- Короче, так, казак… - процедил Рыбаков. - Забирай своего брата и дуй отсюда! И помни: если еще раз увижу тебя здесь, - прибью.
- Завтра… Сегодня струсишь? - вспыхнул Опарин.
- Чо?!
- Да ничо! Кишка, говорю, у тебя тонка! - горячился Петр.
Серые Захаркины глаза постепенно наливались кровью.
- Парень, да ты идиот! Ничего не слушаешь, - сжал он кулаки. - Чего стоите? - закричал Рыбаков товарищам. - Давай, бей его! - закричал парень и бросился на Петра.
Казацкий сын даже глазом не успел моргнуть, как очутился на земле.
- Тимоха! Наших бьют! - закричал он брату.
Тот летел ему на выручку, размахивая палкой. Завидев его, босоногая команда дунула врассыпную. Этим воспользовался Петр. Вскочив на ноги, он бросился с кулаками на Захарку. Завязалась драка. Петр был чуть повыше и покрепче, но его противник шустрил, ловко уходя от ударов Опарина, а при удобном случае и сам бил кулаком. Тут и товарищи подоспели. Тимоха попытался помочь брату, но куда против такой оравы? Вырвали из рук дубинку и тут же врезали по зубам.
- Брат, давай, держись! Я с тобой! - умываясь кровью, закричал он Петру.
- И ты держись! - продолжая изо всех сил работать кулаками, ответил ему брат.
Их крики и вопли слышала вся слобода. Самые любопытные выбежали на дорогу и с интересом наблюдали за дракой.
- Гады! Только толпою и можете!.. - кричал Петр. - Слабо рискнуть один на один?
Впрочем, кто его слышал? В таком пылу про все на свете забываешь, видя только цель…
С ужасом наблюдавшая эту сцену Любаша не выдержала и побежала за отцом. Боялась, что слободские убьют ее Петю.
- Кончай буянить! Силу некуда девать?.. Вот сейчас как оттяну вожжами - будете знать! - уже издали кричал Платон.
Слова кузнеца потонули в общем гвалте побоища, и тогда он принялся растаскивать петухов. Кое-кому из самых драчливых пришлось даже по шеям надавать. Особенно сопротивлялся Петр, который все пытался добраться до Захаркиной рожи. Уже и куча-мала рассеялась, а он продолжал размахивать кулаками и браниться. Тогда Платон схватил его за шкирку и притянул к себе.
- Эх, ты! Отца-казака позоришь… Иди отсюда, и чтобы я тебя больше не видел! - в запале прошипел он ему в самое ухо. - Помни, со мной шутки плохи. Я тебе покажу, как на чужой улице кулаками махать.
- Папа, он же не виноват! Не он затеял драку… - пыталась заступиться за Петра крутившаяся здесь же Любашка, но тот зыркнул на нее сердито, и она замолчала. Отойдя в сторонку, девушка с неукротимой бабьей жалостью смотрела на своего Петрушу, у которого все лицо было в крови. Да и брата его, Тимоху, Любашка жалела. Тому не меньше досталось.
- Ладно, мы пошли… - напоследок недобро взглянув на обидчиков, произнес Петр.
- Пока, казак! Мало мы тебе наподдали! Надо б было еще больше, - нахально взглянул на него Захарка.
- Ничего, мы еще встретимся! Наш папа говорит: это гора с горой не сходится, а горшок с горшком уж точно когда-нибудь столкнутся, - угрожающе произнес Опарин, сплюнув кровавую слюну.
- Давай-давай, топай! Придешь - снова получишь, - победно посмотрел ему вслед соперник.
- Петенька!.. - неожиданно подала голос Любаша. - Тебе очень больно? - глядя на то, как тот волочил поврежденную ногу, спросила она и тут же получила от отца затрещину.
- Иди в дом! - приказал он ей. - Ты, - строго обратился он к Захарке, - чтобы завтра утром был у меня в кузнице. Хватит бесцельно шататься по улице - пора делом заняться. Не передумал?
- Хорошо, дядька Платон! Завтра и приду… - произнес Захарка и многозначительно посмотрел на Любашу. Мол, теперь-то я всегда буду рядом с тобой, а вот Петьке твоему дорога в слободу заказана…
2
Почти целый день Черниговский со своим людьми провел на Симоновском поселении. Прибыли туда в полдень, а дворы пусты.
- Где люди-то? - спросил атаман сидящего на лавочке древнего старичка с белой как снег бородой.
Тот подслеповато прищурился, пытаясь рассмотреть пришлых. Когда понял, что это не какие-то враги, а свои, казаки, сказал:
- Так ведь все на косьбе. У нас как говорят? Петров день замаячил - налаживай, мужик, косы и серпы.
Трудится, значит, народ, удовлетворенно отметил про себя атаман. Это хорошо.
- Как вам тут живется? - слезая с лошади и беря ее под уздцы, поинтересовался атаман. - Может, обижает кто?
Дедок призадумался.
- Как тебе сказать… - опершись руками на сучковатый батог, как-то неопределенно ответил он. - Всякое бывает. То преступники из лесу с ружьями выйдут и весь запас отберут, то эти басурмане…
- М-да, - задумчиво проговорил Никифор. - Что преступники - плохо, а что басурмане - и того хуже… Часто они вас беспокоят? - решил спросить он.
- Чего? - не расслышал старик и потянулся к атаману ухом.
Как понял Чергиговский, от этого старого глухаря мало толку.
- Говорю, в какой стороне ваши сенокосы?
- А-а… Зачем тебе? - протянул старик.
- Хочу тут с народом потолковать. Может, какие просьбы у людей имеются. Сколько у вас тут народу? Две, три семьи? - пояснил казак.
Оказалось, все четыре, при этом одной фамилии - Симоновы. Отсюда и Симоновское поселение.
Прибыли они прошлой весной на подводах, откуда-то из-под Новгорода. Наскоро срубили избы, соорудили вокруг будущей пашни поскотину из жердей, поставили жилище для лошадей, покрыв его сверху травой, и стали готовить привезенные с собой орудия для сева и зерно. У русских ведь как? Есть баба, квашня и топор - уже деревня.
Земля в этих местах не ахти какая - сыроматерая, нерушенная. Ни песка тебе, ни камня, а то и глина сплошная. Одним словом, худородная. И немного ее здесь. В основном болота, торфяники, заливные луга и ельники. Потому и пространство для пашни вышло разбойное. Там, где были сухие и без частого кустарника места. Глянешь - то там клочок земли, то в другом месте полоса…
Зато тут такое приволье! Все нехоженое, нетронутое. И эти поляны с цветами, и луг, и подступающая к ним стеной тайга. Такого в их краях не было. Там каждый клочок земли на вес золота. Тут же бери ее - не хочу. Разве не жизнь? Хотя, говорят, вниз по Амуру оно еще богаче. Правда, тайги там нет, зато немерено полей с плодородной землей. Вот где пашенному развернуться! Впрочем, там пока жить опасно. Здесь проклятые маньчжуры житья не дают, а ниже по Амуру - тем более. Считай, целое войско стоит возле их новой крепости Айгуня. Вот эти змеюки и совершают набеги на русский берег, и попробуй, останови их.
Землю Симоновы готовили основательно. В первый год сделали несколько пропашек для поднятия целины, после чего тщательно боронили ее, пока не превратилась в пух. Только потом стали сеять понемногу. Посеяли рожь, пшеницу и овес. Год выдался скупой на влагу, поэтому и урожай не порадовал. Вот так: сеяли рожь, а жнем лебеду, вздыхали Симоновы. Без хлеба они не остались, хотя и пришлось себя урезать всю зиму.
Хотели попытать счастья на озимых, но люди с соседней заимки отговорили. Мол, тут ржаной посев не пройдет - только яровой.
В этот раз решили сеять пораньше, пока земля еще не обсохла. Боялись, морозом прихватит посевы, а пронесло. Те пошли в рост, и теперь только надежда на то, чтобы дожди не зарядили и не залили пашню. Говорят, тут так: в один год солнце убьет урожай, в другой - вода. Весенних половодий, как на Руси, тут не бывает, зато ближе к августу вдруг заплачет небо, а следом и Амур, выйдя из берегов, разбежится по пойме. Тогда какой уж тут урожай? Бывают и хорошие годы, когда и солнца в меру, и влаги - вот тогда пашенным приволье!
Сеять шли дружно, всем гуртом, и брали с собой даже маленьких ребятишек. Идут, бывало, песни распевают. Весело! Впереди всех - подростки, которым не терпится поскорее добраться до места. Следом - бабы с детьми на руках, далее - телега с семенным зерном в мешках, а по обеим сторонам - взрослые мужики, один из которых вел под уздцы лошадь.
Замыкали шествие старики, которым Бог еще дает возможность двигаться. Могли бы дома сидеть, но куда от крестьянской привычки денешься? Сев - начало всему. Это тебе и работа, и праздник в одном числе. Время надежд и испытаний. Ведь говорят же: что посеял, то и пожнешь.
Сеяли в две горсти, проходя по загону дважды с краев. В основном мужики и подростки трудились севальщиками. Повесят себе на шею сумы и корзины из лозняка с зерном, а потом идут неторопливо полем, клочьями сена бросая семя на еще влажную землю. В это время женщины тоже работали. Одни обед для работников на костре готовили, а другие камни и мусор с пашни убирали. Короче, всем хватало работы.
Засеменив поля, устраивали небольшой праздник. Садились кружком на траву и хлебали из чашек щи, потом шла пшеничная каша с коровьим маслом, которую запивали ядреным квасом.
Когда появлялись всходы, требовалось освобождать поле от сорняков. Чаще речь шла о полыни или кислице, которую выламывали и выносили на межу. Еще существовали огороды, скотина, другие хозяйственные дела. Лениться не приходилось, и для детворы находилось дело. Они целыми днями пропадали на выпасах. "Ычь! Ычь! Ычь!" - где-то вдалеке звучали звонкие голоса ребятни, сопровождаемые хлесткими хлопками пастушьих плетей.
Теперь вот подошла сенокосная пора, и весь род Симоновых трудился на покосах. Вставали рано, чтобы косить по росе, и, наскоро позавтракав, брали в руки большие и маленькие косы, спеша на сенокосные угодья. Тяжелая жизнь, но ведь поле муку любит!..
…Поплутав по лесной дороге, казаки наконец вышли на простор. Вокруг луга в цветах, полянки среди ельников и небольшие пашни.
С Петрова дня зарница хлеб зорит, увидев желтеющий хлебный клин вдоль дороги, вспомнил Никифор слова своего покойного отца-землепашца. Такая трепетная любовь к земле передалась и его сыну, только не суждено ему было стать хлеборобом.
- Не обманул старик! Смотри-ка! - указывая рукоятью нагайки куда-то вдаль, сказал атаману Мишка Ворон.
Точно. Выбравшись из зарослей лещинника, казаки увидели невдалеке косарей, которые, встав рядком, проходили косами поле. Поодаль трудились бабы, сгребавшие деревянными граблями подсохшую траву в валики и складывали в копны. Один лабазник, без примесей осоки.
- Эх, хорошо работают, черти! Хотел бы я на их месте быть, - глядя на косарей, восхищенно проговорил атаман.
Он не лукавил. Никифор всю жизнь мечтал иметь собственное поселение и заняться хозяйством, и у него всегда чесались руки, когда он видел работающих в поле крестьян.
- Так, атаманушка! Меняй свою строевую лошадь на клячу, и дуй в пашенные! - издевался его сподручник Игнашка Рогоза.
- Да кто ж мне даст-то? Чай, государеву волю выполняю - границу русскую стерегу. Вот уж когда дадут отставку, тогда… - вздохнул мужчина сокрушенно.
Увлеченные работой пашенные даже не заметили, как подъехали казаки.
- Здорово, что ли, мужики! - громко крикнул атаман.
Косари оставили работу и, глянув с любопытством на прибывших, поклонились им до земли.
- И вам всякого здоровьица, - за всех ответил стриженный под горшок крепкий мужик, одетый в мокрую от пота рубаху.
По правую руку от труженика работал такой же крепкий и похожий на него паренек.
- Смотри, какой быстрый! Твой, что ли? - указывая на белобрысого, спросил косаря атаман, а тот лишь стоял и широко, по-крестьянски улыбался.
- Мой! Еле успеваю за ним. Молния! - ответил мужик не без гордости.
- Как зовут?
- Его Колькой, меня - Андрияном…
- Отлично, - шевельнул усом атаман.
Он слез с лошади и окинул взглядом угодья. Эх, какое приволье! И тишина… Кажется, слышно, как трава растет. Вот в такую же пору они когда-то с отцом и дедом выходили на покосы. Травы высокие, налитые - так и брызжут, так и брызжут соком на острые лезвия кос… Память возвращает его в далекое детство: палящее солнце, духота; темные полукружья пота на рубахах косарей, и душистый запах сена! Разве с ним что-то сравнится?.. Потом эти медленно ползущие пышные возы, оставляющие за собой по дороге клочки зеленого сена, которые так аппетитно подбирает мягкими губами из пыли тянущееся на закат стадо… Вечером - парное молоко, вобравшее в себя весь аромат июньских трав. Пьешь его, и всю дневную усталость как Рукой снимает…
Воспоминания детства и пьянящие травяные запахи так подействовали на атамана, что он не смог устоять от соблазна взять в руки косу и пройтись с нею по полю.
- Слышите, мужики, может, чуть отдохнете? - неожиданно обратился Никифор к косарям. - Мы с товарищами поработаем за вас, а то в седле сидеть быстро устаешь, вот и хочется спины поразмять… - добавил он.
- Эх, забодай меня коза!.. - пытаясь удержать на месте молодого горячего жеребца, воскликнул Игнашка Рогоза. - Давайте, мужики, соглашайтесь, если сам атаман Черниговский вас об этом просит!
Те лишь спокойно пожали плечами.
Атаман слез с коня и, отдав поводья своему порученцу Макейке Волошину, принял из рук Андрияна косу.
- Ну а вы? Давайте, тоже слезайте с коней… - обратился он к своим товарищам.
Несколько казаков тут же последовали его примеру, те же, кому не достались косы, отвели лошадей в тень - к небольшому березовому островку, зиявшему посреди покосов, где, сидя на траве, кормили грудничков две молодые матери.
Перед тем как начать работу, Никифор оглядел поляну.
- Не рано ли, мужики, косьбу начали? - неожиданно обратился он к косарям. - Вроде и трава еще не встала.
- Это она от жары такая. Косить надо, пока еще она не семенится, - говорит Андриян.
- Если так, то с Богом… - произнес атаман, покрепче сжав косу и сделав пробный укос. - Что-то она у тебя как мертвая, - легонько проведя пальцем по лезвию, деловито произнес он.
- Только что правил, - оправдывался Андриян.
- Э, нет, - покачал головой атаман. - Так дело не пойдет. Давай оселок, - попросил он мужика, и тот вынул из кармана точильный камень.
Поставив косу на пятку, Никифор несколько раз дернул ее бруском.
- Вот теперь дело пойдет, - произнес он и передал точило товарищам. - Давайте, и вы поправьте косы.
Людям все это было не внове. Они наравне с пашенными когда-то и хлеба растили, и скот держали, но позвали их ратные дела, и они бросили все и подались на Амур. Тут уже кое-кто из них не вытерпел и взялся за соху. Подняли целину, пашни и огороды разбили, наполнили дворы всякой живностью. Специально для этого гуляли за Амур, где покупали у восточных и юго-восточных азиатов все, до последнего цыпленка.
Встав рядком, прямо как заправские косари, казаки начали валить траву.
- Эх, забодай меня коза! - сделав очередной широкий взмах косой, выразил свое удовольствие Рогоза.
- Давай-давай, казачки, не подкачай! Люди думают, мы только саблями и умеем махать.
- Точно!.. - послышался голос Мишки Ворона.
- Уж куда точнее!.. - усмехнулся старшина. Тот был человеком посадским, но и ему приходилось в молодости браться за косу. Родители держали корову, и каждое лето Федька с отцом ездили заготавливать сено. Там, вдоль Москвы-реки, были богатые луговые покосы. Можно сказать, великое разнотравье.
Долго они трудились, пока не выбились из сил. Первым не выдержал Игнашка.
- Все, казаки, я сдох… - пробормотал он.
- Больно быстро… - утирая рукавом пот со лба, сказал атаман, но тот лишь хмыкнул.
- Я же служивый, больше по другой части… - тяжело опускаясь на траву, устало произнес Игнашка.
- Ага, как те птицы небесные… Это они не пашут, не сеют, а сыты бывают… Не совестно? - сделав взмах косой, сказал атаман.
- Да и ты, Никифор, пока не в мозолях, а вот вкусно пожрать любишь, - усмехнулся собеседник.
- Какой казак пожрать-то не любит? Я вот тоже люблю… - делая очередной взмах косой, спросил Мишка.
- Все, кончай работу! Поразмяли немного спины, и хватит. Нам ведь еще нужно с народом потолковать - и в путь, - неожиданно остановил казаков атаман.
Подхватив косы, казаки поторопились в тень. Под солнцем долго не наработаешь, а оно, поднявшись над горизонтом, жарит так, что жилы лопаются, поэтому и для косьбы только утро и годно, а днем лучше сидеть в тени и пить квас.
Храпели от жары лошади. Бросив щипать траву, они полезли в тень.
- Потерпите, милые, сейчас поговорим с людьми, тогда-то и поведем вас на водопой, - ласково обратился к ним атаман.
Разговор с пашенными получился толковый. Те рассказали казакам о своем житье-бытье. На жизнь не жаловались - знали, мол, куда ехали. Вот только злых людей здесь тьма тьмущая. Так и норовят тебя ограбить. Возьмешься за топор или за другое оружие - тут же пулю схлопочешь.
- Нам бы какое-никакое орудие - сами тогда могли с этими бесами справиться. Мужиков у нас хватает, а ведь есть еще и дети. К примеру, у меня, кроме Кольки, еще пятеро сыновей, - произнес Андриян.
- Хорошо, - кивнул головой атаман. - Чем скорее мы заселим эти земли смелыми да сильными людьми, тем лучше. Маньчжуры ведь не слишком нас боятся. Мы их пытались испугать несметной силой, а тут видят, и нет этой силы. Вот и жгут нас, вот и убивают и уводят в плен. Смотрите, как бы и вас тут не подожгли.
- Да, дела-а. Вот я и говорю, орудьишко нам нужно… - медленно протянул Андриян.
- Зачем просить? Надо самим его добыть! Я даже знаю, как это сделать… Устроим в лесу засаду - вот тебе и орудия, - вступил в разговор Колька, Андриянов сын.
Никифор с интересом посмотрел на парня.
- Умный он у тебя, - сказал мужчина Андрияну. - Я б его к себе в войско забрал, но вам самим руки нужны… С орудиями решайте сами. У нас тоже его не ахти сколько, а напротив нас, прямо на той стороне Амура, стоит огромное войско. Тоже думаем, как быть. Царь-батюшка не спешит нам помогать. Уж сколько просили его прислать к нам хотя бы парочку стрелецких дружин - не шлет. Дань, видишь ли, велит собирать для казны… Неужели думает, что горстка храбрецов остановит богдойцев? Не остановит! Вот мы и нашли другой путь. Заманиваем к себе гулящих людей и делаем из них военных людей. Трофеи же берем у врага… И коней, и оружие, и многое другое. Прав твой Колька: нужно самим думать. Если война - бегите в тайгу, а лучше к нам. Ратные люди всегда требуются…