* * *
Ей потребовался не один месяц, чтобы уговорить Помпею отдать ей лучшего из всех поклонников, какие были у нее в последние годы. Хотя рыжая прожила в борделе намного дольше, постоянных клиентов у нее было куда меньше, чем у Фабиолы. И как ни старалась Помпея удержаться, постепенно она стала проникаться жгучей завистью. Фабиола хорошо понимала это и ухаживала за нею как за ближайшей родственницей. Полученные от Помпеи в первые дни духи и косметику она возместила сторицей, в комнате Помпеи то и дело появлялись подарки - украшения или небольшая сумма денег. Особо беспокойных посетителей сразу же вышвыривали привратники.
Сначала Помпея соглашалась помочь Фабиоле и расспрашивала Мемора о молодых парнях, которых тот покупал в свою лудус. К сожалению, ответы всегда оказывались очень неопределенными. Судя по всему, ланиста совершенно не был расположен разговаривать с проститутками о своих делах. Но Фабиолой овладела навязчивая идея о том, что ему что-то известно. Все попытки выяснить что-то у других клиентов веизменно оказывались безрезультатными. Казалось, будто после драки у дверей борделя Ромул бесследно исчез.
Мемор оставался ее последним шансом. Как-никак он владел самой большой из римских школ гладиаторов.
Понимая, что у Помпеи нет личных причин особенно стараться, чтобы добыть эти сведения, Фабиола в конце концов попросила женщину уступить ланисту ей. Рыжая отказалась. В Лупанарии дружба так далеко не заходила.
- Он делает хорошие подарки, - задрожавшим от жалости к себе голосом сказала Помпея. - Тебе что, клиентов мало?
- Ты знаешь, зачем он мне нужен. Для меня это очень важно.
Помпея надулась и промолчала.
Фабиола испробовала чуть не все подходы, какие были в ее распоряжении.
- Может, тебя деньги утешат? - спросила она, чувствуя подступающее отчаяние.
Эти слова неожиданно подействовали.
- Сколько?
Фабиола отбросила всякую осторожность.
- Двадцать пять тысяч сестерциев.
Помпея широко раскрыла глаза. О таком она и мечтать не могла: это составляло чуть ли не половину тех денег, которые она скопила за все время пребывания в публичном доме. Может, Фабиола все же лучше, чем она думает о ней?
- Но ведь Мемор может ничего не знать, - сказала она, ощутив укол совести.
Фабиола прикрыла глаза.
"Юпитер указывает мне верную дорогу", - подумала она.
И ответила через краткий миг:
- Он знает. Я уверена.
Помпея вдруг покраснела.
- Ну, если ты знаешь…
Фабиола улыбнулась, подумав об уплаченной цене. Она составляла почти половину ее сбережений. Но она не беспокоилась о деньгах. За то, чтобы найти Ромула, она готова была отдать все, что у нее было.
Но ланиста оказался крепким орешком. Все обычные способы, с помощью которых ей удавалось выуживать сведения из своих гостей, не дали результатов. Помпея не преувеличивала трудности. Мемор оказался очень раздражительным, и Фабиола быстро усвоила, что нужно задавать как можно меньше вопросов. Отдаваться этому покрытому множеством шрамов немолодому мужчине было очень неприятно: грубость, являвшаяся его второй натурой, вызывала у нее отвращение. Зато она новому клиенту чрезвычайно понравилась. На протяжении следующего месяца он регулярно посещал ее раз в неделю, но во время визитов почти ничего не говорил. Фабиола начала уже подумывать, что деньги, которые она тщательно собирала, пропали зря. А когда Мемор на некоторое время пропал, она испытала истинное облегчение.
Потом он вернулся. Напряженная подготовка большого сражения не оставляла ему времени на развлечения. Но когда дело было сделано, Мемор сразу же отправился к приглянувшейся ему девушке. И она решила: сейчас или никогда. Она растягивала его удовольствие, как никогда прежде. Каждый раз, когда он засовывал свою плоть ей в рот, желая ускорить наступление мига последнего содрогания, Фабиола замедляла свои движения и продолжала дразнить его языком и пальцами. Но она чувствовала, что дольше медлить уже нельзя.
- Господин…
Мемор удивленно и с нескрываемым недовольством открыл глаза.
- Что случилось?
- Ничего, господин. - Она крепко стиснула в руке его член, чтобы растянуть мгновение. - У тебя в школе не было бойца по имени Ромул? - И она вновь взяла его плоть в рот.
Ланиста непроизвольно охнул и переспросил:
- Как?
- Ромул. Господин, он мой родственник.
- Никчемный сын грязной шлюхи! - Мемор нажал ладонью ей на затылок, заставив опустить голову к своим чреслам.
В душе Фабиолы затеплилась надежда. И через несколько мгновений она вновь приостановилась.
- Он все еще у тебя в лудус?
- Гаденыш давно смылся, - бросил Мемор, сразу впав в раздражение. - Они на пару с моим лучшим гладиатором два года назад убили важного аристократа.
У Фабиолы заколотилось сердце.
- За этого галла целого состояния не жалко, - пробормотал Мемор.
На этот раз его слова остались без ответа.
Она снова принялась елозить губами вверх-вниз, и ланиста застонал. Тогда она задала еще один вопрос:
- Господин, а что с ними случилось?
- Поговаривали, что они сбежали в армию Красса. - Он резко приподнялся и схватил Фабиолу за волосы. Выражение его изуродованного шрамами лица могло напугать кого угодно. - Может, ты знаешь больше?
Фабиола широко раскрыла глаза.
- Господин, я его всегда терпеть не могла. Он был такой нахал, такой грубиян. - Опустив голову, она продолжила свое дело и теперь довела его до завершения. Мемор откинулся на ложе и громко засопел от удовольствия.
Надежда. В сердце Фабиолы вернулась надежда.
Глава XXIII
АРИАМН
Парфия, лето 53 г. до н. э.
Для солдат армии Красса следующее утро наступило слишком рано. Небо быстро просветлело и сделалось ярко-голубым, жара стремительно усиливалась. Предстоял очередной изнурительный переход. Красс поднялся до рассвета, его разбудил кошмар, в котором повторился тот злосчастный эпизод, когда он уронил бычье сердце. Он знал, что весть о случившемся разнеслась по легионам с быстротой лесного пожара; еще вчера тревога, охватившая его людей, чувствовалась прямо-таки на ощупь. Ее усиливала и другая весть: о том, как при выходе от Евфрата развернулся задом наперед орел шестого легиона. Похоже, все это подействовало и на старших офицеров. Только Публий и предводитель набатийцев сохраняли полное доверие к нему.
Зато Красс, движимый стремлением стать самым могущественным человеком в Риме и сокрушить Помпея и Цезаря, упрямо верил в свою победу. Потери вчерашнего дня были незначительными, да и не стоило тревожиться из-за нескольких сотен лучников. В конце концов, разве не он разгромил Спартака и его войско? Рабов там собралось больше восьмидесяти тысяч. А нынче против его испытанных в боях легионов пытаются встать жалкие несколько тысяч дикарей. Красс громко рассмеялся. Еще несколько коротких недель, и Селевкия падет, подтверждая его прозорливость. Его право быть вождем.
Желая побольше разузнать о богатствах парфян - которые скоро станут его богатствами, - Красс велел позвать к нему Ариамна. Когда предводитель конников явился, полководец, сидя на подушке и овеваемый пальмовыми листьями, которые держали в руках рабы, ел финики.
Набатиец низко поклонился:
- Великий пожелал меня видеть?
- Повтори то, что ты говорил о богатствах Селевкии. - Этот рассказ никогда не надоедал Крассу.
Ариамн опять поклонился.
- Большая их часть находится во дворцах царя Орода, богатейшего человека Парфии. Во многих комнатах там стены обиты чеканным серебром или затянуты цельными полотнищами шелка. Фонтаны отделаны драгоценными камнями. Повсюду стоят золотые статуи с глазами из опалов и рубинов. - Он помолчал, чтобы усилить эффект от сказанного. - Говорят, что в сокровищнице дюжина комнат и все они забиты доверху.
Красс улыбнулся:
- Рим никогда не забудет триумфального шествия, которое будет устроено после этой кампании!
Ариамн хотел сказать что-то еще, но тут оба собеседника увидели, что к ним приближается Лонгин. Следом за легатом шел смуглый человек в кожаной одежде. На поясе у незнакомца висела кривая сабля, а на согнутой левой руке он нес щит. С головы до ног его толстым слоем покрывала пыль, но даже сквозь нее было видно, что он посерел от усталости.
Лонгин, явно взволнованный, остановился и отсалютовал.
Красс недовольно скривил губы. Ариамн поспешно повторил его гримасу.
- Красс, его только что встретил один из наших разъездов. Это гонец от Артавазда, - сказал Лонгин, метнув на набатийца ненавидящий взгляд. - Он гнался за нами день и ночь.
Красс нахмурился.
- Он хочет, чтобы мы поверили, будто он не самозванец?
- При нем документ, заверенный царской печатью.
- И что еще нужно армянам? - сердито бросил Красс.
- На царя к северу отсюда напали большие силы парфян. Теперь Артавазд при всем желании не сможет присоединиться к нам.
Ариамн вскинул взгляд на Красса.
- Продолжай, - ледяным тоном потребовал полководец.
- Артавазд просит нас о помощи. - Не решаясь сразу продолжить, Лонгин умолк.
- Что еще?
- Он снова предлагает нам идти в Парфию через Армению.
- Этот пес хочет, чтобы я отступил? И кинулся выручать его? - загремел Красс. - Когда богатства Селевкии лежат у моих ног!
- Красс, этот путь намного безопаснее, - осмелился сказать легат, хотя было очевидно, что полководец не намерен идти на помощь клиенту республики.
Лицо Красса потемнело.
- Будет ли мне позволено высказать свое мнение? - вкрадчиво произнес Ариамн.
Оба римлянина, замершие было от напряжения, повернулись к нему.
- Великий, Ород, скорее всего, рассчитывал как раз на то, что ты пойдешь через горы. Он послал войско на север, но вместо тебя встретил там Артавазда.
- В таком случае понятно, почему вчера против нас вышло так мало парфян, - кивнул Красс.
- Он пытается задержать тебя, и ничего больше, - продолжал Ариамн. - И кроме этих разъездов, нам ничего не преграждает путь к столице.
Лонгина его слова не убедили.
- Чем докажешь?
- Терпение, легат, - мягко прервал его Красс. - Пусть говорит.
Набатиец вскользь взглянул на Лонгина.
- Вчера мои разведчики опередили лучников и прошли много миль на юго-восток. Там не было ни следа каких-либо еще парфянских войск. Ород наверняка увел свои силы на север.
- Почему же ты раньше об этом не сказал? - язвительно спросил Лонгин. - Это попахивает предательством.
Ариамн принял выражение оскорбленной невинности.
- Поэтому сегодня я вызываюсь лично возглавить разведку.
Красс одобрительно кивнул.
От внимания набатийца не укрылось, что Лонгин стиснул рукоять меча.
- Мы вернемся, как только увидим хоть какие-то признаки присутствия врага. Но я подозреваю, что путь к Селевкии все еще открыт. - Легата Ариамн подчеркнуто игнорировал. - Ты позволишь, великий?
Лицо Красса расплылось в широкой улыбке.
- Говоришь, разведчики не нашли никаких следов парфян?
- Никаких, великий.
Лонгин больше не мог сдерживаться.
- Красс, не доверяй этой змее! Я точно знаю, это ловушка. Почему бы не вернуться к Евфрату и не соединиться с Артаваздом? Если у нас будет десять с лишним тысяч конников, мы растопчем любого врага.
- Молчать! - взвизгнул Красс. - Или у тебя с этим проклятым армянином какие-то свои дела?
- Конечно нет, - пробормотал Лонгин, ошеломленный тупостью и чванством Красса.
- Тогда заткнись. Если, конечно, не хочешь окончить жизнь рядовым.
Лонгин заставил себя сдержать гнев. Сухо отсалютовав, он повернулся к выходу, но все же задержался.
- Пусть только твое предательство подтвердится - я своими руками распну тебя, - прошептал он и только после этого вышел.
- Итак, сегодня мы истребим ту мошкару, которая досаждает моим людям, - заявил Красс.
Набатиец широко улыбнулся.
* * *
Вскоре после того как состоялся этот разговор, Ромул и Тарквиний провожали глазами длинную колонну набатийских конников, направлявшуюся на юго-восток.
- Неужели он так вот взял и отпустил их всех?
- Да, мы их больше не увидим, - кивнул этруск и посмотрел на тонкую полоску облаков, висевшую в той стороне неба, куда направлялись удаляющиеся кавалеристы.
Ромул недоверчиво потряс головой.
- Я это заранее знал. - Бренн в который раз точил клинок своего меча. - Наш полководец - круглый дурак.
- Ариамн очень хитер. Он попросту говорил Крассу то, что тот хотел услышать, - уверенно сказал этруск.
- Теперь у нас осталось только две тысячи конников, заметил Ромул. - Интересно, сколько выставят парфяне?
- Пятерых против одного нашего.
Ромул нахмурился, пытаясь подсчитать, сколько же стрел может выпустить такое множество лучников.
Тарквиний оглянулся и, убедившись, что никто посторонний их не услышит, негромко сказал:
- В предстоящей битве тысячи расстанутся с жизнью.
Галл потемнел лицом.
- А с нами что будет?
- Много душ покинут свои обиталища… - Этруск казался необычно взволнованным. - Трудно предсказать точно, - добавил он. - Впрочем, я уверен, что двое из нас уцелеют, потому что видел, как наша дружба будет продолжаться и после кровопролития и гибели многих и многих.
Бренн мысленно велел себе приготовиться к худшему.
"Пусть я умру как герой, - думал он. - С честью, защищая Ромула и Тарквиния. Тогда я смогу без стыда встретиться на том свете с Браком и моим дядей. Сказать Лиат, что на сей раз я не сбежал, когда был нужен тем, кого любил".
К его горлу подступил комок, и он с трудом сглотнул, пытаясь утихомирить совесть, которая с тех пор почти непрерывно продолжала терзать его.
Ромул нахмурился. Неужели человек в состоянии видеть души умерших? Конечно, в битве против парфян погибнет множество народу, но разве можно узнать, кто именно встретит смерть? Нет, такого быть не может. Он поднял голову и увидел, что Тарквиний пристально смотрит на него. Ромул совсем разволновался и вдруг обнаружил, что не решается взглянуть ему в глаза. Возможно, что и его самого тоже ждет смерть. У него все внутри оборвалось от страха, и он поспешно обратился к Юпитеру с мольбой, чтобы всемогущий бог защитил их всех.
- А как остальные воины нашей когорты? - спросил могучий галл.
Тарквиний не пожелал ответить. Бренн повторил вопрос.
Тот снова промолчал.
Галл побледнел.
- Неужели все?
- Почти все.
- Ты временами видишь слишком много, - сказал Бренн передернув плечами, как от холода.
Он обвел взглядом ничего не подозревавших наемников, готовившихся к очередному тяжелому переходу по палящей жаре. Страшно было даже подумать о том, что они все погибнут; с жестокой ясностью перед ним предстал тот последний раз, когда он видел своих сородичей, воинов племени аллоброгов, готовившихся к битве.
Ромулу же явились образы матери и Фабиолы, как это бывало всегда после прорицаний этруска. Он все время хотел спросить о них, но не решался, страшась того, что у него не хватит сил отказаться поверить Тарквинию, если тот скажет что-то ужасное. Хрупкие воспоминания о них были священными, больше того, от них зависела сама его жизнь. Они помогали ему идти дальше в неведомое.
Солнце стремительно поднималось от горизонта, с новой яростью обрушивая на пришельцев свой жар. Едва успела набатийская конница скрыться из виду, трубы дали сигнал покидать лагерь. Дисциплина все еще соблюдалась в полной мере, и армия вскоре была готова к маршу. Впереди стояли нерегулярные когорты, за которыми следовали пять легионов и обоз. Тыл теперь прикрывали два легиона, а по бокам двигались галльские и иберийские конники. Только они и составляли всю защиту для множества пехотинцев.
Бассий внимательно прислушался к последним аккордам труб.
- Пора трогаться. Сегодня я заставлю вас пройти двадцать миль.
Два отряда галлов поскакали вперед по песку, взрытому копытами коней набатийцев.
Следом за ними и солдаты двинулись в безжизненную пустыню. Впереди не было видно никаких признаков вражеской конницы, и они немного приободрились. А по мере того как время шло, а на небе не появлялось ни облачка, которое могло бы хоть ненадолго защитить от ярости солнца, и жара вновь принялась собирать жуткую дань с бредущих со стертыми логами римлян, воины вообще позабыли о противнике. Многие уже накануне выпили всю воду, а той, что находилась в навьюченных на мулов бурдюках, вопреки убеждению Красса, могло хватить лишь для немногих. Жажда мучила солдат, и у тех, кто не мог вновь наполнить свои фляги, оставался лишь один выход: идти вперед. Трое друзей мрачно посасывали камушки. Воду, оставшуюся в их фляжках, они берегли как золото.
А потом боги, казалось, вспомнили об армии Красса. Примчались полдюжины галлов с известием о том, что впереди речка. Легионы чуть ли не вдвое ускорили шаг, и вскоре впереди завиднелась дымка, которая в пустынях всегда говорит о наличии воды.
Измученные жаждой наемники кинулись в речушку, начисто стоптав росшие вдоль русла тростники. Люди ничком кидались в мелкую воду, пытаясь освежиться. Но Ромулу и его соратникам едва хватило времени на то, чтобы заново наполнить фляги.
- Разве я приказал остановиться? Или разрешил кому-то выйти из строя? Нет! - гремел Бассий. - Идем дальше, мерзавцы!
С блаженным ощущением в усталых мышцах Ромул плескался в воде, едва достигавшей середины его голени.
- А передохнуть было бы совсем неплохо, - пробормотал он, предварительно убедившись, что центурион его не слышит.
- И то лучше, чем ничего! - Бренн вылил из фляги затхлые остатки воды и поспешно наполнил ее заново. - Пей сколько влезет.
- Отдохнем мы не скоро. - Тарквиний ткнул рукой вперед.
Ромул и галл неохотно подняли головы от освежающей воды.
Все разведчики галопом неслись назад.
Ромул увидел, как Бренн положил руку на рукоять меча. Почувствовав, что его лоб густо покрылся потом, он механически повторил его движение.
Галлы промчались мимо. Они направлялись в середину колонны, туда, где ехал Красс. Через несколько мгновений загремели букцины - таким отчаянным тоном, какого никто из солдат прежде не слышал.
- Слышали? Появился неприятель! Прибавить шагу!
Когорта повиновалась со всем усердием, на какое были способны усталые люди. Они поспешно устремились к противоположному берегу речушки и дальше вверх по невысокому пологому склону. Каждый надеялся, что галлы ошиблись.
До конца своих дней Ромул запомнил то зрелище, которое открылось перед ним.
На плоской равнине в некотором отдалении фронтом почти в милю шириной выстроилась парфянская армия. Тысячи воинов, отчетливо обозримых, несмотря на искажавшую восприятие знойную дымку, спокойно сидели на лошадях, поджидая римлян. Огромные пестрые знамена развевались в раскаленном воздухе, отчего облик врагов казался еще более чуждым. Легионы услышали грохот барабанов и звяканье гонгов, при помощи которых парфяне передавали приказы в своей армии.