И после того, как в насте была пробита достаточно глубокая впадина, они вместе взялись руками за древко и воткнули его туда, одновременно слегка встряхнув флаг, чтобы алое с синим крестом полотнище развернулось и расправилось. Флаг с громким шелестом раскрылся у них над головами, и ветер тут же погнал по нему волны: в снегах Южного полюса словно бы распустился цветок, необычайно яркий для местного белого фона, яркий и живой. Пятеро полярников принялись по очереди сыпать во впадину снег и колотые куски льда, а потом долго и тщательно поливали ее растопленной на примусе водой, пока древко флага намертво не вмерзло в ледяной покров Антарктиды.
- Если не будет совсем уж сильных метелей, он простоит несколько лет, - уверенно заявил Оскар Вистинг, когда они отошли от флага на несколько метров, чтобы полюбоваться им издалека. Остальные участники похода смотрели на вещи менее оптимистично и вряд ли дали бы флагу больше двух или трех месяцев, но спорить с ним не стали.
- Надо еще как-то назвать эту равнину, - напомнил Бьолан, и Амундсен согласно кивнул:
- Разумеется, я не забыл. Равнина будет носить имя Его Величества Гокона Седьмого.
Его спутники тоже кивнули, хотя и с некоторым сомнением: пусть традиция действительно требовала от первооткрывателей называть обнаруженные ими земли в честь правителей своей страны, но теперь получалось, что Амундсен так и не дал никаким географическим объектам собственного имени. Руал, словно прочитав их мысли, небрежно пожал плечами:
- Да какая разница, будет в Антарктиде какая-нибудь "кочка Амундсена" или нет? Все равно ведь всем будет известно, что я здесь был!
- Нехорошо, - возразил Хассель. - У нас тут есть "свои" горы, а у начальника - нет. Непорядок.
- Ладно, на обратном пути назовем моим именем какой-нибудь холм, - со смехом согласился Руал и, взглянув еще раз на флаг, принялся отдавать распоряжения. - Все, теперь за работу! Кормим собак, устанавливаем приборы, разгружаем сани, кормим себя…
А дальше снова началась работа. Путешественники измеряли высоту солнца и разъезжали по равнине короля Гокона на санях в поисках наиболее близкой к полюсу точки, устанавливали другие приборы и следили за их показаниями, ремонтировали мелкие поломки у саней и сортировали багаж - словом, делали все то же, что им приходилось делать изо дня в день вот уже почти одиннадцать месяцев. Хотя некоторая разница с обычными рабочими днями все же была: Руал, до этого внимательно следивший за соблюдением режима, неожиданно легко сдался под натиском друзей, которым потребовалось провести измерения ночью, и с тех пор первооткрыватели работали и отдыхали не по часам, а исключительно по собственному желанию. За временем следили, только занимаясь измерительными работами, а все остальное делалось без оглядки на часы, но при этом Руал вскоре заметил, что за каждые сутки он с товарищами успевал переделать даже больше дел, чем раньше, когда работа и отдых проходили строго по расписанию. Через два дня место расположения Южного полюса было определено окончательно - настолько точно, насколько приборы вообще могли ответить на этот вопрос. Эта точка располагалась почти в километре от установленного норвежского флага, и полярники решили поставить на том месте не только второй флаг, но еще и так и не пригодившуюся им маленькую палатку, сшитую Ренне еще на корабле. В этой палатке так никто и не ночевал, ее вообще ни разу не распаковывали и не ставили: группа первооткрывателей не стала разделяться ни по дороге к полюсу, ни во время измерительных работ, и поэтому двухместная палатка не пригодилась. Мысль оставить ее на полюсе пришла ко всем пятерым одновременно, как и многие другие удачные идеи - в том, что создавший ее мастер будет этим крайне польщен, никто не сомневался. А кроме того, все помнили, что до полюса должна была дойти еще одна экспедиция, для которой лишняя палатка и другие вещи могли оказаться бесценными…
- Ребята, вы только гляньте! - завопил Вистинг, забравшись в маленькую палатку, после того, как она была установлена, чтобы получше расправить ее изнутри. Четверо его друзей кинулись к нему и едва не обрушили это только что поставленное жилище, но, как выяснилось, спешили они не зря - на одной из внутренних стенок палатки была пришита широкая полоска кожи, на которой красовалась надпись: "Счастливого пути!", а чуть ниже еще одна: "Добро пожаловать на 90®!" Ренне и другие оставшиеся на корабле путешественники нашли способ первыми поздравить тех, кто доберется до Южного полюса.
Второй флаг был прикреплен над палаткой, а внутри нее Руал прибил к центральному шесту дощечку, отломанную от одного из ненужный ящиков, на которой все пятеро поставили свои подписи. Там же, в палатке он спрятал копии научных наблюдений своей экспедиции и письма в географические общества, к которым его товарищи прибавили письма к своим родным.
- Уверен, эта предосторожность - лишняя, - сказал Хассель, глядя, как Амундсен аккуратно сворачивает все бумаги в трубку и заталкивает ее в банку из-под пеммикана.
- Я тоже, - согласно кивнул Руал. - Но лучше все-таки подстраховаться. Даже если с нами ничего плохого не случится, мы можем из-за чего-нибудь задержаться здесь, и тогда Скотт вернется в Европу раньше нас.
- А ты ему написал, куда именно что надо доставить? - поинтересовался проходящий мимо Вистинг.
- Само собой, - отозвался Амундсен. - Хотя он и сам все прекрасно знает. Но я все равно написал ему лично - ему будет приятно наше внимание. Если, конечно, я не наделал слишком много ошибок в этом их чертовом английском языке!
- Конечно, ему будет приятно, мы ему и палатку оставляем, и мои сани, и вообще целый склад вещей! - усмехнулся Бьолан. - Вот только спасибо мы от его команды вряд ли когда-нибудь дождемся!
- А я не для того это делаю, чтобы он мне спасибо сказал, - отмахнулся Амундсен и скрылся в палатке. Его друзья весь день посмеивались над опоздавшим к полюсу Скоттом, и Руалу, как ни любил он их грубоватые шутки, эти разговоры не нравились. Он отлично помнил, как сильно расстроился, узнав, что Роберт Пири опередил его с открытием Северного полюса. Да он тогда полдня места себе не находил! "Скотт, конечно, человек очень умный, образованный и воспитанный, не то, что я, он наверняка легче перенесет свое поражение, - думал Амундсен, - но все равно ему не может не быть обидно!" И поэтому он старательно придумывал для письма своему сопернику как можно более вежливые фразы и лично собирал ненужные его экспедиции вещи в маленькую палатку и укладывал их там аккуратными рядами. Не забыл он и про соль, спички и пачку галет. Английские путешественники, заглянувшие в палатку, без сомнения, должны были остаться довольны норвежским гостеприимством.
Пару раз у Руала мелькала мысль, что экспедиция Скотта может застать его команду на полюсе, и тогда им придется вместе возвращаться на побережье Антарктиды или, по крайней мере, проделать совместно часть обратного пути. Это было вполне возможно, и Амундсен не мог понять, хочется ему встретиться со Скоттом или нет. Безусловно, посмотреть на человека, который все это время точно так же, как и он сам, зимовал на берегу Южного океана, а потом двигался к полюсу по таким же обледенелым горам и трещинам и сквозь те же самые снежные бураны, было более, чем любопытно. Но при мысли о том, что ему и его друзьям придется долгое время говорить по-английски и следить за своими манерами, в то время, как Скотт и его спутники будут брезгливо морщиться от каждого резкого слова или жеста норвежцев, Руалу становилось тоскливо, и он начинал подгонять остальных полярников, требуя, чтобы они поскорее завершили все работы и приготовились к возвращению домой. Хотя где-то в глубине его души уже тогда жила непонятно откуда взявшаяся уверенность в том, что личной встречи со Скоттом у него не будет - ни в Антарктиде, ни в цивилизованном мире.
Предчувствия его не обманули. Через пять дней после обнаружения Южного полюса Амундсен и его команда, так и не дождавшись экспедиции Роберта Скотта, покинули место, к которому стремились многие месяцы, и двинулись обратно в Китовую бухту.
Глава XXVI
Антарктида, Земля Гокона VII, Южный полюс
Это было едва ли не первое за все время похода к полюсу утро, когда Роберт проснулся бодрым и почти счастливым. Им с товарищами предстоял последний день пути. Последние девять миль, и все закончится! Уже сегодня они будут на Южном полюсе - первыми или нет, но в любом случае они до него доберутся, в любом случае он, капитан Роберт Фолкон Скотт, окажется там, куда столько времени стремился. "Стоп, что значит - первыми или нет?! - неожиданно вздрогнул начальник экспедиции, сообразив, что нарушил данное самому себе слово не сомневаться в собственной победе. - Разумеется, я буду первым, я, а не этот норвежский дикарь! Иначе быть не может, потому что… не может и все тут!"
И, отодвинув мысли об Амундсене в самый дальний и темный угол сознания, Роберт начал будить своих подчиненных. Ему удалось сделать это очень быстро, несмотря на то, что поднимал он их на час раньше обычного - все четверо полярников тоже помнили, что до полюса остался всего один дневной переход, и готовы были отправиться в путь как можно скорее. Завтракали они второпях, но с такими довольными улыбками, каких Скотт не видел на их лицах со времен зимовки, а, сворачивая палатку и спальные мешки, перебрасывались ироничными шутками. И хотя Роберт тоже не хотел задерживаться на стоянке ни одной лишней минуты, он все-таки не отказал себе в том, чтобы чиркнуть в дневнике краткую запись: "18 января. Приподнятое настроение".
Первые пару часов они тащили сани не намного медленнее, чем это делали собаки и пони. Старая, много раз высказанная мысль о том, что каждый шаг приближает их к полюсу, теперь уже не казалась пустым звуком - полюс был так близко, что даже небольшой шажок и в самом деле вполне ощутимо приближал к нему путешественников. А уж десяток или сотня шагов - тем более. Боль в отмороженных пальцах и натруженных спинах притупилась и почти не беспокоила полярников, сани, еще сутки назад казавшиеся им страшно тяжелыми, легко сдвигались с места при каждом рывке, и даже слепившее глаза беспощадно-яркое солнце, словно пожалев этих упорных людей, спряталось за пышными снежными облаками. Роберт смотрел на раскинувшуюся во все стороны белую равнину и думал о том, что все трудности и лишения кончились и его маленькому отряду, наконец, начало везти. Во всяком случае, никаких препятствий на этом безупречно-чистом и освещенном мягким, приглушенным светом пространстве больше видно не было. Дорога к полюсу, дорога к славе Британии была открыта.
Роберт любовался этой белоснежной, без единого пятнышка панорамой почти до полудня. А потом далеко впереди, на самом горизонте, чуть левее намеченного группой Скотта пути возник самый страшный знак, какой он только мог себе представить - маленькая черная точка. Совсем крошечная, едва заметная среди снега, но способная разрушить и его безупречную белизну, и все надежды английских путешественников на то, что они пришли в эти места первыми.
Эта точка мгновенно приковала к себе взгляд Роберта и уже больше не отпускала его. В первый момент, когда он только ее заметил, полярнику стало страшно - он был уверен, что точку сейчас увидят и все остальные, и тогда их веселому, почти беззаботному движению вперед придет конец. Но друзья продолжали тянуть и толкать сани, изредка перебрасываясь двумя-тремя ничего не значащими фразами, и не высказывали никакого беспокойства по поводу "неправильного" черного пятнышка на снегу. Некоторое время Скотт убеждал себя, что точка на горизонте просто мерещится ему, что его подводят ослабевшие от солнечного света глаза, и когда солнце выглянуло из-за облаков и снег вокруг опять ярко заблестел, ему почти удалось в это поверить: он на время потерял точку из вида и, несмотря на все старания, не смог найти ее снова. А потом от напряжения у него перед глазами и вовсе заплясал целый рой черных крапинок, раньше всегда пугавших Роберта, а теперь, наоборот, подаривших ему радостное облегчение. "Мне показалось, там ничего не было", - успокоил он себя и крикнул своим спутникам, что пора немного отдохнуть.
Длился привал не больше получаса - все по-прежнему стремились вперед, к полюсу, и не желали рассиживаться. Но усталость, которую невозможно было прогнать и гораздо более долгим отдыхом, потихоньку начала брать свое, и сохранить утренний темп путешественникам не удалось. Сани тяжелели с каждой минутой и двигались все медленнее и медленнее, и даже мысль о близком полюсе уже не могла придать измученным людям ни капли силы. Она лишь помогала им не останавливаться.
А вскоре ненавистная черная точка опять вернулась на свое место, чтобы окончательно выбить Скотта и его товарищей из колеи и лишить их последней надежды на победу. Роберт пытался убедить себя, что до привала он видел точку совсем в другом месте, а значит, она все-таки являлась плодом его утомленного воображения, но чем дальше путешественники продвигались, тем сложнее ему было себя обманывать. Точка медленно, но неотвратимо приближалась к нему, она росла и уже была больше похожа не на точку, а на крошечное продолговатое пятнышко. И как ни трудно было определять расстояние на пустой белоснежной равнине, Скотт понимал, что примерно через полчаса или, может, чуть больше, они смогут в точности разглядеть, что это за пятнышко, а через час или два подойдут к нему вплотную. Но пока этого не случилось, он продолжал убеждать себя, что черная точка не означает ничего ужасного, что это просто тень, которую отбрасывает на снег один из неразличимых под лучами солнца холмов, или глубокая трещина в ледяном панцире Антарктиды, или даже невероятным образом забравшийся так далеко от берега пингвин. И старательно гнал прочь воспоминание о начале полюсного похода, когда и он, и его спутники точно так же отказывались верить, что перед ними виднеется не трещина, а испорченный санный мотор.
Все чаще Роберт украдкой посматривал на своих спутников, пытаясь понять, видят ли они то же самое, что и он. Поначалу их угрюмые, но не особо встревоженные лица как будто говорили в пользу того, что они не заметили на снегу ничего подозрительного. Но начальник экспедиции продолжал сомневаться и приглядываться к остальным участникам похода, стараясь поймать тот момент, когда кто-нибудь из них посмотрит вперед, и проверить, не изменятся ли они при этом в лице. А его друзья поднимали головы и как будто ничего не видели - хотя точка уже была слишком яркой и большой, и не разглядеть ее на белом фоне было просто невозможно…
Берди Боуэрс чувствовал на себе настороженный взгляд начальника и всеми силами старался сохранить на лице свою обычную вымученную улыбку. Подозрительную черную крапинку он заметил уже давно, но одна мысль о том, чтобы указать на нее остальным путникам, а особенно Скотту, приводила военного моряка, побывавшего в нескольких серьезных сражениях, в состояние, близкое к ужасу. Он уговаривал себя не смотреть в сторону этого пятнышка, надеясь, что первым о нем сообщит кто-нибудь другой, злился на себя за собственную нерешительность, но то и дело против воли поднимал глаза и все-таки смотрел в "запретном" направлении. Дышать становилось все тяжелее, давний ушиб на правом колене вновь напомнил о себе тупой болью, солнечный свет резал глаза даже через защитные очки, но надо было улыбаться и делать вид, что все хорошо и что никаких чужих следов он не видит.
Остальные полярники тоже то ли действительно не заметили точку, то ли решили молчать о ней по тем же причинам, что и Боуэрс - не хотели расстраивать Скотта и, одновременно, боялись его реакции на столь тяжелое известие. Однако игнорировать растущее на глазах пятно было уже нельзя: оно становилось все больше, приобретало странную, неровную форму и как будто начало слегка шевелиться, лишая путешественников последней надежды на то, что это была какая-нибудь тень или трещина. Правда, неподвижный предмет мог "дрожать" и из-за колеблющегося над снегом воздуха, но, тем не менее, черное пятно больше напоминало развевающийся на ветру флаг. И чем ближе подходили к нему путешественники, тем более явственным делалось это сходство…
Теперь пятно разглядел бы даже человек с совсем слабым зрением. Берди не сомневался, что эту черную язву на белом снегу заметили все его товарищи, и сам Роберт Скотт тоже, и всеобщее молчание начинало казаться ему каким-то фарсом.
- Господа, - не выдержал он первым, - я думаю, нам надо проверить, что это такое, - и он нехотя указал рукой в сторону ненавистного пятна. Четыре скрытых бородами и темными очками лица повернулись к нему, и хотя Боуэрс не видел глаз своих товарищей, он мог поклясться, что они сейчас смотрят на него с укоризной, словно он сказал что-то нетактичное, какую-нибудь непристойность. И в то же время с облегчением, что о печальной новости объявили вслух не они.
Ни слова не говоря, Скотт сделал шаг вправо и снова натянул лошадиную сбрую, теперь направляя сани в точности к черному пятну. Остальные, тоже в полном молчании, свернули вслед за ним, и группа продолжила идти, по-прежнему глядя себе под ноги и делая вид, что ничего особенного все-таки не произошло. Словно и не было впереди чужеродного пятна, словно Берди ничего о нем не говорил.
Каждый из пятерых продолжал переживать свои сомнения в одиночку. Каждый видел, как дрожащее пятно приподнялось над сугробами, вытянулось в неровный четырехугольник и превратилось в четко различимое на фоне всеобщей белизны полотнище черного флага, но не мог поделиться своей горечью с другими. Все продолжали вести себя так, будто никакого флага перед ними не было и они все еще могли оказаться первыми, единственными, кто пришел в эти навечно занесенные снегом места.
Наконец, флаг стал видел во всех подробностях. Он торчал в центре ледяного холмика, слегка накренившись в сторону, и слабо раскачивался при каждом порыве ветра. Возле него валялся наполовину занесенный снегом обломок доски, а чуть в стороне на замерзшем насте непонятно каким чудом сохранилась борозда от санных полозьев и несколько огромных собачьих следов. Это были первые чужие следы, которые Скотт и его друзья видели в Антарктиде. Следы тех, кто успел к полюсу раньше. Флаг, оставленный ими, чтобы потом было проще найти обратный путь, был самой обычной выкрашенной чернилами простыней, но опоздавшим к полюсу британцам он казался черным пиратским флагом, на котором вполне мог бы быть нарисован череп с перекрещенными костями. Ведь установили это полотнище те, кто похитил у них самое главное сокровище - победу…
Путешественники остановились в нескольких шагах от флага, окинули его полными страдания и ненависти взглядами и все так же молча потащили сани дальше. Перед ними снова было девственно-чистое снежное поле, белизну которого не портили никакие темные предметы, но теперь эта сияющая чистота была обманчивой. Все знали, что впереди, в самом сердце Антарктиды, их будет ждать еще один флаг, и этот флаг будет принадлежать не Британии.
Через час на горизонте и в самом деле появилась новая темная точка, но она уже не вызвала в увидевших ее людях никаких эмоций. Они лишь еще раз скорректировали направление, чтобы идти точно на нее, и монотонно зашагали к новому ориентиру, теперь уже точно зная, во что он в скором времени превратится.