Вся она до горизонта была покрыта зарослями гаоляна. Опарин знал о большом значении этого злака для китайцев, как для русского пшеница или рожь. Его зерно они перерабатывали в крупу, в муку и спирт, а из соломы делали циновки. Ею же крыли крыши жилищ. Кроме того, гаолян шел на корм скоту. "Чудеса! - дивился Федор. - На носу зима, а урожай до сих пор не убран. Некому заняться?"
Вскоре все прояснилось. Когда казакам удалось выбраться из густых гаоляновых зарослей, их глазам открылась страшная картина. У края поля на взгорке, жалостливо постреливая и источая едкий дымок, догорали угли - остатки от трех десятков бывших деревенских фанз. Здесь же валялись обезображенные трупы людей.
- Маньчжуры!.. Маньчжуры! - указывая на пепелище, со страхом пролепетал Фан.
- Дело рук маньчжуров, - пояснил официальной переводчик Егорша Комар, прибывший не так давно из Иркутского городка, который, по слухам, знал не только китайский, но и многие другие азиатские языки и наречия. Комарша выучился им, прислуживая в доме иркутского ламы.
Фана настолько напугало увиденное, что он не захотел оставаться в страшном месте и, стегнув хворостиной лошадь, помчался прочь.
Снова впереди были леса, овраги и косогоры, усеянные голубыми цветами осенние поля и покрытые кочками, высушенные недавним летним зноем болотца, пока на десятый день пути, перевалив невысокую сопку, всадники не вышли к какому-то селению. Переехав вброд небольшой ручей, они слезли с лошадей и, взяв их под уздцы, пошли в сторону разбросанных среди деревьев жилищ, всем своим видом показывая, что пришли они с миром. Жители деревушки это, видно, поняли, потому стали без опаски выходить из своих лачуг.
Фан, отыскав глазами Егоршу, что-то быстро пролепетал.
- Азиаты! - перевел тот Опарину.
Навстречу казакам вышел какой-то седовласый человек.
Фан снова что-то пролепетал.
- Князь. Самый главный здесь, - перевел его слова Егорша.
Князь был широкоскулый и малорослый азиат, бороду которому заменяли несколько редких длинных волосинок. Его узкие глаза, похожие на щелочки бойниц, настороженно глядели на мир из-под нависших седых бровей. Словно не обращая внимания на теплую погоду, князь вышел к незнакомцам в наброшенной на плечи роскошной и подбитой драгоценными соболями шубе, а также в остроконечном лисьем малахае на голове, какие носили степняки и лесные люди. Видно, так полагалось князю, но, скорее всего, тот хотел показать свою принципиальную важность. Морщинистое лицо князя, украшенное шрамами, походило на старое и истрепанное холодными ветрами боевое знамя. Широкий кинжал с оленьим рогом, заменявшим рукоять, торчал у него за широким поясом.
3
Князь был стар, но, как и всякий пожилой воин, старался держаться молодцом. Мгновенно определив иерархию среди незнакомцев, он молча поприветствовал Федора поднятием руки. Тот в ответ отвесил князю глубокий земной поклон.
Некоторое время старик пристально глядел казаку в глаза, пытаясь проникнуть к нему в душу. О, он знал всю неоднозначность русских, среди которых много плохих людей, способных и обмануть, и ограбить, а то и руку на тебя поднять. Вот и хочется старику осознать истинную природу стоящих перед ним людей.
- Чего ищут русские в чужих землях? - так же пристально глядя Федору в глаза, спросил он. При этом не потребовался даже переводчик, так как князь довольно сносно изъяснялся по-русски.
- Да вот, пришли к вам с добрым словом… Хотим просить ваших собратьев вернуться на родную землю, - подивившись умению князя говорить на чужом ему языке, обнажил в улыбке свои крепкие зубы Опарин.
Князь недоуменно посмотрел на казака, но ничего не сказал, правда, щелки его лисьих глаз еще больше сомкнулись, так, будто он пытался примериться к словам казака. Так длилось несколько мгновений, пока вдруг старик не заговорил:
- По чину ли тебе, чужак, вести такие разговоры? Ведь ты даже не сказал, кто ты таков.
Федор понял, что оплошал.
- Вообще-то я Федор Петров Опарин, но для тебя проще будет называть меня Федька, - поторопился исправить он свою ошибку. - Чин у меня простой. Я личный посланник атамана Черниговского.
Князь покачал головой:
- Не слыхал о таком атамане. Поярка знаю, Хабара знаю, а этого нет.
- Так времена меняются! Сейчас Микифорка Черниговский - самый главный человек на Амуре. Он царский приказчик в Албазине, - просветил князя казак. - Говорить я буду от его имени Черниговского, а его слова выражают волю нашего царя-батюшки. - Федор немного помолчал, давая старику возможность переварить его слова. - А ты?.. Ты не даурский князь? - спросил он старика. Тот сделал важное лицо и кивнул головой. - Вот и славно! - воскликнул казак. - С тобой-то мне и велели говорить.
Появление русских не слишком обрадовало Лавкая, но согласно обычаю он должен был пригласить чужака в свой дом.
Привязав коня к старому вязу, возле которого трое двугорбых верблюдов, а по-азиатски - тэ-тэ, смачно жевали сено, Опарин проследовал за князем.
- Яшка, слышишь?! - напоследок крикнул он своему сподручнику Яшке Попову. - Киргиза на тебя оставляю, и смотри, чтоб детвора к нему под копыта не лезла, - заметив неподалеку стайку черноголовых карапузов, слетевшихся со всех сторон поглазеть на казаков, приказал он. - Не дай бог еще кого зашибет…
Этого статного, рыжего азиатского коня с черной гривой Федор купил у одного цыгана за десять золотых монет, дав в придачу еще и богатую турецкую брошь. Конь оказался с норовом, причем он и теперь недоверчив к людям, хотя нового хозяина признал. Правда, Яшке конь тоже дозволял кормить и водить на водопой, а так и лягнуть мог.
…Федор-то думал, князь приведет его в богатый терем, но увидел обыкновенную рубленую избу. Азиаты, пожив в свое время бок о бок с русскими, многому у них научились, в том числе и рубке домов в клеть. До этого большинство из них ютилось в землянках и жалких избах, крытых звериными шкурами, и только самые зажиточные ставили себе войлочные юрты, подобно их монгольским предкам.
В доме князя было несколько комнат с окнами, затянутыми бычьими пузырями, тогда как в соседних избах вместо окон присутствовали дыры, которые хозяева на зиму затыкали всем подряд. Живут как при царе Горохе, усмехнулся старшина. На Руси уже давно ставили в окна слюду, и едва ли не только в самых бедных деревнях пользовались подобными ухищрениями.
Князь ввел Федора и сопровождавшего его переводчика Егоршу Комара в горницу, пол которой был устлан богатым китайским ковром. Здесь же мужчины заметили два небольших окна, сквозь бычью плоть которых скупо пробивался снаружи дневной свет. На ковре - круглый низенький столик, рядом с ним - расшитые золотом атласные подушечки.
Стены тоже в коврах. На одном из них в окружении пистолетов, кинжалов и сабель висели два ружья - дульнозарядная фитильная аркебуза и кремневая фузея. Таким оружием пользовалась и русская армия. Здесь же находился котелок, зимой служивший для подогрева помещения.
Князь усадил гостей за круглый столик, потом сам опустился на ковер и что-то сказал стоявшим у дверей двум молодым вооруженным кинжалами охранникам. Тут же один из них юркнул в проем, и уже скоро в горницу стали по очереди входить княжеские слуги с угощениями. Первым выставили хмельное - глиняный кувшин с араком и к нему три маленькие фарфоровые пиалы. Следом внесли фрукты, вяленое мясо конины, азиатский сыр арсу, восточные сладости, приготовленного на пару сазана. Также поставили большую медную емкость-казан с еще булькающим варевом, видно, только снятым с огня. Тут же помещение наполнилось столь желанным съестным запахом.
- Мне б людей своих накормить, - машинально сглотнув слюну, произнес Федор. - Ты не бойся, князь, у нас есть деньги, - не желая ударить лицом в грязь, произнес он, отстегивая от пояса мешочек с серебром.
Князь остановил казака взмахом руки.
- Спрячь! - сказал он. - У нас не берут денег с гостей. Твоих людей и без того накормят, и о лошадях позаботятся.
Федора слова успокоили азиата, и он с легким сердцем приступил к трапезе. Перед тем как поднять стакан с водкой, он в мыслях пославил Отца и Сына и Святого Духа, потом Деву Богородицу. Вслух же пожелал здоровья хозяину дома и его родне. Ели в благоговейном молчании, и только переводчик Егорша нарушал тишину громким чавканьем.
Федора тяготила такая обстановка. За последние вольные годы он привык к бурным дружеским застольям с грубыми и бесстыдными речами, непристойным сквернословием, к смеху за столом, песням и хмельным пляскам. Иногда по пьяни бесчинствовали за игрой в кости, и колотили друг друга, пугая стоящих за их плечами ангелов Божьих, прекрасно помня о Страшном суде, так как бесы записывают их дела и поступки, передавая сатане. "Побойтесь Бога! - не раз повторял Гермоген, когда не мог обуздать казаков, отравленных бесконечной волей. - Когда-то, - говорил он, - иудеи сели в пустыне есть и пить. Объевшись и упившись, они начали веселиться и творить гадости. Тогда их поглотила земля".
Изредка Федор, опрокинув очередной стакан, все же открывал рот для похвалы.
Последним поставили перед гостями байдару - большой глиняный кувшин со слеваном. Этот азиатский напиток успели полюбить уже в Албазине. Дело нехитрое: кирпичный зеленый китайский чай, на крайний случай, разбор черного чая, шелунгу, истолочь в ступе, потом заварить в байдаре кипятком, влить туда кобылье молоко, положить несколько ложек сливочного масла и все посолить по вкусу. Какое-то время напиток "выслевывается", пока не станет темным. Бывает, вместо молока в чай клали сметану или сырые взбитые яйца. Для большой компании такой напиток готовился в деревянных кадушках, куда опускали раскаленные на огне камни, которые русские в шутку называли "жеребчиками".
- Добрый чаек, - отхлебнув из глиняной чашки заварку, похвалил Федор напиток, вызвав у Лавкая довольную улыбку.
Наевшись и отсев от стола, мужчины завели разговор, но сначала Федор спросил разрешения выкурить трубку.
- Ты говоришь, знал нашего Хабара? - заряжая чубук ядреным табачком, спросил он князя.
- Как же, встречались. Хороший воин и душевный человек, - вытерев рукавом халата измазанные бараньим жиром губы, произнес старик.
- Мне не довелось с ним встретиться, хотя и многое слышал о Хабаре, - признался Опарин. - Говорят, недавно помер… Где-то в Сибири, в своей вотчине.
Лавкая такое известие явно огорчило.
- Как помер? - не поверил он. - Он же богатырь… Может, кто отравил? Я слышал, у него в Москве были враги. - Князь вздохнул. - Эх, люди-люди, чего ж им неймется?..
- Слишком много никчемных людишек на свете развелось, - сказал Федор, доставая из кармана своих широких шаровар огниво. Подкурив, он сделал глубокую затяжку, и на щеках Федора появилась печать блаженства. - Расскажи, князь, как с Хабаром-то познакомился… - выпустив из легких клуб едкого дыма, неожиданно попросил он хозяина.
Князь на мгновение прикрыл глаза, как будто восстанавливая в памяти отдельные эпизоды.
- Хороший человек… Я говорил? - спросил он казака. Получив в ответ утвердительный кивок, продолжил: - Странно, конечно, так говорить о своем заклятом враге.
- Неужели он был твоим врагом? - удивился Опарин. - Чем же он так тебе насолил? Я слыхал, он хотел жить с тобой в мире и согласии, а ты убежал к маньчжурам.
Князь покачал головой.
- Ты ничего не знаешь, о, раб белого правителя, - произнес азиат. Разморенный сытной едой, он прилег на подушки, подперев голову рукой. - Мой народ очень маленький. Теперь представь, каково ему было жить в одной клетке с двумя могучими и свирепыми тиграми. Один неверный шаг - тут же попадешь в пасть. Не к тому, так к другому. В таких случаях приходится выбирать себе покровителя. Мы выбрали маньчжуров. Они рядом, у них большое войско. Много, много тысяч воинов - тебе понятно? Что ваша Москва! Она далеко. Ее и с самой высокой горы не увидеть. Можно ли на нее надеяться?
Федор даже поперхнулся, услышав такие слова.
- Глупый ты старик! - не удержавшись, воскликнул он. - Уже почти вся Европа лежит у ног нашего государя, а чего толку от твоих маньчжуров? Мы с нашими пушками такое можем сотворить… Вам мало не покажется!..
Лавкай как-то хитро посмотрел на казака.
- Слово - еще не дело, - усмехнувшись, произнес он. - Вот ты говоришь: пушки… Отчего ж вы тогда сдали маньчжурам Албазин, Кумарскую крепость? Я сам видел, как гибли ваши люди, а воины императора жгли и разрушали ваши селения. И ничего твои хваленые пушки не смогли сделать.
Федор нахмурил брови, проговорив:
- Ну, было, но ведь тогда и другое время стояло на дворе. Сегодня Русь уже не та, понимаешь, старик? Скоро на Амур прибудет огромное войско, которое встанет гарнизонами по всей границе. Хотя в принципе надо сначала установить эти пределы. Ты вот, князь, человек бывалый, но и ты не знаешь, где тут есть граница. Так ведь?
- Не знаю, - согласился тот.
- Нужен закон, а тогда будет и порядок. Пока же мы с маньчжурами друг к другу безнаказанно гуляем. Ладно б с миром, а так ведь… - Федор вдруг внимательно посмотрел на старика. - Разве ты, княже, не чуешь запах пороха? - спросил он его.
- Чую, чую, - кивнул тот. - Если уж русские вернулись на Амур, то обязательно будет война. Еще неизвестно, кто в ней победит. С Хабаром воевать - иное дело. Храбрый атаман! Жаль, врагами расстались, а то могли еще как подружиться. Ты просил меня рассказать о нем? - неожиданно спросил князь Федора. - Тогда слушай…
4
Лавкай никогда не забудет ту зиму 1652 года. Тогда Ярко Хабаров со своими людьми уже овладел азиатскими крепостями и велел платить дань русскому царю. Те упрямились и пытались договориться с атаманом, а тот все за свое: покоряйтесь, мол, а не то худо будет. Опять же, где надо, Хабаров применил силу. Многие князья в результате перестали сопротивляться и приняли власть белого царя, но только не Лавкай. Он не хотел ползать под пятой московского правителя. Думал, задобрит Хабара - кто же откажется от дорогих подарков? - и тот оставит его в покое. Вот и повез ему два мешка мягкой рухляди.
- Воро-о-та!.. Эй!.. Гой!.. гой!.. гой! - ранним морозным утром послышался громкий гортанный голос у крепостных стен Ачан-городка.
На высоком земляном валу тут же показался бородатый стрелец в зипуне и островерхой лисьей шапке с тяжелым фитильным мушкетом в руках.
- Кто такие? Чего надо? - сонно спросил он.
Разглядев внизу пару саней, запряженных по две лохматых лошади гуськом, стрелец снова спросил:
- Говорю, кто такие и с чем прибыли?
- Открывай же, русский! Большой князь едет. Поговорит с атаманом Хабаром, напишет грамоту, разберутся с данью, - послышалось в ответ.
Стрелец понял, что это за люди. Почесал заиндевелую бороду, пробурчал недовольно что-то себе под нос и пошел отворять ворота. Заскрипели полозья, и вот уже в клубах потного пара, шедшего от лошадей, в крепость въехали сани. Впереди их бежал посыльный, доложить атаману о прибытии гостей.
Ерофей находился в приказной избе. Он славно позавтракал и теперь пребывал в хорошем расположении духа. Усевшись за большой, сбитый из струганных сосновых досок стол, служивший одновременно и для обедов, и для казенной работы, Ерофей стал писать письмо якутскому воеводе. Подобную процедуру мужчина совершал часто. Он хотел держать начальство в курсе всех своих дел. Время от времени Ерофей брал в руки стоящий перед ним кубок с брагой и делал небольшой глоток. Брага была крепкой, круто заправленной лесными травами, и атаман довольно покрякивал.
Поодаль от него, у затянутого бычьим пузырем окна стояла молодая девица Фрося, служившая при атамане кухаркой, и серыми влюбленными глазами смотрела на хозяина. Широкоплечий и осанистый, с рыжей курчавою бородой, он выглядел моложе своих сорока двух лет. Может, порода такая, а может, все дело в сибирском морозе, который не дает состариться. Люб, ох и люб был Ерофей Фроське. Только все пустое. Разве мог он низойти до нее, дочери простого ленского плотогона? Да и жена у него где-то там, в Сибири, имелась, а Фроську он считал почти ребенком, шутя называл дочкой.
- Сам Лавкай с ними прибыл, атаманушка! - сообщив Хабарову о прибытии гостей, добавил вбежавший в приказную избу караульный.
- Так веди его ко мне! - приказал атаман. - Буду рад принять такого высокого гостя.
"Может, опомнился князь, и по примеру других азиатских правителей тоже решил принять власть нашего царя? - подумал он. - Больно Лавкай упрямый. Быком уперся - и с места не сдвинешь. Ничего не боится - ни угроз атамановых, ни царского окрика. Лучше умру, говорит, чем покорюсь вам, проклятым русским…"
Вскоре тяжелая сосновая дверь вновь отворилась, и в избу вместе с клубами морозного воздуха ворвался чужой дух, то есть Лавкай, явившийся в сопровождении двух молодых сподручников.
- Здорово, князь! - вставая с широкой березовой скамьи, поприветствовал его Ерофей и отвесил правителю земной поклон. - Давненько мы с тобой не виделись…
- Да как же? На прошлой неделе, - приложив правую руку к сердцу и чуть склонив голову, произнес князь. Он уже давно жил рядом с русскими и потихоньку выучил их язык. Правда, порой ему не хватало чужих слов, и тогда он пытался все объяснить жестами.
"Он прав, хитрый лис", - подумал атаман. На прошлой неделе они случайно встретились на лесной тропе, когда Ерофей с отрядом казаков на лошадях возвращались из Кумарского острога. Князь тоже был не один, а с небольшой конной дружиной.
- Как, князь, будешь платить дань? - спросил Лавкая Хабаров. - Ведь, считай, уже все ваши князья покорились русскому царю. Только ты упрямишься. Смотри, рассердится наш государь - и тогда пеняй на себя…
Может, хоть на этот раз они договорятся, подумал атаман, предлагая князю отдохнуть с дороги и принять угощение.
- Фроська! Быстро распорядись со жратвой! - приказал он стряпухе, и та заметалась по избе.
- Вот сейчас мы с вами и отведаем бражки. Я ведь, Лавкай, еще никогда тебя ею не угощал, так ведь? - потирая руки, весело проговорил Ерофей, усаживая гостей за стол.
- Не надо бражки. Я не из-за еды приехал, а просто подарки привез, - пытался остановить атамана Лавкай.
Лавкай сделал знак, и его сподручники вытряхнули на тесовый пол содержимое двух мешков - шкурки серебристого и черного соболя, маленьких белок со стальным отливом, шелковистых горностаев, рыжеватых колонков. Еще присутствовали две шкуры чернобурки и большая - медведя.
У Ерофея загорелись глаза, когда он увидел подобное богатство. Он знал, мягкая рухлядь ценилась во всем мире наравне с золотом.
- Принимай, атаман, подарки. Очень уж я тебя люблю, - сверкнув хитрыми лисьими глазками, произнес Лавкай и низко поклонился Ерофею.
Атаман задумчиво погладил свою рыжую бороду.
- Спасибо, князь, но мне таких подарков не надо, - нахмурившись, сказал он, и вдруг усмехнулся. - Понимаю твое желание задобрить меня, чтобы не платить нашему царю дань. Не выйдет! Я государев человек, и покупаться на твои цацки не намерен. Если не хочешь, пес, получить по мордасам, то забирай свои шкуры назад.
В расстройстве Ерофей подхватил с письменного стола кубок с остатками браги и выплеснул ее себе в глотку, после чего, утерев бороду кулаком, начал ходить по горнице, размахивая полами поддевки.
Лавкай ничего не понимал, а только стоял посреди избы и растерянно глядел на атамана.
- Так ты будешь платить дань, в который раз тебя спрашиваю? - схватив князя за грудки, зло проговорил Ерофей.