- Синьор! - произнесла она. - Я не понимаю, что вы имеете в виду. Вы… - Тут она воодушевилась, во взгляде появилась твердость, однако дрожащий голос выдавал плохо скрытое волнение. - Принц Синибальди - чрезвычайный посол Светлейшей республики. Его особа неприкосновенна. Зло, причиненное ему, будет оскорблением, нанесенным республике, которую он представляет. Вы не осмелитесь тронуть его.
Чезаре Борджа продолжал разглядывать ее, улыбаясь.
- Это я уже сделал. Разве я не сказал, что сейчас он просто пленник? Он здесь, внизу, связанный и ожидающий решения своей участи. - И герцог еще раз повторил: - Но мне бы не хотелось огорчать вас, мадонна.
- Вы не осмелитесь!
Улыбка медленно исчезла с его лица. Он чуть насмешливо наклонил голову.
- Тогда я даю вам возможность оставаться в этой счастливой уверенности.
Голос его звучал так зловеще и саркастически, что обретенное было ею самообладание растаяло вмиг.
Он повернулся и сделал шаг к двери, давая понять, что беседа закончена. Вновь объятая страхом, дама вскочила на ноги:
- Синьор! Синьор! Подождите! Пощадите!
- Мадонна, я пощажу, если вы научите меня щадить, если вы сами пощадите меня.
Он медленно вернулся к ней и с глубокой печалью проговорил:
- Ваш муж схвачен из-за участия в заговоре. Если вы не хотите, чтобы этой ночью его задушили, если вы хотите, чтобы он вновь, живой и невредимый, оказался в ваших объятьях, постарайтесь его спасти.
Бледность, разлившаяся по лицу дамы, превратила ее кожу в воск.
- Что… что вам от меня нужно? - дрожащим голосом проговорила она.
Никто не умел лучше Чезаре использовать в своих целях двусмысленность ситуации. Сначала он прибегнул к ней, чтобы как можно сильнее запугать принцессу и создать впечатление, что потребует от нее максимальную цену. Потом, когда он прояснил свои истинные намерения, она испытала неимоверное облегчение после пережитого ужаса. Услуга, которую он требовал, теперь казалась ей гораздо меньше предполагаемой жертвы.
- Все, что вам известно о заговоре, за участие в котором он был схвачен, - ответствовал герцог.
Он уловил вспыхнувшее в ее глазах почти облегчение, и понял, что добился своей цели, и потому продолжал обрабатывать размягчившийся металл ее упорства.
- Смелее, мадонна, умоляю вас, поспешите, - упрашивал он, и голос его звучал ровно, но требовательно. - Не испытывайте мое терпение и милосердие. Буду откровенен с вами, как на исповеди: я не хочу ссориться со Светлейшей республикой и попробую добиться нужного мне более мягкими методами. Но, силы небесные, если эти мягкие методы не помогут мне убедить вас, то на дыбе принц Синибальди признается во всем, а то, что от него потом останется, передадут палачу, будь он хоть послом самой империи, - мрачно закончил он. - Мое имя - Чезаре Борджа, и вам известно, какой репутацией я пользуюсь в Венеции.
Все еще сомневаясь, она смотрела на него, а затем задала вопрос, более всего занимавший ее:
- Обещаете ли вы мне в обмен на эти сведения его жизнь и свободу?
- Это я обещаю.
Она прижала руки к вискам, пытаясь проникнуть в скрытый смысл его обещания, которое, как ей показалось, прозвучало двусмысленно.
- Но тогда… - робко начала она и остановилась, не умея подобрать слова, чтобы выразить свои сомнения.
- Если вам нужны еще гарантии, мадонна, вы получите их, - сказал он, - этими гарантиями будет моя клятва. Клянусь своей честью и надеждой на спасение, что ни я лично, ни кто-либо иной по моей воле не причинит ни малейшего зла Синибальди при условии, что я буду знать все о заговоре и смогу избежать западни, приготовленной сегодня для меня.
Это развеяло ее сомнения: он предлагал жизнь Синибальди в обмен на собственную безопасность. Однако, даже думая о своем муже, она продолжала колебаться.
- Он может обвинить меня…
Глаза Чезаре блеснули. Он склонился над ней.
- Он никогда не узнает, - коварно произнес он.
- Вы… вы даете слово? - настаивала она, пытаясь убедить себя, что все будет хорошо.
- Я уже дал его, мадонна, - с ноткой горечи ответил он. Будь у него возможность, он никогда не пошел бы на такую сделку. Он не прощал измены, и ему вовсе не улыбалась перспектива оставить Синибальди без наказания. Но он также понимал, что, не поклявшись, он не сможет отвести удар, готовый обрушиться на него в любой момент. - Я дал его, мадонна, - повторил Чезаре. - И я не нарушу своей клятвы.
- И он даже не узнает, что вам станет известно об этом? И что сведениями, полученными от меня, вы воспользуетесь только для сохранения своей жизни?
- Именно так, - успокоил он ее, будучи уверен в том, что вот-вот услышит то, за что обещал ей, правда, несколько легкомысленно, столь большое вознаграждение.
Наконец она рассказала все, что знала. Прошлой ночью Раньери и принц Синибальди допоздна сидели вдвоем. У нее и раньше были подозрения, что ее муж вместе с другом свергнутого Малатесты что-то замышляет. Раздраженная тем, что лишена общества мужа, она подслушала их разговор и узнала о плане расправы с Чезаре Борджа.
- Именно Раньери, синьор, был в этом подстрекателем, - подчеркнула она.
- Да, да, без сомнения, - нетерпеливо произнес Чезаре. - Неважно, кто был подстрекателем, а кого подстрекали. О чем шла речь?
- Раньери знал, что после сегодняшнего банкета вы отправитесь отдыхать в крепость Сиджизмондо Малатесты и что сопровождать вас туда будет факельная процессия. Раньери говорил, что в некотором месте вашего пути - я, правда, не поняла где - в засаде прячутся два арбалетчика, которые должны будут застрелить вас.
Она запнулась. Однако Чезаре не проявил никаких признаков волнения и дал знак продолжать.
- Но было одно препятствие. Раньери не считал его непреодолимым, но, желая действовать наверняка, хотел бы его устранить. Он опасался, что будет трудно попасть в вас, если вы поедете в окружении стражи. Если же охрана будет пешей, то арбалетчики смогут стрелять поверх голов. И узнав, что один из ваших капитанов - думаю, это был тот самый Градиани, о котором говорил солдат, - проявляет недовольство вашим высочеством. Раньери предложил воспользоваться его помощью.
Чезаре тонко улыбнулся. Он хорошо знал, что являлось источником поспешных умозаключений Раньери.
- Вот все, что мне удалось подслушать, синьор, - после секундной паузы добавила она.
Эти слова точно пробудили герцога; он вскинул голову и рассмеялся:
- Клянусь, этого достаточно.
Выражение лица герцога и пламя, загоревшееся в его глазах, вновь вселили в нее ужас. Она стала умолять его не забыть о своей клятве. В ответ он подавил свой гнев и вновь улыбнулся ей, мягко и успокаивающе.
- Забудьте о своих опасениях, - сказал он. - Я останусь верен тому, в чем поклялся. Ни я сам, ни кто-либо из моих людей не причинит зла принцу Синибальди.
Она хотела выразить восхищение его великодушием, но не сразу смогла найти нужные слова, а герцог не дал ей заговорить:
- Мадонна, думаю, вам лучше отправиться отдохнуть. Боюсь, что я сильно утомил вас.
Она призналась, что рада его разрешению немедленно уехать домой.
- Принц последует за вами, - пообещал он, провожая ее к двери. - Сначала, однако, мы попытаемся помириться, и это, несомненно, нам удастся. Не волнуйтесь, - добавил он, заметив панику в ее голубых глазах, поскольку она знала, каким образом Чезаре обычно мирился со своими врагами. - Я окажу ему все подобающие почести. Я постараюсь проявлением дружелюбия склонить его к разрыву с теми предателями, которые соблазнили его.
- Именно, именно так! - воскликнула она, с жадностью ухватившись за оправдание, которое он столь великодушно предложил для человека, замышлявшего убить его. - Он позволил втянуть себя в заговор, слушая злые советы других.
- Могу ли я сомневаться, если вы это утверждаете? - с иронией, настолько тонкой, что она ускользнула от ее слуха, ответил герцог.
IV
Он поклонился и открыл дверь.
Проследовав за ней в зал, где мгновенно воцарилось молчание и десятки глаз устремились на них, он подозвал председателя совета, ожидавшего его возвращения, и поручил ему проводить принцессу к выходу и усадить в карету.
На прощанье он еще раз низко поклонился ей и, когда она выходила из зала, опираясь на руку председателя, вернулся на свое место за банкетным столом, беззаботно смеясь, словно ничего не произошло.
Он видел, что Капелло смотрит на него во все глаза, и мог представить себе терзавшие сердце представителя Венеции дурные предчувствия. Что ж, мессеру Капелло будет о чем поразмышлять с мрачным юмором подумал он, и когда председатель, проводив принцессу, вернулся, Чезаре поднял палец и приказал закованному в сталь сержанту, стоявшему в ожидании распоряжений:
- Приведите принца Синибальди.
Дородный Капелло, услышав это приказание, пришел в такое смятение, что с усилием поднялся из-за стола и осмелился подойти к креслу Чезаре.
- Ваше высочество, - испуганно пробормотал он, - что с принцем Синибальди?
Герцог презрительно взглянул на него поверх своего плеча.
- Подождите, скоро увидите, - ответил он.
- Но, синьор, умоляю вас не забывать, что Светлейшая…
- Немного терпения, синьор, - огрызнулся Чезаре и бросил на стоявшего в нерешительности венецианца такой взгляд, что тот отшатнулся, как от удара. Тяжело дыша - его полнота всегда мешала ему в подобных случаях, - он пристроился позади кресла герцога.
Двойные двери распахнулись, и на пороге появился Барбо. За ним следовали четверо солдат из отряда Грациани, окружавшие чрезвычайного посла Светлейшей республики, более напоминавшего своим теперешним видом обычного злодея. Его запястья все еще были связаны за спиной; на нем не было ни плаща, ни шапки, одежда пришла в беспорядок, а лицо было угрюмо.
По залу пробежал ропот.
Солдаты по знаку герцога чуть отступили назад, оставив принца лицом к лицу с Чезаре.
- Развяжите его, - велел герцог, и Барбо тут же разрезал опутывавшие Синибальди веревки.
Понимая, что находится в центре всеобщего внимания, венецианец постарался собраться с духом. Он вскинул голову и выпрямился; его высокая фигура была теперь исполнена достоинства и высокомерия, а взгляд смело устремлен в бесстрастное лицо Чезаре. Не ожидая приглашения, он разразился гневной речью:
- Не по вашим ли распоряжениям, синьор герцог, неприкосновенная особа посла подверглась этим унижениям? Светлейшая республика, которую я имею честь представлять, вряд ли станет терпеливо сносить подобное бесчестье.
На столе возле герцога лежал апельсин, пропитанный розовым маслом и служивший ароматическим средством. Он взял его своими длинными пальцами и деликатно понюхал.
- Я полагаю, - тихо произнес он, но тоном, которому только он умел придать столь сладостно-зловещее звучание, - что не вполне верно понял вас, восприняв ваши слова как угрозу. Даже послу Светлейшей республики, ваше превосходительство, неразумно угрожать нам.
От его улыбки Синибальди содрогнулся и моментально утратил значительную долю своего куража, как случалось со многими смелыми людьми, которым приходилось сталкиваться лицом к лицу с герцогом Валентино.
Позади кресла Чезаре мессер Капелло заломил руки и едва подавил стон.
- Я не угрожаю, синьор… - начал Синибальди.
- Рад слышать это, - произнес герцог.
- Я протестую, - закончил Синибальди. - Я протестую против обращения, которому подвергся. Эти грубые солдаты…
- А… - произнес герцог и вновь понюхал апельсин. - Ваши протесты будут внимательно рассмотрены, не беспокойтесь. Итак, продолжим, прошу вас. Позвольте нам услышать, синьор, вашу версию о событиях этой ночи. Объясните ошибку, жертвой которой вы оказались, и обещаю вам, виновные будут наказаны. Я сделаю это с большой радостью, поскольку не люблю тех, кто допускает серьезные ошибки. Итак, вы говорили, что эти грубые солдаты… Продолжайте, умоляю вас.
Но Синибальди не стал продолжать. Он начал рассказывать историю, которую успел сочинить, пока находился под стражей. История была чрезвычайно ловко задумана и основывалась на фактах, действительно имевших место. Более того, сам Грациани, окажись он здесь сейчас, рассказал бы именно так, и рассказ прозвучал бы правдиво в его устах и подтверждался бы фактами.
- Ваше высочество, сегодня ночью я был приглашен на тайное собрание, состоявшееся в доме синьора Раньери, чьим гостем я являлся с момента своего приезда в Римини. Я пошел туда потому, что речь должна была идти, как мне сказали, о делах, касающихся меня лично. Я обнаружил там небольшую компанию, но прежде, чем мне сообщили об истинной причине, побудившей их собраться, от меня потребовали дать клятву, что я не разглашу ни единого услышанного слова и не назову имен присутствующих. Но я не дурак, ваше высочество.
- Кто утверждает обратное? - вслух удивился Чезаре.
- Я не дурак и сразу же почуял измену. Они, надо полагать, в силу какого-то недоразумения пришли к мысли, что у меня есть основания принять участие в заговоре. В этом была их ошибка, и она едва не стоила мне жизни, из-за нее я подвергся тем унижениям, на которые жалуюсь. Я не стану утомлять ваше высочество рассказом о моих личных переживаниях. Они ничего не значат. Но я посол и знаю о своих правах. Этим идиотам следовало заранее подумать об этом. Но они не…
- Боже долготерпеливый! - прервал его герцог. - Синьор, не увлекайтесь риторикой. Нам нужны ваши объяснения. Позвольте фактам говорить за вас.
Синибальди с достоинством склонил голову.
- Действительно, ваше высочество, вы правы, как всегда. Вернемся к моей истории. Где я остановился? А, ну да! Когда от меня потребовали дать клятву, я хотел сразу же отказаться. Но я понимал, что отступать некуда. Было совершенно ясно, что мне не позволят уйти и поднять тревогу. Поэтому, опасаясь за свою жизнь, я поклялся, но тут же объявил, что не желаю ничего более слышать об их планах. Я предупредил, что они поступили опрометчиво, если - как я подумал - в их намерения входило причинить зло вашему высочеству, поскольку у вашего высочества так же много глаз, как у Аргуса. Затем я попросил позволения удалиться. Но люди такого типа боятся предательства и не очень верят клятвам. Они не разрешили мне уйти, считая, что я собираюсь донести на них. От разговоров мы вскоре перешли к шпагам. Они напали на меня, и началась схватка, в которой один из них погиб от моего удара. Шум нашей ссоры привлек внимание патруля, и если бы не он, мне не выйти бы оттуда живым. Когда ворвались солдаты, заговорщики попрыгали из окна в реку, а я остался, поскольку мне нечего было бояться и за мной не было никакой вины.
Из-за кресла герцога послышался глубокий вздох облегчения, который издал мессер Капелло.
- Вы видите, синьор, вы видите, - начал было он.
- Замолчите! - рявкнул герцог. - Будьте уверены, я вижу так же далеко, как всякий другой, и мне нет нужды одалживать у вас глаза, мессер Капелло. - Затем, опять повернувшись к Синибальди, он очень учтиво произнес: - Синьор, я опечален, что мои солдаты дурно обошлись с вами. Но пока мы не услышали это объяснение, факты были против вас, и, рассчитывая на ваше великодушие, я уверен, что вы простите неучтивость, проявленную нами по отношению к Светлейшей республике. Позвольте мне добавить, что, если бы дело касалось человека менее высокого положения, чем ваше, или представления державы, на чью дружбу я не мог бы полагаться, - эти слова герцог произнес предельно искренне, без малейшего следа иронии, - я не с такой легкостью принял бы подобное объяснение и настаивал бы на том, чтобы узнать имена людей, которые, по вашему мнению, были замешаны в заговоре.
- Я давно назвал бы их имена, ваше высочество, если бы не связывающая меня клятва, - ответил Синибальди.
- Я также могу это понять; итак, синьор, чтобы подчеркнуть свое почтение и доверие к вам и республике, которую вы представляете, я не задаю вопрос, ответить на который вам было бы затруднительно. Забудем этот печальный случай.
Но услышав эти слова, сержант, любивший Грациани, как верная гончая своего хозяина, не смог более сдерживаться. Не сошел ли герцог с ума? Как он может верить столь нелепой истории и проглотить очевидную ложь так легко, словно это было посыпанное сахаром яйцо?
- Синьор, - вмешался он, - если то, что он говорит, - правда…
- Если? - вскричал Чезаре. - Кто осмеливается сомневаться в этом? Разве он не принц Синибальди, посол Светлейшей республики? Кто бросит тень сомнения на его слова?
- Я, синьор, - отважно ответил солдат.
- Силы небесные! Это дерзость.
- Синьор, если его слова - правда, тогда из них следует, что мессер Грациани - предатель, поскольку именно мессер Грациани был ранен в схватке, и принц хочет убедить нас, что раненный им человек был заговорщиком, а сам он - невиновен.
- Совершенно верно, именно так он и сказал, - ответил Чезаре.
- Ну, тогда, - сказал Барбо, стягивая грубую перчатку со своей левой руки, - я скажу, что тот, кто говорит это, лжец, будь он принцем Венеции или самим князем тьмы.
И он поднял перчатку, собираясь швырнуть ее в лицо Синибальди.
- Стой! - услышал он резкий приказ. Сощуренными глазами герцог смотрел на него. - Вон отсюда и заберите ваших людей. Оставайтесь снаружи и ждите моих распоряжений. Мы еще вернемся к этому разговору, возможно сегодня, возможно завтра, сержант Барбо. Идите!
Оторопев от этих слов, Барбо отсалютовал, бросил злобный взгляд на Синибальди и, бряцая шпорами, прошагал через весь зал к выходу.
Чезаре взглянул на Синибальди и улыбнулся.
- Простите мошенника, - сказал он. - Честность и верность своему капитану побудили его к этому. Завтра его научат манерам. А тем временем, будьте так великодушны, забудьте вместе со всем остальным и этот инцидент. Кресло для принца Синибальди! Рядом со мной! Идемте, синьор, позвольте мне по долгу хозяина загладить грубое обращение, которому вы подверглись. Не вините господина за тупость его слуг. Государственный совет, чьим гостем я являюсь, устроил достойный прием. Отведайте вина - это подходящее лекарство для раненых душ: в каждой бутыли - целое тосканское лето. И мы увидим комедию, которую надолго задержали из-за всяких недоразумений. Синьор председатель, где же актеры, присланные из Мантуи? Принцу Синибальди необходимо развлечение, чтобы поскорее забыть о пережитых волнениях.
Онемев от изумления, принц Синибальди не мог поверить своим ушам. Спрашивая себя, не сон ли это, он утонул в кресле, поставленном для него рядом с герцогом, и выпил вина, налитого одним из лакеев в ярко-красной ливрее.