Фон Зангер молчал. Штедке криво усмехнулся, бросив надменный взгляд на полковника. Оберштурмфюрер не хотел говорить этому подслеповатому, одряхлевшему полковнику, что сам он даже не мог предположить, какая добыча попала ему в руки. Когда они подъехали к той развалюхе и он приказал своим людям проникнуть в дом, а жандармам - оцепить улицу, с чердака раздались выстрелы. Оберштурмфюрер не мог даже подумать, что по его людям и по нему лично стреляет человек в мундире лейтенанта абвера. Не хотел он рассказывать и о том, что в этот самый момент кто-то схватил его за плечо. Оказалось, это Марта Бехер.
- Что вы делаете? Прошу прекратить стрельбу, господин оберштурмфюрер! Ведь там Ганс! - воскликнула она.
Ганс Клос… санитарная машина… Потом понял: Марта заметила, что он был чем-то взволнован. По его просьбе она остановила машину, он вышел. А потом она увидела, как Ганс скрылся в этом доме, хотя он ей клялся, что ту девушку видел впервые…
- Знаю! - на полуслове прервал ее Штедке. - С самого начала догадывался! Но для тебя, Марта, я готов на все. Ты хочешь, чтобы мы этого предателя повесили? Мне он тоже нужен живым… Прекратить огонь! - подал команду Штедке.
Из окна, с лестничной клетки, из чердака валили клубы дыма. Штедке громко крикнул:
- У тебя нет никаких шансов, Клос! Дом окружен. Даю тебе пять минут на размышление! Сдавайся!
Вместо ответа раздались пистолетные выстрелы. Штедке отскочил к стене как ошпаренный, потянув за собой Марту. Какой-то эсэсовец дал автоматную очередь по чердаку.
- Не стрелять! - прокричал Штедке. - Взять его живым! Если не выйдет через пять минут, выкурим! Приготовить дымовые шашки и противогазы.
- Господин оберштурмфюрер, - сказала Марта дрогнувшим голосом, - я не верю. Не может быть, чтобы Ганс…
- Я еще поговорю с тобой, - скривил он рот. Посмотрев на часы, Штедке сказал: - Через минуту двинемся. - Вырвав из рук одного эсэсовца противогаз, он натянул его. Хотел своими глазами увидеть, как будут брать вражеского агента в мундире немецкого офицера.
В доме было тихо. Вбежав в коридор, они стали осторожно подниматься в клубах дыма по лестнице, ведущей на чердак. Эсэсовцы боязливо жались к стенам. Штедке шел с пистолетом в руке. Поднявшись на площадку чердака, услышали грохот взрыва. Машинально бросились на пол, но осколки их не задели. Видимо, граната взорвалась внутри помещения. Штедке испугался, что ему не удастся взять Клоса живым. Он кинулся вперед, перескакивая через три ступеньки. На чердаке было темно, черный дым заполнил небольшое помещение, и только через несколько минут им удалось заметить на полу лежавшего без движения человека в мундире лейтенанта вермахта. Граната, вероятно, разорвалась в его руках на уровне лица, и оно было изуродовано до неузнаваемости.
- Успел! - с раздражением бросил Штедке. - Привел приговор в исполнение…
Эсэсовцы тщательно обыскали чердак. Рядом с трупом немецкого офицера положили погибших - какую-то девушку и старую женщину в клетчатом платке. У старушки были открытые, как бы удивленные глаза. В углу, около разрушенной гранатой радиостанции, догорали листки бумаги. Один из эсэсовцев бросился туда, чтобы погасить огонь, но кучка пепла рассыпалась от его прикосновения…
Конечно, Штедке не мог доложить полковнику фон Зангеру, как все было на самом деле. СД проявила бдительность, СД все известно. "Это не то что абвер", - удовлетворенно подумал Штедке.
- Обращаю ваше внимание, господин полковник, на то, - скривил рот оберштурмфюрер, - что вражеский агент внедрился не где-нибудь, а в абвере и только бдительность службы безопасности помогла обезвредить его. Обергруппенфюрер Гейдрих потребовал специального рапорта.
Фон Зангер положил все документы, касавшиеся этого дела, в сейф. Биография и личная анкета, отзыв школы абвера, показания Марты Бехер, подтверждавшие опознание трупа Ганса Клоса, и рапорт оберштурмфюрера Штедке…
- Ну что же, господин Штедке, - сказал полковник, - могу вас поздравить. Теперь вы получите благодарность и повышение по службе. А раньше вы подозревали его?
- Да, господин полковник, - самодовольно ответил Штедке. - Он с самого начала не внушал мне доверия. Я неоднократно справлялся о нем в школе абвера, где он учился. Нас в СС учили, что верить нельзя никому. Даже за преданными фюреру офицерами нужно следить внимательно.
- Да, да, - рассеянно проговорил полковник. - Я не хотел бы больше возвращаться к делу этого человека, который многие месяцы водил нас за нос.
- СД не позволит долго водить за нос.
- Кто бы мог подумать! Такой представительный, исполнительный…
- Нордический тип, - согласился Штедке, - действительно нордический тип. Нужно признать, что это была хорошо продуманная и отлично выполненная работа. Славяне на подобное не способны.
Фон Зангер пристально посмотрел на искривленный усмешкой рот Штедке и подумал, что этот самоуверенный тип из СД или издевается над ним, или он действительно идиот.
Этого полковник никак не мог понять. Лицо Штедке, всегда искривленное усмешкой, было для него, полковника фон Зангера, загадкой.
9
Самолет прошел над линией фронта на малой высоте. Тогда По-2 всегда летали так низко. Недоступные для зенитной артиллерии противника, быстро уходившие из радиуса действия автоматического оружия, эти небольшие тихоходные самолеты наводили страх на гитлеровских вояк, неожиданно появляясь неизвестно откуда, быстро исчезая неизвестно куда, наполняя воздушное пространство своеобразным рокотом.
Такой самолет По-2 летел сейчас не в целях разведки, не для бомбежки немецких траншей. Летчику предстояло на этот раз взять за линией фронта на борт одетого в полушубок человека, о котором ничего не было известно, кроме того, что он говорит по-русски с акцентом, что указывает на его иностранное происхождение…
Около двух недель Клос бродил по лесу, пока не наткнулся на партизанский отряд, который имел связь с Большой землей. Партизаны нашли его в лесу, потерявшего сознание, голодного, без документов. Когда Клос пришел в себя, он увидел наклонившиеся над ним бородатые лица, вспомнил Якубовского и понял, что попал к своим. Он попросил партизан сообщить в штаб армии, что "J-23" находится у них в отряде. Командир отряда, не задавая лишних вопросов, быстро связался по рации со штабом партизанского движения, расположенным за линией фронта, сообщил свои координаты.
Вскоре в лагерь прилетел По-2. Возвращаясь обратно с загадочным пассажиром на борту, самолет благополучно пересек линию фронта.
Когда он плавно заходил на посадку, Клос пытался разглядеть посадочную площадку. Но ему удалось увидеть только темную стену леса. Прифронтовой аэродром был хорошо замаскирован. Самолет приземлился, и Клос вылез из кабины "кукурузника", крепким рукопожатием поблагодарил неразговорчивого пилота. К нему подошел офицер Советской Армии в короткой меховой куртке.
- Пересадка, - сказал он поздоровавшись. - Другой самолет уже готов, ждем вас.
Всю дорогу до Москвы Станислав Мочульский крепко спал в самолете, а потом снова вздремнул и в машине, которая везла его с аэродрома. Его встречали, везли, передавали из рук в руки, не задавая лишних вопросов. Он думал, что его сразу отвезут в гостиницу, однако машина остановилась у подъезда какого-то административного здания.
- Полковник Якубовский ждет вас, - доложил сержант в бюро пропусков.
Действительно, полковник с нетерпением ждал Сташека, хотя время было позднее. Он усадил его в глубокое кожаное кресло, подал чашку черного кофе, в который подлил рому, и сказал:
- А теперь рассказывай…
Когда Сташек закончил свой рассказ, полковник произнес:
- Отдыхай, поправляйся, приходи в себя, затем изложишь доклад письменно, с выводами и предложениями. И мы направим тебя в Войско Польское, которое формируется в СССР. Надеюсь, будешь доволен, может быть, свидимся в Варшаве.
- Нет. Прошу вашего разрешения вернуться в Германию, где я был. Там я буду более полезен советскому командованию.
- Вернуться в Германию? Ты же разоблачен немцами как агент вражеской разведки.
- Нет, - ответил Сташек. - Разоблачен агент, который выступал под именем Ганса Клоса. А теперь у них может появиться настоящий Ганс Клос, которого большевики долго держали в заключении и которому удалось бежать. Я все продумал… Он расскажет, что большевистские следователи задавали ему идиотские вопросы о его родственниках, даже интересовались их болезнями, его детством, учебой. Он вынужден был неоднократно повторять свою биографию, останавливаясь на каждой мелочи, не понимая, для чего все это им нужно. При необходимости он поклянется, что никакой государственной тайны рейха не выдал… Понимаете?
- У тебя просто нервы не в порядке, - ответил полковник. - Тебя надо лечить. Поедешь в санаторий. Когда подлечишься, направим в армию.
Сташек ожидал подобной реакции Якубовского, но продолжал настаивать на своем, убеждать полковника в целесообразности своего, пусть рискованного и опасного, плана. Якубовский сопротивлялся, и тогда Мочульский предложил провести эксперимент.
- В течение нескольких дней, - начал излагать он свой план, - я буду внимательно присматриваться к настоящему Гансу Клосу, который все еще находится в заключении. А потом переоденете меня в его одежду и поместите в камеру как Ганса Клоса. Если его соседи по камере ничего не заметят…
- Пойми, - перебил его Якубовский, - они сидят вместе уже около года, ежедневно разговаривают между собой. Думаю, твой эксперимент не удастся.
- Если не удастся, я согласен на все, даже на санаторий. Но если все будет в порядке, то обещайте мне…
- Непостижимо! - сказал вдруг полковник. - Удивительная игра природы! Даже тембр голоса у вас одинаковый. Но в удачу я пока не верю…
- Если его соседи по камере примут меня за настоящего Ганса Клоса, то прошу вас устроить побег этим заключенным, конечно, поближе к фронту. Побег должен организовать Ганс Клос, то есть я, ваш покорный слуга. Согласны вы на такие условия?
- Как у тебя все просто, - улыбнулся полковник. - Ну хорошо, я доложу о твоей просьбе генералу. Если в камере получится по-твоему, то поддержу тебя…
Через несколько дней в камеру, где сидели четверо немцев, вошел солдат. Он вызвал Ганса Клоса, и тот недовольно буркнул, что ему все это надоело, снова надо идти на этот идиотский допрос. Войдя в кабинет начальника, где в это время находился полковник Якубовский, солдат доложил:
- По вашему приказанию заключенный Ганс Клос доставлен…
- Ну и как? - спросил Сташек, когда они с Якубовским остались одни. - Сижу с ними в камере уже десять дней. Вы наблюдали за нами? Видели их реакцию? Все в порядке?
- Генерал поручил это дело мне, - Якубовский не спеша набивал трубку, - под мою личную ответственность. Что я теперь должен делать?
- То, что обещали. А что немец? Видимо, он очень удивился, когда узнал, что его переводят на новое место.
- Нет, он привык и ничему не удивляется. Пока ты находился в его камере, с его товарищами, мы его допрашивали. Узнали кое-какие подробности.
- Знаю, читал протоколы допроса. Как вы советовали, я освежил в памяти несколько фотографий его родных и знакомых. Нетрудно запомнить лица людей, которых ты никогда не видел, труднее забыть тех, которых там знал, с кем встречался. Однако попробую… - закончил Сташек.
- Ты понимаешь, что тебе грозит в случае провала, чем ты рискуешь? Не настолько уж они наивны, чтобы сразу тебе поверить. Будут проверять, устраивать очные ставки, провоцировать. Ты и сам все это понимаешь. Я не могу больше тебя отговаривать. Находясь там, ты хорошо справлялся с выполнением заданий. Но теперь ты попадешь в другую, более сложную ситуацию. Будь осторожен. Это твое второе рождение, на третье не рассчитывай, согласия не дам.
- Третьего не будет. Поймите, пока все складывается удачно. Действовал вражеский агент под личиной Ганса Клоса. Был раскрыт, погиб. Я своими ушами слышал, находясь за старым гардеробом на чердаке, как оберштурмфюрер Штедке сказал: "Привел приговор в исполнение" или что-то в этом роде. А теперь у них появится настоящий Ганс Клос. Не придет же им в голову, что мы будем засылать к ним провалившегося агента. Не такие уж они идиоты, чтобы поверить в беспечность русской разведки. Вы в одном только должны мне помочь - при помощи нашей агентуры в Берлине пробраться в центральный архив абвера, где хранится папка с донесениями Ганса Клоса, написанными моей собственной рукой. На случай графологической экспертизы заменить их написанными кем-нибудь другим.
- Такое задание уже дано в Берлин. Через пару дней эвакуируем тебя вместе с теми заключенными немцами поближе к фронту. Нам только необходимо определить, на каком участке фронта и в какой момент вы должны будете совершить побег.
10
Клос и его "друзья", бежавшие из тюрьмы, пробирались ночами. Судя по артиллерийской канонаде, они находились километрах в двадцати от фронта. Они вышли к заброшенному хутору, где решили переждать.
Лохар отморозил себе ноги, и последние пять километров Ганс и Бруно несли его на себе. Подвал полуразрушенного дома стал для них пристанищем. Бруно начал ныть, проклинать тот день, когда они бежали из России, но сразу же развеселился, едва Ганс Клос обнаружил в подвале банку консервов и кусок сала.
- Что бы мы делали без тебя, Ганс? - сказал Генрих. - Когда доберемся до наших…
- Главное - не спешить, - сказал Клос. - Лучше подождем наших здесь. Лохару с его обмороженными ногами все равно не дойти, а наши уже недалеко. Мы должны продержаться.
Беглецы зарылись в солому. Лохар бредил, у него был жар. Клос с Генрихом и Бруно решили переждать здесь два дня и, если за это время немцы не займут поселок, попробовать пробираться дальше, к своим.
Но уже через день немецкие автоматчики, следовавшие за танками, вытащили их из укрытия. От резкого дневного света беглецы щурили глаза, переминались с ноги на ногу, но, увидев немецких солдат, обрадовались, поняв, что оказались среди своих. Кто-то из танкистов напоил их горячим кофе из термоса, угостил сигаретами. Подъехал "опель" одного из старших офицеров. Немцев, чудом спасшихся из большевистского ада, отправили в штаб армии. Их накормили, напоили, выдали одежду вместо лохмотьев, которые были на них. После этого солдат сопроводил их в подвал дома, который использовался как тюремная камера. В подвале было тепло и сухо. Гестаповец пытался что-то объяснить встревоженным немцам, но Клос успокоил их, говоря, что так и должно быть. Немецкое командование обязано проверить, не подослала ли большевистская разведка своих агентов в немецкий тыл.
В этот же день штурмбаннфюрер Мюллер приказал доставить их к себе.
- Вы утверждаете, - произнес он, пристально посмотрев на каждого из четырех немцев, доставленных к нему в кабинет, - что сбежали от русских и пробирались на запад в сторону фронта?
- Вас не совсем точно информировали, господин штурмбаннфюрер, - ответил Клос, пристукнув каблуками. - Сбежали мы в дороге с эвакуационного транспорта.
- Вы держитесь как настоящий солдат, - заметил штурмбаннфюрер. Он с интересом смотрел на этого молодого парня с безукоризненной выправкой.
- Я солдат вермахта! - доложил Клос.
- Солдат? - В голосе Мюллера прозвучала нотка недоверия. - И вас держали в тюрьме, а не в лагере для военнопленных?
- Это длинная история, господин штурмбаннфюрер. Я окончил подпольное немецкое юнкерское училище в Клайпеде, еще в Литве. Получил чин лейтенанта. Перед приходом большевиков в Литву имел задание перебраться в Вильно, но был завербован майором Хубертом для работы в абвере. Мой условный шифр "ХК-387". К сожалению, мне ничего не удалось сделать. Когда в Литву пришли большевики, меня арестовали вместе с моими родственниками. Нас отправили куда-то на восток. Мне удалось сбежать во время транспортировки. Я пытался перейти границу, но был схвачен. Это было в марте сорок первого года. Арестовали меня как штатского. Подолгу допрашивали, но ничего не добились и отправили в заключение, где мы, все четверо, и находились. Во время эвакуации мы совершили побег.
- Мы еще поговорим об этом, - строго сказал штурмбаннфюрер. - Ваше имя?
- Ганс Клос.
- Ганс Клос? - повторил Мюллер. - Где-то я уже слышал это… - Он поднял глаза и встретился с открытым взглядом молодого человека.
Клос насторожился.
- Может быть, господин штурмбаннфюрер знал кого-нибудь из моих родных? Мой отец имел поместье в Литве. Где он сейчас, мне неизвестно. Видимо, где-то с матерью и сестрами. В лучшем случае заготавливает лес где-нибудь в тайге. А может, вы были знакомы с доктором Хельмутом Клосом, моим дядей? Перед войной он был судебным заседателем в Кенигсберге.
- Глупости! - сердито сказал Мюллер, вдруг вспомнив рапорт Штедке двухмесячной давности. - Глупости, - повторил он. - Ваши имена? - обратился он к остальным. - Лохар Бейтз…
- Генрих Фогель…
- Бруно Дреер… - ответили те по очереди.
- Теперь напишите свои подробные биографии, с учетом всех деталей вашего пребывания в России. Кроме этого, каждый из вас составит список лиц, которые смогли бы подтвердить ваши показания. Надеюсь, понимаете, что, пока мы не убедимся в правдивости ваших показаний, вы будете изолированы.
Через три дня, уже в который раз, Мюллер читал показания четверых немцев, которым удалось бежать от русских. На его письменном столе, где лежали написанные этими людьми бумаги, находилась еще и папка, присланная ему из центрального архива абвера в Берлине. На ней была надпись готическим шрифтом, выполненная старательной рукой добросовестного писаря военного министерства: "Ганс Клос".
Штурмбаннфюрер Мюллер недавно ознакомился с содержанием этой папки и теперь с еще большим вниманием вчитывался в записи всех четверых немцев… Ганс Клос немного расширил свои показания, до этого изложенные при первом допросе.
Особое внимание Мюллера привлек фрагмент, в котором Клос сообщал о странных допросах советских офицеров, когда он находился в заключении. Они подробно интересовались его детством, каким-то малозначащими деталями. Например, Клос утверждал, что в течение нескольких недель он обязан был описывать своих родственников, а также коллег, с которыми учился в гимназии.
Дело остальных немцев было значительно проще.
Лохар Бейтз до войны был скупщиком железного лома в Литве, держал небольшую лавку металлических изделий на Вокзальной улице. Однажды кто-то из покупателей оставил у него в лавке сверток, о содержимом которого Бейтз ничего не знал. Это было уже после прихода в Литву русских. Через два дня к нему явились сотрудники НКВД и обнаружили в свертке части радиопередатчика, а его, Лохара Бейтза, забрали и посадили в городскую тюрьму, а потом эвакуировали в Саратов. Ему было предъявлено обвинение в сотрудничестве с немецкой разведкой, несмотря на его объяснения, что ему не было известно, что в этом свертке и кто оставил его в лавке. Жена Бейтза жила в Нюрнберге у своих родственников. Она уехала от мужа в Германию еще в тридцать восьмом году. Они не ладили между собой, однако она может подтвердить, что Лохар Бейтз - ее бывший муж.
Мюллер распорядился накануне послать телеграмму и получил ответ, что фрау Бейтз действительно проживает в Нюрнберге и в течение недели прибудет по требованию Мюллера.