К таким, известным в недалеком прошлом флибустьерам, как француз де Граммон, сэр Роджер относился с философским равнодушием. Пират-аристократ не убивал команды захваченных кораблей, никогда не проявлял жестокости в отношении пленных, свято чтил французского короля. Конечно, сведи их судьба в море, Дредд разобрался бы с де Граммоном, как и с прочими пиратами, но, вздумай тот сдаться, вешать уж точно не стал бы. Возможно, стань разбойник-француз губернатором в Эспаньоле, они были бы сейчас знакомы. Однако де Граммон перестал быть пиратом задолго до того, как сэр Роджер стал адмиралом, а до своей губернаторской резиденции в Сан-Доминго так и не доплыл.
Но таких флибустьеров было очень мало. Впрочем, таких, как бразилец Рок или Олонэ, тоже было немного. Их жестокость называли звериной, обижая тем самым зверей. К числу таковых относился и Роберт Тич, прозванный Черной Бородой. Его ненавидели даже пираты с других кораблей, а нередко бежали из команды и его собственные головорезы, не вынеся буйного и свирепого нрава вечно пьяного и вечно жаждущего убийства капитана.
Жителям прибрежных городов Карибского моря и соседнего побережья Атлантики Тич внушал настоящий ужас. Иные боялись даже поминать его вслух, будто то был не человек, а дух из Преисподней.
Именно поэтому для адмирала Дредда и было так важно притащить пирата в Чарлстон живым, предать суду и показать всему городу, что это чудовище может так же спокойно болтаться на виселице, как и любой осужденный преступник.
"Магдалена" медленно, почти беззвучно вошла в пролив. Перед нею открылась бухта, в глубине которой на фоне пляжа и зеленой стены зарослей чернели силуэты корвета и барка. На берегу плясали два рыжих пятна - два костра, разведенных пиратами.
Картина казалась мирной, почти безмятежной.
Все изменилось за какие-то секунды. В кустах, с одной и другой стороны прохода, по которому шел флагманский корабль, полыхнул огонь, раздался оглушающий грохот, и пушечные ядра ударили в борта "Магдалены". Одновременно заросли огласились пронзительными воплями и ревом. С пальм, с нависших над самой палубой лиан, из кустов, казалось, отовсюду, послышались мушкетные выстрелы. Построившиеся на палубе флагмана, приготовившиеся к абордажу матросы и солдаты стали падать целыми рядами. Их расстреливали в упор, при этом они не видели стрелявших, пытаясь отвечать выстрелами наугад, но чаще всего ни в кого не попадая.
- Нас снова кто-то предал! - крикнул Дредд, выхватывая пистолет, но не стреляя - это было бесполезно. - Вперед! Быстрее!
Для спасения судна лучше, конечно, было бы как можно скорее вывести его из лагуны, где адмирала ждала засада. Но проход был слишком узок для того, чтобы "Магдалена" могла в нем развернуться. Единственным выходом было действительно двигаться вперед и постараться, по крайней мере, уйти от сыпавшихся с близкого расстояния пуль, чтобы затем, сойдя на берег, принять бой. Уже наверняка неравный - не менее половины команды полегла под бешеным огнем из зарослей.
К несчастью, снесенная ядрами грот-мачта "Магдалены", падая, застряла в кронах деревьев и окончательно замедлила ход корабля.
- Дадли! - во всю силу голоса крикнул адмирал. - Старший лейтенант Дадли! Приказываю уводить корабль от острова. Вы не поможете нам, только погубите свой экипаж! Эй, на корме! Передать второму кораблю приказ: прочь, и как можно скорее!
Позднее оказалось, что "Принц Уэльский", следуя в кильватере за "Магдаленой", тоже был обстрелян из спрятанных в кустах на входе в бухту орудий. Его командир услыхал приказ с "Магдалены" и понял, что действительно ничем не поможет адмиралу: вздумай он сейчас приставать к берегу, его команду, состоявшую из тридцати матросов, успели бы расстрелять раньше, чем они сумели бы обнаружить и, в свою очередь, обстрелять врага. "Принц" отошел от пролива, и его пушки принялись бить по пальмам и кустам, почти не нанеся пиратам урона, но хотя бы как-то отвлекая их от "Магдалены".
Между тем адмирал отдал приказ пушкарям флагмана также нацелить бортовые орудия на прибрежную чащу и сделать залп. Вероятно, это произвело некоторое действие, по крайней мере, двое или трое убитых флибустьеров свалились с берега в воду, хотя в основном ядра летели насквозь, никого не задевая, и шлепались в море. Двое матросов топорами перерубили грот-мачту, освободив фрегат из плена, однако он уже почти встал и шел к противоположному берегу невероятно медленно.
Нервы большинства моряков не выдержали: они без приказу разрядили свои мушкеты в нависшие над палубой ветви. Яростный рев повторился, и на палубу "Магдалены", уже покрытую трупами, посыпались люди в живописных пестрых нарядах, вооруженные пиками, палашами и пистолетами, лихие головорезы Черной Бороды.
- К бою! - крикнул адмирал и, разрядив пистолет в первого же кинувшегося к нему пирата, выхватил шпагу. - К бою, ребята! Да здравствует Англия!
Краем глаза Дредд успел увидеть, как рядом с ним упал Мейнард, срезанный чьим-то метким выстрелом.
"Бедная Вероника!" - успел он еще подумать, и для него не осталось уже ничего, кроме яростного, одуряющего упоения боя.
Бой, впрочем, оказался недолгим. Матросы "Магдалены" знали, что пленников Тич обычно не щадит, поэтому дрались с особенным ожесточением. Сдались лишь несколько раненых, и их тут же прикончили, сбросив тела в воду. Пиратов оказалось больше, чем можно было ожидать, но к концу сражения и их число сократилось почти вдвое.
Адмирал был ранен трижды, но упал только после того, как пуля угодила ему справа в грудь.
Когда он очнулся, его держали с двух сторон чьи-то грязные руки, а со всех сторон слышались шутки и откровенная непристойная брань.
Что-то еще грохотало, будто вблизи били пушки. Но то была гроза, неожиданно, как часто бывает в этих широтах, сменившая безмятежный штиль и уже готовая обрушиться на островок. Сверкнули несколько молний, одна ближе другой, гром усилился.
- Ну, так как же, Дредд, или как тебя там? Ты, кажется, думал, что тебе удастся повесить меня? Меня? Тича Черная Борода? Видишь, как ты ошибался!
Сэр Роджер лишь очень смутно видел перед собой высокую фигуру и тусклое пятно лица, скрытого до самых глаз словно бы черным платком. На самом деле то была борода Роберта Тича, она начиналась гораздо выше, чем у большинства людей.
Адмирал постарался стать твердо. Ноги скользили по залитой кровью палубе, однако в конце концов ему удалось выпрямиться.
- В конце концов тебя все равно повесят, Тич, - сказал Дредд и удивился, как громко прозвучал его голос - горло горело, казалось, он вообще не сможет говорить. - Ты кормишься падалью, ею и живешь… Какая-то падаль разболтала тебе сперва про пассажиров, которых можно было выгодно обменять на золото, потом про то, что мы идем к твоему убежищу, чтобы с тобой поквитаться. Ты живешь за счет предательства. Но в конце концов предадут и тебя - такую тварь нельзя любить, тебя всего лишь боятся.
- А ты не боишься, адмирал, что мне надоест слушать твою болтовню, и я отрежу тебе язык? - хрипло спросил пират и шагнул к Дредду.
- Я тебе уже все сказал. Можешь делать, что хочешь.
- Что хочу? - Полоска лица, не закрытая бородой, налилась краской. - Ах, значит, что хочу?! Ну, так я потешу себя вдоволь! Эй, парни! А ну-ка ощиплите с этого индюка все перышки, чтоб он стал голенький, как новорожденный. А потом подвесьте на рею вниз головой. Мне захотелось поточить об него свой палаш. И вы можете, но только, чтоб жил он у меня подольше! Пускай повизжит, не все же ему отдавать команды!
Руки пиратов со всех сторон протянулись к сэру Роджеру. И в это время треснул пистолетный выстрел. Пуля попала адмиралу прямо в сердце.
- Ах ты, падаль! Тварь! Взял и лишил меня забавы!
Неистово бранясь, Черная Борода наотмашь ударил палашом по голове раненого матроса, сумевшего незаметно доползти до одного из брошенных на палубу пистолетов и метким выстрелом спасти своего командира от надругательства.
- Зря! - прогнусавил один из пиратов. - Надо было позабавиться с этим вместо того. Какая разница?
- Ты будешь мне указывать, недоумок?! - заорал Тич и замахнулся на посмевшего с ним спорить приспешника, но тот успел скрыться среди толпы.
Снова, уже прямо над головами пиратов, прозвучал раскат грома. Первые капли упали на палубу, но тропический ливень на этот раз не спешил.
- Придется уходить со стоянки, ребята! - исчерпав запас бранных слов, изрек наконец Черная Борода. - Закрепим, как получится, мачту и вперед. Шлюп уплыл, значит, вскоре сюда пожалуют другие военные корабли и запрут нас в лагуне. Раз началась гроза, то будет и шторм, а во время шторма непросто вести бой. Их больше, и у них будет преимущество. Живо, живо! Всю падаль в море, корабль отвести от пролива и потопить. Он сильно поврежден, и его не починить быстро. А жаль. Как-никак, это был адмиральский корвет.
ЧАСТЬ I
"Черный алмаз"
Глава 1
ИСТОРИЯ МОРСКОГО ВОЛКА
Едва рассвело и влажная дымка поднялась и растаяла над поверхностью моря, позади корвета вновь обозначился силуэт незнакомого корабля. И теперь он оказался куда ближе, чем был вечером.
- Такое впечатление, что они шли у нас в кильватере всю ночь! - воскликнул капитан Дремот, с рассветом поднявшийся на кормовую надстройку. - Мы же погасили все огни. Как, дьявол меня забери, они могли нас разглядеть?!
- Может быть, слышали? - предположил штурман Бэкли, еще затемно занявший наблюдательный пост на корме.
- Слышали?! - Капитану стоило большого труда не выдать охватившей его злости. - Как можно за полторы мили различить обычный плеск волн и плеск тех же волн о борта судна? Тем более, идущего не на веслах, а на парусах? Тем более, вечером, когда стемнело, этот корабль был от нас даже больше чем за полторы мили!
- Бывают люди с поразительно тонким слухом, - невозмутимо возразил штурман. - Но это очень большая редкость, поэтому легче предположить совпадение.
- Какое, например? - усмехнулся капитан.
- Например, они шли наугад и оказались точно у нас за кормой просто случайно.
Бэкли, уже очень немолодого, опытного моряка, трудно было смутить. То, что он все еще ходил в море, объяснялось не только его по-прежнему отменным здоровьем и не только отчаянным пристрастием к мореходству, но и тем, что его очень ценили на флоте. Выглядел он лет на пятьдесят пять, и мало кто знал, что ему едва ли не на пятнадцать лет больше. Сам он шутил, называя себя самым старым моряком не только в английских колониях, но, пожалуй, и на всех морях. За долгие-долгие годы старый морской волк побывал в стольких переделках, испытал столько приключений, что не только всегда был готов к любому повороту судьбы, но и мог довольно часто просчитать, как в том или ином случае сложится ситуация. Так что не случайно чуть ли не все капитаны на Карибах, да и на всем побережье Вест-Индии, мечтали заполучить этого штурмана в свой экипаж.
Генри Бэкли, сын английского капитана, погибшего в шторм и оставившего своей вдове, кроме четырех ребятишек, утлый домишко в Порт-Ройяле, в четырнадцать лет пошел на королевский флот юнгой. В семнадцать был уже матросом, а так как проявлял большие способности к навигации, то вскоре сделался помощником судового штурмана. Тот обучал его всем премудростям в течение двух лет, и когда торговая компания, которой принадлежал их корабль, купила новое судно, сам капитан рекомендовал поставить штурманом этого корабля Бэкли. Теперь он не просто мог помогать матери, братьям и сестре - с его помощью семья перебралась в новый дом, а сестру удалось хорошо выдать замуж.
Но спустя год даже штурманское искусство Генри не спасло "Святую Елену" (так назывался корабль) от беды: судно перевозило груз серебра из вест-индийских колоний и было захвачено пиратами. Оказалось, что взял "Елену" не кто-нибудь, а сам Генри Морган, уже тогда, в 1669 году, слывший "пиратом из пиратов". Капитан и команда, видя очевидное преимущество флибустьеров, сдались без боя, поэтому разбойники не стали никого убивать - просто высадили большую часть команды на каком-то безлюдном островке, где, впрочем, была пресная вода и куда поэтому приставали время от времени корабли. В плен Морган взял лишь капитана, за которого рассчитывал получить выкуп. Что до Бэкли, то его жизнь сперва висела на волоске: предводителя пиратов взбесило искусство, с которым юный штурман вел "Святую Елену" среди цепи скалистых островов, едва не ухитрившись посадить пиратов на мель и порядочно их измотав. Но, поразмыслив, практичный флибустьер решил, что искусство этого парня может пригодиться ему.
- За твои фокусы тебя следовало бы повесить, негодный мальчишка! - объявил он молодому штурману. - Что ты на это скажешь?
- Скажу, что капитану всегда виднее! - не проявив ни малейшего страха, ответил Бэкли. - Но я от кого-то слыхал, что вы как раз уважаете людей, до конца выполняющих свой долг.
Морган расхохотался. Он ценил отвагу, а еще больше любил, когда ему отвечали умно и с юмором.
- Голова у тебя работает неплохо! - воскликнул он. - Как твое имя?
- Генри Бэкли, сэр.
- Ого! А ты еще и мой тезка. Ну, раз так, то делаю тебе предложение, Генри: сейчас в моей флотилии двенадцать кораблей. Завтра с четырьмя из них мы соединимся и отправимся на дело. Мне сообщили, что на корабле "Луизиана" умер штурман. Верно, допился до зеленых чертиков, мерзавец! Во время походов я запрещаю парням заливать глаза, но они это иной раз делают и еще смеют припоминать, что, мол, я и сам не дурак выпить. Ну, ладно… Штурман был хороший, однако ты, как я убедился, едва ли хуже, хоть и молод. Хорошо знаешь Карибское море?
- Знаю неплохо, - не растерялся Генри. - Мне и в Атлантику ходить приходилось.
- Отлично! Тогда предлагаю тебе послужить на "Луизиане".
Молодой человек на миг растерялся. Он уже понимал, что знаменитый пират хочет его использовать и, вероятно, велит провести его судно или несколько судов по какому-то малознакомому пиратам маршруту. Но оказаться на постоянной службе у флибустьеров?
Морган заметил смущение пленника и уже вполне доброжелательно хлопнул его по плечу:
- Э, парень, брось! Если бы тебе предложили выбор между тем, чтобы болтаться на рее или, скажем, пойти в армию, что б ты выбрал? Армию, ведь так? Ну, так вот: я не какой-нибудь там грабитель. У меня есть королевский патент. Ты знаешь, что Англия воюет за свои владения с Испанией и что в силу этого испанские торговые и военные корабли разрешается атаковать. Я имею право брать их на абордаж и делить между своими людьми захваченную на них добычу, отправляя определенные суммы на нужды казны. Значит, служить у меня - это почти то же самое, что служить на военном флоте его величества. Чуть более опасно, но зато куда интереснее и куда выгоднее.
- Так, выходит, наш корабль вы приняли за испанский? - не удержался от вопроса Бэкли. - Наверное, ветер свернул флаг…
- Твоя смелость уже становится наглостью! - Теперь пират угрожающе сдвинул брови. - Впрочем, что правда, то правда! Когда нам долгое время не везет и на дороге не попадаются испанцы, приходится огорчать и соотечественников. Но мы же никого не убили, верно? Ваш капитан, я знаю, человек богатый, его родня даст за него хорошие деньги. А остальным, уверен, успеют прийти на помощь. Ну, так как? Подпишешь со мной контракт? По правилам капитан получает у нас восемь долей, штурман - две, остальные члены команды по одной. И у большинства капитанов именно такой расклад, так что обижен ты не будешь. По рукам?
Бэкли понимал, что выбора у него нет, и согласился, оговорив в контракте лишь одно особое условие: право из первого же порта написать своим родным и попросить их известить также родню других моряков, где находятся их близкие.
Дальнейшие несколько лет его жизни были полны самых удивительных событий. Вместе с Морганом и его отчаянными головорезами он не только гонялся по Карибскому морю за испанскими фрегатами, шхунами и бригантинами, но и участвовал в штурмах Портобело и Маракайбо, шел вместе с "пиратом из пиратов" долгим сухопутным путем, чтобы взять, наконец, город Панаму, на который зарились все без исключения пиратские предводители. Еще бы, туда свозили золото и серебро со всех рудников Нового Света, перед тем как отправлять все это в Испанию! После множества пережитых пиратами Моргана испытаний они осуществили его дерзкий замысел.
Генри Бэкли зарабатывал в эти годы куда больше, чем прежде, но в отличие от большинства других пиратов не спускал все нажитое во время стоянок в портах Ямайки, а по-прежнему отсылал большую часть денег родне, но немного копил. И постоянно щедро жертвовал церквам, искренне опасаясь, как бы служба у "тезки" не лишила его, в конце концов, права после смерти попасть в Царство Небесное. Над его набожностью кто-то из пиратов посмеивался, кто-то, напротив, уважал его за это еще сильнее.