Выйдя наружу, они приладили заплатки с помощью тех же листьев тростника. Не заделанными остались две дырки на самом верху, куда не мог добраться даже рослый Джондалар. Лезть на крышу они не решились, боясь, что та не выдержит их веса. Было необходимо придумать, как залатать прорехи. В последний момент путники вспомнили, что надо бы набрать воды для питья и приготовления пищи.
В лачуге Джондалар обнаружил, что может дотянуться до потолка, и они решили заделать дыры изнутри. Завесив вход шкурой мамонта, Эйла оглядела полутемное помещение, освещаемое лишь пламенем костра. Воздух уже начал прогреваться. Снаружи шел дождь, а здесь было сухо и тепло, хотя от высыхающих вещей уже повалил пар, а дымовой трубы в этом летнем сооружении не было. Дым обычно уходил через щели в стенах и потолке.
Хотя лошади предпочитали быть на открытом воздухе, но, взращенные людьми, они привыкли также находиться внутри жилища, пусть даже пропахшего дымом. А теперь животные, казалось, были рады, что защищены от потопа. Эйла положила камни в костер, затем они насухо вытерли лошадей и Волка.
Пришлось развернуть все свертки и тюки, чтобы посмотреть, не промокли ли вещи. Обнаружив сухую одежду, они переоделись и сели у костра, чтобы попить горячего чая, пока готовилась пища. Заметив, что дым стелется по потолку, люди проделали в стене отверстия, отчего и воздух стал чище, и внутри посветлело. Как хорошо было наконец расслабиться. Они даже не осознавали, как велика была их усталость. Задолго до темноты они залезли в еще чуть влажные спальные меха.
Но, несмотря на утомление, Джондалар не мог уснуть. Он вспоминал быстрое и коварное течение Сестры, ощущая тревогу при мысли о предстоящей переправе через нее с женщиной, которую любил.
Глава 21
В покинутом летнем стойбище Эйла и Джондалар провели двое суток. Утром третьего дня дождь прекратился. Тяжелая черная туча развалилась, и в полдень в просвете белых облаков засияло солнце. Свежий ветер подул вначале в одну сторону, затем в другую, как бы пытаясь решить, какое направление является лучшим.
Большинство вещей было уже высушено; они открыли вход, чтобы окончательно подсохли громоздкие, вобравшие много воды шкуры и вообще все проветрилось. Некоторые кожаные вещи ссохлись, но, по сути, не пострадали, и им можно было придать прежнюю форму. Иначе обстояло с плетеными корзинами. Высыхая, они потеряли форму и начали покрываться плесенью. Под тяжестью груза разбухшие от воды волокна в некоторых местах растянулись и лопнули. Эйла решила сплести новые, хотя осенние травы и растения не очень подходили для этого. Когда она сказала об этом Джондалару, он произнес:
- Эти корзины все время беспокоили меня. Каждый раз они намокали, если мы переправлялись через глубокие реки, не развьючивая лошадей. Лодка и волокуша изменили положение. Можно было просто перевезти груз в лодке, а на равнине использовать волокушу. Дальше наш путь пройдет в основном по равнине, но встретятся и леса, и горы. А там, как и в этих горах, волокуша и лодка будут скорее обузой. Когда-нибудь нам придется отказаться от них, но для этого нужны корзины или сумки, которые не намокают, когда лошади переплывают реку. Можешь ты сделать такие?
Эйла, нахмурившись, сказала:
- Ты прав. Они промокают. Когда я их делала, я еще не знала, что придется преодолевать столько рек. Те, через которые я переправлялась раньше, были неглубокими. - В раздумье она наморщила лоб, затем вспомнила о первой сделанной ею корзине. - Я вначале не пользовалась такими. Когда понадобилось, чтобы Уинни везла что-нибудь, я сделала большую корзину. Я попробую сплести нечто похожее. Было бы проще, если бы мы шли пешком, но… - Эйла закрыла глаза, чтобы яснее представить себе. - Может быть, удастся сделать корзины, которые можно будет закреплять на спинах лошадей при переправе… Нет, ничего не получится, если мы в это время будем верхом… Но что, если закрепить это на крупе лошади позади всадника… - Она взглянула на Джондалара: - Я попробую сделать кое-что.
Они собрали тростник, ивовые прутья, длинные тонкие еловые корни и еще многое другое по выбору Эйлы. Примеряя различные конструкции к Уинни, Эйла и Джондалар целый день возились с корзиной. К вечеру у них получилось нечто вроде седельной сумки, в которой можно было перевозить вещи, когда Эйла ехала верхом, и которая не промокала при переправе. Такую же сумку они начали делать и для Удальца. Поскольку все уже было продумано, она получилась довольно быстро.
Вечером ветер сменил направление и принес северный холод, быстро отогнав облака на юг. Когда сумерки перешли в ночь, небо почти очистилось, но стало морозно. Они собирались ехать утром, а пока решили перебрать вещи и кое от чего избавиться. Прежние корзины были более вместительными, чем седельные сумки. Они разложили все, что у них было.
Эйла показала на кусок бивня мамонта, на котором была вырезана карта первой половины пути.
- Нам это больше не нужно. Земля Талута осталась далеко позади. - В ее голосе звучала печаль.
- Ты права. Это нам не нужно. И все же не хочется ее бросать… - Джондалар поморщился при этой мысли. - Было бы интересно показать карту, которую сделали Мамутои, к тому же она напоминает мне о Талуте.
Эйла понимающе кивнула:
- Если у тебя есть место - возьми, но это бесполезный предмет.
Оглядев вещи Эйлы, Джондалар поднял таинственный сверток, который видел прежде.
- Что это?
- Это то, что я сделала прошлой зимой. - Отбирая сверток, ответила Эйла и отвернулась, чтобы он не видел, как она покраснела. Она засунула сверток под кучу уже отобранных вещей. - Я оставлю здесь мою летнюю одежду, она в пятнах, да и достаточно изношенна. Буду носить зимнее. Это освободит место.
Джондалар бросил на нее быстрый взгляд, но ничего не сказал.
* * *
Когда они проснулись, было холодно. Изо рта шел пар. Эйла и Джондалар быстро оделись и разожгли костер, чтобы согреть воды для чая. Затем стали упаковывать спальные вещи. Потом они вышли наружу и замерли. Тонкий покров инея преобразил окружающие горы. Они сверкали и переливались под утренним солнцем. Мороз превратил каждую каплю воды в призму, преломляющую свет и создающую радугу. Но все эти эфемерные драгоценные камни вновь напомнили им, что лето было лишь цветовой вспышкой в белом мире, где властвовала зима.
Когда все было уложено, Эйла оглядела летнее стойбище, которое так гостеприимно приняло их. Оно казалось еще более ветхим, так как они чуть ли не до основания разобрали лачуги поменьше, чтобы поддержать костер, но эти неуклюжие строения долго бы не простояли. И она еще раз порадовалась, что они наткнулись на них, когда нуждались в укрытии.
Они продолжали двигаться на запад, к реке Сестре, спускаясь на следующую террасу, - с этой высоты была все еще видна степь на другом берегу бурной реки. Это дало им возможность разглядеть панораму местности и определить, насколько разлилась река. Во время половодья река достигала десяти миль в ширину. Дальнейшему разливу препятствовали горы как с этой, так и с той стороны.
В отличие от степей площадь поймы была покрыта болотами, маленькими озерами, поросла лесом и кустарником. Хотя деления на рукава не было, это все напоминало Эйле дельту реки Великой Матери. Ивняк и прочий кустарник, казалось, тянулся прямо из воды, служа тем самым ориентиром, до какой высоты доходила вода во время дождей и сколько почвы уносил с собой быстрый поток.
Эйла обратила внимание на окрестный пейзаж, когда Уинни перешла на шаг, поскольку ее копыта стали утопать в песке. Небольшие речки проложили глубокие русла среди песчаных дюн. Лошади вязли, поднимая тучи песка, но продвигались вперед.
Под вечер, когда слепящее солнце клонилось к земле, мужчина и женщина стали подыскивать место для стоянки. Подъехав ближе к пойме, они заметили, что мелкий песок несколько изменился. Верхние террасы состояли из лёсса, но порой половодье доходило и до них. Тогда к лёссу добавлялась глина, и это укрепляло почву. Когда они увидели степные травы, растущие вдоль речки, одной из многих, стекающих с гор к Сестре, то решили остановиться.
Закрепив шатер, они разошлись в разные стороны, чтобы добыть какой-нибудь еды. Эйла взяла Волка, тот побежал впереди и вскоре вспугнул стаю белых куропаток. Волк бросился за одной из них, а Эйла из пращи убила другую. Эйла не возражала, что Волк держит в зубах добытую им дичь, но, когда он отказался отдать ей куропатку, она возмутилась. Хотя одной жирной куропатки им хватило бы, она хотела приучить Волка делиться своей добычей с ними, ведь кто знает, что их ждет впереди.
Она еще не полностью осознавала, но резкий ветер напомнил ей, что зимой они будут идти по неведомой земле. Люди, которых она знала, то есть Клан и племя Мамутои, редко уходили далеко в суровые зимы ледникового периода. Они селились в местах, защищенных от жгучего холода и снежных бурь, и ели то, что запасли летом. Мысль о Путешествии зимой угнетала ее.
Джондалар убил большого зайца, которого они решили оставить про запас. Эйла хотела зажарить птиц на вертеле над огнем, но в открытой степи возле реки рос только чахлый кустарник. Оглядевшись, она заметила пару рогов разного размера и явно от разных животных. Хотя рога сломать было труднее, чем дерево, но, используя острые ножи и небольшой топор, они все же раскололи их. Одну часть Эйла использовала как вертел, а отломанные отростки - как вилки для вертела. После чего она решила, что надо оставить эти предметы у себя, тем более что рога загорались с трудом.
Эйла отдала Волку его часть поджаренной куропатки. Добавила несколько вареных больших корней тростника, которые выкопала на берегу речки, и съедобные грибы, собранные ею на лугу. Поев, они сидели у костра и смотрели на темнеющее небо. Дни становились короче, и потому они уставали не так сильно, особенно с тех пор, как появилась возможность ехать верхом среди открытых пространств.
- Дичь была хороша, - сказал Джондалар. - Мне нравится вот такая хрустящая корочка.
- Как раз в это время года они становятся упитанными и жирными. Перья уже изменили цвет, и на груди вырос густой пух. Я хотела бы взять его с собой. Пригодится что-нибудь набить. Пух куропаток очень хорош для спальной подстилки, но у меня нет места.
- Возможно, мы сделаем это через год. Зеландонии тоже охотятся на куропаток, - сказал Джондалар, намекая на то, что конец пути уже недалек.
- Это было любимое блюдо Креба.
Джондалар увидел, что она загрустила, и заговорил, надеясь отвлечь ее от мрачных мыслей.
- Есть даже куропатки - не у нашего селения, а к югу от нас, - которые не меняют окраску на белую. Круглый год они выглядят как летом. А на вкус они такие же, как эти. Люди, которые живут там, называют их красными куропатками и используют их перья для украшения головных уборов и одежды. Они делают специальные наряды для церемонии "Красная Куропатка" и в танце подражают птицам, ступая так, как это делают самцы, стараясь очаровать самок. Это часть их праздника Великой Матери. - Он остановился, но она по-прежнему молчала. Тогда он продолжил: - Они охотятся на птиц сетями и добывают их сразу в большом количестве.
- Я подбила одну из пращи, а другую добыл Волк, - нехотя откликнулась Эйла.
Джондалар решил, что у нее нет желания разговаривать, и они сидели, молча глядя на костер. Наконец она произнесла:
- Помнишь палку, которую бросала Бреси? Хотелось бы узнать, как пользоваться ею. Так можно убить сразу несколько птиц.
Похолодало, и они с удовольствием забрались в шатер. Хотя Эйла была необыкновенно молчаливой и грустной, она тепло ответила на прикосновение Джондалара, и его перестало волновать ее необычное настроение.
Утром подул северный ветер, и земля вновь засверкала кристалликами изморози. Вода в речке была холодной, но умывание очень освежило их. Еще вечером они положили не освежеванного зайца в горячие угли и сейчас сняли обгоревшую шкуру; обычно жилистое и тощее, мясо зайца благодаря толстому слою зимнего жира стало нежным и сочным. Это была лучшая пора для охоты на зайцев.
Они ехали рядом по высокой траве и иногда перебрасывались репликами. Им попадалось множество мелкой живности, но большие животные были на том берегу реки: они видели небольшое стадо мамонтов-самцов, идущих на север, позднее - стадо сайгаков и табун лошадей. Тоже на той стороне. Уинни и Удалец также заметили их.
- Тотем Изы - Сайгак, - сказала Эйла. - Это очень могущественный тотем для женщины. Он могущественнее, чем даже тотем Дома Креба - Благородный Олень. Пещерный Медведь был вторым его тотемом, прежде чем он стал Мог-уром.
- Но твой тотем - Пещерный Лев. А это гораздо более могучее животное, чем сайгак.
- Я знаю. Это мужской тотем, тотем охотников. Я точно не помню, но Иза рассказывала, что Бран даже обозлился на Креба, когда тот объявил это моим тотемом. Вот почему все были уверены, что у меня никогда не будет детей. Ни у одного мужчины не было тотема, который победил бы Пещерного Льва. Все очень удивились, когда я забеременела, но я уверена, что Дарка зачал Бруд, когда насиловал меня. - Она нахмурилась. - И если дух тотема имеет какое-то отношение к появлению детей, то тотем Бруда - Шерстистый Носорог. Помню, охотники Клана рассказывали, что шерстистый носорог убил пещерного льва, так что он был достаточно сильным.
- Носороги непредсказуемы и могут быть коварными. Однажды Тонолана поддел рогом носорог. Недалеко отсюда. И он умер бы, если бы Шарамудои не нашли нас. - Джондалар зажмурился от нахлынувших воспоминаний.
Некоторое время они молчали. Затем он спросил:
- У каждого в Клане был свой тотем?
- Да. Тотем для жизни и защиты. Мог-ур Клана определял тотем для новорожденного на первом году жизни. Он вручал ребенку амулет с кусочком красного камня внутри во время специального ритуала. Амулет - это жилище тотема.
- Это как дони - место, где отдыхает Дух Великой Матери?
- Что-то вроде этого, но тотем охраняет тебя, а не твой дом, хотя лучше, если ты живешь в знакомом тебе месте. Ты должен всегда носить амулет с собой. Именно так дух тотема узнает тебя. Креб говорил, что Дух Пещерного Льва не нашел бы меня без него. Я могла лишиться его защиты. Креб говорил, что, если я потеряю амулет, я умру.
Раньше Джондалар не мог понять, почему амулет имеет для Эйлы такое значение и почему она так бережно относилась к нему. Иногда ему казалось, что даже слишком. Она редко снимала его, лишь при купании, да и то не всегда. Он полагал, что это способ сохранить связь с детством в Клане, и надеялся, что когда-нибудь она переживет это. Сейчас он понял, что амулет имеет гораздо большее значение. Если бы носитель могущественной силы дал бы ему что-то и приказал беречь это под страхом смерти, он тоже бы охранял данное ему. Джондалар больше не сомневался, что Мог-ур Клана, воспитавший ее, обладал силой, которую давал ему мир духов.
- И еще есть разные знаки, которые подает тотем, если ты принимаешь правильное решение о чем-то важном в твоей жизни, - сказала Эйла. И вдруг она с сильнейшим беспокойством осознала причину своей постоянной тревоги. Почему ее тотем не подал знака одобрения, когда она решила уйти с Джондаларом? Не было ни малейшего намека на это, с тех пор как они покинули стойбище Мамутои.
- Немногие Зеландонии имеют свой личный тотем, - сказал Джондалар. - Но у некоторых он есть. Это обычно считается удачей. Вилломар обладает тотемом.
- Это друг твоей матери?
- Да. Тонолан и Фолара, оба принадлежат к его дому, и ко мне он относился так, как будто и я там родился.
- И какой у него тотем?
- Золотой Орел. Говорят, что, когда он был ребенком, прилетел золотой орел и схватил его, но мать сумела защитить его. У него до сих пор следы когтей на груди. Зеландони сказала, что орел признал его своим и прилетел, чтобы забрать. Вот так узнали, что это его тотем. Мартона считает, что именно потому ему так нравилось путешествовать. Он не может летать, как орел, но ему хочется увидеть землю.
- Это могущественный тотем, как Пещерный Лев или Пещерный Медведь, - сказала Эйла. - Креб всегда говорил, что с сильными тотемами нелегко жить, и это правда, но я думаю, что мне повезло. Он послал мне тебя. Надеюсь, что Пещерный Лев принесет удачу и тебе, Джондалар. Ведь теперь это и твой тотем.
Джондалар улыбнулся:
- Ты уже говорила об этом.
- Но ведь Пещерный Лев выбрал тебя, у тебя даже есть шрамы, нанесенные им. Как у Вилломара.
На мгновение Джондалар задумался.
- Возможно, ты права. Мне как-то это не приходило в голову.
Внезапно появился Волк, до этого бегавший где-то. Он тявкнул, чтобы привлечь внимание Эйлы. Она посмотрела на него: язык высунут, уши стоят торчком. Он выглядел таким счастливым и оживленным. Ему нравились самостоятельные вылазки, но он всегда возвращался к людям, что радовало ее, как и то, что она едет рядом с любимым мужчиной.
- Из твоих рассказов о брате видно, что он действительно принадлежал к своему дому. Тонолан любил путешествовать. Он походил на Вилломара?
- Да, но не так сильно, как я похожу на Даланара. У Тонолана было больше от Мартоны, - Джондалар улыбнулся, - но орел выбрал не его, и потому трудно объяснить его жажду странствий. - Он нахмурился. - А шрамы у него от шерстистого носорога. И, как носорог, Тонолан был всегда непредсказуемым. Возможно, это был его тотем, но он не принес ему счастья, хотя нам повезло, что Шарамудои нашли нас, и он был так счастлив, встретившись с Джетамио.
- Не думаю, что Шерстистый Носорог - тотем, приносящий удачу, - сказала Эйла. - А вот Пещерный Лев - тотем хороший. Когда он выбрал меня, он даже отметил меня так, как изображают этот тотем в Клане. Твои шрамы другого происхождения, но они ясно говорят, что тебя отметил Пещерный Лев.
- Уж у меня-то точно шрамы от ран, которые нанес твой пещерный лев.
- Дух Пещерного Льва выбрал тебя, чтобы твой тотем был таким же сильным, как мой, так что когда-нибудь у меня будут твои дети.
- Ты же сама говорила, что детей внутри женщины зачинает мужчина, а не дух.
- Именно мужчина, но, может быть, духи способствуют этому. Поскольку у меня такой сильный тотем, мужчина, который станет моим другом, должен иметь столь же сильный тотем. Возможно, Великая Мать подсказала Пещерному Льву выбрать тебя, чтобы у нас были дети.
Думая каждый о своем, они молча продвигались вперед. Эйла представляла себе ребенка, похожего на Джондалара. Девочку. Ей казалось, что с мальчиками ей не везет. Может быть, повезет с дочкой.
Джондалар тоже думал о детях. Если это правда, что мужчина зачинает детей сам, то уже сколько раз можно было зачать ребенка. Почему же она не забеременела? А была ли беременной Серенио, когда он ушел? Он рад, что она нашла человека, с которым будет счастлива, но жаль, что она не открылась Рошарио. Дети - являются ли они частью его? Джондалар подумал о женщинах, которых знал, и вспомнил Норию, молодую женщину из народа Хадумы, с которой он разделил ритуал Первой Радости. И Нория, и старая Хадума говорили, что его дух вошел в нее и зачал новую жизнь. Она должна была родить сына с синими глазами. Они собирались назвать его Джондалом. Правда ли, что его дух смешался с духом Нории и началась новая жизнь?