- Человек, мисс Денфорт, не создан для того, чтобы пребывать в постоянном движении, как маятник этих часов, да еще не испытывать при этом усталости, - отвечал чрезвычайно расстроенный Полуорт, безуспешно пытаясь скрыть свое разочарование. - Однако я тешу себя уверенностью, что во всей легкой пехоте - прошу заметить, я сказал: во всей легкой пехоте - не найдется ни одного офицера, который за двадцать четыре часа покрыл бы большее расстояние, чем тот, кто, невзирая на все перенесенные им испытания, спешил пасть к вашим ногам, прежде чем насладиться естественным отдыхом.
- Капитан Полуорт, - сказала Агнеса вставая, - если ваши слова - комплимент, то благодарю вас за него. Но, - добавила она, невольно прижав руку к сердцу и утратив напускную серьезность под наплывом более глубокого чувства, которое отразилось в ее темных глазах и осветило прелестное лицо, - тот, кто хочет пасть, как вы изволили выразиться, к моим ногам и занять место в моем сердце, не должен приходить ко мне с поля битвы, где он сражался с моими соотечественниками и помогал закабалить мою отчизну. А теперь позвольте мне, сэр, покинуть вас на несколько минут: майор Линкольн здесь у себя дома и выполнит за меня долг гостеприимства.
И, проскользнув мимо Лайонела, который в эту минуту появился в дверях, она удалилась.
- Нет, лучше уж быть выносной лошадью в упряжке почтовой кареты или скороходом, нежели влюбленным! - вскричал Полуорт. - У меня и так собачья жизнь, Лео, а эта девушка обращается со мной хуже, чем с водовозной клячей! Но боже, какие у нее глаза! От них хоть сигару прикуривай. Мое сердце уже куча пепла!.. А что терзает тебя, мой друг? За весь этот проклятый нынешний день я еще ни разу не видел тебя таким встревоженным!
- Пойдем ко мне, на мою квартиру, - прошептал Лайонел, который и в самом деле был чем-то чрезвычайно взволнован. - Пора уже привести себя в приличный вид после такого похода.
- Я уже все для этого приготовил, - сказал Полуорт, ковыляя за своим приятелем. Однако поспевать за размашистым шагом Лайонела было не так-то просто, и лицо Полуорта то и дело искажалось разнообразными гримасами, отражавшими его страдания. - Когда мы с тобой расстались, я попросил одного приятеля одолжить мне на время его экипаж и поехал прямо к тебе на квартиру. Вслед за этим я немедленно написал малышу Джимми Крэгу и предложил ему поменяться со мной ротами, ибо с этого часа и впредь я навсегда отрекаюсь от легкой пехоты и при первой же возможности постараюсь перебраться назад в драгуны, а как только мне удастся это осуществить, майор Линкольн, я намерен вступить с тобой в переговоры о покупке у тебя лошади. После того как я вышеозначенным образом выполнил свой долг - ибо направлять свои усилия на то, чтобы уцелеть и продлить свое существование, я полагаю долгом каждого, - после этого, повторяю, я составил меню для Меритона, позаботившись о том, чтобы ничего не было упущено, а затем поспешил, так же как и ты, припасть к стопам моей возлюбленной… Ах, майор Линкольн, ты счастливый человек, тебя встречают чарующими улыбками…
- Ах, не говори мне, пожалуйста, о чарующих улыбках! - нетерпеливо прервал приятеля Лайонел. - Все женщины на один лад - капризны и непостижимы.
- Подумать только! - воскликнул Полуорт, в изумлении уставившись на своего приятеля. - Как видно, тот, кто сражался под знаменами короля, напрасно будет искать у наших дам благосклонности! Непостижимыми узами связаны здесь Купидон и Марс, любовь и война! Вот я, проведя целый день в сражении, словно какой-нибудь сарацин, турок или Чингис-хан, словом, кто угодно, только не добрый христианин, спешу сюда, исполненный самых серьезных намерений, и готов предложить мою руку, офицерский чин и имение Полуорт некой вероломной особе, а она встречает меня столь хмуро и неприветливо, словно се держали целые сутки на хлебе и воде, и не скупится на язвительные намеки. Но какие глаза у этой девушки! И какой румянец, когда она поджарится чуть больше обычного! Так, значит, и с тобой, Лайонел, тоже обошлись, как с дворовой собакой?
- Как с дураком, каким я поистине и являюсь, - отвечал Лайонел, устремляясь вперед так поспешно, что вскоре его приятель остался далеко позади, и беседа их прервалась и не получила возможности возобновиться, пока они не добрались до своего дома.
В углу стоял Сет Седж; руки у него были связаны веревкой…
Здесь, к немалому изумлению, они застали целое общество, встретить которое никак не предполагали. У стены за небольшим столом сидел Макфьюз и с завидным аппетитом поглощал холодные остатки позавчерашнего пира, запивая каждый кусок изрядными глотками лучшего вина из запасов хозяина.
В углу стоял Сет Седж; руки у него были связаны веревкой, один конец которой свисал до полу и мог, по-видимому, в случае необходимости служить петлей. Напротив пленника сидел Джоб и с не меньшим аппетитом, чем капитан гренадеров, уплетал подачки, которые тот бросал ему в шляпу. Меритон и слуги Седжа прислуживали за столом.
- Что тут происходит? - вскричал Лайонел, удивленно оглядываясь по сторонам. - Кто связал мистера Седжа и почему? В чем он провинился?
- О, в сущих пустяках! Он повинен всего-навсего в измене и убийстве, - отвечал Макфьюз. - Если, конечно, того, кто стреляет в человека с твердым намерением его убить, можно назвать убийцей…
- Нет, нельзя, - произнес Сет Седж, отрываясь от молчаливого созерцания пола и поднимая глаза. - Для того чтобы совершить убийство, человек должен убивать злонамеренно…
- Вы послушайте, как этот негодяй разбирается в тонкостях закона, словно он верховный судья королевства! - прервал Седжа капитан гренадеров. - А какое же еще другое злонамерение было у тебя, мерзавец ты этакий, как не убить меня! Вот за это самое тебя и будут судить и повесят, помяни мое слово.
- Вряд ли найдутся присяжные, которые признают меня виновным в убийстве неубитого человека, - сказал Сет Седж. - Во всем Массачусетсе не сыщется таких присяжных.
- "Во всем Массачусетсе"!.. Ах ты, убийца, разбойник и бунтовщик! - вскричал капитан. - Ты у меня отправишься в Англию! Ты у меня отправишься в Англию, где и будешь повешен. Я заберу тебя с собой в Ирландию, черт побери, и сам, собственноручно, вздерну там и похороню зимой в болоте…
- Но в чем он провинился? - спросил Лайонел. - Почему угрожаете вы ему столь страшными карами?
- Этот негодяй был там!..
- Где - там?
- Да там! Черт побери, сэр, разве весь край не гудел, словно потревоженный улей? Неужто у вас такая короткая память, майор Линкольн, что вы уже позабыли, как эти бродяги преследовали нас по горам и по долам без отдыху и сроку?
- И что же, мистер Седж оказался в рядах наших неприятелей?
- Да! И я видел собственными глазами, как он три раза в течение трех минут прицеливался мне прямо в грудь и спускал курок! - отвечал разгневанный капитан. - И кто, как не он, сломал эфес моей шпаги? И разве этот разбойник не всадил мне в плечо добрый кусок свинца, который он величает дробинкой?
- Закон не позволяет называть человека разбойником, когда у вас нет на то доказательств, - сказал Джэб. - А входить в город и выходить из него, когда кому вздумается, это законом не запрещено.
- Вы слышите, что говорят эти мерзавцы! Они знают все статьи закона не хуже, а пожалуй, еще лучше, чем я! А ведь мой отец судья графства Корк! Я подозреваю, что ты тоже был с этими бунтовщиками и тоже заслуживаешь виселицы, как этот твой досточтимый сообщник.
- Что я слышу! - воскликнул Лайонел, поспешно отворачиваясь от Джэба из опасения, как бы дурачок не сболтнул чего-нибудь, что могло бы его погубить. - Неужто вы не только примкнули к бунтовщикам, мистер Седж, но даже покушались на жизнь человека, которого не раз принимали как гостя под своим кровом?
- Мне думается, - сказал Седж, - что, чем меньше я буду говорить, тем лучше - ведь будущее никому не ведомо.
- Вы слышите, как хитрит этот негодяй! Он не может сознаться в своих преступлениях как честный человек духу не хватает, - перебил Макфьюз. Но я избавлю его от этой неприятной необходимости… Мне, майор Линкольн, признаться, порядком надоело, что в меня с самого утра палили из огнестрельного оружия, словно в какого-нибудь хищного зверя, и я решил должным образом отблагодарить за это джентльменов, засевших в холмах, и, воспользовавшись поворотом дороги, зашел со своими солдатами в тыл отряда этих дикарей. Так этот вот господин трижды стрелял в меня, прежде чем мы приблизились, пустили в ход штыки и прикончили их всех, кроме него. Физиономия этого мерзавца показалась мне уж очень подходящей для виселицы, и я решил прихватить его с собой скуки ради и вздернуть при первой удобной возможности.
- Если так, то мы должны передать его в руки властей, - сказал Лайонел, с улыбкой выслушав сбивчивый рассказ рассерженного капитана. - Пока еще никому не известно, как решат поступать с пленными, захваченными в этом весьма необычном бою.
- Я не стал бы обращать внимания на подобные пустяки, - сказал Макфьюз, - но этот негодяй со своим дробовиком вздумал охотиться на меня, словно на дикого зверя, - так ведь и норовил пристрелить, словно бешеную собаку! Как же ты, мерзавец этакий, хочешь называться человеком, а сам целишься в ближнего своего, словно в какую-нибудь скотину!
- Что ж, - угрюмо сказал Седж, - если человек вышел сражаться, так уж нужно целиться лучше, чтобы но тратить попусту ни времени, ни пороху.
- Так, значит, вы признаете предъявленные вам обвинения? - спросил Лайонел.
- Майор - человек рассудительный и справедливый, и ему я готов объяснить все толком, - сказал Сет Седж, как будто решившись нарушить обет молчания. - У меня, понимаете ли, было сегодня утром небольшое дельце в Конкорде…
- В Конкорде! - воскликнул Лайонел.
- Да, в Конкорде, - подтвердил Седж с крайне невинным видом, - это городок милях этак в двадцати…
- Провались ты со своим Конкордом и со своими милями! - не выдержал Полуорт. - Да разве есть теперь во всей армии хоть один человек, который мог бы забыть это проклятое место! Говори о деле, а не растолковывай нам расстояние - мы измерили его ногами.
- К чему так горячиться и спешить, капитан! - неторопливо произнес пленник. - Так вот, я был в Конкорде, а потом вместе с тамошними моими знакомыми отправился за город. А когда мы решили вернуться и подошли к мосту, примерно так в миле от города, то стоявшие там королевские солдаты оказали нам довольно-таки грубый прием…
- Что же они сделали?
- Они всячески нам угрожали, стреляли в нас и убили двоих. Кое-кому из нас это, знаете ли, не понравилось, и произошла небольшая свалка, однако через несколько минут закон восторжествовал.
- Закон?!
- Разумеется… Я полагаю, майор не может не признать, что это настоящее беззаконие - стрелять в мирных граждан на проезжей дороге!
- Хорошо, продолжайте. Что было дальше?
- Да вот, пожалуй, и все, - осторожно проговорил Сет Седж. - Народ принял все это, да и то, что случилось в Лексингтоне, близко к сердцу, и остальное, наверно, уже известно майору.
- Да какое все это имеет отношение к тому, что ты пытался меня убить, лицемерная ты скотина? - спросил Макфьюз. - Признавайся в своем преступлении, разбойник, чтобы я мог повесить тебя с чистой совестью.
- Довольно, - сказал Лайонел. - Признания, сделанного этим человеком, вполне достаточно, чтобы мы могли передать его в руки властей… Мы отошлем его в казармы как захваченного сегодня в плен.
- Я надеюсь, что майор приглядит за моим домом, - сказал Сет Седж, который не мешкая направился было к двери, но приостановился на пороге. - Я буду считать майора ответственным за порчу моего имущества.
- Ваша собственность будет охраняться, и думаю, что вашей жизни также ничто не угрожает, - ответил Лайонел, махнув рукой солдатам, чтобы они увели пленного.
Сет повернулся и покинул свое жилище с тем спокойствием, какое отличало все его поведение, и только искры, вспыхивавшие в его быстрых темных глазах, казались отблесками еще не угасшего пламени. Несмотря на разоблачение, грозившее ему тяжкой карой, он покинул дом с твердым убеждением, что если его будут судить в соответствии с теми принципами справедливости, в которые верил каждый житель колонии, то и его и его товарищей признают ни в чем не повинными перед законом.
Во время этого не совсем обычного разговора Полуорт, всего лишь раз в него вмешавшийся, был поглощен приготовлениями к ужину.
Когда Сет Седж и сопровождавшие его солдаты покинули дом, Лайонел бросил украдкой взгляд на Джэба, с самым спокойным и безмятежным, казалось, видом наблюдавшего за происходящим, и тут же обратился к своим гостям, боясь, как бы дурачок в простоте душевной не выдал своего участия в событиях истекшего дня.
Однако все добрые намерения майора разбились о недомыслие дурачка, который тут же без всякого страха заявил:
- Король не может повесить Сета Седжа. Он стрелял только в ответ, а солдаты стреляли в него первые.
- Быть может, и ты тоже, мудрый царь Соломон, был там? - вскричал Макфьюз. - Быть может, и ты развлекался в Конкорде в небольшой, но избранной компании головорезов?
- Джэб дальше Лексингтона не ходил, - последовал ответ. - А друзей у него нет никого, кроме старой Нэб.
- В этих людей вселился дьявол! - сказал гренадер. - Стряпчие и доктора, праведники и грешники, старые и малые, толстые и тощие - все накинулись на нас! Не хватало, кажется, только дурака, - и вот вам, пожалуйста! Побожусь, что этот парень тоже убивал.
- Джэб никогда не занимается такими гадкими делами, - невозмутимо возразил дурачок. - Он только подстрелил одного гренадера и ранил одного офицера в руку.
- Вы слышите это, майор Линкольн? - воскликнул Макфьюз, вскакивая со стула, на котором он, несмотря на всю язвительность и желчь своих обличений, плотно восседал до этой минуты. - Вы слышите, как чучело хвалится тем, что убил гренадера!
- Стойте! - воскликнул Лайонел, удерживая своего разгневанного товарища за руку. - Не забывайте, что мы солдаты и что этот малый не отвечает за свои поступки. Ни один суд никогда не приговорит этого несчастного к виселице. А в обычных обстоятельствах он безвреден, как младенец…
- Таких младенцев поджаривают в аду… Хорошенький младенец - подстрелил молодца шести футов ростом! Да еще из дробовика небось! Я не стану вешать этого негодяя, майор Линкольн, раз вам это не по нутру… Я его закопаю заживо.
А Джэб все так же невозмутимо сидел на стуле, и капитан, устыдившись своей горячности при виде такого слабоумия, позволил убедить себя отказаться от своей страшной мести, хотя и продолжал изрыгать угрозы но адресу колонистов и до конца вожделенной трапезы поносил "подлое нападение из-за угла, которое эти негодяи называют войной".
Полуорт, восстановив душевное равновесие с помощью сытного ужина, удалился, ковыляя, на покой, а Макфьюз без излишних церемоний завладел спальней мистера Седжа. Слуги отправились ужинать на кухню, и Лайонел, уже добрых полчаса сидевший молча, сосредоточенный и задумчивый, внезапно оказался наедине с дурачком. Как только за Меритоном, покинувшим комнату последним, захлопнулась дверь, Джэб, давно ожидавший этой минуты, ничем, впрочем, не выражая своего нетерпения, постарался привлечь к себе внимание молодого офицера и знаками дал ему понять, что хочет сообщить нечто важное.
- Несчастный глупец! - воскликнул Лайонел, поймав устремленный на него бессмысленный взгляд. - Разве я не предостерегал тебя, не говорил, что злые люди могут тебя убить? Как это случилось, что ты поднял сегодня оружие против английских солдат?
- А как это случилось, что английские солдаты подняли оружие против Джэба? - возразил дурачок. - Они что ж думали - им можно бродить по нашей земле под гром их нечестивых барабанов и труб, сжигать дома и стрелять в людей, а мы будем сидеть сложа руки?
- Да пойми же! На протяжении двенадцати часов ты, по собственному признанию, совершил два злодеяния, каждое из которых карается смертью: убийство - во-первых, и измену королю - во-вторых! Ты же сознался в убийстве человека!
- Да, - безмятежно повторил дурачок, - Джэб застрелил гренадера, но зато он не дал застрелить майора Линкольна.
- Верно, верно, - сказал Линкольн поспешно, - я обязан тебе жизнью, и этот долг будет оплачен, даю тебе слово. Но почему ты так беспечно сам отдался в руки своих врагов? Что привело тебя сегодня вечером сюда?
- Меня послал Ральф. А если Ральф велит Джэбу войти в покои короля, то Джэб войдет и туда.
- Ральф? - Лайонел, шагавший по комнате из угла в угол, остановился. - Где же он?
- Там, на складе. И он велел мне привести вас к нему. А то, что велит Ральф, должно быть исполнено.
- Как, и Ральф здесь? Да он сошел с ума! Неужели он не боится…
- Боится? - с неописуемым презрением переспросил Джэб. - Ральфа нельзя испугать. Ни вашим гренадерам его не запугать, ни вашей легкой пехоте не причинить ему вреда, хотя он целый день только и делал, что дышал пороховым дымом… Ральф настоящий воин!
- И он, ты говоришь, ждет меня в пакгаузе, в обители твоей матери?
- Джэб не знает, что такое "обитель". Ральф ждет вас на складе.
- В таком случае, идем, - сказал Лайонел, беря шляпу. - Идем к нему… Я должен спасти старика от последствий его необдуманных поступков, даже если это будет стоить мне офицерского мундира!
С этими словами он направился к выходу, и дурачок последовал за ним, очень довольный тем, что ему так легко удалось выполнить возложенное на него поручение.
Глава XII
Эта пьеса изображает убийство, совершенное в Вене; имя герцога - Гонзаго, его жена -
Баптиста; вы сейчас увидите, это подлая история.
Шекспир, "Гамлет".
Волнение, вызванное событиями дня, еще не улеглось в городе, когда Лайонел снова очутился на его узких улицах. Прохожие, казалось, спешили по каким-то необычным и важным делам, а во взорах женщин, которые с любопытством поглядывали на улицу из-за ставен, вспыхивало торжество, когда они замечали мундир Лайонела. По улицам маршировали большие отряды солдат - охрана города была усилена, а каждый попадавшийся Лайонелу навстречу офицер окидывал его настороженным взглядом, словно в любом прохожем подозревал врага.
Ворота губернаторского дворца были распахнуты, и возле них, как всегда, стояли часовые. Проходя мимо,
Лайонел увидел гренадера, с которым он разговаривал накануне вечером.
- Ты не ошибся, мой друг, - сказал Лайонел, остановившись на минуту, - у нас был жаркий день.
- Да, об этом толковали в казармах, ваше благородие, - отвечал солдат. - Нашу роту не послали в поход, зато мы два дня подряд в карауле. Ну, бог даст, в другой раз гренадеров нашего полка не заставят сидеть сложа руки, если что начнется. Небось мы бы не посрамили наших знамен, когда б вышли сегодня на поле боя.
- Почему ты так думаешь, друг мой? Те, кто там был, держались стойко. Но что можно сделать против такого численного превосходства!