– Оставшихся пяти дней слишком мало, сэр. Мои парни успеют дойти в Адрадос, но только с тем, что можно унести на себе. А провиант? А заряды? Если объявятся французы, я предпочёл бы иметь дополнительный комплект патронов. Мы успеем, обоз – нет.
Кинни знал, о чём говорил. Сотни килограммов сушёного мяса и более сорока тысяч патронов. Мрачнея, валлиец рассуждал:
– Да и какой обоз? Мулы далеко. Вернуть их – минимум неделя.
Мулы, как и лошади кавалерии, зимовали на дальних выгонах у моря.
Нэн черкнул что-то на листке и уточнил:
– Без обоза вы успеваете?
– Успевать-то успеваем, сэр. А как же французы?
– Они туда идут не по ваши души. Им нужен Потофе.
– Аппетит приходит во время еды, сэр. Потофе и беспатронный английский полк лучше, чем просто Потофе.
– Ладно, ладно. Убедили. – Нэн покусал губу, – Шарп, как считаете, можно перенести нападение? Скажем, на новогоднюю ночь?
– Нет, сэр. Сочельник. – стрелок обратился к валлийцу, – Сэр, а кони вместо мулов вам не подойдут?
– Кони? Какие кони?
– Здоровые. Крепкие.
– Что за вопрос, майор. Конечно, подойдут. А где вы их, собственно, возьмёте?
– Да, Шарп? – вклинился Нэн, – Каким образом вы предполагаете совершить чудо превращения несуществующих мулов в осязаемых лошадей?
– Ракетчики, сэр. Уверен, Его Высочество порадовался бы, узнав, насколько пригодились армии его подопечные.
– Боже мой, Шарп! – с облегчением рассмеялся Нэн, – Менее всего на свете я сейчас озабочен настроением Его Высочества! Но вы – молодец! Подполковник Кинни, вопрос с обозом решён?
– Целиком и полностью, сэр!
– Крайне славно! Сэр Огастес, не вешайте нос! Через неделю обнимете свою ненаглядную половину!
Фартингдейл поджал губы:
– Благодарю вас, сэр, но я не намерен ждать так долго. Я настаиваю на своей просьбе: я хочу идти с ударным отрядом, сэр!
– Настаиваете? Зачем? – Нэн был сбит с толку, – Не хочу вас обижать, сэр Огастес, но давайте оставим подвиги молодым и горячим. Наше ли с вами дело палить, рубить, прочие физические экзерсисы? А мы с вами будем книжки писать, руководить, как люди благоразумные, хладнокровные…
– И старые! Так вы хотели выразиться, сэр? – скандальным тоном докончил Фартингдейл фразу генерала.
– Пусть так! – начал заводиться шотландец, – Вам не семнадцать лет, полковник! Вы действительно считаете, что сможете на равных с юнцами вроде Шарпа вскарабкаться на холм в полутьме, потом целый день проваляться на стылой земле, не смея шелохнуться, а следующей ночью бежать под пули?! Я крайне уважаю ваши чувства, сэр Огастес, но ваша просьба – чистое сумасбродство!
Фартингдейл поник. Возможно, думал Шарп, бедняга просто не представлял себе, во что ввязывается. Но жалость – жалостью, а в спутники себе его стрелок не желал, а потому добавил к аргументам Нэна свой:
– Лошадей мы не берём, сэр. Весь путь пешком.
– Поверьте мне, майор, если я решу идти с вами, я дойду!
Уже "если". Отлично.
– Уверен в этом, сэр.
– Право слово, сэр Огастес, объяснитесь! В чём причина вашего крайнего упорства?
– Я беспокоюсь о леди Фартингдейл. Моя супруга – из хорошей семьи, натура она возвышенная и нежная. Ей… – он замялся, – После освобождения ей понадобится моя защита, сэр.
– Господь Всемогущий! – Нэн опешил. Говоря по-простому, сэр Огастес опасался, что солдаты Шарпа будут вести себя с леди Фартингдейл гаже, чем банда Потофе.
– Ничего с вашей супругой не случится за одну ночь! – твёрдо сказал Нэн, – А вы подъедете утром вместе с Кинни. Да, Кинни?
Валлиец кивнул с кислым видом:
– Да, сэр. Конечно, сэр.
– Утром, сэр Огастес. Договорились?
– Хорошо, хорошо! Я поеду с фузилёрами…
Повернувшись к Шарпу, сэр Огастес обжёг его злым взглядом и процедил:
– Надеюсь, с леди Фартингдейл будут обходиться надлежащим образом?
Звучало оскорбительно, но Шарп вдруг увидел перед собой мужчину на пороге старости, безумно ревнующего молоденькую жену. Увидел и не обиделся, ограничившись коротким: "Да, сэр!" Оставался один вопрос, и Шарп адресовал его Нэну:
– Где мы возьмём стрелков, сэр?
Нэн загадочно улыбнулся, вместо ответа протянув письмо:
– Третий абзац снизу, майор. Стрелки уже спешат сюда.
Шарп начал читать и понял, почему улыбался генерал. Письмо было надиктовано Веллингтоном своему военному секретарю и содержало чёткие инструкции по разгрому Потофе. Третий абзац гласил: "Рекомендую поручить освобождение захваченных гражданских майору Шарпу, дав ему под начало две роты стрелков. Этого хватит, чтобы после выполнения задания эффективно обороняться до подхода основных сил (полк, не более). Командование 60-го полка получило от меня распоряжение выделить штаб-квартире вышеуказанные подразделения стрелков."
Шарп оторвался от чтения, и улыбка Нэна стала шире:
– Крайне любопытно, как сходно порою мыслят умные люди, да?
– Что да, то да, сэр.
Обескураженность Шарпа была столь очевидна, что Нэн поспешил его утешить:
– Не огорчайтесь, майор, всё же до использования ракетчиков в качестве тягловой силы Пэр на додумался. Кстати, он советует привлечь партизан. Некоторое количество иррегулярной конницы в холмах нам не помешает.
Шарпу вспомнилась Тереза. Может, адрадосская заварушка сведёт их вместе на Рождество? От этой мысли потеплело на душе. Нэн забрал у стрелка послание Веллингтона и посерьёзнел:
– Хотя гверильясам тоже веры нет, пока испанцы верят в то, что англичане разграбили мирную деревню и осквернили храм. Нам нужна новая проповедь, джентльмены, проповедь, рассказывающая, как англичане нашли виновных в резне скотов и жестоко наказали!
Генерал сложил письмо Уэлсли и вновь обратился к Шарпу:
– Скотам на размышление вы отвели срок до первого января?
– Отвел, сэр.
– Выпустите им кишки неделей раньше. Конечно, с одной стороны, вы не сдержите слово; но ведь с другой – они сами виноваты: в вопросах, касающихся жизни, нечего тянуть до последнего!
– Точно, сэр.
Нэн выглянул в окно. Дождь прекратился, а в тучах наметился просвет, сквозь который виднелось ярко-лазурное небо. Шотландец довольно прищурился:
– Удачной охоты, джентльмены! Крайне удачной!
Глава 7
Внешностью капитан стрелков обладал самой злодейской. Один глаз отсутствовал, впадину прикрывала чёрная повязка с зелёной каймой. От правого уха мало что осталось. Два передних зуба были вставными.
Он вытянулся перед Шарпом, отдал честь и деловито, с ноткой независимости, представился:
– Капитан Фредериксон, сэр.
Капитан Фредериксон напомнил Шарпу драчливого уличного кота: битый, поджарый, опасный.
Его товарищ, дородный и не такой самоуверенный, улыбался, докладывая:
– Кросс, сэр. Капитан Кросс.
Капитан Кросс хотел понравиться Шарпу, капитан Фредериксон мысленно посылал Шарпа к чёрту.
Шарп неожиданно обнаружил, что волнуется. Так же, как Кросс желал произвести впечатление на Шарпа, так и Шарп жаждал заслужить расположение людей, попавших под его командование. Почему-то ему казалось, что за сердечным, дружелюбным, разумным и участливым начальником подчинённые последуют охотнее. Опыт же подсказывал: сердечность – плохой источник верности.
– Что вас так развеселило, капитан?
– Сэр? – Кросс растерянно оглянулся на Фредериксона, но поддержки не получил. Улыбка погасла.
Этих парней Шарпу предстояло вести к Вратам Господа, а там, в кровавой сумятице ночного штурма, не будет места ни сердечности, ни дружелюбию, только приказы – чётко сформулированные и беспрекословно исполненные. А преданность… Её рождает уважение.
– Сколько у вас народу?
Первым, естественно, отозвался Фредериксон:
– Семьдесят девять, сэр. Четыре сержанта. Лейтенантов двое.
– Боеприпасы?
– Восемьдесят зарядов на ствол, сэр.
Ответ был слишком быстрым, чтобы быть правдой. Британский порох славился во всём мире, и солдаты порой зарабатывали пару пенсов на стороне, продавая заряды местным жителям. Фредериксон как бы давал понять Шарпу: я доверяю моим стрелкам, а ты не суй нос не в своё дело!
– Капитан Кросс?
– Пятьдесят восемь человек, сэр, с четырьмя сержантами и лейтенантом.
Шарп окинул взглядом обе роты, построенные на площади Френады. Запылённые, уставшие после долгого перехода от Коа; ждущие команды, чтобы, наконец, разойтись по определённым для постоя домам, согреться и поесть. Полдюжины офицерских лошадей перетопывали копытами. За неимением часов Шарп сверился со светилом. Около трёх.
– Патронов понадобится больше. Я объясню, куда вашим сержантам за ними сходить. Выступаем сразу. Через пятнадцать километров располагаемся на ночлег. Всех коней оставить здесь.
Увалень Кросс удивлённо присвистнул. Шарп недобро поинтересовался:
– Что-то неясно, капитан?
– Нет-нет, сэр. Всё в порядке, сэр.
Фредериксон ухмыльнулся.
Ночевать устроились под открытым небом, для защиты от ветра соорудив из веток подобия шалашей. Положенным армии огромным, так называемым "фландрским" котлам требовался мул для перевозки и целое дерево для нагрева, поэтому Лёгкие роты старались от них избавиться. Взамен в ход шли трофейные котелки, снимаемые с убитых французов вместе с удобными прочными ранцами телячьей кожи. Три десятка костерков пылали во мгле. Кроме ребят Кросса и Фредериксона здесь была и рота Шарпа. Впрочем, рота – громко сказано. 1812 год дорого обошёлся Южно-Эссекскому. Лейтенант Прайс, три сержанта, двадцать восемь рядовых – вот и все застрельщики полка. Из них девятеро, не считая Харпера, стрелков из 95-го, которых Шарп вывел из Коруньи около четырёх лет назад. Прайс, гревшийся у костра, поёжился и спросил:
– В монастырь вы нас не берёте, сэр?
– Ты же в красном, Гарри.
– Ну и что, сэр, ничего не случится.
– Ничего не случится, – согласился Шарп, выкатывая ножом из огня печёный каштан, – потому что вы с нами не пойдёте. Да ты не переживай. С утра в Рождество настреляешься.
– Да, сэр. – уныло поддакнул Прайс, но, не в силах долго оставаться мрачным, тут же усмехнулся и кивнул на бивуачные огни:
– Прищемили вы им хвост, сэр.
Шарп рассмеялся. Двое лейтенантов без лошадей с непривычки стёрли ноги. Гордые стрелки покорились. Шарп стал для них ещё одним самодуром, лишившим их тёплой постели и заставившего спать в чистом поле. Прайс выругался, когда каштан обжёг ему пальцы:
– А ещё они сгорают от любопытства, сэр.
– От любопытства?
– Ага. Наши парни потолковали с ними. Рассказали историю или две. – лейтенант ободрал кожуру и с аппетитом зачавкал, – О том, как долго живут те, кем командует майор Шарп.
– Понятно. Наврали с три короба, да?
– В самый раз, сэр, ни больше, ни меньше. Неплохие ребята, сэр.
Неплохие ребята, 60-й полк Королевских Американских стрелков. Подразделение было сформировано в Тринадцати колониях ещё до мятежа. Тогда в полк набирали охотников и следопытов, но после потери Америки личный состав пополнялся британцами да немцами. В ротах Фредериксона и Кросса тех и других было поровну. Сам Фредериксон по отцу был германцем, а по матери – англичанином, свободно владея обоими языками. По словам всезнайки Харпера, в роте капитан Вильям Фредериксон имел неизбежное при его увечьях прозвище "Красавчик Вильям".
Лёгок на помине, Красавчик Вильям появился из тьмы и подсел к огню:
– Можно вас на пару слов, сэр?
– Слушаю.
Фредериксон помялся и осторожно спросил:
– Какой пароль, сэр?
– А вам зачем?
– Хочу вывести дозор, сэр.
Фредериксон не просил разрешения. Просить разрешения было унизительно для капитана 60-го полка. Полк не относился ни к одной из дивизий, но по необходимости его роты придавались армейским батальонам для усиления линии застрельщиков. Независимый статус был предметом гордости американских стрелков, и фраза Фредериксона являлась изящным компромиссом между этой гордостью и субординацией.
Инициатива Фредериксона позабавила Шарпа. Какая нужда в дополнительном дозоре? Вокруг – мирная дружественная Португалия.
– Дозор?
– Ну, не совсем дозор, сэр. Скорее, тренировка действий в ночном бою.
– Как долго?
Полукровка отвёл взгляд:
– Три часа, сэр.
Достаточно, чтобы нанести визит в деревню, пройденную ими в сумерках. Там, на холме за церковью, стояла большая ферма, откуда доносились звуки, заставлявшие бурчать пустой живот Шарпа так же сильно, как, видно, он бурчал у Фредериксона. Значит, Красавчик Вильям хочет знать пароль, чтобы миновать линию часовых?
– Свиная отбивная, капитан.
– Э-э, не понял, сэр?
– Это пароль… И моя доля.
Фредериксон настороженно зыркнул на командира:
– Ваши люди говорили, что вы не поощряете кражи у местных, сэр.
– Мне не нравится, когда профосы вешают моих парней. (Профос – военный полицейский. Кстати, от него происходит наше "прохвост". Прим. пер.)
Шарп пошарил в сумке и протянул Фредериксону монету:
– Положите на порог.
Фредериксон встал:
– Будет исполнено, сэр.
– Ещё, капитан…
– Да, сэр?
– Кусок спинки. Из той части, что над почками.
Одноокий сверкнул зубами:
– Понял, сэр.
Они ели свинину спустя сутки в дубовой рощице. Смеркалось. Дневной поход дался нелегко, однако подступающая темень тоже не обещала отдыха. Предстояла переправа через реку и восхождение по склону к Вратам в обход дороги, но прежде Шарп избавился от спиртного. Солдаты выстроились в ряд, сложив у ног рюкзаки, подсумки, фляги, шинели и киверы. Сержанты методично обыскивали сначала вещи, затем – их обладателя. Там, наверху, пьяный ухарь мог испортить всё, а потому найденный алкоголь немедленно выливался на землю. Под конец Шарп поднял вверх гроздь полных баклаг:
– Бренди!
Его выкрик не слишком утешил стрелков.
– Завтра ночью мы поделим это бренди. Мало, чтобы надраться. Достаточно, чтобы не замёрзнуть. Перебьём ублюдков – налакаетесь так, что чертям будет тошно!
Таясь, пробирались они между скальных уступов под волчий вой, доносящийся из отдаленья. Волки редко нападали на людей, хотя однажды Шарп видел хищника, который бросился на стреноженную лошадь, вырвал кус плоти из крестца и скрылся в темноте под гром запоздалых выстрелов.
Стрелки лезли вверх по склону. Луна то появлялась, то снова пряталась за тучи, меняя очертания местности, памятной Шарпу по предыдущему посещению.
Он вёл стрелков на север от Врат, примерно после полуночи изменил направление, забирая южнее. Идти стало легче – они уже не поднималась, а шли по косогору. Шарп страшился рассвета. Нужно было найти укрытие до того, как дозорные с башни смогут в слабых лучах восходящего солнца углядеть непрошенных гостей.
Башня была так близко, что Шарпа чуть удар не хватил, когда часовые подкинули в костерок высохший куст, и пламя взметнулось до небес, осветив древние стены. Пришлось сторожко пятиться к монастырю. Тут-то им и посчастливилось наткнуться на овраг.
Лощинка проходила в считанных метрах от глухих стен обители, но, если исключить необходимость сидеть тихо, как мыши, была идеальным открытием. Глубина её позволяла свободно разместиться майору, двум капитанам, четверым лейтенантам, одиннадцати сержантам и ста шестидесяти пяти рядовым.
Странный выдался Сочельник. Дома, в Англии, ощипывались гуси, окорока, текущие янтарным жирком, доставались из коптилен. Связки сочных колбас подвешивались над огнём, на котором варилась солонина, а в домах побогаче слуги извлекали из рассола свиные головы, дабы начинить их фаршем. В печах подходили пирожки с фруктами, их аромат смешивался с дразнящим духом свежего пива. Пламя играло на боках пузатых бутылок с вином, ждущим часа, когда его нагреют, добавят специй и вольют в объёмистую, вмещающую целое море, пуншевую чашу. Словом, этот день следовало проводить, изнемогая от разносящихся с кухни запахов в ожидании вечернего пиршества.
Удивительно, но испорченное Рождество не обозлило стрелков. Напротив, они гордились тем, что именно им поручили задание. Как подозревал Шарп, в их лютой ненависти к дезертирам была изрядная доля зависти. Любой солдат хоть раз, да задумывался о том, чтобы послать к чёрту службу и пуститься в бега. Потофе с Хейксвеллом воплотили в жизнь мечту о солдатском рае: месте, где много женщин, спиртного и никакой дисциплины. За такую дерзость их следовало наказать.
А вот капитану Фредериксону причины сознательности его парней виделись иначе. Красавчик Вильям подсел к Шарпу с Харпером и кивнул на свою роту:
– Всё оттого, что они романтики, сэр.
– Что?
Неожиданная точка зрения в устах человека с его внешностью.
– Выглядят, как жулики. Половина из них прирежет прохожего за шиллинг, другие – пьяницы, с радостью продадут родную мать за бутылку рома. Жулики и есть.
Капитан приподнял повязку, привычным жестом запустил в пустую глазницу палец. Смахнув влагу, сочащуюся из раны, он обтёр её о мундир:
– Не святые, нет, далеко не святые, но их задела за живое судьба захваченных женщин. Им нравится чувствовать себя спасителями несчастных и защитниками обиженных, – капитан криво ухмыльнулся, – Всяк волен честить вонючих солдафонов, но когда речь заходит о спасении, мы враз превращаемся в идиотских героев и рыцарей в белоснежных подштанниках.
Всё утро, пока вахту несли красномундирники, стрелки спали. Теперь пришла очередь парням Прайса отдыхать, а караульных у края оврага выставил Кросс. Враги почти не показывались: пара фигур маячила на верхней площадке сторожевой башни, да в полдень с востока появился конный разъезд. Утруждаться разведкой они не стали, скрылись в какой-то из складок местности, видимо, распили прихваченную бутылку и примерно через час потрусили обратно в долину.
Холод беспокоил сильнее. Ночью температура была ниже, но люди двигались. Сейчас они сидели без огня в мёрзлом овраге, продуваемом студёным ветром, несущем иногда мелкий промозглый дождь. Надо было что-то делать, и, когда всадники умчались восвояси, Шарп затеял детскую игру в салочки при условии жёсткого соблюдения тишины и ограничив поле действия половиной высоты лощины. Взрослые дяди с восторгом гонялись друг за другом, согнувшись в три погибели и полузадушенно хохоча. Участие офицеров придало игре особенную остроту. Самого Шарпа роняли дважды (для того, чтобы "осалить" игрока, надо было повалить его наземь), и Шарп каждый раз возвращал "сало" тому, от кого получил. Задора хватило на пару часов, зато по их истечении ни скука, ни холод не донимали бойцов Шарпа. День клонился к закату, и солдаты стали готовиться к ночной схватке.