- Фалернское, - мечтательно проговорил Галахад, вознеся к звездам свою глиняную чашу, будто это был золотой кубок.
- Это еще кто такой? - недоуменно переспросил Кулух.
- Фалернское, друг мой, - это вино, самое приятное римское вино.
- Никогда не любил вина, - широко зевнул Кулух. - Бабское питье. Не то что эль проклятых саксов! Вот это напиток!
Через минуту он уже храпел.
Галахаду не спалось. Огонь почти угас, и на небе засветились крупные звезды. Одна упала, прочертив в небе белую дорожку, и Галахад перекрестился. Он был христианином, а они считали падающую звезду летящим демоном, вышвырнутым из рая.
- Он был когда-то на земле, - сказал он задумчиво.
- Кто? - не понял я.
- Рай. - Он откинулся на траву, подложив руки под голову. - Благословенный рай.
- Ты, наверное, имеешь в виду Инис Требс?
- Нет-нет, Дерфель. Именно рай. Когда Господь создал человека, Он даровал нам рай, но мне сдается, что с тех самых пор мы постепенно, дюйм за дюймом, теряем его. И вскоре, полагаю, он и вовсе исчезнет из нашей жизни. Опускается тьма. - Он помолчал немного, затем резко приподнялся и с напором проговорил: - Ты только подумай, Дерфель, не прошло и ста лет мирной жизни, а уже все пошло прахом. Люди строили большие дома. Мы не умеем строить, как они. Да, отец выстроил прекрасный дворец, но это всего лишь осколки, обломки старых дворцов, слепленные и залатанные плохо обтесанными камнями. Нам далеко до римлян. Мы не можем создавать такие же высокие и красивые дома. Мы не можем прокладывать дороги и каналы, мы не умеем возводить акведуки...
Я и слыхом не слыхал, что такое акведуки, но помалкивал, а Кулух, тот и подавно храпел в свое удовольствие.
- Римляне строили целые города, - продолжал Галахад, - и такие просторные, Дерфель, что из одного конца в другой и до полудня не пройти, и на каждом шагу под ногой только обработанный камень. Ты мог идти неделями, а вокруг все еще земля, принадлежащая Риму, или живущая по законам Рима, или же знающая язык Рима. А теперь взгляни на это. - Широким взмахом руки он словно попытался разогнать окружавшую нас ночь. - Только тьма. И она расползается, Дерфель. Темнота вползает в Арморику. Беноик исчезнет, за Беноиком - Броселианд, а после Броселианда - вся Британия. Нет больше законов, нет больше книг, нет больше музыки, нет больше справедливости. Только мерзкие люди, сидящие вокруг дымных костров и прикидывающие, кого они убьют на следующее утро.
- Этого не случится, пока жив Артур, - упрямо проговорил я.
- Один человек против всеобщей тьмы? - недоверчиво спросил он.
- Но твой Христос, не восстал ли он один против тьмы? - возразил я.
Галахад помолчал, глядя на костер. Тени огня скользили по его жестко очерченному лицу.
- Христос, - наконец заговорил он, - нагла последняя надежда. Он велел нам любить друг друга, делать добро, давать милостыню бедным, пищу голодным, плащи голым. Поэтому люди убили Его. - Галахад обернулся ко мне. - Я думаю, Христос провидел грядущее и потому обещал, что живущие так же, как Он, окажутся вместе с Ним в раю. Не на земле, Дерфель, но в раю, там, наверху. - Он указал на звезды. - И все потому, Дерфель, что Он знал: земля погибла. Мы присутствуем при ее последних днях. Даже ваши боги покинули нас. Разве не об этом ты рассказывал? Ваш Мерлин обшаривает неведомые земли в поисках старых богов, но какая же польза в его скитаниях? Твоя религия умерла давным-давно, когда римляне опустошили Инис Мон и вам остались лишь обрывки древних знаний. Твои боги ушли.
- Нет, - горячо запротестовал я, думая о Нимуэ, которая чувствовала присутствие богов.
Для меня боги всегда казались далекими, как бы скрытыми туманом. Бел представлялся мне неописуемо огромным и таинственным, живущим где-то далеко на севере, а Манавидан, виделось мне, должен был жить на западе среди нескончаемо текущей и падающей воды.
- Старые боги ушли, - настаивал Галахад. - Они покинули нас, потому что мы не достойны их помощи.
- Артур достоин, - насупился я. - И ты тоже.
Он покачал головой.
- Я мерзкий грешник, Дерфель, и достоин участи раба.
Его униженный тон рассмешил меня.
- Ерунда, - сказал я.
- Я убиваю, я вожделею, я завидую.
Он и впрямь выглядел униженным, несчастным. Но по мне Галахад, как и Артур, просто-напросто был человеком, который всегда судит и осуждает свою душу. Впрочем, я не встречал человека, который бы долго был счастлив.
- Ты убиваешь только тех людей, которые убили бы тебя, - попытался я оправдать его.
- Но, да простит меня Бог, мне нравится это.
Он истово перекрестился.
- Ладно, - согласился я, - а что же у тебя неладно с вожделением?
- Оно мутит мой разум.
- Ты разумен, Галахад, - сказал я.
- Но я вожделею, Дерфель, о, как я вожделею! В Инис Требсе есть девушка, одна из арфисток моего отца.
Он безнадежно покачал головой.
- Ты все же побеждаешь свое вожделение, - не унимался я, - и можешь гордиться этим.
- Я и горжусь, но гордыня - еще один грех.
Меня уже утомила безнадежность этого спора, но я сделал последнюю попытку.
- И кому же ты завидуешь?
- Ланселоту.
- Ланселоту? - ахнул я. - Но почему?
- Потому что наследник он, а не я. Потому что он берет то, что хочет, когда хочет, и нисколько не сомневается в своей правоте. Арфистка? Он взял ее. Она кричала, дралась, но никто не осмелился остановить его, потому что он Ланселот.
- И даже ты?
- Я убил бы его, но в тот момент был далеко от города.
- И твой отец не остановил его?
- Отец был со своими книгами. Он, наверное, думал, что слышит не крики девушки, а перекличку чайки с морским ветром или спор двух fili о метафоре.
Я плюнул в костер.
- Ланселот - червь, - выпалил я.
- Нет, - возразил Галахад, - он просто Ланселот. Он получает то, что пожелает, и тратит все дни напролет, придумывая, как получить это. Он может быть обворожительным, очень естественным и даже сумеет стать великим королем.
- Никогда, - твердо сказал я.
- Так оно и есть. Если власть именно то, что он хочет, а он жаждет власти, то он получит ее и сможет ею распорядиться себе в удовольствие. Он хочет, чтобы его любили.
- Но добивается этого странным способом, - сказал я, вспомнив, как Ланселот насмехался надо мной за королевским ужином.
- Он с самого начала знал, что ты его не полюбишь, и потому бросил тебе вызов первым. Сделав из тебя врага, он теперь может объяснить себе, почему ты его не любишь. Но с людьми, которые не становятся ему поперек дороги, он умеет быть добрым. Он может стать великим королем!
- Он слаб, - презрительно сказал я.
Галахад улыбнулся.
- Сильный Дерфель. Дерфель Неколебимый. Ты, должно быть, считаешь, что все мы слабы.
- Нет, - ответил я, - но думаю, что все мы устали, а завтра нам снова надо будет убивать франков, поэтому я посплю.
И на следующий день мы убивали франков, а после отдыхали в одном из фортов Бана на вершине холма. Перевязав раны и наточив зазубренные в схватке мечи, мы снова углубились в леса. И все же неделя за неделей, месяц за месяцем мы постепенно отступали, приближаясь к Инис Требсу. Король Бан призвал на подмогу своего соседа Будика Броселиандского, но тот укреплял собственную границу и отказался давать людей на проигранное дело. Бан снова обратился к Артуру - тот прислал суденышко с небольшим отрядом, но сам так и не прибыл. Он был по горло занят борьбой с саксами. Известия из Британии приходили редко и были слишком туманными, но мы все же знали, что на границы Думнонии накатывались все новые и новые орды саксов. Когда я уезжал, Горфиддид казался самой большой угрозой, но, ослабленный поразившей его землю чумой, присмирел. Случайные путники говорили нам, что сам Горфиддид болен и вряд ли дотянет до конца года. Эта же ужасная болезнь убила принца из Регеда, нареченного Кайнвин. То, что она опять была помолвлена, для меня оказалось новостью, и мне даже доставило какое-то злорадное удовольствие сознание того, что мертвый регедский принц уже не сможет жениться на Звезде Повиса. О Гвиневере, Нимуэ или Мерлине я не слыхал ничего. Королевство Бана рассыпалось. В этот последний год некому было собирать урожай, и мы, укрывшись в крепости на южной границе королевства, всю зиму питались олениной, корнями, ягодами и дичью. Мы еще продолжали делать редкие случайные вылазки на франкские позиции, но теперь походили на ос, пытающихся умертвить быка своими жалкими укусами. Франки теперь были повсюду. Их топоры звенели в зимних лесах, когда они расчищали места для ферм, и отполированные колья их только что возведенных частоколов сияли в лучах бледного зимнего солнца.
Ранней весной нам пришлось снова отступить под напором франкских армий. Они пришли к подножию крепости с барабанным боем, а вместо знамен поднимали на шестах крутые бычьи рога. Я видел неприступную стену из двухсот щитов и понимал, что оставшиеся в живых пятьдесят наших воинов никогда не смогут ее пробить. Поэтому мы вместе с Кулухом и Галахадом отступили. Франки улюлюкали нам вслед и осыпали дротиками.
Королевство Беноик почти опустело. Мужчины шли в Броселианд, где им за военную службу обещали земли. Старые римские поселения были опустошены, а поля заросли, затянулись ползучим пореем. Мы, думнонийцы, брели, волоча копья, на север, чтобы защитить последнюю крепость королевства, его столицу Инис Требс.
Островной город был переполнен беженцами. В каждом доме ютились по двадцать человек. Дети плакали, семьи ссорились между собой. Некоторые из беженцев спешили переправиться в рыбацких лодках на запад, в Броселианд, или на север, в Британию. Но лодок не хватало, и, когда на берегу, вблизи острова, появились франки, Бан приказал оставшимся лодкам встать на якорь в крохотной неудобной гавани Инис Требса. Он хотел, чтобы во время осады они могли снабжать гарнизон пищей, но хозяева судов - народ непокорный, неуправляемый, и, узнав о приказе, они подняли паруса и дали деру, устремившись на север порожняком. Осталась лишь горстка утлых лодчонок.
Ланселота назначили градоначальником, и, когда он обходил город, женщины выстраивались вдоль дороги и выкрикивали восторженные приветствия. Все теперь наладится, думали горожане, потому что командует гарнизоном величайший из воинов. Он благосклонно принимал лесть и произносил громкие речи, обещая построить из черепов франков новую насыпную дорогу в Инис Требс. Принц играл в героя, он носил богатые доспехи, каждая пластина которых ослепительно блестела на солнце. Ланселот хвастал, будто доспехи принадлежали Агамемнону, великому воину Древней Греции, хотя Галахад с усмешкой заметил, что все снаряжение недавней римской работы. Башмаки Ланселота были сшиты из красной кожи, плащ - темно-синий, а на бедре, с вышитого пояса, подаренного Артуром, свисал длинный меч Танлладвир, или "Кровавый убийца". На голове нашего героя красовался черный шлем, увенчанный распростертыми крыльями морского орла.
- Чтобы при случае можно было улететь, - зло пробурчал Каван, мой мрачный ирландец.
В просторном зале, рядом с библиотекой Бана, Ланселот собрал военный совет. Ветер гудел за окнами и бился в стены. Был отлив, и море отхлынуло с песчаных берегов бухты, где суетились франки, пытаясь отыскать прямую дорожку к острову. Галахад насадил по всей бухте лозу, надеясь обмануть врагов и завести их в сыпучие пески или на те участки берега, которые первыми будут отрезаны от суши во время прилива. Ланселот, стоя спиной к противнику, объяснял нам задуманный им план. Отец сидел по одну его руку, а мать - по другую, и оба доверчиво кивали, впитывая мудрые слова любимого сына.
- Защитить Инис Требс просто, - заявил Ланселот. - Все, что нам надо делать, так это оборонять островные стены. И больше ничего. У франков мало лодок, летать они не умеют, поэтому добраться до Инис Требса могут только при отливе, да и то после того, как сумеют найти безопасный путь по заливной песчаной косе. Но, добравшись наконец до города, они так измотаются, что никогда не смогут перебраться через каменные стены города. Обороняйте стены, - закончил Ланселот, - и вас не одолеют. Лодки могут поддержать нас с моря. Инис Требс никогда не падет!
- Верно! Верно! - подхватил король Бан, радуясь уверенности сына.
- Сколько у нас еды? - мрачно спросил Кулух.
Ланселот снисходительно глянул на него.
- Море, - весело сказал он, - полно рыбы. Это такие серебристые штучки, лорд Кулух, с хвостами и плавниками. Вы их ели, по-моему, не раз.
- Не замечал, - невозмутимо ответил Кулух. - Слишком был занят дракой с франками.
Тихий смех, похожий на ропот, пробежал по рядам воинов, собравшихся здесь. Не больше дюжины из них дрались вместе с нами на материке, но остальные были близкими друзьями принца Ланселота и только что на случай осады произведены в капитаны. Борс, двоюродный брат Ланселота, значился главенствующим воином Беноика и командиром дворцовой стражи. Он, по крайней мере, участвовал в нескольких стычках и снискал репутацию бойца. Сейчас Борс сидел развалясь и вытянув длинные ноги. В римской тунике, с черными, намасленными, как у Ланселота, волосами, он должен был выглядеть браво, но лицо его посерело от усталости.
- Сколько у нас копий? - спросил я.
До сих пор Ланселот словно и не замечал меня. Я знал, что принц не забыл нашей встречи два года назад, но он спокойно улыбнулся на мой вопрос.
- У нас на службе четыреста двадцать человек, и у каждого из них есть копье. Я все ясно объяснил?
Вернув ему любезную улыбку, я кивнул.
- Но копья ломаются, лорд принц, - настаивал я, - к тому же люди, защищающие стены, вынуждены метать свои копья, как дротики. Когда четыре сотни и двадцать копий будут брошены, что мы будем кидать потом?
- Поэтов, - буркнул Кулух, к счастью, не очень громко, и Бан его не услышал.
- Копья найдутся, - легкомысленно отмахнулся Ланселот. - Да хотя бы те копья, которые франки станут метать в нас.
- Куда ни кинь, попадешь в поэта, - не унимался Кулух.
- Что ты сказал, лорд Кулух? - спросил Ланселот.
- Я рыгнул, лорд принц. Но раз уж ты обратил на меня свое благосклонное внимание, позволь спросить: есть ли у нас стрелки из лука?
- Несколько.
- Сколько?
- Десять.
- Боги нам помогут, - сказал Кулух и поерзал на стуле: он терпеть не мог стульев.
Потом заговорила Элейна. Королева напомнила нам, что остров стал убежищем для женщин, детей и самых великих в мире поэтов.
- Безопасность fill в ваших руках, - провозгласила она, обращаясь к нам, - а вы знаете, что с нами произойдет, если не удастся удержать город.
Я незаметно лягнул Кулуха, который так и норовил вылезти со своим ядовитым замечанием. Поднялся Бан и протянул руку в сторону библиотеки.
- Там хранится семь тысяч восемьсот сорок три свитка, - проникновенно произнес он, - копившиеся веками сокровища человеческого знания. Падение города будет означать упадок цивилизации. - Затем он поведал нам древнюю историю о герое, отправившемся в лабиринт, чтобы убить монстра. За ним тянулась шерстяная нить, при помощи которой он мог отыскать обратный путь во тьме. - Моя библиотека, - сказал он, объясняя смысл длинной истории, - та самая нить. Потеряете ее, друзья, и мы останемся в вечной тьме. Поэтому я прошу вас, прошу, бейтесь! - Он помолчал, улыбаясь. - К тому же я разослал письма с мольбой о помощи. Одни ушли в Броселианд, другие - к Артуру. Думаю, уже близок тот день, когда горизонт забелеет от дружеских парусов! Ведь вы помните, Артур поклялся помочь нам!
- Артур, - вмешался Кулух, - завяз в битвах с саксами.
- Но клятва есть клятва! - с упреком поглядел на него Бан.
Галахад поинтересовался, собираемся ли мы совершать набеги на лагеря саксов, разбитые у берега. Нам нетрудно было бы добраться туда на лодках, сказал он, и незаметно высадиться восточнее или западнее расположения их отрядов. Но Ланселот категорически отверг эту идею.
- Если мы выйдем за стены, - сказал он, - то умрем. Это так очевидно.
- Никаких вылазок? - разочарованно спросил Кулух.
- Стоит нам выйти за стены, как мы погибнем, - повторил Ланселот. - Я вам приказываю оставаться за стенами города.
Он провозгласил, что лучшие воины Беноика, сотня ветеранов войны на материке, будут охранять главные ворота. Мы, пятьдесят думнонийцев, получили под свою опеку западную часть стены, а городские ополченцы вместе с материковыми беженцами должны были помогать защитникам там, где потребуется. Сам Ланселот со своими приближенными и дворцовыми стражниками, наряженными в белые плащи, останутся в резерве, будут наблюдать за битвой из дворца и вмешаются, когда потребуется их помощь.
- С таким же успехом можно ждать помощи от фей, - прорычал Кулух.
- Опять рыгнул? - насмешливо спросил Ланселот.
- Это все из-за рыбы, которой я объелся, лорд принц, - огрызнулся Кулух.
Король Бан пригласил нас перед уходом осмотреть его библиотеку, вероятно надеясь дать нам понять, какие бесценные сокровища мы будем защищать. Шумные мужчины, шаркая ногами, вошли в библиотеку и с разинутыми ртами глядели на свитки в пчелиных сотах полок, а потом повалили в другую комнату поглазеть на гологрудую арфистку. Галахад и я подольше задержались среди книг, где над столом невозмутимо склонился горбатый отец Кельвин. Сейчас он, казалось, весь был поглощен борьбой с серой кошкой, которая играла с его пером.
- Продолжаете выяснять размах крыльев ангела, отец? - громко спросил я.
- Кто-то должен это делать, - ответил он и хмуро покосился на меня одним глазом. - Кто ты?
- Дерфель, отец. Я из Думнонии. Мы встречались два года назад. Удивлен, что вы еще тут.
- Твое удивление мне безразлично, Дерфель Думнонийский. А кроме того, я на некоторое время отлучался. Ходил в Рим. Грязное место. Я думал, что вандалы основательно почистили его, но там по-прежнему полно жрецов и их пухлых мальчиков, поэтому я снова вернулся сюда. - Он исподлобья неприязненно глянул на меня. - А ты, Дерфель Думнонийский, заботишься о моей безопасности?
Мне, если честно, было все равно, но я не показал виду.
- Моя работа - защищать жизни людей, - высокопарно произнес я, - и твою тоже, отец.
- Тогда вверяю тебе мою жизнь, Дерфель Думнонийский, - просто сказал отец Кельвин и снова повернул уродливое лицо к своим манускриптам. Отпихнув кошку, он отнял у нее перо и вдруг добавил: - Порукой мне - твои честь и совесть, Дерфель Думнонийский. А теперь иди драться и оставь меня заниматься моим не менее полезным делом.