башмаками, промаршировала судовая полиция в красных мундирах с белыми портупеями; верхушки киверов задевали о палубные бимсы. Капрал Гринвуд поставил у каждого люка солдат с примкнутыми штыками и заряженными ружьями. Делом полиции было следить, чтоб никто без разрешения не спустился вниз и не спрятался бы в безопасной части судна ниже ватерлинии. Мистер Хоббс, исполняющий обязанности артиллериста, направился со своими помощниками и подручными в пороховой погреб. Все они были в матерчатых тапочках, чтобы порох, который в пылу битвы неизбежно просыплется на дно погреба, не загорелся от трения подошв.
Побежали подносчики пороха с зарядными картузами. Орудийные брюки были отцеплены, и матросы взялись за тали, ожидая приказа открыть порты и выдвинуть пушки. Буш быстро оглядел оба борта. Канониры на местах. Возле каждой пушки правого борта стоит по десять человек, возле каждой пушки левого - по пять; соответственно максимальный и минимальный орудийный расчет для двадцатичетырехфунтовки. Буш должен был в числе прочего следить за расстановкой людей у пушек. Если надо будет стрелять с обоих бортов, он поделит людей поровну, а когда появятся убитые и раненые, а пушки начнут выходить из строя, он будет перераспределять орудийные расчеты. Унтер-офицеры и уорент-офицеры доложили о готовности своих подразделений, и Буш повернулся к стоявшему рядом с ним мичману, в чьи обязанности входило передавать сообщения.
- Мистер Эббот, доложите, что нижняя палуба готова к бою. Спросите, надо ли выдвигать пушки.
- Есть, сэр.
Только что корабль гудел от шума и суматохи, и вот уже все тихо, только слышно, как скрипит древесина. Корабль ритмично покачивался на волнах - стоящий возле грот-мачты Буш покачивался вместе с ним. Юный Эббот снова сбежал по трапу.
- Мистер Бакленд передает вам свои приветствия и просит пока не выдвигать пушки.
- Очень хорошо.
Хорнблауэр, стоявший чуть дальше к корме, в ряд с рым-болтами задних пушечных талей, обернулся послушать, что скажет Эббот, а теперь повернулся обратно. Ноги его были широко расставлены, и Буш заметил, что руки он сцепил за спиной и крепко сжал. Напряженность позы, разворот плеч и наклон головы можно было толковать как угодно - и как горячее желание сражаться, и как прямо противоположное. Канонир обратился к Хорнблауэру, и Буш наблюдал, как тот повернулся, чтобы ответить. Даже в полумраке нижней палубы было заметно, что лицо у Хорнблауэра напряженное, а улыбка вымученная. Ну ладно, решил Буш, собрав всю свою снисходительность, многие выглядят так перед боем.
Было тихо, даже Буш навострил уши, пытаясь услышать, что творится наверху, и сделать выводы касательно ситуации. Через люк негромко донеслось:
- Дна нет!
Значит, на руслене бросают лот, а, следовательно, корабль приближается к берегу. На нижней палубе все пришли к тому же умозаключению и принялись его обсуждать.
- Молчать! - прикрикнул Буш.
Новый крик лотового, затем громкий приказ. Вся нижняя палуба, казалось, заполнилась гулом. Выдвигали пушки верхней палубы; в замкнутом пространстве нижней каждый звук отдавался, многократно отражаясь от дерева, так что катящиеся по доскам пушечные катки производили громоподобный шум. Все смотрели на Буша в ожидании приказа; но тот стоял спокойно - он еще никаких приказов не получал. Вот по трапу спустился мичман.
- Мистер Бакленд передает вам свои приветствия и просит выдвинуть пушки.
Он выкрикнул сообщение, даже не вступив на палубу, и все его слышали. Вся палуба загудела, а самые нетерпеливые потянулись к пушечным портам.
- Тихо! - заорал Буш. Все движение виновато прекратилось.
- Открыть порты!
Как только порты открыли, полумрак пушечной палубы сменился солнечным светом, маленькие яркие прямоугольники забегали по палубе вдоль правого борта, расширяясь и сужаясь при движении судна.
- Выдвигай!
При открытых портах шум был не такой сильный. Матросы всем телом налегли на тали, катки заскрипели, дула пушек высунулись наружу. Буш подошел к ближайшему орудию и выглянул в открытый порт. На расстоянии выстрела лежали зеленые холмы; здесь обрывы были поположе, и у их подножия расстилалась заросшая джунглями отмель.
- К повороту!
Буш узнал голос Робертса. Палуба под ногами встала горизонтально, далекие холмы качнулись. Заскрипели мачты, повернулись реи. Видимо, судно огибает Саманский мыс. Движение корабля изменилось сильнее, чем от простой перемены курса. Он не просто шел на ровном киле, он скользил по спокойной воде бухты. Буш присел на корточки возле пушечного дула и посмотрел на берег. Он видел южную сторону полуострова, внутренняя сторона, выходившая в бухту, была почти такой же крутой, как и обращенная к морю. Вот и форт на гребне водораздела, над ним развевается испанский флаг. Взволнованный мичман, словно белка, скатился по трапу.
- Сэр! Сэр! Вы попробуете пристрелочный выстрел по батареям, как только можно будет навести пушки?
Буш холодно посмотрел на него.
- Чей приказ? - спросил он.
- М-мистера Бакленда, сэр.
- Тогда так и говорите. Очень хорошо. Мое почтение мистеру Бакленду, но мои пушки еще не скоро будут на расстоянии выстрела.
- Есть, сэр.
Над фортом поднимался дым, и не только пороховой. Буш с опасением подумал, что это дымят печи для разогрева снарядов, и его чуть не затрясло: скоро форт начнет осыпать их раскаленными докрасна ядрами, и нет никакой возможности ему ответить. Буш не сможет поднять пушки достаточно высоко, чтоб дострелить до форта, а из форта, расположенного на возвышении, проще простого дострелить до судна. Он встал и прошелся к левому борту, где Хорнблауэр, тоже на корточках, выглядывал из порта рядом с пушкой.
- Здесь коса, - сказал Хорнблауэр. - Видите мели? Пролив их огибает. А на косе батарея - посмотрите на дым. Они греют ядра.
- Да уж, - сказал Буш.
Скоро они окажутся под перекрестным огнем. Буш услышал на палубе громкие команды, заскрипели мачты, повернулись реи: "Слава" огибала выступ.
- Форт открыл огонь, сэр, - доложил штурманский помощник, командовавший носовыми пушками правого борта.
- Очень хорошо, мистер Пурвис. - Буш перешел палубу и огляделся. - Вы видели, куда упало ядро?
- Нет, сэр.
- С этой стороны тоже стреляют, сэр, - доложил Хорнблауэр.
- Очень хорошо.
Буш увидел, как форт окутался белым дымом. Прямо между ним и фортом, в пятидесяти ярдах от судна из золотистого моря поднялся столб воды, и в то же мгновение что-то ударило в борт корабля прямо над головой Буша. Ядро рикошетом отлетело от воды и застряло в восемнадцатидюймовой дубовой обшивке судна. Тут послышался стук, словно великанские пальцы забарабанили по палубе: умело наведенный залп поразил судно.
- Я могу дострелить до батареи по этому борту, сэр, - сказал Хорнблауэр.
- Попробуйте, если можете.
Вот и сам Бакленд, раздраженно окликает в люк:
- Когда вы начнете стрелять, мистер Буш?
- Сию минуту, сэр.
Хорнблауэр стоял у центральной двадцатичетырехфунтовки. Канонир просунул длинный рычаг - правило - под лафет пушки и налег на него всем телом. Два матроса с обеих сторон потянули тали, направляя пушку. Из-под казенной части вынули все подъемные клинья, так что пушка теперь была поднята на максимальный угол. Канонир со щелчком откинул железную пластину, закрывавшую запальное отверстие, проследил, как туда забили порох, и с криком "Разойдись!" сунул в него дымящийся пальник. Грохот пушки раскатился в замкнутом пространстве, через порт обратно вплывали облачка дыма.
- Низковато, сэр, - доложил Хорнблауэр, стоявший у соседнего порта. - Когда пушки нагреются, мы его достанем.
- Хорошо, продолжайте.
- Первое отделение, пли! - крикнул Хорнблауэр. Четыре носовых пушки громыхнули почти одновременно.
- Второе отделение!
Буш чувствовал, как содрогается от выстрелов и от отдачи палуба под ногами. Дым набивался в закрытое пространство, горький, едкий; грохот мешал соображать.
- Еще раз, ребята! - кричал Хорнблауэр. - Канониры, следите за наводкой.