Они медленно всходят на холм и снова вихрем съезжают, и так без конца. Когда они в очередной раз поднимаются по склону холма, таща за собой санки, Кукша набирается решимости и просит:
– Сигню, сшей мне такой же мешочек, как у тебя!
– Для чего он тебе?
– Я тоже боюсь злого глаза, я стану, как и ты, носить в нем корешок.
Сигню хохочет, все-то она хохочет, зубы ее сверкают, как снег.
– Боишься злого глаза? – восклицает она. – Мужчина ничего не должен бояться, он должен бояться только угодить в гости к старой Хель!
Кукша вспыхивает от стыда. Он хорошо знает, что Хель – это хозяйка подземного царства, мрачного и унылого. Она наполовину синяя, наполовину цвета сырого мяса, ее легко узнать по сутулой спине и свирепому виду. К ней попадают те, кто умирает от старости и болезни. Храбрые воины, павшие в битве, отправляются в Вальгаллу – во дворец бога Одина, они живут там весело и беззаботно: с утра бьются на мечах и копьях, к вечеру прекрасные девы валькирии лечат-исцеляют их раны, и воины садятся за огромный стол, где на почетном сиденье восседает сам Один. Там они пируют в свое удовольствие, а наутро все начинается сначала.
Кукша сердится, он горячо возражает Сигню, нет, он не трус, он ничего не боится, даже старухи Хель. Насмешница Сигню тут же ловит его на слове – ведь он сам сказал, что боится злого глаза. Кукша путается, лепечет какую-то невнятицу, мешая мурманскую речь со словеньской. Ему трудно обманывать, он не привык к этому – обычно, когда он хочет что-нибудь скрыть, он просто молчит. А сейчас ему приходится врать – и кому! – прекрасной Сигню!
Прекрасная Сигню к тому же и хитра. Кукша не замечает, каким любопытством загораются ее глаза, когда она слушает его сбивчивую речь.
– Возьми мой мешочек вместе с корешком! – говорит Сигню. – Он на золотой цепочке!
Кукша мотает головой:
– Нет, твоего я не возьму! Сшей мне другой.
– Бери! – уговаривает его Сигню. – Чем он тебе нехорош?
– Мне не нужен на золотой цепочке, – отвечает Кукша, – мне нужен на простой льняной веревочке.
– Чудной ты! – говорит Сигню, совсем как брат. – Никогда еще не видела викинга, который предпочитает лен золоту. Ну, заменим цепочку на веревочку!
– Поехали! – кричит вконец запутавшийся Кукша.
И вот они снова летят с горы. Когда санки проносятся там, где сосенки растут чаще и где от Кукши требуется особенное внимание и ловкость, Сигню внезапно закрывает ему глаза, как в игре "Угадай, кто?". Кукша изо всех сил крутит головой, но поздно – они наскакивают на молодое упругое деревце и вверх тормашками катятся под гору. Такая шутка может стоить шеи!
Кукша поднимается и ищет глазами Сигню. Она лежит неподвижно в нескольких шагах от него. Глубоко увязая в снегу, Кукша спешит к ней. Видя, что она по-прежнему не шевелится, он тревожно окликает ее.
Внезапно Сигню оживает, с хохотом хватает его за ноги и валит на снег. Начинается борьба – каждый стремится оседлать другого. Глаза Сигню, прозрачные, с темной обводкой, оказываются то внизу, то наверху. Кукша и Сигню скатываются по склону, взметая снежную пыль.
Когда они поднимаются в гору, таща за собой санки, Кукша думает, искоса поглядывая на Сигню: "Если бы можно было побрататься с ней, а не с Харальдом!" Ему кажется, что девушка гораздо надежнее своего брата. И к тому же она наверняка не захочет, чтобы в усадьбе ее отца совершилось такое злодейство.
– Сигню! – вдруг говорит Кукша.
Сигню удивленно поворачивается к нему.
– Клянись, – продолжает он взволнованно, – клянись молчать о том, что я тебе сейчас скажу!
– Клянусь Фрейей! – быстро произносит она и глядит на Кукшу, с нетерпением ожидая, что он скажет.
Кукша рассказывает ей о замысле ее брата и о своем намерении помешать ему. Кукша не ошибся, Сигню тоже не нравится затея Харальда, она готова помочь Кукше и еще раз торжественно клянется блюсти тайну.
Хвала Одину, у Кукши есть теперь союзник!
Глава двадцать пятая
БЕСПОКОЙНАЯ НОЧЬ
Надо спешить – пир, посвященный дисам, будет уже совсем скоро. Сигню исполнила свое обещание – под рубахой у Кукши на льняной бечевке висит теперь точно такой же мешочек, как у Харальда. Кукша насыпал в него золы, и ему остается только подменить Харальдов мешочек своим.
Поздний вечер. В гостевом доме затихают бесконечные рассказы о подвигах и грабежах, о смешных и страшных случаях, о ведьмах и привидениях. Прерывается игра в кости. Даже самых заядлых игроков в шахматы одолевает усталость. Викинги гасят пальцами светильни и укладываются спать на помостах, выстланных соломой и шкурами.
Теперь дом освещается только пламенем очага, горящего посреди земляного пола. На бревенчатых стенах поблескивают доспехи. Над каждым из спящих висит его снаряжение – кольчуга, меч и секира, шлем и щит. Викинги строго блюдут такой порядок. В случае нужды каждый воин даже в темноте может быстро облачиться в свои доспехи и приготовиться к бою.
Над Кукшей и Харальдом тоже висит их оружие – хороший воин сызмальства привыкает к военному порядку. Пламя очага бросает красноватый отблеск на видавшие виды доспехи взрослых воинов и на отроческое оружие Кукши и Харальда.
Кукша ждет, чтобы уснул его побратим. Он волнуется, и от волнения на него нападает сонливость. "Только бы не уснуть прежде Харальда!" – твердит он себе. Веки его тяжелеют, смыкаются, и он раздвигает их пальцами.
А Харальд сегодня, как на зло, особенно разговорчив, он и не думает спать. По обыкновению, он мечтает о том, как они с Кукшей, сделав Кукшино дело, будут вместе ходить в заморские походы и непременно вступят в дружину знаменитого Хастинга, а потом Хастинг погибнет славной смертью, и викинги провозгласят морским конунгом знатного и доблестного Харальда. Кукша, понятно, будет его правой рукой. Вот тут-то и начнутся главные подвиги Харальда и Кукши.
Когда умрет старый конунг Хальвдан, его сын Харальд, а с ним и Кукша, уже прогремевшие на весь мир воины, вернутся в Норвегию отбирать власть у людей, нагло захвативших ее в отсутствие законного наследника. Сделавшись конунгом, Харальд начнет с помощью Кукши выполнять предсказание бабки Асы – покорять соседние земли.
Харальдова болтовня убаюкивает Кукшу, в конце концов он не выдерживает и проваливается в бездонный мрак. Среди ночи Кукша просыпается, словно от толчка. Он садится и озирается, не сразу понимая, где он. Угли очага еле освещают гостевой дом. Кругом слышится храп и свист, кто-то надсадно кашляет.
Кукша вглядывается в лежащего рядом Харальда. Лицо его спокойно, дыхание ровно и почти беззвучно. Кукша тяжело вздыхает. Сейчас он сделает обманное дело со своим другом, который так любит его, с побратимом, что смешал свою кровь с его, Кукшиной, кровью.
Протянув руку к Харальдовой шее, Кукша вытаскивает у него из-под рубахи мешочек с ядом. Харальд что-то бормочет, мычит и переворачивается на другой бок. Отпрянув, Кукша замирает, потом снова склоняется над Харальдом.
Некоторое время Кукша пребывает в нерешительности, а потом поступает дерзко и просто – он подсовывает ладонь под голову Харальда и немного приподнимает ее. Это совсем не нарушает крепкого отроческого сна. Кукша снимает с шеи Харальда его мешочек и надевает ему свой. Теперь можно спокойно спать и Кукше.
В гостевом доме царит безмятежный сон. Спят Кукша и Харальд, спят бородатые, длинноволосые воины, спит берсерк Сван, не подозревая, какой спор шел о его жизни и смерти. Узнает ли он когда-нибудь, что в эту ночь судьба отвела от него мучительную смерть, неотступно приближавшуюся к нему в последние дни?
Глава двадцать шестая
ГИБЕЛЬ ХАЛЬВДАНА ЧЕРНОГО
Снег с крыш уже стаял, обнажились вершины бугров, а в низинах еще синеют сугробы. Но и их дни сочтены, они незаметно съеживаются, уползая все дальше в тень, в лесные чащи, уступая место прошлогодней траве.
Солнце поедает снеговые шапки, всю зиму пригнетавшие еловые лапы к земле. Когда изъеденные остатки снега с шумом рушатся к подножию дерева, освобожденная еловая лапа шевелится, как живая, и поднимается вверх, приветствуя солнце.
Все в усадьбе радуются ранней весне – и знатный воин, сидящий на пирах у конунга на почетном сиденье возле огня, и жалкий раб, грызущий кусок окаменелого овечьего сыра в хлеву на теплом навозе. Оба блаженно жмурятся, выходя на двор и подставляя лицо весеннему солнцу, хотя весна сулит им разные вещи – одному заманчивые походы за добычей и славой, а другому увеличение ненавистной, безысходной работы.
Славный конунг Хальвдан Черный собирается в гости к своему другу ярлу Сигурду. Путь к нему лежит через фьорд. Старый верный управляющий конунга Бьерн не советует конунгу ехать по льду. Да, обыкновенно в эту пору и даже гораздо позже люди преспокойно ездят на санях по фьорду, однако в этом году очень уж ранняя весна, старику кажется, что лед должен быть ненадежен и не следует рисковать.
Но Хальвдан только посмеивается. Весело сверкают его зубы, белые и крепкие, несмотря на преклонный возраст. Седые длинные волосы и борода блестят на солнце, как чистое серебро. Весна. Вкусно пахнет талым снегом и преющей на проталинах землей.
Владения Хальвдана благоденствуют. Сердце конунга радуется и ранней весне, и прочности власти, и верности жителей страны. Он хороший конунг. Он живет не зря. Судьба к нему благосклонна. Никогда его ничто не подводило – ни здоровье, ни люди, ни силы природы. Почему на этот раз должно быть иначе, с какой стати подведет его сегодня лед фьорда?
Слуги запрягают пару коней в легкие сани. Чудо что за сани! Все они сплошь изрезаны затейливой резьбой, по углам украшены звериными головами с оскаленными пастями. Внутри сани поверх соломы выстелены медвежьими шкурами.
Конунг с сыном садятся в сани, и кони трогаются. Правит юный Харальд. Он помахивает бичом, посвистывает и покрикивает. Но сытые кони не нуждаются в поощрении. Они и сами, того гляди, пустятся вскачь.
Следом из усадьбы выезжает целая вереница саней, это дружинники и гости Хальвдана Черного. Среди гостей и Кукша в одних санях с Тюром и Сваном. С тех пор как он избавил Свана от смерти на предстоящем празднике, посвященном дисам, он чувствует к нему уже гораздо меньше неприязни, хотя ничего, кажется, не изменилось и долг мести по-прежнему тяготеет над ним…
Хорошо вдыхать встречный ветер, хорошо не быть рабом, что всю зиму греется теплом навозной кучи, хорошо быть дружинником или гостем конунга и мчаться на пир к гостеприимному ярлу!
Что за кони у Хальвдана Черного – соколы, а не кони! Особенно веселится сердце, когда сани летят под гору и возницы с трудом сдерживают коней. Вот как сейчас, когда внизу раскинулся ослепительно белый фьорд и на него с берега одна за другой вылетают упряжки.
Но что это? На месте передней упряжки появляется черное неровное пятно… Передней упряжки больше нет. Есть только зияющий зловещий пролом. Все, кто следовал сразу за упряжкой конунга, поспешно сворачивают в сторону и осаживают коней.
Люди выскакивают из саней и бросаются к полынье. На поверхность воды всплывают обломки льда, вода клокочет и пузырится, точно сама негодует, что вынуждена была поглотить столь славного мужа и его юного сына.
Юного сына? Но Харальд жив и невредим, он стоит на льду у края пролома и не отрываясь глядит в воду. В последнее мгновение, когда сани пошли вслед за конями под воду, он успел перепрыгнуть на лед. Наверно, он из тех, про кого в народе говорят: в воде не тонет и в огне не горит.
Харальд, как завороженный, глядит на пузыри, обломки льда и соломины, всплывающие на поверхность.
Глава двадцать седьмая
ХАРАЛЬД – КОНУНГ
Четыре области – Рингерике, Румерике, Вестфолл и Хедмарк – спорили за честь похоронить в своей земле прах славного конунга Хальвдана Черного. В конце концов сошлись на том, чтобы разделить тело конунга на четыре части и каждую похоронить в одной из четырех областей. Насыпали четыре кургана, и каждый был назван именем любимого конунга.
Новым конунгом провозглашен Харальд, сын покойного конунга Хальвдана Черного. Управлять государством до совершеннолетия юного конунга и возглавлять войско будет Гутторм, дядя Харальда по матери.
Харальд уже не собирается в викингские походы – он государь, у него дела поважнее, он должен выполнить пророчество бабки Асы, а она, как известно, сказала про своего внука:
Землю норвежскую
Всю воедино
Он под своею
Рукой соберет.
Кукша останется при нем. Предстоит пиршество по случаю весеннего жертвоприношения дисам, на нем будет отомщена Кукшина обида и Кукше не понадобится уплывать с викингами.
– А если берсерк не сдохнет здесь от яда, – говорит Харальд, – значит, проклятая ведьма сказала правду и ему суждено погибнуть где-то в дальних странах от меча. Но тут уж я ничего не могу поделать, такова его судьба.
Нет, конунг Харальд не собирается отпускать Кукшу с викингами, для них обоих лучше, если он останется. Кукша должен понять, как ему повезло, что он попал к Харальду, у Харальда он заслужит славу и богатство, а со временем, может быть, даже женится на одной из его сестер. Каждый знает, какая это высокая честь – жениться на сестре конунга.
В смятении бродит Кукша по усадьбе и по берегу. Фьорд уже очистился ото льда, корабли тех, кто собирается в поход, спущены на воду и теперь покачиваются на якорях у островков, отделяющих простор фьорда от берега. Викинги намерены отправиться в путь сразу же после жертвенного пира и сейчас время от времени плавают к кораблям на лодках – возят припасы и налаживают оснастку.
Если они уплывут без Кукши, ему, возможно, уже никогда больше не представится случай отомстить. Но уплыть наперекор воле Харальда – значит, поссориться с ним. Тогда прощай женитьба на конунговой сестре! А ведь даже знатные люди почитают за честь породниться с конунгами. Он представляет себе, как про него говорят: "Кукша? Тот, что в родстве с норвежскими конунгами?" – "Да, он самый". И от этой мысли Кукша испытывает странное удовольствие.
Как, однако, переменился Харальд, став конунгом! Он не ночует больше в гостевом доме на общем помосте, теперь он спит в отцовской опочивальне на отцовской кровати с резными стойками и парчовым пологом. Кукша слышал, как старшие говорили, что Харальд поступает правильно, что конунгу не к лицу продолжать мальчишеское баловство, даже если он пребывает еще в мальчишеском возрасте.
Харальд уже не собирается в заморские походы сам и не отпускает Кукшу, он заранее примиряется с тем, что обида его друга и побратима, возможно, останется неотомщенной. Какой же он, однако, после этого друг и побратим? Он не только не желает помогать, но и мешает!
Невольно Кукше вспоминается, как в тот раз, когда они смешали кровь, у него возникло подозрение, что Харальд предложил побрататься лишь для того, чтобы выведать его тайну. В душу Кукши закрадывается сомнение: "Может быть, у конунгов все иначе, чем у остальных людей, и они по-другому понимают закон дружбы и побратимства?"
Глава двадцать восьмая
ХАРАЛЬДОВ ПИР
Это первое празднество при новом конунге. Кажется, пир удался на славу. Впрочем, он еще не кончен. Сказать, что пир удался, можно будет лишь в том случае, если ничто не омрачит его и он завершится так же хорошо, как и начался.
На пиру множество людей с разных концов страны. Они воспользовались праздником, чтобы приехать и помянуть покойного конунга, которого все уважали за мудрость и справедливость, а заодно познакомиться с новым конунгом, совсем еще юным, но, как говорят, властным и решительным.
Щедро льется мед в рога, искусно отделанные серебром, с серебряными лапками, чтобы их можно было ставить. Служанки с ног сбиваются, разнося по столам подносы с яствами. На служанок покрикивает управляющий Бьерн, всю жизнь верно служивший покойному конунгу и распоряжавшийся у него на пирах.
На почетном сиденье вместе с конунгом Харальдом по правую руку от него сидит Гуттором, конунгов дядя и воспитатель, по левую – Кукша, друг и побратим. Напротив них, на втором почетном сиденье, сидит Хаскульд, близ него Тюр, Сван и прочие Хаскульдовы воины.
Много уже выпито, но жажда пока что не ослабела. Гости поминают умерших, и прежде всего покойного Хальвдана. Пьют они и за здоровье юного конунга, желая ему во всем быть подобным отцу.
Больше всех пьют Хаскульд и его товарищи. Гостеприимный конунг особенно внимателен к ним. Да и как же иначе? Ведь это друзья его побратима, в котором он души не чает. Впрочем, каждый разумный конунг старался бы расположить к себе таких доблестных и бывалых воинов. Чего стоит хотя бы Сван, бесстрашие и сила которого известны далеко за пределами Норвегии!
К Хаскульду и его друзьям то и дело подходят служанки с полными рогами, посланные то конунгом, то его управляющим Бьерном. Чаще всех подносят Свану, очевидно, конунг полагает, что у самых неистовых воинов должна быть самая неистовая жажда.
Наконец, некоторые из товарищей Хаскульда начинают сдавать; Тюр, сидящий рядом со Сваном, уже еле держится на лавке, однако ему неохота покидать веселый пир и одному тащиться спать в гостевой дом. Кое-кто из остальных тоже клюет носом.
В гриднице жарко. Мед в жбанах, внесенный к началу пира, успел согреться. Не худо бы принести гостям холодного меда!
Харальд подмигивает управляющему Бьерну, тот понимающе кивает и покидает гридницу. Вскоре из двери, ведущей в сени, появляется служанка, держа перед собой большой наполненный рог, она идет ко второму почетному сиденью и отдает рог Тюру. Вслед за нею показывается другая служанка с таким же рогом и направляется к Свану.
Юный конунг пожирает Свана глазами, когда тот принимает от служанки рог. Кукша тоже весь напрягается, словно тетива лука. У него вдруг возникает сомнение: да подменил ли он мешочек с ядом? Ведь он мог спросонья перепутать и надеть на шею Харальда тот же мешочек, что и снял. А может, он и вообще в ту ночь не просыпался и все, что он тогда делал, ему только приснилось! Видя, что Сван собирается пить, Кукша вскакивает, чтобы бежать к Свану и на всякий случай выбить рог у него из рук. Поняв Кукшино движение, Харальд хватает Кукшу за плечо и сажает на место.
– Не мешай ему, – шепчет Харальд Кукше в ухо, – пусть полечится от изжоги!
В это время Сван взглядывает на юного конунга и кричит ему, что пьет этот рог скорби в память его отца, славного конунга Хальвдана Черного. С этими словами он выпивает содержимое рога и возвращает рог служанке.
Кроме Харальда и Кукши в гриднице есть еще один человек, который с особенным вниманием следит за происходящим. Это Сигню, сидящая на женской скамье в конце гридницы.
Рядом со Сваном сидит Тюр; осоловело глядя на только что принесенный рог, он не в силах больше пить и не знает, что ему с ним делать. Сван избавляет его от сомнений, забрав у него рог и единым духом осушив его в честь ныне здравствующего конунга Харальда.
Едва Сван успевает опорожнить рог, как Тюр сползает с лавки и валится на пол. Если бы Тюр хотя бы пригубил принесенный ему мед, Харальд мог бы, пожалуй, решить, что служанки перепутали рога и Тюр отравлен вместо Свана.