- Вот истинный путь российского дворянина! - воскликнула госпожа Черногорская. - Созерцать, но в дела не мешаться.
- Вы правы, - сказал Петр Иванович, - я просто привык жить в свое удовольствие.
- И прав, прав, милейший! - вмешался Струнский. - А для чего еще жить? Разве тот же портретист не из удовольствия кисточкой машет?
- Однако, господа, я должна сойти в поселенье, - сказала госпожа Черногорская, - меня ждут заботы. Вы не откажетесь сопровождать меня, граф? - Она обратила свой взор к Осоргину.
Тот согласился.
- А мы с леди Кенти сразимся в Кампи, - заявил Струнский, - в прошлый раз я проигрался нещадно, но теперь собираюсь отвоевать победу. Или миледи предпочтет другое занятье?
- Партию-другую я обещаю, - ответила леди Кенти, и они удалились в шатер.
Мы же спустились на берег и пошли меж домов, в почтительном отдалении за нами следовал Станко.
- Я намеренно увела вас, граф, - сказала госпожа Черногорская. - Струнский не любит серьезных тем, а моей подруге не слишком близки мои усилия. Я ощущаю себя в одиночестве, и, может быть, вам покажется странным, но только поддержка простого люда дает мне силы. Вчера, например, объявился человек, который холил меня еще в детстве.
- Матвей! - невольно воскликнул Осоргин.
- Да, он рассказал про ваш благородный поступок. Я была счастлива, граф.
- Но отчего же? - тот потупил глаза.
- Воспоминанья младенчества не позволили бы мне соединить в вас два противоположных обличья. Вы знаете, как я обязана вашему батюшке, да и про вас я слыхала много хорошего. Что уж таиться? Наверное, вы знаете все. Пойдемте немного в сторону, здесь не дадут говорить.
Мы двинулись от домов, от снующих людей, каждый из которых, пробегая мимо, почтительно кланялся госпоже Черногорской. Несколько сосен на взгорке образовали шатер с призрачной тенью, под ними высилась только что возведенная беседка.
- Я здесь иногда отдыхаю, - произнесла госпожа Черногорская, - присядемте, граф. Садись и ты, Митя, верный наш паж.
Я ответил, что сидеть мне не очень хочется, и отошел на некоторое расстояние, делая вид, что разглядываю окрестности, но все слова беседы меж тем доносились до моего слуха.
- Я помню вас еще с Михалкова, - сказал Осоргин.
- О да, я тоже. Какой вы были тогда неуклюжий. Вы предложили мне прыгать с обрыва и порвали ленту.
Петр Иванович засмеялся.
- Но я бы вас никогда не признал, если бы не рассказ Матвея.
- А вот я уже все о вас знала.
- И о моем путешествии в Крым?
- Разумеется. Только я делала вид, что знакомлюсь с вами впервые. Детство так далеко!
Они замолчали.
- Это просто удивительно, - сказал Петр Иванович. - Какой-то сон. Эта наша встреча, ваш царский проезд, ваши странные намеренья, ваша цветистая свита…
- Я тоже словно пребываю во сне, - ответила она, - но мне хочется сделать этот сон явью.
- Явь сурова, - возразил Петр Иванович. - Вы не представляете, насколько все это опасно. Власти обеспокоены, они не знают, чего от вас ждать, даже кто вы, в конце концов…
Снова молчанье.
- Митя, Митя! - внезапно позвала она.
Я подошел.
- Митя, я знаю, что ты способный юноша. Я хочу, чтобы ты стал сочинителем. Понимаете, Петр Иванович, народ русский так даровит, но он неучен, и многое пропадает втуне. В дороге я подобрала мальчика, который способен к рисованью, я помогу ему стать художником. В Мите есть поэтическое зерно, пускай же он пишет оды, пускай составит историю наших дней, живую, правдивую, без прикрас. Я помогу каждому, кто имеет способность. Я построю здесь школу и приглашу хороших учителей. Петр Иванович, граф, надо ведь что-то делать! Мы пропадаем в сибаритстве, мы истязаем простой народ, недаром он все время бунтует.
- Подождите, он взбунтуется и под вашей рукой, - предупредил Осоргин. - Ваши намеренья очень похвальны, но не за тем сюда стекается люд. Вы хотите упокоить их в колыбели достатка? Не таков русский мужик! Тот же Артамонов, он вам сегодня паровую машину построит, а завтра адскую бомбу сочинит, которой разнесет дворец какого-либо Струнского. А Матвей? С виду смирный, а посмотрите, какая силища! Неужто будет ее внутри таить?
- По-вашему, кроме бунта, негде себя проявить? - спросила госпожа Черногорская.
- На первых порах - да.
- Я не согласна с вами, Петр Иванович. Человек по природе добр, он не хочет воевать, его к тому принуждают.
- Ах… - Петр Иванович осекся.
- Что вы хотели сказать?
- Да вот забавно, - Петр Иванович был смущен, - не знаю, как к вам обращаться. Настей вас называли в детстве, а вот полного имени не представляю.
- Называйте неполным. Я и сама своего отчества толком не знаю.
- Нет, это получится фамильярно, - возразил Осоргин.
- Ну так зовите меня Нэтти, как то повелось давно. Уклончиво и достойно.
- Нэтти… - пробормотал Петр Иванович. - Господи, хоть бы мне кто открыл ваше истинное происхождение!
- Кто же может открыть, как не я сама? - Госпожа Черногорская привстала и взмахнула рукой.
Тотчас из сосен появился Станко и поднес ей предмет, завернутый в синий шелковый плат. Госпожа Черногорская развернула, и под ним оказалась небольшая скрипка, блеснувшая в свете дня коричневым лаком.
- Я иногда упражняюсь, - сказала она. - Вы мне простите мой маленький каприз?
Она приложила скрипку к плечу и повела смычком. Мягкий и нежный звук вознесся в вечереющее небо Тавриды…
История Анастасии Черногорской, рассказанная ею самой и записанная Дмитрием Почиваловым
Хорошо себя помню с самой младенческой поры. Даже тот страшный день в Кукушкином доме остался во мне неясным воспоминаньем, во всяком случае мне часто снилось, как черный Верлиока с горящим глазом хватает меня и тащит в свою пещеру.
Зато годы, проведенные в Михалково, были светлыми и чудесными. Жили мы уединенно, только иногда наезжали гости, и в особенности в те дни, когда в именьи бывала сама княгиня Екатерина Романовна Дашкова.
Все знают, сколь замечательна эта русская женщина. По уму и образованности с ней может равняться разве сама государыня, да и то, как мне кажется, знанья княгини более глубоки и основательны, недаром она ныне стоит во главе Российской Академии.
Мне же княгиня заменяла на первых порах мать, да и осталась ею в известной степени, хотя к теперешним дням жизни наши достаточно разошлись.
Конечно, меня и с детства занимал вопрос, кто же мои родители, но княгиня со свойственным ей тактом умела обходить эту тему. Она говорила, что родители мои теперь далеко, а меня оставили на ее попеченье. Когда же я подросла, княгиня прямо сказала, что родителей нет в живых и я должна всецело довериться ей. Но что-то подсказывало - это не так. Я чувствовала на себе странные взгляды приезжих, иногда мне вручали подарки от неизвестных лиц, и в глазах княгини Екатерины Романовны я замечала беспокойство.
Однажды граф Иван Матвеевич Осоргин наехал в Михалково, вместе с ним был сын княгини Павел, взрослеющий юнец с отменными манерами. С Павлом мы подружились сразу. Приглашая меня на прогулку, он церемонно подавал руку и рассказывал светские новости. Я слушала внимательно, хоть шел мне всего одиннадцатый год, но так приятно было представить себя взрослой дамой.
Иван Матвеевич с разрешенья княгини собирался взять Павла на охоту в смоленские леса, а Павел по своему капризу настоял, чтобы с ними поехала я. Впрочем, Иван Матвеевич был этим доволен.
Так побывала я вновь в Кукушкином доме, и от Почиваловой Марьи немного узнала о своей истории. Верней, я подслушала ее разговор с графом, а потом невзначай спросила, верно ли, что родилась я на этом подворье. Марья покраснела и не стала скрывать от меня правды.
А бегал там еще малышок в коротенькой рубашонке, и это был, как догадываешься, ты, Митя. Мы даже ходили с тобой по землянику и видели издали кабана.
Когда мы вернулись в Михалково, здесь ждало известье от княжны Екатерины Романовны о том, что я должна переехать в Москву и обучаться в частном пансионе. Граф Иван Матвеевич отвез меня в пансион и ласково там распрощался со мной.
Полтора года провела я в пансионе, и об этом времени говорить добрых слов не приходится. Каждый раз, когда меня навещала княгиня Екатерина Романовна, я бросалась ей на шею и со слезами умоляла забрать из этих серых скучных стен, от безразличных и жестоких классных дам.
Княгиня и сама видела, что пребывание в пансионе не идет мне на пользу, знаний у меня не прибавляется, а здоровье убывает. В конце зимы она объявила, что забирает меня с собой в долгое заграничное отсутствие, связанное с планами воспитания молодого князя Павла Дашкова.
Княгиня безгранично верила в живительную силу просвещения. Человек легко увлекающийся и непомерно трудолюбивый, она многого требовала от других, порой переоценивая их силы. Так впоследствии случилось и с ее сыном.
Когда мы уже были в дороге, Павлуша, а так его называли в семье, с унынием показал мне тот перечень предметов, которые ему предстояло изучить. Этот любопытный перечень я запомнила наизусть, поскольку дальнейшее обучение происходило в строгом соответствии с ним.
Первый семестр. Языки, риторика, литература, государственные учреждения, история, математика и логика.
Второй семестр. Языки, история, государственные учреждения, математика, логика, опытная физика, рисование и фортификация.
Третий семестр. Языки и литература, история и государственные учреждения, фортификация и естественное право, физиология и естественная история, рисование и математика.
Четвертый семестр. Этика, математика, фортификация, права народов, общие начала юриспруденции и гражданская архитектура.
Пятый семестр. Этика, повторение физики, элементарная химия и повторение всех предметов.
Все эти курсы предполагалось освоить в Эдинбургском университете за пять лет. При этом надо добавить, что и сама княгиня Екатерина Романовна разбиралась почти во всех предметах, а кроме того, хорошо знала искусство.
Что касается до Павлуши, то юноша он был очень способный, но ленивый. Он хоть и постигал ученье под неустанным присмотром матери, но внутри его зрело недовольство. Он считал, что можно ограничиться гораздо меньшим, и к концу многолетнего пребывания за границей считал ученье свое чуть ли не каторгой.
Дорога через Европу длинна. Меня восхищала аккуратность здешних пейзажей, довольное устройство путей и обилие красивых городов. С долгими остановками мы ехали через Вильну, Варшаву, Берлин и Ганновер. Везде княгиню любезно встречали хозяева особняков и замков. С ней охотно говорили короли, герцоги, ученые и мыслители. Я и не предполагала, что она так известна в Европе, а между тем тут знали ее как сподвижницу государыни, просвещенную и умную женщину. Достаточно сказать, что еще с прошлой поездки в друзьях у нее оказались знаменитые философы Дидро и Вольтер.
Конечно, я была мала, чтобы понимать все значенье подобных встреч, но осознавала это впоследствии, тем более что за границей мне довелось провести годы, когда крепнет разум и человек становится взрослым.
В красивом бельгийском городке Спа мы провели остаток лета, а потом через Лондон отправились в Эдинбург, где поселились в старинном королевском замке, о котором у меня остались поэтические и грустные воспоминания, ибо в этом же замке жила когда-то несчастная Мария Стюарт, окончившая свою жизнь на плахе.
В Шотландии мы провели несколько лет, совершая небольшие путешествия в горы или на морские купания в Скарборо. Павел мужал, усердно занимался, но каждый раз, когда он оставался вне матушкиного глаза, проклинал свою судьбу и сетовал, что скоро станет ученым гомункулом.
Моему воспитанью княгиня также уделяла много внимания, хотя и была очень занята. Я порядочно знала языки, училась танцам и верховой езде. Особое место в моем воспитанье занимали музыкальные упражненья. Я играла на клавикордах, брала уроки композиции, а однажды княгиня предложила мне овладеть скрипичной игрой. Вы знаете, что в наши времена женщины почти не играют на скрипке, но независимый нрав княгини брал свое, она ни в чем не хотела уступать мужчинам, сама играла на скрипке и даже сочиняла музыкальные пьесы. Во мне она нашла особый дар и не ошиблась, игра на скрипке мне очень понравилась.
Нашлась и хорошая скрипка, в нашем багаже она была доставлена из России.
"Скрипка сия не проста, - сказала княгиня, - играй, моя Нэтти, да слушай, может, сама скрипка расскажет тебе свою историю".
Но больше она ничего не сказала, а я представляла, что это скрипка знаменитого итальянского мастера, который сделал ее в дни несчастной своей любви и в голос скрипки вложил все мольбы и страдания.
В мае 1779 года молодой князь Павел счастливо выдержал экзамены в университете и получил степень магистра искусств. Княгиня Екатерина Романовна была очень довольна. В качестве награды за успешное учение она предложила сыну, а стало быть и всем нам, долгое путешествие по странам Европы.
К путешествию княгиня относилась не столько как к приятному времяпровождению, сколько как к усердному труду. Для этой цели она написала целое назидание, которое во всех своих странствиях я вожу с собой.
"Главная вещь состоит в том, чтобы не упускать ни одного удобного случая для приобретения знания и не забывать, что ты иноземец, мимоходом посещающий чужую страну. У путешественника должны быть постоянно открыты глаза и уши, так как сцены меняются, и размышления, вызванные ими, исчезают вместе с ними.
Предметы твоего наблюдения так разнообразны и многочисленны, что я укажу тебе только главные. Сюда относятся свойство и форма правления, законы, нравы, народонаселение, торговля, географические и климатические условия, иностранная и внутренняя политика, произведения, религия, обычаи, источники богатства, пошлины и различные условия различных сословий. Эти исследования достойны внимания философа, и ни один путешественник не должен пренебрегать ими, если он не хочет остаться тупым и бессмысленным зрителем всех этих явлений, не способным ни к умственному, ни к нравственному совершенству.
Исполнив условия твоего путешествия, ты запасешься нужными и неоценимыми сокровищами, которые пригодятся тебе в кругу семейной жизни, в уединении, на старости лет, - это будет личная твоя польза. С тем вместе из тебя образуется полезный член общества, потому что, сравнивая иностранную жизнь с жизнью своего отечества, стараясь исправить, что найдешь в нем дурного, учреждая, что найдешь полезным его благосостоянию, ты будешь другом и благодетелем своей страны".
Сколь полезен этот своеобразный манифест для персон, странствующих лишь для своего удовольствия! Княгиня Екатерина Романовна с юности научила меня приглядываться к сути жизни, искать в ней смысла и возможности благого переустройства.
Конец года мы провели в гостеприимной Ирландии, а потом переправились на материк и оказались в Брюсселе. Здесь произошла досадная встреча княгини с Григорием Орловым, когда-то приближенным к государыне. Княгиня не любила его и всегда называла грубияном и выскочкой. Новая вольность Орлова повергла ее в негодование.
Надо сказать, молодой князь Дашков был тогда в полном расцвете сил. Высок, привлекателен, как покойный его отец, отлично воспитан и достаточно остроумен.
Князь Орлов взглянул на Павла и произнес:
"Трудно представить более красивого юношу. Я убежден, что по возвращении в Петербург вы затмите всех фаворитов. В мои обязанности при дворе входит утешение отставленных фаворитов. Боюсь, что скоро мне предстоит работа, когда вы замените одного из них".
Князь Павел выслушал это с рассеянным видом, а княгиня была не на шутку обеспокоена. Дойти до того, чтобы сын попал в сомнительные любимчики императрицы? Фавориты осыпаемы ласками, но и презираемы втайне. Нет, она этого не допустит. И Екатерина Романовна ответила Орлову так:
"Я благодарна вам, князь, за оценку сына, но раз вам предписана роль утешителя, то утешьте меня немедля и обещайте никогда не утешать моего сына, ибо он и без фаворитства в фаворе судьбы!"
Князь Орлов немного растерялся и перевел взгляд на меня:
"А это что за прелестное создание? Откуда вы достаете таких воспитанниц? Если вам наскучит воспитывать, отдайте ее на воспитание мне".
"Эта воспитанница вам не по зубам, князь", - коротко ответила Екатерина Романовна.
С этой, быть может в излишнем раздражении брошенной, фразы, но ставшей известной всем, и начался интерес к моей до того не слишком заметной персоне.
"Эта воспитанница не по зубам старому князю, - говорили в салонах, - хороша же воспитанница, но кто же она?"
Кто-то считал, что я дальняя родственница княгини, кто-то полагал, что я просто сирота, взятая под опеку, но, учитывая, что в свете я частенько появлялась вместе с княгиней и молодым князем, молва вокруг моей фигуры стала принимать таинственный и значительный оттенок. В Париже я даже имела удовольствие некоторое время быть в обществе королевы Марии-Антуанетты, которая появилась на балу в доме графини Полиньяк.