Проводив пана Викентия, начальник абверкомонды вернулся в комнату, опустившись в кресло, закурил.
- Что скажете, Шнайдер?
- Совет дельный, господин подполковник, - хозяин принес бутылку коньяки и две рюмки. - Но… посмотрим.
- Вот именно, - блеснул в улыбке золотыми коронками Ругге. - Посмотрим! Примите вечером от Штубе сводки наблюдения за Дымшей, Таракановым и Выхиным, а то я обещал отужинать с господином Марчевским.
- Его вы отпускаете без хвоста? - разливая коньяк, поинтересовался хозяин, которого Ругге назвал Шнайдером.
- Зачем обременять лишней работой наружное наблюдение? Он сейчас совместит приятное для себя с полезным для меня - побежит к Зосе, не зная, что она завербована вами еще пять лет назад и специально подведена к нему.
И оба они весело рассмеялись.
…Когда Выхин пришел в гражданское кафе, Тараканов был уже там. Помахав Вадиму рукой, он пригласил его за сервированный столик.
- Дотащили своего мертвецкого командира? - с иронией поинтересовался Владимир Иванович. - Ну-ну, перестаньте на меня дуться.
- Ладно, что было, то прошло… - усаживаясь, ответил Выхин. - Но в следующий раз буду знать, что на вас рассчитывать нельзя.
- Смотря в чем… Как думаете, придет наша знакомая?
Вадима тоже интересовало, придет ли Ксения; ему хотелось этого и не хотелось одновременно. Снова увидеть ее, поговорить, пригласить танцевать - он уже заметил на маленькой эстраде пианино - значит, будет музыка? А как быть с тем, что напротив сидит Тараканов, который наверняка начнет приставать к девушке с ухаживаниями, мешая ему, Вадиму. Неужели он уже ревнует ее к Владимиру Ивановичу?
Внимание отвлек маленький седоватый человек в потертом смокинге и пестром галстуке-бабочке. Он вышел на эстраду - если можно было так назвать небольшое возвышение, где стояло пианино, - улыбаясь раскланялся и, подняв крышку инструмента, ударил по клавишам. Быстро сыграв бравурное вступление, маленький человек неожиданно сильным голосом запел фривольные куплеты:
Треплет ветер фартучки, поднимает платьица,
И ласкает ножки панночки-души,
Любят хлопцев панночки, но не всех, не каждого,
Только тех, кто с деньгами, с теми хороши…
- А я сегодня как раз с деньгами… - довольно улыбаясь, заметил Тараканов. - Вот и Алоиз, да не один! Какая краля…
Выхин обернулся. К их столику шел Дымша, ведя под руку девицу с густо подведенными глазами. Представив ее как старую знакомую по имени Бася, он, вежливо подвинув стул, усадил девицу рядом с Выхиным. Выпили по рюмке, и некоторая напряженность, которая обычно бывает среди не очень-то близких люден, собравшихся за одним столом, постепенно начала таять. Алоиз сыпал прибаутками и рассказывал весьма двусмысленные анекдоты, не забывая опрокидывать рюмку за рюмкой; Бася громко хохотала, промокая маленьким платочком расползшуюся тушь на глазах, но ела и пила наравне с Дымшей; Выхин, то и дело поглядывавший на вход в зал, заметил, что и Тараканов, поддерживая застольную беседу и разглядывая танцующие пары, тоже посматривает туда. Ждет - понял Вадим.
Ксению они увидели одновременно. Она стояла у дверей, одетая в скромный серый костюмчик, держа в руках маленькую черную сумочку. Торопясь обогнать друг друга, поднялись из-за стола и, не обращая внимания на ничего не понимающего Дымшу, пошли к девушке. Выхин успел опередить Тараканова.
- Добрый вечер! - вежливо поклонился он, но в этот момент сзади его крепко стукнули по плечу. "Опять шутки Тараканова!" - мелькнуло у Вадима. Обернувшись, он увидел совершенно незнакомого парня.
- Тебя к телефону! - нагло улыбаясь, заявил тот и цепко ухватил Ксению за локоть. - Иди-иди, а мы пока спляшем!
- Пустите! - попыталась освободиться девушка, но парень держал крепко.
- Может быть, покажешь, где телефон? - развернул его лицом к себе Вадим.
- Я тебе покажу, где городское кладбище… - мрачно пообещал парень, опуская свободную руку в карман.
Ждать продолжения Выхин не стал: закрыв собой Ксению, он двинул парня коленом в пах. Зазвенело разбитое стекло, кто-то упал. Краем глаза Вадим успел заметить, как Тараканов отбил руку с бутылкой, занесенную над его головой, одним ударом уложив на пол нападающего.
К ним уже пробирался Дымша, раздвигая посетителей широкими плечами. Он подоспел как раз вовремя, иначе им не удалось бы отбиться от рьяно наседавших дружков корчившегося на полу парня. Однако силы были неравны, и поле боя осталось за шумной пьяной компанией.
- Погуляли, - осторожно трогая кончиками пальцев припухшую губу, вздохнул Алоиз, печально оглядывая пустынную темную улицу. - Ну, что будем делать? Махнем в другое заведение? Вы как?
- Я пойду домой, - сухо сказала Ксения.
- Брось, лучше еще выпьем! - засмеялась Бася.
- Можно, я вас провожу? - спросил Выхин.
- Провожает тот, кто приглашал, - отрезал Тараканов.
- Не ссорьтесь, - примирительно встал между ними Дымша. - Пусть дама выберет сама.
- Не обижайтесь, господин антиквар, - мягко улыбнулась Ксения, - меня проводит Владимир Иванович. До свиданья, панове.
Взяв Тараканова под руку, она пошла по улице. Выхин хотел было шагнуть следом, но Алоиз удержал его.
- Э-э… Не торопитесь. Неизвестно, кто выиграет, а кто проиграет. До полицейского часа остается еще уйма времени. Пойдемте с нами, тут есть одно хорошее местечко.
- Вроде этого? - кивнул на двери покинутого кафе Вадим.
- Да перестаньте, чего в жизни не бывает? Пошли, пошли… - полуобняв его за плечи, потянул за собой Дымша.
Он был очень доволен. Кажется, эти два конкурента сами, без его помощи, перегрызутся. Останется только подливать масла в огонь.
…Воды в дренажной системе было меньше - стаяли снега, кончился паводок, а обильных дождей в последнее время не выпадало. Но все равно на покатом дне тоннеля и на полу небольшого коллекторного зала оставался жирный слой, видимо никогда не просыхавшей, топкой грязи.
Человек в сером ватнике, пробравшийся в зал через знакомый низкий тоннель, уже в который раз поглядывал на стрелки светящихся часов, не веря им, - время, казалось, замедлило ход здесь, под землей, словно неимоверно растянувшись или остановившись совсем. Но нет, часы шли исправно, стрелки же двигались - длинная, секундная, раз за разом обегала циферблат, медленно ползла вперед минутная и еще медленнее - часовая.
Может быть, он просто теряет терпение? Уже не первый раз приходит сюда в назначенные дни - не зря у черепахи, нарисованной мелом на стене зала, было шесть ног и голова - по числу дней недели, но пока все напрасно - тот, кого он с таким нетерпением ожидает, не появляется.
Перекрыли вход в эти подземные лабиринты на той стороне границы? Но есть другой канал связи, а по нему тоже ничего не поступает. И рация молчит - в крайнем случае подали бы кодированный сигнал. Так нет!
О провале оперативной группы уже было бы известно. Но провала у них не должно быть - все члены группы надежно законспирированы, тщательно готовились для долгой и ответственной работы, которую им только предстоит начать. Не могли же они, еще не начав работать, попасть в поле зрения немецких спецслужб? Ничего нет хуже мучительной неизвестности - лучше самому быть в центре событий, там, за кордоном, чем ждать, ждать…
Вдалеке, где-то в самой глубине подземного лабиринта, раздался тихий всплеск.
Человек в сером ватнике насторожился, сунув руку за пазуху, нащупал рубчатую рукоять ТТ. Чутко прислушался, напряженно вглядываясь в темноту. Всплеск раздался уже ближе.
Это был звук шагов, осторожных, крадущихся.
Взяв фонарь, человек в сером ватнике направил его в сторону устья тоннеля, ведущего в глубь чужой территории, и три раза нажал на кнопку. Немного подождал и мигнул фонарем еще раз.
В ответ мигнули два раза, потом еще два.
Вскоре в коллекторный зал вышел мужчина в длинном брезентовом плаще с капюшоном, опущенным до самых глаз.
Человек в сером ватнике включил фонарь, посветив под ноги, показывая, где он. Мужчина в плаще подошел.
- Трубы илом занесло… - свистящим шепотом сказал он.
- Но вода все равно проходит, - ответил человек в сером ватнике. - Здравствуйте.
- Вам привет от Хопрова.
- Спасибо, как он там?
- Обживается. У меня мало времени, к ночи надо успеть вернуться.
- Тогда слушайте и запоминайте…
Глава IV
Осенью тридцать девятого года немецкие армейские части проходили через польские местечки и городки очень быстро: им было не до обывателей - впереди еще держали оборону защитники Гданьска и Варшавы, под Радомом и Кутно, между Вислой и Бзурой рыли окопы потерявшие лошадей уланы, били из пушек по немецким танкам артиллеристы, а с востока шла на земли Западной Украины и Белоруссии Красная Армия.
В отличие от вермахта люфтваффе уделяли гражданскому населению больше внимания - немецкие летчики специально отрабатывали над дорогами приемы охоты за отдельными целями и уничтожение колонн беженцев. До последнего человека…
Следом за вермахтом прибывали тыловые части и с ними расторопные молодчики в черной форме с ромбовидной эмблемой службы безопасности СД на левом рукаве - оперативные группы второго эшелона войск СС. Имея на руках заранее подготовленные списки, они, не обращая ни малейшего внимания на крики жертв или присутствие возможных свидетелей, которые тоже становились жертвами, арестовывали польских учителей, врачей, служащих, судей, адвокатов, ксендзов, инженеров, земледельцев, бывших военных, а также евреев-мужчин - всех этих людей без суда и следствия расстреляли в лесах, противотанковых рвах или песчаных карьерах согласно приказу № 288/39д начальника службы безопасности. Такая акция была проведена в восточно-верхнесилезском и западногалицейском секторах с 15 сентября по 1 октября 1939 года под командованием обергруппенфюрера СС Удо фон Войриша. Одним из "специалистов", принимавших участие в разработке плана акции, был Вильгельм Байер.
В "Послужном списке на выслугу лет в Охранных отрядах Национал-социалистической германской рабочей партии", изданном Главным управлением кадров СС, напротив фамилии Байера значилось - член нацистский партии с 11.12.1928 года, унтерштурмфюрер с 06.12.1931 года, награжден Почетным кольцом рейхсфюрера СС 01.10.1932 года, назначен в Имперскую службу безопасности… Во времена "борьбы за власть" (до 1933 года) выполнял поручения руководителя СС Берлина Курта Далюге по выявлению неустойчивых элементов в СА.
Вилли Байер, прозванный подчиненными Бешеным Верблюдом, больше всего на свете боялся стать никем. Ночами, ворочаясь с боку на бок под жаркой периной, он раз за разом видел один и тот же жуткий сои. Призрачные фигуры снимают с него ставшую родной черную форму с серебряными позументами и фуражку с высокой тульей, на околыше которой прикреплен череп со скрещенными костями. Неизвестные, почему-то прячущие от него лица люди уносят его мундир, и невесть откуда взявшаяся толпа окружает, с хохотом показывая на жалкого, пытающегося прикрыть наготу, сразу ставшего никчемным, бедного Вилли.
Бульдожьи щеки гестаповца начинали мелко подрагивать во сне, в носу предательски щипало, и вдруг текли из глаз обильные слезы… Он частенько так и просыпался - весь в слезах от этих кошмаров. Но даже жене никогда не решался признаться в том, что именно ему приснилось. Вилли был мистиком и верил: слова могут накликать беду. Впрочем, какой мистицизм - уж он-то лучше других знал цену неосторожно брошенному слову, приводящему к серо-синей полосатой куртке заключенного концлагеря или, того хуже, к гильотине.
А неотступный сон преследовал его по ночам, рвал на части нервную систему, терзая страхом. Да, Вилли был трусом и сам себе давно признался в этом. Но только сам себе! Как каждый трус, он мечтал утопить свой страх в чужом, чтобы его все боялись, по крайней мере если не поголовно, то большинство, он же будет бояться только бога и начальства. В бога Вилли продолжал тайно верить, хотя это совсем непристойно для члена нацистской партии и работника гестапо.
И в самом деле, сними с него мундир, отними ставшую столь привычной власть - и что будет являть собой бедный Вилли Байер? Недоучившийся архитектор по интерьеру, в свое время попавший в окопы первой мировой войны, где был контужен французским снарядом. После этого у него и появился дефект челюстного аппарата, из-за чего он так часто брызгал слюной, моментально входя в раж, а потом прилипла и эта проклятая кличка - Бешеный Верблюд. Ему доносили о ней, он злился, только ничего не мог поделать. Всех подчиненных не заставишь молчать, а болезненное реагирование на прозвище, которое при нем никто не рискнул бы произнести вслух, не могло прибавить авторитета. Это Вилли понимал очень хорошо, поскольку имел жизненный опыт и знал немного человеческую натуру.
Назначение начальником СС и полиции в небольшой польский город он поначалу воспринял с обидой, естественно, в душе, внешне это никак не проявилось. Но потом, когда вызвали "наверх" и объяснили всю важность задачи, преисполнился гордости - не кому-нибудь, а именно ему - Вильгельму Байеру поручено ответственное дело. Но тут же затаившийся до времени подленький страх больно куснул под сердцем - а вдруг что не так выйдет? Не повезут ли, в случаю неудачи, обратно в фатерланд его голову отдельно от тела? Поэтому в Польшу Бешеный Верблюд приехал в мрачном расположении духа.
Жестокость, жестокость и еще раз жестокость вкупе с беспощадностью к врагам рейха! - вот что нужно было в этом городе. Он готовился начать "чистку", как вдруг получил уведомление о прибытии высокого гостя из Берлина. И вот гость сидит перед ним, высокий, худой, с просвечивающей сквозь редкие волосы кожей костистого черепа, тщательно протирает белоснежным носовым платком стекла очков в тонкой золотой оправе.
Байер почтительно молчал, ожидая, пока начнет беседу гость. Но тот, закончив протирать очки платком, убрал его и, достав маленький замшевый лоскуток, снова занялся стеклами.
Для Бергера это был предлог как следует рассмотреть Байера и составить о нем мнение. Искоса бросая взгляд на оплывшую фигуру гестаповца, Бергер думал о том, что придется сразу же нейтрализовать мелочный деспотизм начальника СС и полиции города, столь свойственный ему, как человеку, обладающему способностями только в узкой области, но лишенному кругозора и сильного ума. Обер-фюрер знал, насколько любит Байер, разжигаемый беспокойным самолюбием, вмешиваться в чужие неурядицы и недоступные его пониманию дела.
"Такой не может жить, когда не топчет другого… - покосившись на сопящего от напряженного ожидания Байера, подумал Бергер. - Обожает постоянно набивать себе цену, любым способом… Однако он хорош и как жертва, принесенная на алтарь рейхсфюрера в случае неудачи…"
В общем-то правильно оценив Байера, Бергер не мог знать о страхе, который терзал круглосуточно Бешеного Верблюда, выматывая нервную систему и заставляя делать ошибки.
- Будете выполнять мои распоряжения, - надев очки, пошел в атаку обер-фюрер. - Наш человек сообщает, что ему удалось выйти на реальный след. Учтите, это не какой-нибудь тривиальный осведомитель - в связи с важностью операции среди швали работает опытный, хорошо подготовленный сотрудник СД. Надо будет обеспечить ему безопасность.
- В городе нет преступного подполья, - не замедлил с ответом Байер. - Если к абверовцам затесался вражеский агент, то мы поможем его выявить и обезвредим после окончания операции.
- Прекрасно… Информация, которую подготовили для противника, ушла, господин Байер. Из абверкоманды Ругге никто не исчез, в городе убит неизвестно чей связной, служба пеленгации засекла работу чужого передатчика. Правда, радист успел поменять волну и быстро закончил сеанс, поэтому не удалось установить место достаточно точно. А вы говорите, нет подполья… Есть! Специальные средства, использованные при подготовке дезинформирующего документа, показали, что он переснят. А там информация, не дающая времени ждать. Проверять всех выезжающих и приезжающих мало толку. Здесь не Германия, где каждый немец считает своим долгом поставить в известность гестапо. Здесь надо серьезно работать, и вы будете это делать именно так, как я скажу.
- Мои заслуги… - начал было Байер.
- Именно они позволили вам участвовать в таком важном деле. По его окончании получите другое назначение, в Германии. А пока будем контактировать. - Бергер встал. - Не надо провожать, работайте… - и обер-фюрер подал на прощание руку.
Выйдя из душного, тесно заставленного мебелью кабинета, обер-фюрер быстро прошел через приемную, небрежно кивнул чиновнику предварительного контроля, в обязанности которого входила проверка и личный досмотр лиц, приходящих на прием к начальнику СС и полиции города, спустился по лестнице на первый этаж, свернул к дверям, ведущим во двор, где его ожидала машина.
Первое свидание с Байером состоялось, но о впечатлениях говорить пока рано - все должно улечься, отстояться; отлетит в сторону шелуха эмоций, и только тогда придет время анализа. Основная задача выполнена - гестаповец не полезет куда ему не следует, не будет проявлять ненужной инициативы. По крайней мере, на это можно надеяться. Надо сразу загрузить его работой, чтобы некогда было вздохнуть, чтобы день и ночь его люди вкалывали на СД: пусть поставят за подозрительными наружное наблюдение, немедленно внедрят агентуру во все злачные места, на рынки, в городскую управу, на предприятия, в гостиницы, подберут осведомителей в каждом квартале, доме. Весь город должен быть под колпаком! Нельзя допустить утечки информации. Потом пусть проводят облавы, расстреливают заложников, занимаются чисткой в городе. Потом, после окончания операции.
Ехидная улыбка тронула губы обер-фюрера. Информация ушла, это факт. Никто из противников, вступивших в игру с СД, не знает, что она ложная. Теперь бы еще всучить им специально изготовленную в Берлине "картотеку" второго отделения польского генштаба. Все равно, кто клюнет на нее первым - англичане или русские. Идеально отдать ее и тем и другим, но… это только идеально. Пусть возьмут хотя бы одни.
Кто же переснял документы? Русские? Вряд ли, скорее всего, работа англичан. Тогда успех во Франции будет обеспечен, а русские все равно доберутся до дезинформации по другим каналам - она уже начала самостоятельную жизнь, и теперь многие разведки будут покупать и перепродавать эти сведения друг другу. Прекрасно! Уже сев в автомобиль, Бергер вдруг вспомнил, как ему рассказывали про высказывания Байера. Тот с самым серьезным видом заявил:
- Я хороший человек, потому что меня любят собаки.
Обер-фюрер засмеялся, чем немало озадачил не знавшего, как на это нужно отреагировать, водителя.
…- Ты можешь отказаться. Это опасная игра, не успеешь оглянуться, как сорвешься и окажешься в лапах гестапо.