3
В том, чтобы перебраться через насыпь и подбежать к воротам, невзирая на свет факела и собачий лай, не было никакой необходимости. Бог сделал свое дело. Он ниспослал мне тепло и, как я позже обнаружил, пищу.
Не успела захлопнуться дверь, как я был уже у лошади и, шепотом успокаивая ее, стаскивал накидку. Животное совсем не вспотело. Он проскакал галопом не больше мили. Здесь, в загоне, холод ему будет нипочем. Я замерз больше, и мне просто надо было взять эту офицерскую накидку, плотную, мягкую и добротную. Едва сняв ее с лошади, я обнаружил, что хозяин оставил мне не только накидку, но и полную седельную сумку. Я приподнялся на носки и пошарил внутри.
Почти полная кожаная фляга, наверное, с вином. Молодые люди не возят с собой воду. Печенье, завернутое в салфетку, изюм, полоски из вяленого мяса.
Животные, дыша паром, тыкались в меня своими слюнявыми мордами. Накидка сползла и зацепила углом грязь под их копытами. Я подхватил ее, прижал флягу и провиант и проскользнул под доской. Лежанка из сушняка не отличалась чистотой, но теперь я был готов ночевать в навозной куче. Я зарылся в сушняк и обернулся теплой и мягкой шерстью накидки, после чего приступил к трапезе, ниспосланной мне богом.
Мне нельзя спать, что бы ни случилось. К сожалению, все говорило о том, что молодой человек вернется через час-другой. Но, учитывая наличие еды и тепла, мне бы с лихвой хватило этого времени. Со всеми удобствами дождался бы рассвета. Когда из дома будут выходить, я услышу, брошу накидку на место и спрячусь. Мой хозяин вряд ли заметит, что у него в сумке поубавилось еды.
Я пригубил вина. Удивительно, даже черствая горбушка показалась с ним вкуснее. Напиток отдавал изюмом и был сладкий. По телу разлилось тепло, сведенные суставы размягчились и перестали дрожать. Я уютно свернулся в теплом гнезде, прикрывшись от холода сухим папоротником.
Возможно, я немного поспал и даже не понял, отчего проснулся. Кругом ни звука. Животные, и те стояли тихо.
Стало, вроде, темнее, и я подумал, что звезды погасли и наступает рассвет. Я раздвинул ветки папоротника и выглянул. Звезды были на месте, источая на черном небе белое сияние.
Странно, но я почувствовал тепло. Поднялся небольшой ветер, принесший с собой облака. Они пробегали над головой и исчезали в ночи. По мере их движения тень и свет сменяли друг друга, волнами набегая на покрытое инеем поле и окружающее пространство. По этим волнам проплывали кусты чертополоха и лужайки с замерзшей травой. Ветер дул совершенно беззвучно.
Над проплывавшей пеленой облаков сияли звезды, расположенные под высоким и черным куполом неба. Тепло и удобная поза навеяли на меня воспоминания о прежних спокойных временах, Галапасе, хрустальном шаре, в котором я наблюдал за игрой света. Бриллиантовый звездный свод напомнил мне потолок пещеры, под которым переливались кристаллы и сменялись тени, отбрасываемые пламенем костра. В небе мигали красные цвета сапфира, синие звезды. Одна звезда светила, не мерцая. Она была золотая. В это время тихий ветер принес еще одно облако, на секунду закрывшее свет. Колючий кустарник зашевелился, каменное изваяние отбросило тень.
Наверное, я очень глубоко зарылся в своем убежище и поэтому не слышал, как молодой человек отодвинул положенное привратником дерево. Он неожиданно возник передо мной. Его высокая фигура шагала по полю, такому же тихому и призрачному, как сам ветер.
Я съежился, как улитка в своей ракушке. Времени ускользнуть и положить на место накидку не было. Мне оставалось только надеяться, что он не станет искать ее, подумав, что вор скрылся. Однако он не пошел к загону, а направился в открытое поле. Там, в тени каменного изваяния, паслось белое животное. Наверное, убежала лошадь. Одним богам известно, что оно там нашло, в зимнем поле, но я отчетливо видел его очертания, скрытые наполовину в тени. Подпруга с седлом, должно быть, свалились.
Пока он будет ловить его, я убегу, а лучше брошу накидку рядом с загоном (пусть думает, что свалилась с лошади) и вернусь в свою теплую постель. Пускай себе ругает привратника, что плохо привязал лошадь. И поделом. Я не трогал доски у входа. Осторожно приподнявшись, я осмотрелся.
При приближении человека животное приподняло голову. Пробегавшее облако бросило на поле черную тень. В это время камень озарился светом, и я увидел, что это не лошадь и не животное из числа молодняка, находившегося в загоне. Это был бык, самый настоящий здоровый белый бык. Рога по-королевски загнуты, не грудь, а грозовая туча. Он пригнул голову, коснувшись земли подгрудком, и стукнул копытом раз, потом другой.
Молодой человек остановился. Теперь я видел его совершенно отчетливо. Он отличался высоким ростом и крепким телосложением. В звездном свете его волосы выглядели бесцветными. Он был одет в заморскую одежду - штаны, перехваченные ремнями, туника, низко сидевшая, на бедрах, и высокий свободный головной убор. В руке он держал сложенную кольцами веревку, волочившуюся по снегу. Его короткая темного цвета накидка развевалась на ветру.
Накидка? Тогда это не мой хозяин! И потом, с какой это стати тот надменный молодой человек ночью будет ловить убежавшего быка?
Неожиданно и беззвучно белый бык бросился вперед. Свет и тени смешались, перепутавшись на небольшой площадке. Просвистела веревка, сложенная петлей. Человек отпрыгнул в сторону, затягивая веревку. Из-под копыт быка поднималась снежная пыль.
Бык крутнулся и бросился снова. Человек, не двигаясь и расставив ноги, ожидал его. Он принял небрежную, почти презрительную позу. Когда бык приблизился к нему, он легким движением танцора отклонился в сторону. Бык пронесся мимо него настолько близко, что задел рогом его распахнувшуюся накидку. Человек взмахнул руками. Веревка свилась в кольцо и обхватила королевские рога. Он наклонился вслед, удерживая ее. При очередном приближении быка человек прыгнул, подняв клуб снежной пыли.
Но не прочь, а на него. Он прочно уселся на толстой шее быка, крепко обхватив ее ногами. Веревка превратилась в поводья. Бык остановился как вкопанный, широко расставив ноги. Опустив голову, он отчаянно попытался порвать веревку. До меня по-прежнему не доносилось ни звука. Ни стука копыт, ни свиста веревки, ни сопения. Я наполовину высунулся из своего убежища и, замерев, забыв обо всем на свете, наблюдал за поединком человека и быка.
Облако снова своей тенью закрыло поле. Я встал, хотел снять доску, закрывавшую загон, и помчаться через все поле ему на выручку, какой бы тщетной моя помощь ни оказалась. Но вдруг облако ушло, и я увидел, что бык стоит на старом месте, а человек сидит сверху. Но вот голова быка начала подниматься. Человек отпустил веревку и взялся руками за рога, медленно оттягивая голову назад и вверх. Медленно, будто в ритуале капитуляции, бычья морда задралась, и обнажилась мощная шея.
В правой руке человека блеснул металл. Он наклонился и вонзил нож в шею животного, рассекая ее поперек.
По-прежнему в тишине медленно бык рухнул на колени. На белую шкуру, белую землю и белый камень изваяния хлынул черный поток.
Я вырвался из своего убежища и помчался к ним, крича что-то в беспамятстве.
Человек заметил меня и повернулся. Он улыбался. В звездном свете его лицо казалось неестественно гладким и каким-то нечеловеческим: отсутствовали признаки усталости и переживания. Его темные, холодные, неулыбчивые глаза также ничего не выражали.
Я споткнулся, попробовал остановиться, запутался в волочившейся накидке и упал у его ног. Сверху, медленно нависая, рухнул белый бык. Что-то ударило меня по голове. Я услышал пронзительный детский крик - свой собственный, и стало темно.
4
Кто-то сильно ударил меня по ребрам, потом еще раз. Я застонал, попытался уклониться от ударов, но мешала накидка. К моему лицу приставили чадивший черным дымом факел. Знакомый молодой голос сердито воскликнул:
- Моя накидка! О боже, держите его, быстро. Будь я проклят, если коснусь его. Он грязный!
Все столпились вокруг меня, шаркая ногами по мерзлой земле. Кругом пылали факелы, раздавались любопытствующие, сердитые и безразличные реплики. Несколько человек приехали верхом. Их кони раздраженно топтались сзади.
Я пригнулся, глядя снизу вверх. Голова раскалывалась, лица людей перемешались, происходящее поплыло перед глазами. Из небытия возникали образы и накладывались на реальные события. Огонь, голоса, корабельная качка, рухнувший белый бык.
Чья-то рука сорвала с меня накидку. Вместе с ней слетела часть гнилых мешков. Я сидел голым по пояс. Кто-то схватил меня за руку и рывком поставил на ноги, за волосы повернул к стоящему напротив человеку. Он был молод, светлорусый, в свете факелов казался рыжим, элегантная бородка окаймляла подбородок. Голубые глаза пылали гневом. Он стоял на морозе без накидки, в левой руке держал плеть.
Он оглядел меня с отвращением.
- Нищенское отродье. Ну и воняет. Придется сжечь накидку. За это ты заплатишь мне своей шкурой, гаденыш. К тому же ты собирался украсть мою лошадь?
- Нет, сэр. Клянусь, я воспользовался только накидкой и хотел положить ее на место.
- Вместе с застежкой?
- Какой застежкой?
- Ваша застежка пока на месте, господин, - сказал державший меня человек.
- Я взял ее только на время, - быстро вставил я, - чтобы согреться. Было очень холодно.
- Поэтому ты стащил накидку с коня, чтобы он простудился?
- Я не думаю, чтобы он из-за этого пострадал, сэр. В загоне тепло. Потом я положил бы ее на место, уверяю вас.
- Носить ее после тебя, вонючий крысеныш? Тебе горло перерезать мало!
- Ладно, оставь его, - сказал кто-то из конных. - Ничего особенного. Придется отнести твою накидку к сукновалу. Несчастный совсем голый, а стужа способна заморозить саламандру. Отпусти его.
- По меньшей мере, - сказал молодой сквозь зубы, - у меня есть шанс согреться, выпоров его. Эй, подержи-ка его, Кадал.
Надо мной со свистом занеслась плеть. Держали меня крепко. Но прежде чем плеть опустилась, в свете факела мелькнула тень, и чья-то рука легко коснулась молодого человека.
- Что происходит? - спросил кто-то.
Будто по приказу, наступила тишина. Молодой опустил плеть и обернулся.
Державший несколько ослабил руки. Конечно, почувствовав относительную свободу, я мог бы проскользнуть между конями и людьми и дать стрекача. Однако не стал даже пытаться и глядел во все глаза.
Пришелец был высок, выше молодого на полголовы. Пламя колебалось, мигало, вспыхивало. На этом фоне я не мог различить черты его лица. Голова моя раскалывалась. Холод вновь, как зубастый зверь, набросился на меня. Я видел лишь высокую призрачную фигуру и его глаза, рассматривавшие меня без всякого выражения.
Я чуть не задохнулся от удивления.
- Это были вы? Вы видели меня, правда? Я бежал к вам на помощь, но запутался в накидке и упал. Я не убегал, скажите им, мой господин! Я хотел положить накидку на место до его прихода. Скажите им, пожалуйста, что произошло!
- О чем ты говоришь? Что им сказать?
Свет факелов слепил меня.
- О том, что произошло. Как вы убили быка.
- Что я сделал?
До сих пор было тихо, но сейчас установилась просто звенящая тишина, нарушаемая лишь шумом дыхания и топтанием замерзших лошадей.
- Какого быка? - резко спросил молодой.
- Белого быка, - ответил я. - Он перерезал ему горло, кровь хлынула, как из ручья. Поэтому я перемазал вашу накидку. Я пытался…
- Откуда ты знаешь о быке? Где ты был? Кто тебе говорил?
- Никто, - удивленно сказал я. - Я видел это собственными глазами. Разве это секрет? Вначале мне показалось, что это сон.
- Клянусь светом! - прервал меня молодой офицер. Вместе с ним зашумели остальные, выражая свое недовольство.
- Убить его, и кончено… Он лжет!.. Он лжет, чтобы выкрутиться!.. Он шпионил…
Высокий промолчал. Он стоял, не отводя от меня взор. Во мне закипела злость, и я с жаром заговорил.
- Я не шпион и не вор! Мне надоело это все! Что мне оставалось делать? Замерзнуть живьем, лишь бы не простудилась лошадь?
Стоявший сзади человек схватил меня за руку, но я стряхнул его сильным движением, которому мог бы позавидовать мой дед.
- Я не нищий, мой господин. Я свободный человек, приехавший предложить свои услуги Амброзиусу, если он согласится. Для этого и прибыл сюда, покинув родную страну… Я… случайно потерял свою одежду. Конечно, я молод, но у меня есть знания. Я говорю на пяти языках…
Я запнулся. Кто-то сдавленно рассмеялся. Я сжал стучавшие от холода зубы и добавил совсем по-королевски:
- Я лишь прошу вас помочь найти мне убежище от холода, мой господин, и сказать, где я могу с утра встретить его.
Тишина просто давила на уши. Молодой набрал воздуха, чтобы высказаться, но высокий поднял руку. Судя по вниманию всех окружающих к нему, он был их начальником.
- Погодите. Он не наглец. Посмотрите на него. Подними факел, Люций. Как тебя зовут?
- Мирдин, сэр.
- Мы выслушаем тебя, Мирдин, но рассказывай ясно и коротко. Я хочу узнать про быка. Начни с самого начала. Итак, ты увидел, как брат привязал коня в загоне. Взял себе накидку, чтобы согреться. Продолжай теперь.
- Да, мой господин. Я также взял из седельной сумки немного еды и вина.
- Ты взял мою еду и вино? - переспросил молодой.
- Да, сэр. Сожалею, но я не ел четыре дня.
- Ничего, - резко оборвал начальник. - Продолжай.
- Я укрылся в углу в куче сушняка и вроде бы заснул. Когда проснулся, то увидел у камня быка. Он там тихо пасся. Потом с веревкой в руках появились вы. Бык кинулся на вас, вы набросили на него веревку и прыгнули ему на спину. Затем, подняв ему голову, перерезали ножом шею. Все кругом было залито кровью, я побежал вам на помощь. Не знаю, чем мог бы вам помочь, но все равно побежал. Потом запутался в плаще и упал. Все.
Я остановился. Человек прочистил горло. Все молчали. Мне показалось, что Кадал - слуга, державший меня, отошел подальше.
- У стоячего камня? - очень тихо спросил предводитель.
- Да, сэр.
Он обернулся. Люди и кони находились совсем близко к камню. Его очертания виднелись на фоне озаряемого факелами ночного неба.
- Отойдите, пусть взглянет, - сказал высокий. Несколько человек расступились.
До камня было футов тридцать. Замерзшая трава у его основания была истоптана сапогами и копытами. Место, где упал белый бык и ручьем пролилась кровь, пустовало. В тени камня выделялся лишь притоптанный снег.
Человек, державший факел, приподнял его, освещая землю. Свет упал на человека, который расспрашивал меня, и я впервые четко разглядел его. Он оказался не так молод, как я предполагал. Лицо избороздили морщины, брови нахмурены. Глаза, в отличие от брата, не голубые, а темные. Он был более крепкого сложения, чем показалось с первого взгляда. На запястьях и на шее виднелись золотые украшения. С плеч до самой земли ниспадала тяжелая накидка.
- Это были не вы, - заикаясь проговорил я. - Извините, теперь я вижу, что мне все приснилось. Никто не пойдет на быка с веревкой и коротким кинжалом. Никакой человек не отогнет быку голову и не перережет ему горло. Мне это лишь приснилось. Это были не вы. Теперь я это ясно вижу. Я думал, что человек в колпаке - это вы. Извините.
Люди начали переговариваться. Но угроз уже не слышалось. Молодой обратился ко мне совсем иным тоном.
- На кого он был похож, тот человек в колпаке?
- Не имеет значения. Потом, - быстро прервал брат. Он протянул руку и поднял за подбородок мое лицо.
- Ты сказал, что тебя зовут Мирдин. Откуда ты явился?
- Из Уэльса, сэр.
- А, так это тебя привезли из Маридунума?
- Да. Вы знаете обо мне?! - поглупев от холода и удивления, сделал я вдруг запоздалое открытие. Меня, как беспокойного коня, охватила дрожь. Я сгорал от волнения, любопытства и страха.
- Вы Граф! Должно быть, вы сам Амброзиус!
Он даже не ответил.
- Сколько тебе лет?
- Двенадцать, сэр.
- А кто ты такой? Единственное, что ты можешь мне предложить, так это оставить тебя сейчас в живых и позволить этим джентльменам поскорее вернуться в дом.
- Кто я такой, не имеет значения, сэр. Я внук короля Южного Уэльса. Но он умер. Королем теперь стал мой дядя Камлак, но мне от этого не легче. Он хочет убить меня. Поэтому я не могу быть вам полезен даже в качестве заложника. Значение имеет не мое происхождение, а моя личность. У меня есть вам кое-что предложить. Вы сможете сами в этом убедиться, если позволите мне прожить до утра.
- Ах, да! Ценная информация и пять языков. И конечно же, сновидения, - он явно насмехался, но лицо его было серьезно. - Говоришь, внук короля? Ни Камлак, ни Дайвид не были твоими отцами? Никогда не знал, что у старика был внук, не считая ребенка Камлака. Из донесений своих лазутчиков я понял, что ты его побочный сын.
- Иногда он выдавал меня за такового, чтобы спасти от позора мою мать. Но она никогда не считала это позором. Моей матерью была Ниниана, старшая дочь короля.
- А… была?
- Она еще жива, но сейчас ушла в монастырь Святого Петра. Мать наверняка бы ушла раньше, но ей разрешили покинуть дворец только после смерти деда.
- А твой отец?
- Она никогда не упоминала о нем. Говорят, он был Принцем Мрака.