Вишенка. 2 том - де Кок Поль 7 стр.


Но обморок Вишенки, происшедший от сильного душевного волнения, не был продолжителен; она уже пришла в себя, когда Петард прибежал с бутылкой масла, которое он хотел дать ей понюхать.

- Убирайся с твоим маслом, ты более не нужен… ступай курить к окну, - говорит ему Сабреташ.

- Разве барышня теперь здорова?

- Да! Все прошло… оставь нас в покое.

И Сабреташ заталкивает своего старого товарища в другую комнату и затворяет за ним дверь. Потом возвращается к плачущей Вишенке и говорит:

- Как же вы решаетесь, поступить, дитя мое?

- О, друг мой… если бы я могла уступить его просьбам… если бы я могла быть его… это было бы такое счастье. Но вы знаете так же хорошо, как и я, что этот союз невозможен, что я не могу быть его женою.

- Но, если он знает… ваше прошлое… если, несмотря на это, он хочет на вас жениться?

- Нет, я не все ему рассказала… есть нечто, в чем я не имела сил ему признаться, я бы умерла от стыда и горя, если бы он узнал.

- Но… он никогда не будет знать… ни вы, ни я ему не расскажем, следовательно, для него как будто ничего и не было.

- О, друг мой, не говорите мне этого, не старайтесь поколебать мою решимость. А если из-за какого-нибудь непредвиденного случая ему придется узнать об этом позоре… не будет ли он вправе тогда проклясть, прогнать меня?

- Конечно, и я говорю вам только, что он может никогда ничего не узнать; я не советую вам поступать так, чтобы вы могли после раскаиваться… Но все равно… бедный молодой человек… отвечайте ему сами… это будет лучше, нежели, чтобы написал я.

Вишенка садится к письменному столику, но решительно не знает, что написать Леону. Она начинает десять писем, но ни одно ей не нравится, в каждом из них слишком много любви к Леону. Наконец, она написала следующее:

"Вы все еще меня любите… меня, которая так мало достойна вашей любви. Если бы вы знали, как трогает меня ваша любовь, вы бы пожалели, что я должна оттолкнуть от себя счастье, которое превышает собою все, что когда-либо грезилось мне в моих мечтах. Но чем больше вы мне говорите о любви, тем более я сознаю, что недостойна вас, и потому еще раз повторяю вам: нет, я не могу быть вашей женою, я не могу носить ваше имя!.. Мое прошлое мне не дозволяет… не хочу, чтобы вы краснели за меня… Прощайте, пожалейте меня".

Вишенка подписывает свое имя и передает письмо Сабреташу, который, прочитав его, одобрительно кивает. Потом Вишенка запечатывает его, и старый воин, взяв свое кепи, отправляется на почту.

Сабреташ возвратился поздно. Он долго ходил по бульвару, чтобы развеять свои мысли. Он нашел Вишенку печальною, но покорившейся своей участи. Она теперь знала, что Леон ее любит, и это служило ей утешением.

Пожав руку Вишенке, Сабреташ удалился в свою комнату, отворяя дверь, он увидел Петарда, стоявшего у окна с бутылкой масла в руках. Уходя из дома, он совершенно забыл, что оставил его здесь.

- Как, ты до сих пор не ушел?

- Конечно. Ты мне сказал: "Стой у окна!" и я стою… я не имею привычки оставлять свой пост, а ты не приходил отпустить меня….

- Бедный Петард! Но поставь же на место бутылку с маслом.

- Масло больше не нужно Агате?

- Нет, нет, все прошло… можешь идти спать, приятель.

- Что такое было в том письме, что оно вас обоих так взволновало?.. Если тебе нужны деньги… ты знаешь, у меня есть сто пятьдесят франков… они целы… я их не истратил…

- Благодарю, мой добрый Петард… благодарю… ах, в деньгах у нас теперь нет недостатка.

- Может быть, тебе нужно достать что-нибудь, чего здесь нет, то я готов идти хоть за тысячу лье за этим.

- О, я уверен в твоей преданности, но тут, к несчастию, ни ты, ни я ничем помочь не можем. Иди спать, Петард.

XXXVIII. ПРИКАЗЧИК ИЗ МАГАЗИНА ГАЛАНТЕРЕЙНЫХ ТОВАРОВ

Посланье Леона Дальбона снова изгнало мир из жилища Сабреташа. Вишенка, несмотря на то, что все силы употребляла, желая казаться спокойной, только и думала, что о любви к ней Леона Дальбона, любви, такой чистой, истинной, которую ока вынуждена была отвергнуть.

Сабреташ никогда не упоминал имени Леона, но грустил, видя, как Вишенка страдает.

Петард, не смея ни о чем спрашивать, ограничился одними своими наблюдениями за девушкой. Если он видел, что Вишенка менялась в лице или подносила руку ко лбу, тотчас бежал за бутылкой с маслом, воображая, что она сейчас упадет в обморок.

Однажды вечером с пятого этажа донесся довольно сильный стук.

- Кажется, сосед возвратился, - сказал Сабреташ.

- Какой сосед? - спросил Петард.

- Тот самый, который встречался с тобой на лестнице и у которого ты видел только кончик его носа.

- А, тот, что все время зяб? Я его больше не встречаю.

- Он надолго отсюда отлучался, но шум, который мы слышим, доказывает, что он возвратился, впрочем, может быть, квартиру сдали другому. Надо осведомиться об этом у привратника.

Вишенка давно забыла таинственного соседа; письмо Леона Дальбона изгладило в ее душе все прочие воспоминания, и она равнодушно слушала, что говорилось о человеке, не так давно возбудившем ее опасения. Что могло страшить ее теперь, когда она уже отказалась от своего счастья?

На другой день Сабреташ сказал Вишенке:

- А ведь жилец пятого этажа действительно возвратился.

- Так он уезжал?

- Да, он уезжал недель на шесть в деревню, но, должно быть, деревенский воздух не пошел ему на пользу. Привратник говорит, что господин Жульен возвратился оттуда бледный, больной и теперь совсем не выходит из своей квартиры.

- Бедный молодой человек! Есть при нем кто-нибудь?

- Нет, вероятно, он этого не желает. По словам привратника, он, кажется, человек состоятельный и, если бы захотел, мог бы нанять прислугу.

- Действительно, почему не нанять кого-нибудь, чтобы за ним ухаживали?

- Значит, не хочет. Но, вероятно, привратник многое прибавляет. У соседа нашего, может быть, всего лишь насморк.

Прошла неделя, и Сабреташ опять говорит Вишенке:

- А ведь сосед-то наш действительно болен. Я сейчас встретил привратника, который нес ему теплое питье, и он сказал мне, что молодой человек уже не встает с постели.

- Ах, боже мой! - вскрикивает Вишенка. - И при нем все нет никого?

- Он даже запретил, чтобы к нему позвали доктора.

- Очень странно. Если бы я знала, что могу хоть чем-нибудь помочь, я бы пошла к нему. Это не было бы неприлично, друг мой?

- Конечно, нет, соседи должны всегда помогать друг другу, но если этот человек не желает никого видеть, даже пригласить доктора, то что же мы тут можем сделать?

- Это правда, и тем более, что мы незнакомы с этим молодым человеком, но, друг мой, не можете ли вы справляться каждый день о его здоровье у привратника?

- Я так и хотел сделать. Мне, так же как и нам, дитя мое, грустно знать, что возле нас живет страждущий человек, а я не могу пойти и сказать ему: "Располагайте мною".

Прошло еще четыре дня, Вишенка уже сама ходит к привратнику утром и вечером спрашивать о здоровье соседа. На пятый день она находит привратника заметно обеспокоенным.

- Сударыня, - говорит он ей, - я очень тревожусь… господину Жульену гораздо хуже. Он едва говорит и ничего не ест, не захотел даже пить теплое питье, которое я ему приносил. Если этот молодой человек умрет, то меня будут осуждать, почему я не позвал к нему доктора. Прошу вас, сударыня, пойдите к нему вместе со мною. Вы мне скажете, как вы находите его состояние, и потом, может быть, он вас будет слушаться больше, чем меня. Женщины умеют обращаться с больными.

Вишенка охотно поднимается с привратником на пятый этаж.

Привратник входит первый в квартиру молодого человека, а Вишенка, чувствуя, что она дрожит и смущается, говорит ему:

- Я подожду здесь, в прихожей, пока вы сходите навестить больного и спросите у него, позволит ли он мне войти.

Привратник идет в другую комнату и возвращается оттуда на цыпочках, говоря:

- Он, мне кажется, спит… я не посмел его разбудить.

- О! Вы очень хорошо сделали.

- Если бы вы могли немного подождать здесь… я должен идти, потому что внизу нет никого.

- Идите, идите, не стесняйтесь, я могу здесь остаться, когда я услышу, что он шевелится, я войду к нему.

- И вы тогда увидите, должен ли я сходить за доктором.

- Да… да, я вам тогда скажу, ступайте же.

Привратник удалился, и Вишенка осталась одна в квартире молодого больного. Она с любопытством осматривается и видит, что в комнате, где она находится, мало мебели, но обстановка слишком красива для квартиры приказчика, и Вишенка говорит себе: "Это комната светского молодого человека, а не приказчика… очень странно!.. Все здесь показывает достаток. Зачем он нанял комнаты на пятом этаже… и не желает иметь при себе сиделку… Верно, он несчастлив и не хочет выздороветь. Может быть любовь, причина его болезни… о, тогда он прав… ему не нужен доктор".

Девушка погружается в свои мечты, и тихая грусть овладевает ее сердцем. Она думает о Леоне Дальбоне, о том, что он страдает от любви к ней, и при этой мысли лицо ее орошается слезами… она забывает о больном, но легкий шорох в соседней комнате возвращает Вишенку к действительности. Она поспешно встает и идет к больному.

В комнате, в которую она тихо вошла, очень темно. Осторожно ступая, подходит Вишенка к кровати… больной лежит, тяжело дыша, лице его повернуто в ее сторону.

Вишенка видит это бледное худое лицо… дрожит… приближается… и с горестным криком падает на колени перед кроватью.

- Леон! Милый Леон… вас ли это я вижу?

Леон Дальбон, так как это был действительно он, кто под именем господина Жюльена занимал комнаты пятого этажа, услышав звуки милого ему голоса, открывает глаза и видит перед собою на коленях ту, которую любит. Она простирает к нему руки, словно моля о прощении. При виде Вишенки легкий румянец появляется на его щеках, он говорит едва слышным голосом:

- Да, это я. После вашего последнего отказа… я приехал сюда… чтобы, по крайней мере, умереть возле вас.

- Умереть… о, нет… нет… вы не умрете, моя любовь возвратит вас к жизни.

- Я вам сказал, что не могу жить без вас… вас это не тронуло, следовательно, мне остается только умереть.

- О, не говорите так, Леон… не думайте, что я не люблю вас… с этой минуты я ваша, я вас больше не покину… Я не допущу, чтобы вы умерли… нет… судьба моя в ваших руках… приказывайте… я принадлежу вам, но живите… живите для меня.

- Правда ли это? Вы согласны?.. Вы будете моей женою?

- Я согласна на все, только живите… О, я не хочу вас потерять.

И Вишенка, обняв больного, прижимает горящие губы к его лбу. Леон в упоении, но он так слаб, что не в силах перенести счастья, глаза его снова закрываются. Вишенка дает ему понюхать спирту и, когда он приходит в себя, заставляет его выпить укрепляющих капель. Он теперь не отказывается от лекарств, и радость, которою наполнено его сердце, придает его глазам новый блеск.

Уже почти час прошел с тех пор, как они вместе, но они не чувствуют, как идет время. Наконец появляется привратник и, отворив тихо дверь, спрашивает:

- Нужен ли доктор, сударыня?

- Нет, нет… но принесите самого крепкого горячего бульона, он его выпьет.

- Как, сударыня, вы уговорили его наконец съесть чего-нибудь? Не говорил ли я, что женщины умеют лучше нас обращаться с больными.

Вишенка хотела принести все, что нужно для больного, но Леон умолял не оставлять его. Ему казалось, что в это мгновение исчезнет его мечта, что с уходом девушки улетит и его счастье.

Привратник, по приказанию молодой девушки, приносит крепкого бульона и бутылку старого вина. Леон не отказывается ни от чего, что подает ему та, которую он любит, и скоро чувствует себя гораздо лучше. Болезнь его происходила от душевных страданий, и поэтому, когда исцелили его сердечные раны, силы телесные стали быстро возвращаться.

Вернувшись домой вечером, Сабреташ очень удивился, когда привратник ему сказал:

- Ваша племянница наверху, у вашего соседа на пятом этаже.

- Ах, черт возьми! Разве ему сделалось хуже, этому бедному молодому человеку?

- Напротив, ему гораздо лучше. В состоянии его здоровья произошла удивительная перемена, и этим он обязан вашей племяннице… Не понимаю, что такое она сделала, что он так скоро поправился, просто чудеса!

Сабреташ проворно взбежал по лестнице и очутился у дверей квартиры соседа, дверь была не заперта. Он вошел в первую комнату, в ней никого не было, но во второй комнате виднелся свет. Он тихо постучался в дверь, и голос Вишенки произнес: "Войдите".

Едва успел старый солдат сделать несколько шагов, как молодая девушка, подбежав, бросилась к нему на шею, говоря:

- Друг мой!.. Этот больной… этот молодой человек, это был он… господин Леон!.. О, нет, просто Леон… он не хочет больше, чтобы я его называла господином Леоном. Он умирал здесь от горя… от отчаяния, что я не хочу стать его женою… но теперь я принимаю его предложение… я согласилась на все, что он хочет… я хорошо поступила, не правда ли? Я не должна была допустить, чтобы он умер.

Вишенка проговорила все это, плача, смеясь и целуй своего друга. Сабреташ, растроганный, едва верит тому, что слышит. Наконец, подойдя к постели, он узнает Леона Дальбона, который, протягивая ему руку, говорит слабым голосом:

- Да, милостивый государь, я поселился в одном доме с вами, чтобы видеть ее, чтобы узнать, не любит ли она другого. Когда я уверился, что у нее нет обожателя, я написал вам письмо, надеясь на этот раз иметь успех. Ответ Агаты поверг меня в отчаяние. Я возвратился в этот дом, желая хотя бы умереть близ нее; я скрывался от вас, боясь, чтобы вы не уехали отсюда, узнав, что я живу в одном доме с вами. У меня уже не было более сил, чтобы следовать за вами.

- О! Друг мой… слышите? Он думал, что мы бы его здесь покинули… больного… страдающего!

- Я думал, что вы не любите меня… Милостивый государь, Агата согласилась выйти за меня замуж, могу ли я надеяться, что вы не будете противиться нашему браку?

- Я всегда желал только счастья моей девочке, - отвечал Сабреташ, сжимая руку Леона. - Я видел, как она была несчастна, отвергая вашу любовь. Теперь, чтобы возвратить вас к жизни, она повинуется голосу своего сердца. Выздоравливайте скорее, тогда, я надеюсь, мы все будем счастливы, потому что я сам был несчастлив, видя, как Агата грустила, хотя она и старалась мне этого не показывать.

Ничто не восстанавливает так скоро здоровье, как сердечная радость и душевное спокойствие. Через неделю после этого разговора Леон Дальбон был уже в состоянии выйти из своей комнаты, и теперь он стал навещать Вишенку.

Выздоровев, молодой человек спешил все приготовить к свадьбе, он только о том и говорил со своей невестой, когда же она, слушая его, делалась серьезна и задумчива, Леон спрашивал:

- Разве мысль сделать меня счастливым неприятна для вас? Разве вы сожалеете, что скоро соединитесь со мной навеки?

- Сожалею? О, нет… скорее страшусь… вдруг я не сделаю вас счастливым?..

- Это невозможно.

- Наконец… если… вспоминая мои прежние ошибки..

- Ах, как дурно вы обо мне думаете, если вы этого опасаетесь.

- Нет, нет… я верю в вашу доброту, великодушие но… если бы вь! знали…

- Ни слова больше об этом, или я подумаю, что вы меня не любите.

XXXIX. СВАДЬБА

День свадьбы назначен. Леон накупил Вишенке восхитительных нарядов, хотя она и заявила ему, что будет всегда одеваться очень просто, но господин Дальбон богат и щедр, приходится волей-неволей делать честь его подаркам, а какая женщина не станет наряжаться, если ее об этом просят?

Однажды Петард застал Вишенку в подвенечном платье, которое она надела примерить. Он остановился перед нею, ослепленный ее красотой. В этом наряде девушка была похожа на одну из тех прелестных нимф, которых создает наше воображение.

- Как вы меня находите, господин Петард? - спросила Вишенка, улыбаясь.

- Как я вас нахожу? Вы более чем прекрасны… вы… у меня нет слов, чтобы выразить мою мысль. Но к чему вы так нарядились? Разве вы хотите играть в театре?

- Она выходит замуж, - ответил Сабреташ, ударив по плечу старого товарища.

Петард слегка бледнеет, закусывает губы и старается улыбаться, говоря:

- Замуж… а! В самом деле… я думал, что это не в привычке… то есть что замужество не во вкусе барышни.

- Любезный друг, часто случается, что непредвиденные обстоятельства совершенно изменяют наши намерения и предположения. То, что выпало на долю моей дорогой девочке, происходит только в волшебных сказках. Судьбе, кажется, угодно возвести ее на высшие ступени общества! Мы бы с тобой не поверили, если бы нам кто-нибудь предсказал, что та, которую я выдавал за свою племянницу, сделается богатой барыней, будет иметь свой замок, поместье, карету и толпу слуг.

- Возможно ли это!..

- Она выходит замуж за молодого красавца, хорошей фамилии, который даст своей жене все то, что я тебе сказал…

- Неужели!.. О, если так… то я понимаю… понимаю, что барышня согласилась выйти за него… конечно, я не мог бы предложить моей супруге ничего подобного. Я рад, что наша барышня будет счастлива, только одно мне грустно, что теперь я более не осмелюсь раскланяться при встрече с нею.

- О, что вы говорите, господин Петард? Вы не хотите более подходить ко мне, потому что я буду богата… ах, как это нехорошо с вашей стороны… вы старый товарищ моего благодетеля, вы, который однажды с таким благородством выручил его из беды.

- Я, сударыня, что вы! Когда же это?

- О, не запирайтесь, я все знаю. Когда обстоятельства наши поправились, Сабреташ мне все рассказал.

- Не думал я, чтобы Сабреташ был такой болтун.

- Разве дурно помнить добро, которое нам сделали? Вы всегда будете моим другом, господин Петард, и я уверена, что и муж мой будет просить вашей дружбы. Леон не горд. Те, которые принимают во мне участие, всегда могут рассчитывать на его расположение.

- Кто такой этот Леон? - бормочет Петард, обращаясь к Сабреташу.

- Это тот молодой человек, который женится на Агате. Леон Дальбон… очень красивый молодой человек.

- Красив, говоришь ты! Лучше меня?

- Нечем было бы ему хвастаться, если бы он был похож на тебя.

- Тебе трудно угодить. Но странно, что я никогда не видел этого господина… где он скрывался?

- Здесь наверху… Это тот самый человек, с которым ты встречался на лестнице, он еще всегда так плотно закрывался.

- Видишь, что я был прав, говоря, что тут есть какая-то тайна… Человек, показывающей только кончик своего носа…

- Господин Леон непременно придет вечером, оставайся у нас, наконец ты увидишь его лицо.

- Ты думаешь, я не буду помехой?

- Когда я тебя приглашаю, то уж конечно.

- Так я останусь.

Леон явился довольно скоро, и Сабреташ, представляя ему Петарда, говорит:

- Это мой верный друг и товарищ.

- И мой также, - Вишенка улыбается. - Я вам рассказывала о нем.

Назад Дальше