- С каких это пор несчастный случай стал считаться естественной смертью?
- Прочтите дальше, - буркнула серая личность. - В результате естественной смерти от несчастного случая, в скобках - падение с высоты, черепно-мозговая травма и перелом шейных позвонков. Судя по всему, смерть наступила мгновенно.
Н-да, впрочем, бывают полицейские записи еще интересней. Например: "найден труп без признаков смерти". Или еще что-нибудь в этом же духе. Как говорится, вся загвоздка всего лишь в терминах…
- Ладно. Ну а предположим, его кто-нибудь столкнул? Этот вариант исключен?
Полицейский смерил меня устало-свирепым взглядом.
- Послушайте, капитан Гелион, - он выдавил из себя это обращение не без отвращения, да и я чуть не поморщился. Это причисление нас изначально к военному ведомству было пустой формальностью. Кому-то когда-то показалось, что для персонала секретного объекта это просто необходимо. - По-вашему, текст взят с потолка?
- По-моему, сержант… Неизвестный? - я недоуменно нахмурился, прочитав эту фамилию в прозрачном кармашке у него на груди.
- Это моя фамилия, - подтвердил он не без скрытой, но явной гордости. По тому, как он надулся, не то от раздражения, не то от удовольствия, я заключил, что это имя наверняка настоящее. Черт с ней, с паранойей.
- Да… Не знаю, кто именно составлял этот документ, но с формальной точки зрения он просто кошмарен. Формулировки сплошь неточны и создают ложное впечатление. Я отказываюсь его подписывать, так как не имею ни малейшего желания отвечать потом за дачу ложных показаний.
- Гелион! - опешил сержант. - Отказ от помощи следствию является преступлением!
- А что вы, собственно, называете помощью следствию? - осведомился я. - Дачу ему ложных ориентиров? Или вы считаете, что я должен нарушать свой гражданский долг только потому, что кому-то лень исправлять безграмотную писанину или хочется побыстрее закрыть дело? Вам, кстати, тоже ни к чему демонстрировать некомпетентность. На вашем месте, я бы прямо сейчас составил другой документ. Вы имеете на это право. А вот другого свидетеля от "Януса" вам все равно не получить.
Пил робко кашлянул.
- Прошу вас, - сказал он кротко и ненастойчиво. - Я хотел бы изменить свои показания.
- Это невозможно, - отрезал сержант, возмущенный тем, что его заставляют применять голову, а не исполнять свои обязанности автоматически.
- Бог мой! - тихонько присвистнул я. - Какие факты преступной халатности вскроются! Если не фальсификации…
- Гелион! - возмутился сержант до корней волос.
- Что, Неизвестный?
Мой тон его одновременно разъярил и заставил взять себя в руки.
- Сержант Неизвестный, - напомнил он. - Я при исполнении.
- Тогда, капитан Гелион, - напомнил я. - Я тут тоже, как будто, официально. Да не волнуйтесь. Ничего незаконного я вам не предлагаю. Вот это, - я указал на папку, - гораздо более незаконно. На ваше счастье, документ не имеет силы, пока не подписан двумя свидетелями, один из которых должен быть непременно представителем "Януса". Я его еще не подписал и, будьте покойны, не подпишу. Доктор Лизи также может после опротестовать свою подпись в судебном порядке. Он не обязан знать тонкости составления протоколов. Вы ему ничего не объяснили, значит, он был введен в заблуждение по небрежности или по злому умыслу. Вам все придется начинать сначала, не говоря о том, что это скверно скажется на общественном мнении. Все, что мы можем сказать, это то, что знали этого человека раньше, но мы не присутствовали при вскрытии, и не знакомы материалами расследования, чтобы утверждать, какой именно смертью он умер. Это очевидно. Согласны? Или дайте нам самим проверить все факты, или составляйте другой документ.
Целую минуту мы жгли друг друга взглядами.
- Не подпишете, значит?
- Не этот документ.
- Черт бы вас побрал… - Сержант раздраженно перелистнул подшитые в папку документы и нашел свободную форму, составленную для таких простых случаев, где оставалось лишь проставить имена и прочие переменные.
Я приглашающе кивнул Пилу, чтобы он первым поставил свою подпись на новом документе. Неизвестный втянул воздух сквозь зубы и глянул на меня с лютой ненавистью, но препятствовать Пилу не стал. Я подошел вслед за ним и тоже поставил подпись. Потом прижал к чувствительному квадрату подушечку большого пальца для идентификации. Прижал немного сильнее, чем требовалось, придерживая папку, а левой рукой, скользнув между обложкой и вторым листом, поймал первый, с подозрительно коряво составленным текстом, и с силой выдернул его из подшивки.
- Да вы что делаете, черт побери! - заорал Неизвестный в ужасе и ярости.
- Считайте, что спасаю вашу карьеру, - отозвался я, разрывая листок на части, прежде чем он успел его отобрать.
Судя по выражению его лица, он вовсе не был согласен с моим заявлением. Какой-то момент я был уверен, что он попытается свернуть мне шею. На самом деле, я нечасто позволяю себе такие выходки, но постоянное подспудное ощущение вездесущей угрозы настраивало меня на агрессивный лад. Всего в нескольких шагах от меня находился труп человека, погибшего из-за того, что он был одним из нас. Это что-нибудь да значило. Я скомкал клочки бумаги и демонстративно сунул их в карман. Неизвестный сузил глаза до маленьких щелочек, по-бульдожьи выдвинул челюсть, и с усилием снова совладал с собой.
- Вы за это ответите, - буркнул он уже без особенного энтузиазма и отвернулся. - Увезите тело, все свободны.
Пил молчал и пыхтел, пока мы не вышли из здания морга на свежий воздух. Метеослужбы работали на славу и солнце сияло вовсю. Марсианская атмосфера вот уже несколько столетий считается одной из наилучших для Homo sapiens во всем населенном космосе. Здесь Пил вдруг воодушевился и хлопнул меня по плечу, застав врасплох, пока я ворошил свои мрачные мысли.
- Здорово ты их! Черт возьми, они так и позеленели! А возразить ничего не смогли!
- Не смогли? - Я был подавлен, напуган и зол, и никакой моральной победы за собой не чувствовал. Что за вести я мог теперь принести? - О чем ты, Пил? Я видел больше, чем лицо трупа всего мгновение… - Я покачал головой и замолк.
- Я и этого не видел, - напомнил Пил. - А с ним… С ним что-то не так?
- Да нет, ничего особенного в глаза не бросается. - Я двинулся было по дорожке к выходу из сада, но Пил забежал вперед и преградил мне путь.
- Эрвин, погоди. Что ты увидел?
- Ничего. - Я остановился и посмотрел в его честные встревоженные карие глаза, на честном открытом круглом лице под соломенной взъерошенной шевелюрой. Стоит ли полагаться на старого школьного приятеля или лучше его пожалеть? Я избрал второе и попытался получше замаскировать истинные чувства. - Разве я должен был увидеть что-то не то, чтобы расстроиться? Я же сказал - все у него на месте. Но все-таки то, как он выглядел, безумие, эта смерть… Он ведь был одним из нас. Что уж тут непонятного?
Пил ковырнул мелкий гравий носком светло-желтого ботинка.
- Он всех вас ненавидел. Просто смертельно.
- С его точки зрения - было за что. Но эта точка зрения была всего лишь болезнью. Мне действительно жаль его.
Пил, упорно глядя вниз, врылся в гравий глубже.
- А ты заметил, - спросил он вполголоса, - что у него были подгримированы губы? Чтобы не так бросалось в глаза, что они все искусаны? Просто растерзаны.
Я поморщился. Пил поднял заговорщицкий взгляд.
- Выходит, заметил, - заключил он.
- Тут нет ничего странного. Конечно, его по возможности привели в порядок, прежде чем показывать. Может, все-таки, пойдем?
Пил с досадой топнул ногой.
- Ты действительно не понимаешь или просто прикидываешься? Впрочем, ответ я и сам знаю. Перестань. Ты же знаешь, что мне можно доверять. Все знают, что ваш "Янус" - сущий ящик Пандоры. Я только хотел спросить - Линн бредил изменением истории оттого что спятил, или спятил от того, что ее и впрямь можно изменить?
- Пил, это ведь ты у нас психиатр. Только не сходи с ума, хорошо?
- Значит, ты мне не скажешь? Возможно это или нет?
- Невозможно.
- Ты мне не доверяешь!
- Дружок, ты дал мне два варианта ответа, и один тут же отмел. Какой смысл в твоих вопросах и моих ответах? Мы все слышим только то, что хотим.
- Да, конечно, - проговорил Пил как-то тоскливо. - Значит, мне так и не убедить тебя в том, что играть с огнем опасно? Даже если сезон охоты на лис уже открыт?
- Каких лис?
- Посмотри в зеркало, на свои волосы и на рыльце в пушку, лис Эрвин. Повторяю то, что сказал в начале. Ты можешь кончить так же плохо как Линн. Будь благоразумней и не зарывайся.
- Ладно, ладно, - усмехнулся я. - А знаешь, ты сам параноик. Я-то думал, это только у нас скелеты в каждом шкафу и чертики под кроватью. Ан нет. У психиатров тоже!
Он выдавил жалкое подобие улыбки.
- Ты вечно любил всех смешить. Когда ты летишь обратно?
- Билет заказан на завтрашнее утро. Я не ожидал, что смотреть будет настолько не на что.
- Ну, тогда прощай.
- А ты что, остаешься здесь?
- У медиков всегда есть дела в самых неприятных местах.
- Ну, тогда счастливо. Может, позже увидимся.
- Обязательно, - пообещал он.
II. "Горгулья"
И почему я солгал насчет завтрашнего утра? Ведь уже точно знал, что настолько тут не останусь. Как будто играл на кого-то постороннего, кто мог нас слышать. Прямиком из морга я отправился в порт, предварительно связавшись с гостиницей, с заявкой прислать туда же мой багаж, который так и остался нераспакованным. Мне больше нечего было здесь делать. Пил переживет, даже с облегчением. Ему наши странности и так поперек горла, мне его намеки да пророчества - тем более.
Все складывалось как нельзя удачней. Я вылетел без всяких задержек, меньше чем через час, на корабле какой-то частной компании с очаровательно-ностальгическим названием "Горгулья". Я поудивлялся про себя - неужели кто-то еще помнит, что это такое, или просто нашел в словаре слово постраннее, и настроение у меня несколько поднялось. Крылатый каменный кошмарик обернулся чистеньким, уютным, комфортабельным суденышком, рассчитанным менее чем на сотню пассажиров. Очень удобно, почти знак свыше, народу оказалось немного и в "купе" я оказался в приятном одиночестве.
Самое время поговорить с родными и близкими.
Линор ответила на вызов сразу же.
- Привет. Ты что, караулила сигнал?
- Ничего подобного. Я случайно подошла. Наверное, родственная телепатия.
Что ж, такое у нас случалось, хоть были мы не совсем близнецами, выращивались чрезвычайно занятыми родителями в разных пробирках и даже "родились" с разницей в четыре дня. Догадайтесь, кто младшенький. Правильно, это мне пришлось дольше сидеть в инкубаторе. Считается, что девочки развиваются быстрее. Однако мы с Линор так толком и не разобрались, кто же из нас кому покровительствует. У каждого было свое мнение на этот счет.
- Какие новости?
- Неутешительные. Я уже лечу обратно. Вся демонстрация как в музее: близко не подходить и руками не трогать. Он был по уши укрыт простыней, а лицо… честное слово, краше в гроб кладут…
- Как тебе не стыдно, Эрвин! - проворчала Линор с не очень искренней укоризной. В нашей семье у всех чувство юмора отвратительное, в том числе и у нее. Видно, медиков в роду было многовато. - Он ведь и есть покойник!
- Да. Только покойник покойнику рознь, - ответил я серьезно. Я и прежде на самом деле вовсе не собирался шутить. - Все в восторге от того, как он сохранился. Но он постарел лет на сорок. Изможденный, высохший, а седых волос вдвое меньше, чем было - их подкрасили. Если все это случилось в леднике, то я Екатерина Великая. Губы тоже покрыты слоем грима, чтобы меньше бросалось в глаза, как они изжеваны. Но, собственно, разве на лице душевнобольного это было бы странно? Вовсе нет. Тогда к чему такие шпионские страсти? То ли с расчетом на слабоумных, то ли как раз с тем, чтобы обратить на это наше внимание с намерением запугать. Других объяснений я не вижу. И потом, когда я приподнял простыню…
- Так тебе все же дали это сделать?
- Сам взял. И меня тут же перехватили. Но я успел заметить одну вещь. Его запястье, то, что я смог увидеть, было разодрано в клочья.
- Разодрано? - поразилась Линор. - Он вскрыл себе вены?
- Нет, Линор. Вен он себе не вскрывал. Такие следы остаются от наручников, если пытаться во что бы то ни стало от них избавиться.
Линор довольно надолго замолчала.
- А еще какие-нибудь следы насилия ты заметил?
- Нет. Но проломленная голова - это уже не естественная смерть, хотя кое-кто пытался уверить меня в обратном.
- Эрвин.
- Да?
- Ты меня пугаешь. Не делай никаких глупостей. Будь все время на виду и нигде не задерживайся.
- Я так и делаю. Не беспокойся. Что со мной может случиться? Даже если наши дела хуже некуда и Линна и Карелла впрямь кто-то похитил, то повторение этой шутки в третий раз будет уже не смешно. Никто не пойдет на такую наглость. Единственное, что может мне сейчас грозить - непредвиденное транспортное происшествие. Так что, ждите - скоро буду.
- Привет, Эрвин, - вклинился в разговор отец. - Большую часть я слышал. Что ж, значит, стоит и впрямь осуществить задуманное.
- Да. Может быть, это действительно лучший выход.
- Лучший - это не то определение. Но вполне возможно, что теперь единственный.
- Да, я понимаю. Ничего замечательного в этом нет.
- Начнем, как только вернешься.
Я мысленно кивнул.
- О Нейте, конечно, никаких вестей? - спросил я просто на всякий случай.
- Никаких. Либо необходимая жертва, либо… быть может, он сам в этом замешан. Ждать больше ни к чему.
- Ясно…
Из приемника вдруг резко хлынул шквал жуткого визга и треска.
- Что это у тебя? - крикнул он.
- Антиквариат накрылся! - ответил я. - До встречи! - Я поспешно отключил какофонию каких-то убийственных звуков и облегченно вздохнул.
Едва я это сделал, весь корабль сотрясся как чашка с игральными костями. Не ожидая ничего подобного, я едва удержался, вцепившись в край стола, ввинченного в стену. Тихий мерный гул двигателей сменил свой ровный еле слышный тон на какой-то обрывчатый и более пронзительный, где-то завыла сирена. Приемник слетел со стола и, ударившись в противоположную стену, раскололся. Рассыпались и другие мелкие предметы; их было немного. Космический корабль, как-никак - большая часть находящегося на борту надежно зафиксирована тем или иным образом, на всякий случай. Что-то случилось с температурным режимом - вдруг дохнуло холодом, потом жаром, потом, как будто, все успокоилось. В коридоре кто-то пробежал, что-то защелкало, донеслись отрывистые выкрики, похожие на команды, и все опять стихло.
- Ничего себе, - пробормотал я. - Что, накаркал "транспортное происшествие" себе на голову? - И с очень странным чувством обнаружил, что правая рука сама скользнула к рукоятке мелкокалиберного бластера, полагавшегося нам по игре в полувоенный объект. Толку от него было немногим больше, чем от придворной шпаги, но все равно проверив, насколько хорошо он извлекается из кобуры, я вскочил на ноги и, осторожно придерживаясь за идущий вдоль стены поручень, поскорее добрался до двери. Ведь в чрезвычайных ситуациях пассажирские каюты часто блокируются, превращаясь в самостоятельные спасательные капсулы. С легким щелчком дверь убралась в сторону, и я выглянул в коридор. Он был пока пуст. Только в конце его стоял очень молодой и нервничающий парень в униформе транспортной охраны, и явно не знал, что он тут делает. Поставили, вот и стоит. Но об общем положении дел он наверняка имеет большее представление, чем я.
- Эй, - окликнул я его беззаботно-дружелюбным тоном. - Что это было?
Послышались еще щелчки и начали отворяться двери и других кают. Прочим пассажирам тоже было интересно, с какой такой стати они вдруг ощутили себя горошинами в погремушке. Особенно обозлена была потрясающе эффектная чернокожая сирианка - ее сверкающий всеми цветами радуги наряд оказался густо обсыпан пудрой, а флакончик с лаком для ногтей она поймала уже тогда, когда он, будучи открытым, свалился ей в декольте, где лак и высох, согласно обещаниям производителя "со сверхсветовой скоростью". Пострадавшая рвала и метала, и грозилась подать на компанию в суд с целью возмещения морального ущерба. Другой пассажир случайно отдавил лапу своей уткособаке, и та больно ущипнула его зубастым клювом. Владелец посчитал, что именно экипаж судна виновен в том, что он снял с животного намордник. Животное истошно крякало. В разгар возмущения корабль тряхнуло еще раз, и кое-кто, для кого первый раз пошел не впрок, оказался на полу. Мимо, отчаянно вереща, пронесся маленький попугайчик, в котором, по издаваемым звукам, любой узнал бы представителя запрещенного к добыче карликового малинового экваториального марсианского баньши. Попугайчик с размаху врезался в переборку и с похоронным стуком шлепнулся на пол, откинув перепончатые лапки. А ведь сколько уже предупреждали - марсианские баньши не переносят космических перелетов.
- Небольшие технические неполадки, - объявил охранник тоном преисполненной чувства долга робота-стюардессы и с такими же остекленевшими глазами. - Устранение их займет какое-то время! Советую всем пойти к себе и пристегнуться в амортизационных креслах…
Его перебил искусственный женский голос, доносящийся из динамиков и повторяющий эту же речь почти слово в слово.
Пассажиры, ворча, отправились пристегиваться, решив, что при такой тряске им придется плохо. На трупик попугайчика прав никто не заявил. Естественно.
Я выбрался в опустевший коридор и, придерживаясь за поручень, приблизился к охраннику.
- Что-то эти технические неполадки больше напоминают обстрел, - заметил я с самым беспечным видом.
Парнишка нервно оглядел меня, не зная, как бы лучше послать подальше.
- Вернитесь к себе, пожалуйста.
- И не упрашивайте. В таких случаях у меня обостряется клаустрофобия. - Я глянул на дохлого попугайчика. Глазки закрыты синей пленкой, клювик открыт в беззвучном писке. Первая невинная жертва. - Вы, случайно, не перевозите какую-нибудь контрабанду? Из-за чего вас могла бы, скажем, обстреливать полиция?
Он вытаращил глаза в священном негодовании.
- Господи! Конечно, нет!
- А может быть, конкуренты решили, что вы им надоели?
- Послушайте, я не должен с вами разговаривать! Безопасность судна - это дело транспортной охраны!
- Кто бы спорил? Просто интересно. В конце концов, если мы избежим опасности, значит, все в порядке. А если нет, то вместе унесем секрет в могилу. Так что там? Полиция, коварные конкуренты, злобные кредиторы, должники?
Парень невольно нервно усмехнулся и чуточку расслабился, решив по моей болтовне и улыбке, что я не начну биться в истерике, даже узнав правду.
- Ну хорошо, - он понизил голос до шепота. - Только не сейте панику. Это пираты.
- Что? Вы серьезно?