Батхерст почувствовал, что его любопытство перерождается в ярость.
- Тебе не следовало говорить мне об этом!
- Это почему же? - с трудом прошептал Литтлфорд, сползая по спинке кресла.
- Потому что сначала я хотел тебя пристрелить, но теперь выберу другую смерть. Вставай! - рявкнул Бенджамен.
- А вот и не выберешь, сынок, ничего… не выберешь… ты просто… удачливый… глупец. Удачливый… так… но дурак… она тоже… она тоже выпила это вино… и тоже не… не страдала… так почему же… ты… хочешь…
Его голова упала на грудь, Литтлфорд застыл. Батхерст какое-то время еще глядел на труп, потом вылил вино на ковер и вышел.
В самом зале царило напряженное молчание. Юзеф, Том, Парвис и Мануэль стояли на столах с револьверами в руках; Матеуш у входной двери; Браун на стойке, среди бутылок с араком, ирландским портером, шотландским виски и английским джином, валившим на пол быстрее самой крепкой водки, и в те времена столь же популярным, как во Франции абсент. Под стенами торчали люди Дока с поднятыми вверх руками.
- Все в порядке, ребята, уходим! - скомандовал Бенджамен. - А вы…
Он еще хотел сказать пару слов перепуганным бандитам, но, повернувшись, краем глаза увидел открывающуюся дверь и спину Матеуша. Изо всех сил он крикнул:
- Верниииись!!!
Но было поздно. Поляк переступил порог, неожиданно остановился, словно грудь его встретила невидимый барьер, после чего упал навзничь с простреленным лбом. Ригби снова не промахнулся.
- К двери не подходить! - с бешенством в глазах заорал Батхерст. - Я же говорил, что никто не может выходить раньше меня или Юзефа! Проклятие! Ну почему этот дурак не послушался?!..
Он был взбешен. Не только глупой смертью поляка, но и опасаясь того, что когда Ригби узнает, что снова случайно застрелил невинного, он снова сбежит мыть полы в церкви.
Он указал рукой на задний выход:
- Туда, Юзеф! Вытащите тело Метью, мы заберем его с собой и похороним.
Прежде чем дверь закрылась, поляк спросил:
- А что с этой бандой, сэр? Их нельзя так оставлять! Или бросятся за нами, или нападут на улице.
Батхерст обвел взглядом зал и у него родилась страшная мысль. Он хотел ее отбросить, но она все время возвращалась. Бенджамен сомневался, потрясенный ужасным замыслом, но время шло и требовало решения… Да, он поступит именно так, по-другому просто нельзя. Память, словно чуткая любовница, вовремя подсказала фрагмент монолога датского принца:
Теперь пора ночного колдовства.
Скрипят гроба и дышит ад заразой.
Сейчас я мог бы пить живую кровь,
И на дела способен, от которых
Отпряну днем…
Он повернулся к поляку и с жесточайшим спокойствием, которым наполнили его слова Гамлета, сказал:
- Мы же не станем стрелять их по одному в лоб. Пускай решает судьба. Бросьте внутрь все гранаты. Если кому-то из них Провидение позволит выйти из этой мясорубки всего лишь калекой, это будет означать, что смерть на сегодня ему не была суждена.
Когда они, пройдя комнату с уснувшим навеки Литтлфордом, углубились в подземный проход и подняли тело моряка, до них долетел отзвук нескольких взрывов. Стены затряслись, затем все утихло.
Прежде чем все они вернулись домой, Батхерст послал Мануэля за Ригби, и он пообещал всем, что если кто-то из них проболтается, что смерть Матеуша была вызвана неосторожностью, то… Он не закончил, но все уже знали. Больше, чем они успели узнать о нем до того, им сказал вид мертвого короля лондонского подполья. Но помимо страха, каждый из них испытывал восхищение и влюбленность в этого юношу, с которым все должно удаться, и благодаря которому, они станут богатыми, когда вернутся. Даже каменноликий Браун глядел на Батхерста совсем иначе.
Бенджамен сказал Ригби, что Метью предал и пытался бежать.
На следующий день, 29 октября (среда) рано утром в дом госпожи Джибсон прибыли два члена организационного триумвирата: Кэстлри и Персеваль.
- Как все прошло, Бенджамен? - спросил Кэстлри.
- Хорошо, милорд. Ребята сдали экзамен.
- Все?
- Кроме тех, кто погиб. Погибло двое.
- А я слышал, что погибло много людей, - отозвался Персеваль. - Мне донесли, что в городе ходят слухи о крупной полицейской операции возле Флит Дитч. Якобы, была ликвидирована одна из бандитских шаек, но во время этого погиб высокопоставленный чиновник Морской Полиции. Даже не знаю, почему все так туманно, в газетах вообще не будет ни слова…
- Я знаю, почему, - ответил Батхерст. - Полиция не желает, чтобы в этом деле копали слишком глубоко. Впрочем, у нас нет времени на разговоры. Как с паспортами?
- Они при мне, пожалуйста.
Персеваль вынул из папки два документа и подал их Бенджамену со словами:
- Один из них настоящий, привезенный д'Антрагю из Дрездена. Второй подделали по образцу. Можете показать мне настоящий?
- Нет, - нетерпеливо ответил Батхерст, - я в этом не разбираюсь.
- Я тоже, милорд, - сказал Персеваль, - и если бы не то, что я вынул их из разных отделений папки, я тоже не имел бы понятия, что настоящий вы держите в левой руке. Д'Антрагю утверждает, что поддельные документы больше похожи на настоящие, чем подлинные. В большинстве своем, они будут содержать данные принятых Францией ирландских беженцев 1798 года, которые затем эмигрировали в Саксонию.
- Весьма удобно, - буркнул про себя Батхерст.
- Правда? Таким образом вы будете абсолютно чисты. Французы, вместо того, чтобы к вам цепляться, будут вам сочувствовать. Пруссаки так же не будут относиться враждебно. И для одних и для других вы будете союзниками, поскольку: перед французами вы будете изображать ирландских бунтовщиков, а перед пруссаками - жертв парижского Террора. Никто вас не тронет, опять же, такие паспорта решают языковые сложности. Можете без опасений общаться по-английски, хотя я считаю, что вам следует избегать этого при посторонних. Вы и трое-четверо из ваших людей будете иметь чисто ирландские фамилии. Для остальных можно вписать и их собственные имена, это уже не имеет значения, поскольку они будут считаться вашими слугами.
- Так, - согласился Батхерст. - Правда, мои цыгане…
Он не закончил, и заинтригованный Кэстлри спросил:
- Что же с этими цыганами?
- Ничего. Я только хотел сказать, что они мало похожи на ирландцев, - с издевкой заметил Батхерст.
- Естественно, - кивнул Персеваль, - но, во-первых, они будут, как я уже говорил, играть роль слуг, а кроме того… Господа, французы и пруссаки не так уж хорошо различают нации. Англичанина от ирокеза отличить они бы еще смогли, но вот шотландца от ирландца? Да никогда в жизни. По тому же самому принципу, негры отличаются для меня только ростом. Сотрудники пекинского посольства Макартни после возвращения рассказывали, что все китайцы похожи один на другого как пара близнецов, и по лицам их просто невозможно различить. В ирландцы выберите людей с более светлыми волосами, придумайте им имена и впишите в паспорт, но только уже на месте, в Альтоне, после согласования с Гимелем дат и других мелочей.
- Это я должен заполнять паспорта? - удивился Батхерст.
- Да, это можете сделать только вы, ни в коем случае не Гимель! По дороге может случиться, что вы кого-нибудь завербуете, нужно будет сделать паспорт и на него, а все паспорта должны быть заполнены рукой одного и того же чиновника. Вы будете таким чиновником или кто-нибудь из ваших людей - все равно, главное, чтобы рука была одна. Разве что… разве что Гимель по серьезным причинам примет другое решение. Вот пятнадцать чистых паспортов, вам должно хватить… Это все, что я должен был вам передать. Господа, позвольте попрощаться. До свидания, милорд, вам же, Батхерст, желаю удачи на континенте.
После того, как Персеваль ушел, Кэстлри спросил:
- Бенджамен, когда вы будете готовы?
- Мы уже готовы, завтра можем отплывать. Что с судном?
- Оно уже сегодня зайдет в Ярмут и будет вас ожидать. Называется "Чайка", капитана зовут Сторман, пароль: "Грейт Маут". В трюме стоят ящики со всем, что я обещал, в том числе, и мундир полковника конных егерей французской гвардии со всеми знаками отличия. Теперь, Бенджамен, послушай меня внимательно. В Альтоне отыщешь дом Траутмана и спросишь доктора Борга, от которого получишь контакт с Гимелем. Вот тебе небольшой план. Зашифруй по-своему, а листок уничтожь. Деньги получишь при прощании. С ними у нас не слишком хорошо, поскольку Баринг…
- Милорд, меня это не интересует. Тут уже дело ваше.
- На текущие расходы тебе хватает?
- Даже слишком.
- Вечером, когда я приду попрощаться, принесу тебе всю необходимую сумму.
Через час после ухода Кэстлри Бенджамен выслал Юзефа и Тома в Грейт Ярмут с гранатами и частью вещей. Всем остальным дал последнюю увольнительную и приказал вернуться до полуночи. Робертсону он отдельно приказал заняться Ригби, чтобы не подпускать того к церкви на Странде. Хейтер отправился в оружейную мастерскую, чтобы забрать сконструированные бронежилеты. Около полудня он вместе со старшим Диасом отдали Батхерсту его трость.
- Поглядите, сэр, - продемонстрировал Хейтер, манипулируя серебряной головой льва, украшавшей рукоять, - сейчас все стоит на предохранителе. Если повернуть головку на девяносто градусов влево, предохранитель снят. Достаточно теперь нажать на рукоять, пружина освободится, боечек ударит по капсюльку, и из пасти этого симпатичного зверя вылетит пулька.
- Прекрасная работа! - похвалил их Батхерст. - Спасибо вам.
- Работка она общая, сэр, но идею подал Мануэль. Я же говорил, что он…
- Как сильно бьет? - перебил его вопросом Бенджамен.
- Слабенько, сэр, но при таком размерчике… Хорошо, что вообще стреляет. Это, скорее, игрушка, чем настоящее оружие. С двадцати ярдов поставит синяк на животе.
- А с трех ярдов?
- Убьет, или ранит, зависит от того, куда попадет. Есть и другие недостатки. Заряжается долго и непросто; когда уже заряжена, ею нельзя пользоваться как тростью, поскольку при сильном ударе о чью-нибудь черепушку, капсюлек может разбиться, рукоятка разорвется, и мало того, что игрушке придет конец, так и самому можно пораниться.
- Когда мы выступаем, сеньор? - зевая, спросил Мануэль.
- Надеюсь, что завтра. Теперь выспитесь, вы же не спали несколько дней, едва на ногах стоите. За эту работу получите по хорошему кошельку. Так, теперь моя тросточка стала многофункциональной. Вечером зарядите снова, поскольку сейчас надо ее испробовать.
Вскоре после двух часов дня в кабинет Бенджамена вбежал запыхавшийся Степлтон.
- Простите, сэр!.. Простите! Какой-то человек обязательно желает с вами переговорить. Пароля он не знает, и вообще я вижу его впервые. Но он упирается. Говорит, что его зовут Уилсон, но явно лжет, ведь в Лондоне каждый пятый - это Уилсон.
- Проведи его ко мне немедленно!
Уилсон появился в костюме для верховой езды, в грязных сапогах, весь запыленный.
- Приветствую вас, мистер Батхерст, и не надо спрашивать, как я вас нашел, поскольку нельзя терять ни минуты. Час назад я узнал, что через несколько дней во Франции высадится группа британских диверсантов с особой миссией. Именно такую информацию содержит письмо, перехваченное вчера ночью нашей контрразведкой. Французского курьера выловили на побережье, между Ремсгейт и Дувром. Самые лучшие специалисты из Сикрет Сервис расшифровали сообщение за шесть часов. Они прочли то, о чем я уже сообщил, и еще разные обрывки, в том числе: фрагмент описания, которое соответствует вашему! Окруженный курьер порвал и выбросил в море письмо, выловить смогли только кусочки. Вы урожденный везунчик, Батхерст!
- Я слышал это же несколько часов назад. Якобы, дуракам всегда везет. Но в чем же состоит удача в данном случае?
- А в том, - объяснил Уилсон, - что курьера схватили, что я узнал обо всем, но прежде всего - в том, что наша контрразведка смогла прочесть недостаточный объем данных, чтобы вмешаться в ваше дело. Вашего имени там не было, даже половины письма не выловили. Только я, зная вас и зная о вашей экспедиции, понял, о ком тут речь. Вас предали, Батхерст!.. Много ли людей знают о вашем предприятии?
- Даже слишком много. Что же касается удачи или счастья, я совсем не уверен, что поимка одного курьера является доказательством этого. Можно ли быть уверенным, что с сообщением отослали только одного человека?
- К сожалению, нет. Тут вы правы.
- А не могли бы вы, мистер Уилсон, сказать мне, почему это контрразведка сразу же информировала именно вас?
- Поскольку на одном обрывке письма прочитали: "… из Грейт", что тут же связали с Грейт Ярмутом, а поскольку именно из этого порта мы с лордом Хатчинсоном отплываем на фрегате "Астрея", они подумали, что речь может идти о нашей миссии, вот меня и вызвали.
- Вы сами видели курьера?
- Да, уже остывшего. Его все время пытали, к тому же он был ранен. Парень отдал Богу душу за пару часов до моего прибытия - французский эмигрант, считают, что роялист.
- И что же из него выдавили?
- Такого, что могло бы вас заинтересовать - ничего. Содержание письма ему было неизвестно. Информацию, содержавшуюся в письме, которое он должен был доставить в Кале, доставили вчера или позавчера на Чейн Уок. Он сказал только это и отдал Богу душу. Если бы его допрашивали не так грубо, можно было бы узнать и точный адрес. А, мясники!..
- Адрес разыскивают?
- Вам только шутки шутить, им пришлось бы перетрясти несколько десятков домов. А для этого необходимо несколько отрядов военных, правда, эффект был бы нулевой. Понятное дело, за Чейн Уок будут следить, но дело безнадежное. Мне весьма жаль, Батхерст, даже и не знаю, что вам посоветовать. Не думаю, что стоит выступать немедленно, я бы переждал… Ладно, мне пора.
- Благодарю вас, сэр Уилсон. Этой вашей услуги я не забуду.
Двери закрылись, и теперь, когда Бенджамен остался один, его охватило странное чувство испуга, бешенства, беспомощности и чего-то еще - то редкое состояние, при котором путаются мысли в голове, не позволяя рассуждать логично. Батхерст почувствовал, что весь взмок. С огромным трудом он заставил себя собраться. Что делать? Сообщить членам триумвирата? Они начнут размышлять над тем, не следует ли прекратить операцию, хотя бы из страха потерять большие деньги. Постараться найти виновного? Глупость! Это мог быть любой, кто слышал звон, но не знает, где он, иначе не сообщал бы, что Батхерст собирается действовать во Франции. Сами французы, наверняка предполагают, что речь идет о какой-нибудь диверсии в Булони или другом порту. Кто-нибудь из его коммандос? Скорее всего, нет, известие доставил кто-то, кто хорошо знал, куда его следует доставить, следовательно - это постоянно действующий французский агент. Кто-то из слуг Персеваля, Кэстлри или Генриха Батхерста? Но, возможно, и Литтлфорд, который узнал о деле от Липтона? Правда, Литтлфорд играл свою игру, и он не стал бы ею рисковать, связываясь с какой-то разведкой, но… А может, это полицейский с Боу Стрит? А ведь имеется Степлтон, сова Джибсон и ее любвеобильная доченька… Слишком много возможностей для утечки информации. Впрочем, французы и так уже могли знать, причем, весьма подробно, от д'Антрагю, от агентов Кэстлри в Пруссии или, хотя бы, от Гимеля… Если же Гимель предал, они тут же попадают в волчью яму. Но попасться они могут на любом шаге, сделанном на континенте. Так в чем же здесь дело? Принимая решение, он взвесил все. Отступить сейчас только лишь потому, что произошла утечка? Но отступления он не простил бы себе до самого конца жизни - такой случай бывает только раз, да и то, не всегда!
В четыре часа вечера он вышел из дома и отправился в Ковент Гарден, где, благодаря своей молодой приятельнице, известной нам из предыдущей главы, установил тесный контакт со служащим театрального склада. Степень контакта измерялась количеством наличных, которые Бенджамен предложил кладовщику и качеством реквизита (парик, усы и т. д.), который кладовщик предложил взамен.
Через пару часов, уже загримированный, Батхерст оказался в Челси. Он шел очень медленно, на что имел полнейшее право, поскольку сейчас был стариком: седоволосым, сгорбленным и одетым в такие же лохмотья, как и проживающая здесь беднота.
Чейн Уок изгибалась вдоль берега, со стороны реки огражденная высокими деревьями, а со стороны суши - стеной из трехэтажных, хотя и ниже деревьев, домов. Улица была длинной, поэтому Бенджамен шел долго, внимательно наблюдая по сторонам, рассчитывая на то, что он удачливый глупец. Дойдя до самого конца, он пришел к убеждению, что с удачей сегодня как-то не очень и для него остается только вторая часть определения. Мимо него не проходил никакой ежеминутно оглядывающийся мрачный тип, да и вообще кто-либо, кого он мог бы заподозрить; ни на какой из немногочисленных вывесок не было надписи "Французский разведывательный центр".
Когда он решил возвращаться, уже темнело. Редкие прохожие спешили домой; улица на глазах пустела. Сумерки скрыли тени деревьев, превратив их в спящие, мертвые столбы, в то время, как их стоящие напротив каменные и деревянные соседи оживали огоньками в окнах.