Сложилась вполне очевидная ситуация: пятьсот англичан против одиннадцати Молокососов, обложенных на ферме, будто кролики в норе. Словно уменьшенная копия окружения армии Кронье в Вольверскраале, с той разницей, что Молокососы, не связанные обозом, сохраняли подвижность, а кольцо окружения не было таким плотным. Впрочем, любая попытка прорваться с боем сквозь ряды англичан была заведомо обречена на неудачу.
Каковы же намерения противника? Он, разумеется, не станет тратить время на осаду, а пойдет на штурм и попытается овладеть фермой. И этому штурму должны противостоять всего одиннадцать человек.
Было около пяти часов пополудни. Солнце клонилось к горизонту, а англичане выжидали. Очевидно, Колвилл, стремясь избежать лишних потерь, планировал ночную атаку. Сорвиголова предвидел это и, хотя положение казалось безнадежным, не терял присутствия духа. С его юношеского лица не сходила улыбка.
– Ничего, мы еще повоюем! – сказал он Папаше, который с философским спокойствием покуривал трубку.
Издали донесся свист летящего снаряда, усиливавшийся по мере его приближения. В ста метрах от фермы раздался глухой разрыв. Взметнулся фонтан земли и камней.
– Недолет! – крикнул Фанфан.
Снова громыхнула пушка. На этот раз снаряд, пролетев над самыми стенами, взорвался в метрах двухстах за фермой.
– Перелет! – с видом знатока отметил Фанфан.
Третий выстрел. Английские артиллеристы наконец-то взяли ферму в "вилку". Снаряд угодил в гребень стены и снес, словно бритвой, около метра каменной кладки.
Однако обитатели фермы вели себя с поразительным спокойствием. Пройдет несколько часов, и жилище их предков будет захвачено врагом, разграблено и сожжено, а сами они будут искалечены, возможно, даже убиты. Те же, кто останется в живых, лишатся крова и будут обречены на нищенское существование. Но нигде не слышно ни единой жалобы, ни слова отчаяния!
Хозяйка собрала дочерей и чернокожую прислугу в столовой. Окружив обеденный стол, они застыли, как на вечерней молитве. Мать, заменившая ушедшего на войну отца, открыла старинную Библию и принялась торжественно читать вслух. Взрывы заглушали слова женщины, но голос ее ни разу не дрогнул.
Снаряды непрестанно падали в одну и ту же точку – там враг наметил пробить брешь. Вскоре пролом станет достаточно широким, чтобы англичане смогли ворваться во двор фермы. Однако Молокососы, не обращая на это ни малейшего внимания, наблюдали за действиями неприятеля и время от времени развлекались тем, что подстреливали одного-двух зазевавшихся пехотинцев или кавалеристов.
Должно быть, мир еще не видывал осажденных, так беспечно, на первый взгляд, относившихся к надвигающейся страшной беде. Молокососы безгранично доверяли своему командиру, и его бодрость передавалась всему маленькому гарнизону осажденной фермы. Вскоре после начала обстрела Сорвиголова сказал Молокососам:
– Положитесь во всем на меня! Мы пройдем, не потеряв ни одного человека, а майор Колвилл надолго запомнит эту встречу с нами.
Затем Сорвиголова с помощью Фанфана занялся какой-то загадочной работой в одной из пристроек во дворе, а все прочие по его приказу затеяли перестрелку, чтобы отвлечь внимание осаждающих и показать им, что гарнизон фермы намного многочисленнее, чем им кажется.
Покончив с возней в пристройке, Сорвиголова велел Фанфану присоединиться к стрелкам, а сам вместе с Папашей отправился к тетушке Поля Поттера: участие переводчика было необходимо, так как эта добрая женщина ни слова не понимала по-французски.
Жан почтительно поклонился ей и без всяких предисловий приступил к делу:
– У вас полтораста голов скота – коровы, бычки, телки. Хотите продать их мне?
– Но, мой мальчик, англичане все равно отнимут их у нас и сожрут. Если скот может на что-нибудь пригодиться, возьмите его даром.
– Во сколько вы обычно оцениваете хорошую корову?
– Флоринов в двести… Но к чему говорить о цене…
– Двести на сто пятьдесят составит тридцать тысяч флоринов. А теперь, будьте добры, верните мне книжечку, которую я отдал вам на хранение перед тем, как отправиться к водохранилищу… Благодарю вас, тетушка! – кивнул Жан, получив свою чековую книжку.
Он открыл ее, черкнул на листке несколько слов, затем оторвал его и вручил хозяйке:
– Вот чек на тридцать тысяч флоринов. Наличные вы сможете получить в банке в Претории или Лоренсу-Маркише. Любой банк выплатит вам эту сумму. Теперь ваше стадо принадлежит мне.
– Но ведь я хочу подарить его вам!
– Отлично, но в другой раз. Сейчас я спешу.
К этому времени в стене, окружавшей ферму, образовалась широкая брешь, с точки зрения англичан, вполне пригодная для атаки. Близился закат. Через час будет совершенно темно, но у противника не было заметно никаких приготовлений к штурму.
Сорвиголова не ошибся: Колвилл был уверен, что на ферме не менее сотни Молокососов, и, желая избежать крупных потерь, принял решение идти на приступ под покровом ночи.
Однако и Жан не принимал никаких мер для отражения атаки врага, что было уж совсем странно для столь опытного командира. Наоборот – он словно радовался тому, что англичанам удалось так ловко разрушить целый участок стены фермы. Фанфан, не понимавший, что происходит, даже испугался, услышав, как его командир бормочет под нос: "Если они все-таки пройдут здесь, их уже ничто не остановит, и они помчатся лавиной…"
– Кто такие "они"? – спросил Фанфан.
– Скоро увидишь, – ухмыльнулся Сорвиголова, потирая руки.
Солнце зашло, сумерки стремительно сгущались.
– В нашем распоряжении еще целый час, – сказал Сорвиголова. – За дело!
Он велел Молокососам нарезать веток с колючих деревьев, которыми был обсажен двор, а сам попросил тетушку Поля и его кузин последовать за ним в ту пристройку, где он совсем недавно возился вместе с Фанфаном. Там на столе самым аккуратным образом были разложены двести динамитных шашек, снабженных бикфордовыми шнурами различной длины. Папаша, сопровождавший их в качестве переводчика, поразился при виде такого количества взрывчатки.
– Генерал Бота предоставил нам этот динамит для уничтожения водохранилища, но мы израсходовали всего двенадцать шашек. А теперь пустим в ход остальные. Объясните им, Папаша, что такое динамит.
– В здешних краях даже мальчишки знакомы с динамитом и умеют с ним обращаться, – ответил бородатый переводчик.
– Превосходно! Пусть женщины привяжут толстым шпагатом по одной шашке к каждому рогу каждой коровы. Коровы знают своих хозяек и спокойно отнесутся к этой операции.
Папаша наконец-то раскусил замысел командира. Улыбка до ушей осветила его лицо…
А по ту сторону стены царила тишина, наступившая после того, как умолкло орудие. Прекратилась даже ружейная пальба. Под покровом темноты неприятель продвигался вперед. Майор Колвилл отдал приказ взять Молокососов живыми и опасался, как бы шальная пуля не достала кого-нибудь из них.
Мужественные женщины работали с непостижимой быстротой, обрекая своих коров на неминуемую гибель. Прошло около получаса.
– Готово или нет? – беспокоился Сорвиголова. Ему казалось, что время тянется бесконечно медленно.
Принесли фонари. В коровнике стало светло. Прошло еще с четверть часа. Враг приближался. Уже ясно можно было расслышать тяжелую поступь пехотинцев, сдержанное ржание коней и бряцание оружия.
– Поджигайте шнуры! Да живее! Все сюда!.. Тащите головни!..
Мужчины и женщины бросились в столовую, расхватали горящие поленья из камина и принялись поджигать шнуры. Испуганные коровы тревожно мычали, но хозяйки успокаивали их ласковым словом, бесстрашно лавируя с горящими головешками среди разгоравшихся шнуров. А ведь достаточно было догореть раньше времени хотя бы одному из шнуров, чтобы весь гарнизон фермы погиб.
Наконец мать семейства открыла загон, а Молокососы и кузины Поля тем временем привязывали к хвостам первых попавшихся под руку коров ветки, усеянные бесчисленными колючками. При первом же взмахе хвоста колючки вопьются в бока животных и погонят их вперед неистовым галопом.
Англичане подошли уже вплотную к ферме и сомкнули ряды. Передовые цепи передвигались по-пластунски, все еще не решаясь подняться в атаку. Тишина, прерываемая лишь мычаньем коров, пугала их гораздо больше, чем плотный ружейный огонь.
– Вперед! – раздалась в темноте команда, пронзительная, как звук горна.
– Гоните стадо в пролом! – мгновенно приказал Сорвиголова.
Если коровы не испугаются войти в брешь – англичанам конец, но если заупрямятся и начнут метаться по двору фермы – все живое здесь будет стерто с лица земли. Мучительная тревога охватила людей…
Глава 4
Взбешенные уколами колючек и напуганные шипением горящих шнуров у самых ушей, коровы поначалу просто отказывались трогаться с места. Несколько животных кинулись во двор, грозя увлечь за собой все стадо. Еще несколько секунд – и ферма взлетит на воздух.
– Проклятье! – сокрушенно пробормотал Сорвиголова. – Я оказался слишком самонадеянным… Теперь все пропало!
В это мгновение раздался суровый голос, покрывший и лязг оружия, и топот людей, ринувшихся на приступ, и рев стада. То был голос пожилой женщины:
– За мной, дочери мои, за мной!..
Тетушка Поля Поттера с фонарем в руке бросилась к пролому в стене. На миг она появилась в бреши, трагически прекрасная, и вновь повторила свой призыв:
– Спасем мужчин! Спасем защитников отечества!
Ее дочери без колебаний бросились к ней, сознавая, что идут на верную смерть. С тылу на женщин надвигались англичане, перешедшие в штыковую атаку, перед ними металось и ревело обезумевшее стадо.
– Вперед! Вперед! – командовали офицеры.
Старая мать принялась созывать коров, и ошалевшие животные наконец-то стали прислушиваться, потом узнали привычный голос хозяйки и двинулись к ней. Они сгрудились у пролома и вдруг, вновь обезумев от необычной обстановки, ринулись на английских солдат в тот самый миг, когда те уже были готовы ворваться во двор фермы.
Женщины оказались между англичанами и стадом. С одной стороны на них надвигался лес штыков, с другой – лавина коровьих туш и острых рогов. Крик отчаяния вырвался у Жана Грандье и его товарищей, которые только теперь поняли замысел мужественных бурских женщин.
Ошалев от боли, причиняемой привязанными к хвостам колючками, коровы ринулись через брешь на волю. Несчастные женщины были вмиг растоптаны стадом, затем оно ураганом налетело на англичан, опрокинув и смяв первые ряды атакующих. Коровы неслись неудержимой лавиной, а вырвавшись на свободу, разбегались во все стороны по велду.
Молокососы, мгновенно вскочив в седла, ринулись следом. Героическое самопожертвование женщин не пропало даром – в рядах англичан стадо произвело не меньшее опустошение, чем ураганный артиллерийский огонь.
Однако упорство не позволило им отступить и теперь. Горнист протрубил сбор, офицеры перестроили поредевшие линии и снова бросили их в атаку. На все это ушло не более пяти минут.
И вдруг во тьме полыхнуло багровое пламя и прогремел сильный взрыв. За ним – второй, третий… еще и еще! Вспышки возникали в самых неожиданных местах, даже на артиллерийских позициях, превращая в труху и щепки зарядные ящики и повозки.
Со всех сторон из мрака летели жуткие останки людей и животных, перемешанные с глиной и камнями. Перепуганные и оглушенные английские солдаты перестали слышать слова команды: все заглушал неистовый рев коров, то и дело прерываемый взрывами и воплями раненых. Вокруг царил страшный хаос, которому, казалось, нет конца, как нет и объяснения…
Замысел Жана Грандье удался – но какой чудовищной ценой! И хотя взрывы динамитных шашек становились все реже и отдаленнее, англичане решили, что столкнулись чуть ли не с целой армией и отступили до самого водохранилища. Наскоро собрав остатки своих подразделений, они провели остаток ночи в тревоге, ежеминутно ожидая контратаки.
Не спали и Молокососы. Им предстояло предать земле тела женщин, спасших им жизнь. Они не хотели уходить из этих мест, пока не исполнят свой человеческий долг. С первыми проблесками рассвета Жан и его товарищи отправились обратно на ферму. Пробираться приходилось со всеми предосторожностями, так как ферма могла оказаться занятой неприятелем.
Сорвиголова шел впереди, одной рукой ведя своего пони, а в другой держа наготове маузер. Когда Молокососы приблизились к пролому в стене, их глазам предстало жуткое зрелище. На равнине неподалеку от пролома лежало десятка три искалеченных трупов солдат, растоптанных копытами коров. Повсюду виднелись лужи крови, валялось исковерканное оружие. А у самой стены усадьбы они обнаружили изуродованные тела пожилой бурской женщины и ее дочерей. Трудно было удержаться от жгучих слез при виде того, во что превратились юные цветущие девушки и их мать.
Однако время шло, и следовало исполнить горестный долг. Враг был рядом и в любую минуту мог вернуться – и тогда жертва, принесенная женщинами, потеряла бы всякий смысл.
Сорвиголова, стараясь, чтобы его голос звучал твердо, произнес вполголоса:
– Довольно слез, друзья. Пора браться за дело… А ты, Фанфан, держи под наблюдением равнину.
Отыскав на ферме лопаты и кирки, Молокососы с ожесточением принялись копать красноватую землю, казавшуюся насквозь пропитанной кровью. Вскоре могила достигла необходимой глубины. Сорвиголова и Поль застлали ее дно белоснежной простыней, а затем осторожно и бережно опустили в нее тела бурских героинь и прикрыли второй простыней.
Жан, сорвав со своей шляпы кокарду с цветами национального флага Трансвааля, бросил ее в могилу и взволнованно произнес:
– Прощайте – и покойтесь с миром! Вы отдали все, что у вас было, своей стране…
Молокососы последовали примеру командира, и их кокарды образовали на белоснежном саване яркое созвездие, сверкавшее красным, белым и зеленым цветами – символами измученной, окровавленной, но все еще живой родины буров. Затем они снова вооружились лопатами и молча засыпали могилу.
Сорвиголова уже собирался дать приказ отходить, но Поль Поттер, срезав с акации длинную ветку, остановил его.
– Погоди! – крикнул он и бросился на сеновал.
Схватив охапку сена, Поль навертел его на ветку так, что получилось подобие огромного факела, чиркнул спичкой и помчался в дом, поджигая на своем пути все, что только могло воспламениться. Из дома он пронесся в конюшню, затем в коровник и, наконец, вернувшись к сеновалу, с размаху зашвырнул туда пылающий факел.
– Вот теперь действительно пора! – сказал он, отряхивая руки.
В считанные минуты пожар охватил всю ферму. Не обращая внимания на бушующее вокруг пламя, Молокососы выстроились перед свежей могилой, и Жан скомандовал:
– На караул!..
Это была последняя почесть, которую они могли воздать тем, кто пал за свободу своего отечества. После этого они покинули двор фермы через пролом в стене и направились к лошадям. Поль обернулся и произнес срывающимся от гнева и боли голосом:
– Пусть эти развалины станут для них гробницей. И пусть никогда нога завоевателя не ступит на землю, в которой они упокоились!
В это мгновенье раздался возглас Фанфана:
– Тревога!.. Англичане!..
На равнине показался небольшой отряд улан. С десяток кавалеристов мелкой рысцой трусили среди высоких трав.
– В седло! – скомандовал Сорвиголова. – Уходим!
Он торопился доложить генералу Бота об исполнении задачи – и только это обстоятельство заставило его снова повторить свой приказ. Однако далось это Жану с немалым усилием. Удрать, не приняв боя с ненавистным врагом, – совсем не похоже на Молокососов!
– Черт, неужели каждый из нас не мог бы уничтожить хотя бы по одному из них?.. – пробормотал Сорвиголова.
– А почему бы и нет? – усмехнулся доктор Тромп, до которого донеслись его слова.
– Нас ждут в штабе…
– Хо! На четверть часа раньше или позже – велика важность! Небольшая стычка – это как раз то, что сейчас нужнее всего нашим нервам.
– Да я и сам не прочь…
Пока продолжался этот диалог, Молокососы успели отдалиться от пылающей фермы метров на триста. Уланы же, решив, что всадники на бурских лошадках спасаются бегством, вознамерились их атаковать.
Между тем Молокососы, продолжая путь, оказались перед двумя глубокими, словно от взрыва крупнокалиберного снаряда, воронками, вокруг которых были навалены груды камней и земли, а на дне виднелись клочья мяса и обломки костей.
– Динамит, – вполголоса произнес доктор.
– Он самый. Судя по размерам воронок, здесь взорвались как минимум две коровы, – подтвердил Сорвиголова.
– Неплохое укрытие для стрелков, – заметил Папаша.
– Действительно! – оживился Сорвиголова.
Одним прыжком он соскочил с седла и скомандовал:
– Спешиться! Уложить коней!
Молокососы мгновенно выполнили команду.
Дрессированные бурские лошадки, едва заслышав знакомый свист, повалились в траву, прижались друг к другу, как кролики в норе, и замерли. Зная, что теперь пони, что бы ни случилось, даже не шелохнутся, Молокососы попрыгали в воронки и стали поджидать приближения улан.
Уланы были поражены мгновенным исчезновением противника. Заподозрив какую-то уловку, они придержали коней. К тому же, потеряв из виду цель, они, как нередко бывает в подобных случаях, утратили чувство направления и дистанции.
Именно на это и рассчитывал Сорвиголова. Ему ли было не знать, что на равнине велда почти невозможно скакать по прямой без ориентира, а невидимая цель всегда кажется дальше, чем есть на самом деле. Англичане вскоре испытали это на себе. Сами того не замечая, они отклонились вправо и миновали воронки, в которых засели Молокососы.
Приподняв головы над земляным бруствером, образовавшимся при взрыве динамита, Молокососы хладнокровно взяли улан на мушку и по команде "Огонь!" дружно выстрелили.
– Беглый огонь! – крикнул Сорвиголова, выскакивая из воронки.
Грянул второй залп, за ним – третий и четвертый… Спустя две минуты уланы были полностью уничтожены.
– Никого не осталось? А жаль! – воскликнул Сорвиголова.
– Не жалей, – заметил Поль, перезаряжая маузер. – Их еще немало осталось.
К сожалению, его слова получили подтверждение почти немедленно: справа, на расстоянии около восьмисот метров, откуда-то вынырнул еще один кавалерийский отряд.
– Вот здорово-то! – веселясь, воскликнул Фанфан.
– Ты так думаешь? – усомнился Сорвиголова. Его лицо приняло озабоченное выражение.
– А разве нет? Переколотим и этих! Всевышний для того и создал улан, чтобы их колотить.
Однако лицо Жана все больше мрачнело: слева он заметил третий отряд. В нем насчитывалось около тридцати кавалеристов, и было бы чистейшим безумием атаковать противника, настолько превосходящего Молокососов числом. Не без сожаления ему пришлось отдать приказ к отступлению. Однако теперь оставался свободным только один путь – на север.