Л ю с ь к а. Антуан, уйдите к дьяволу! В каком виде вы торчите передо мной?
Антуан скрывается.
Господа! Деньги принадлежат вам, и никаких недоразумений не будет. (Корзухину.) Иди, мой мальчик, усни, усни. У тебя под глазами тени.
К о р з у х и н. Уволю этого дурака Антуана! Не пускать ко мне больше русских в дом! (Всхлипнув, уходит.)
Л ю с ь к а. Ну-с, была очень рада повидать соотечественников и жалею, что больше никогда не придется встретиться. (Шепотом.) Выиграли – и уносите ноги! (Громко.) Антуан!
А н т у а н выглядывает в дверь.
Господа покидают нас, выпустите их.
Ч а р н о т а. О ревуар, мадемуазель.
Л ю с ь к а. Адье!
Чарнота и Голубков уходят.
Слава тебе Господи, унесло их! Боже мой! Когда же я наконец отдохну!
В пустынной улице послышались шаги.
(Воровски оглянувшись, подбегает к окну, открывает его, тихонько кричит.) Прощайте! Голубков, береги Серафиму! Чарнота! Купи себе штаны!
Потом тьма. Сон кончается.
Сон восьмой и последний
...Жили двенадцать разбойников...
Комната в коврах, низенькие диваны, кальян. На заднем плане сплошная стеклянная стена, и в ней стеклянная дверь. За стеклами догорают константинопольский минарет, лавры и верх Артуровой карусели. Садится осеннее солнце, закат, закат... Х л у д о в сидит в комнате, он сидит на ковре, поджав ноги по-турецки, и разговаривает с кем-то.
Х л у д о в. Ты достаточно измучил меня. Но наступило просветление. Да, просветление. Но ведь нельзя же забывать, что ты не один возле меня. Есть и живые, повисли на моих ногах и тоже требуют. А? Судьба завязала их в один узел со мной, и их теперь не отлепить от меня. Я с этим примирился. Одно мне непонятно. Ты. Как отделился ты один от длинной цепи лун и фонарей? Как ты ушел от вечного покоя? Ведь ты был не один. О нет, вас было много... (Бормочет.) Ну, помяни, помяни, помяни... А мы не будем вспоминать. (Думает, стареет, поникает.) Да. Итак, все это я сделал напрасно. А потом что было? Просто – мгла, и мы ушли. Потом – зной, и каждый день вертится карусель. Но ты, ловец! В какую даль проник за мной, и вот поймал, поймал меня в мешок! Не мучь более меня, пойми, что я решился, клянусь. Лишь только Голубков вернется, я поеду сейчас же. Ну облегчи же мне душу, кивни. Кивни хоть раз, красноречивый вестовой Крапилин! Так! Кивнул! Решено!
Тихо входит С е р а ф и м а.
С е р а ф и м а. Что, Роман Валерьянович, опять?
Х л у д о в. Что такое?
С е р а ф и м а. С кем вы говорили? Ведь в комнате нет никого, кроме вас!
Х л у д о в. Вам послышалось. А впрочем, у меня есть манера бормотать. Надеюсь, что это никому не мешает, а?
С е р а ф и м а (садится на ковер рядом с Хлудовым). Четыре месяца я живу за стеной и слышу по ночам ваше бормотанье. Вы думаете, это легко? В такие ночи я сама не сплю. А теперь уже и днем? Бедный, бедный человек...
Х л у д о в. Хорошо. Я достану вам другую комнату, но в этом же квартале, чтобы вы были под моим надзором. Я продал перстень, деньги есть. Светло в ней, окна на Босфор. Особенного комфорта, конечно, предложить не могу. Вы сами видите – чепуха. Разгром. Проиграли и выброшены. А почему проиграли, вы знаете? (Таинственно указывает за плечо.) Мы-то с ним все знаем. Мне и самому неудобно с вами рядом, но я должен держать слово.
С е р а ф и м а. Роман Валерьянович, вы помните тот день, когда уезжал Голубков? Вы догнали меня и силой вернули, помните?
Х л у д о в. Когда человек с ума сходит, приходится применять силу. Все вы какие-то ненормальные.
С е р а ф и м а. Мне стало жаль вас, Роман Валерьянович, и из-за этого только я и осталась.
Х л у д о в. Мне нянька не нужна, а вам нужна!
С е р а ф и м а. Не раздражайтесь, вы этим причиняете вред только самому себе.
Х л у д о в. Да, верно, верно... Я больше никому не могу причинить вреда. А помните – ночь, ставка... Хлудов – зверюга, Хлудов – шакал? А?
С е р а ф и м а. Все это ушло, и я забыла, и вы не вспоминайте.
Х л у д о в (бормочет). Да, да, да... Нет, мне приходится вспоминать. А впрочем, помяни, помяни... не будем вспоминать.
С е р а ф и м а. Ну вот, Роман Валерьянович, я всю ночь думала... Надо же на что-нибудь решиться. Скажите, до каких же пор мы будем с вами этак сидеть?
Х л у д о в. А вот вернется Голубков – и сразу клубочек размотается. Я вас сдаю ему, и каждый тогда сам по себе, врассыпную. И кончено. Душный город!
С е р а ф и м а. Ах, каким безумием было отпустить его тогда! Никогда себе этого не прощу! Ах, как я тоскую по нем! Это Люська, Люська виновата... Я обезумела от ее упреков... А теперь не сплю так же, как и вы, потому что он, наверно, пропал в скитаниях, а может быть, и умер.
Х л у д о в. Душный город! И это позорище – тараканьи бега! Все на меня валят, будто я ненормален. А зачем, в самом деле, вы его отпустили? Деньги там какие-то, у этого вашего мужа?
С е р а ф и м а. Нет у меня никакого мужа, забыла его и проклинаю!
Х л у д о в. Ну, словом, что же делать?
С е р а ф и м а. Будем смотреть правде в глаза: пропал Сергей Павлович, пропал. И сегодня ночью я решила: вот казаков пустили домой, и я попрошусь, вернусь вместе с ними в Петербург. Зачем я, сумасшедшая, поехала?
Х л у д о в. Умно. Очень. Умный человек, а? Большевикам вы ничего не сделали, можете возвращаться спокойно.
С е р а ф и м а. Одного я только не знаю, одно меня только и держит – это что будет с вами?
Х л у д о в (таинственно манит ее пальцем. Она придвигается, и он говорит ей на ухо). Только тсс... вам-то ничего, а за мной контрразведка по пятам ходит, у них нюх... (Шепчет.) Я тоже поеду в Россию, можно ехать сегодня же ночью. Ночью пойдет пароход.
С е р а ф и м а. Вы тайком хотите, под чужим именем?
Х л у д о в. Под своим именем. Явлюсь и скажу: я приехал, Хлудов.
С е р а ф и м а. Опомнитесь, вас сейчас же расстреляют!
Х л у д о в. Моментально. (Улыбается.) Мгновенно. А? Ситцевая рубашка, подвал, снег... Готово! Тает мое бремя. Смотрите, он ушел и стал вдали.
С е р а ф и м а. А! Так вот вы о чем бормочете! Вы хотите смерти? Безумный человек! Останьтесь здесь, может быть, вы вылечитесь?
Х л у д о в. Я вылечился сегодня. Я совершенно здоров. Не таракан, в ведрах плавать не стану. Я помню армии, бои, снега, столбы и на столбах фонарики... Хлудов пройдет под фонариками.
Громкий стук в дверь. Она тотчас открывается, и входят Г о л у б к о в и Ч а р н о т а. Оба одеты в приличные костюмы. В руках у Чарноты чемоданчик. Молчание.
С е р а ф и м а. Сережа!.. Сережа!
Ч а р н о т а. Здравствуйте! Что же вы молчите?
Х л у д о в. Ну вот они. Приехали. Я же говорил вам...
Г о л у б к о в. Сима! Ну что же, Сима, здравствуй!
Серафима обнимает Голубкова и плачет.
Х л у д о в (морщась). Пойдем, Чарнота, на балкон, поговорим. (Уходит с Чарнотой за стеклянную стену.)
Г о л у б к о в. Ну не плачь, не плачь. О чем ты плачешь, Серафима? Вот я, я вернулся...
С е р а ф и м а. Я думала, что ты погиб! О, если б ты знал, как я тосковала!.. Теперь для меня все ясно... Но все-таки я дождалась! Ты теперь никуда больше не поедешь, я тебя не отпущу.
Г о л у б к о в. Никуда, конечно, никуда! Все кончено! И мы сейчас все придумаем! Как же ты жила здесь, Сима, без меня? Скажи мне хоть слово!
С е р а ф и м а. Я измучилась, я не сплю. Как только ты уехал, я опомнилась, я не могла простить себе, что я тебя отпустила! Все ночью сижу, смотрю на огни, и мне мерещится, что ты ходишь по Парижу, оборванный и голодный... А Хлудов больной, он такой страшный!
Г о л у б к о в. Не надо, Сима, не надо!
С е р а ф и м а. Ты видел мужа моего?
Г о л у б к о в. Видел, видел. Он отрекся от тебя, и у него новая жена, а кто – совершенно неинтересно... И... так лучше, и ты свободна! (Кричит.) Хлудов, спасибо!
Х л у д о в и Ч а р н о т а входят.
Х л у д о в. Ну вот, все в порядке теперь, а? (Голубкову.) Ты ее любишь? А? Искренний человек? Советую ехать туда, куда она скажет. А теперь прощайте все! (Берет пальто, шляпу и маленький чемодан.)
Ч а р н о т а. Куда это, смею спросить?
Х л у д о в. Сегодня ночью пойдет пароход, и я с ним. Только молчите.
Г о л у б к о в. Роман! Одумайся! Тебе нельзя этого делать!
С е р а ф и м а. Говорила уже, его не удержишь.
Х л у д о в. Чарнота! А знаешь что? Поедем со мной, а?
Ч а р н о т а. Постой, постой, постой! Только сейчас сообразил! Куда это? Ах туда? Здорово задумано! Это что же, новый какой-нибудь хитроумный план у тебя созрел? Не зря ты генерального штаба! Или ответ едешь держать? А? Ну так знай, Роман, что проживешь ты ровно столько, сколько потребуется тебя с парохода снять и довести до ближайшей стенки! Да и то под строжайшим караулом, чтоб тебя не разорвали по дороге! Ты, брат, большую память о себе оставил. Ну, а попутно с тобой и меня, раба божьего, поведут, поведут... За мной много чего есть! Хотя, правда, фонарей у меня в тылу нет!
С е р а ф и м а. Чарнота! Что ты больному говоришь?
Ч а р н о т а. Говорю, чтобы остановить его.
Г о л у б к о в. Роман! Останься, тебе нельзя ехать!
Х л у д о в. Ты будешь тосковать, Чарнота.
Ч а р н о т а. Эх, сказал! Я, брат, давно тоскую. Мучает меня Киев, помню я Лавру, помню бои... От смерти я не бегал, но за смертью специально к большевикам тоже не поеду. И тебе из жалости говорю – не езди.
Х л у д о в. Ну, прощай! Прощайте! (Уходит.)
Ч а р н о т а. Серафима, задержи его, он будет каяться!
С е р а ф и м а. Ничего не могу сделать.
Г о л у б к о в. Вы его не удержите, я знаю его.
Ч а р н о т а. А! Душа суда требует! Ну что ж, ничего не сделаешь! Ну, а вы?
С е р а ф и м а. Пойдем, Сергей, проситься. Я придумала – поедем ночью домой!
Г о л у б к о в. Поедем, поедем! Не могу больше скитаться!
Ч а р н о т а. Ну что ж, вам можно, вас пустят. Давай делить деньги.
С е р а ф и м а. Какие деньги? Это, может быть, корзухинские деньги?
Г о л у б к о в. Он выиграл у Корзухина двадцать тысяч долларов.
С е р а ф и м а. Ни за что!
Г о л у б к о в. И мне не надо. Доехал сюда, и ладно. Мы доберемся как-нибудь до России. Того, что ты дал, нам хватит.
Ч а р н о т а. Предлагаю в последний раз. Нет? Благородство? Ну, ладно. Итак, пути наши разошлись, судьба нас развязала. Кто в петлю, кто в Питер, а я куда? Кто я теперь? Я – Вечный Жид отныне! Я – Агасфер. Летучий я голландец! Я – черт собачий!
Часы пробили пять. Над каруселью поднялся флаг вдали, и послышались гармонии, а с ними хор у Артура на бегах: "Жили двенадцать разбойников и Кудеяр-атаман..."
Ба! Слышите? Жива вертушка, работает! (Распахивает дверь на балкон.)
Хор полился яснее: "...много разбойники пролили крови честных христиан..."
Здравствуй вновь, тараканий царь Артур! Ахнешь ты сейчас, когда явится перед тобой во всей славе своей генерал Чарнота! (Исчезает.)
Г о л у б к о в. Не могу больше видеть этого города! Не могу слышать!
С е р а ф и м а. Что это было, Сережа, за эти полтора года? Сны? Объясни мне! Куда, зачем мы бежали? Фонари на перроне, черные мешки... потом зной! Я хочу опять на Караванную, я хочу опять увидеть снег! Я хочу все забыть, как будто ничего не было!
Хор разливается шире: "Господу Богу помолимся, древнюю быль возвестим!.." Издали полился голос муэдзина: "La illah illa illah..."
Г о л у б к о в. Ничего, ничего не было, все мерещилось! Забудь, забудь! Пройдет месяц, мы доберемся, мы вернемся, и тогда пойдет снег, и наши следы заметет... Идем, идем!
С е р а ф и м а. Идем! Конец!
Оба выбегают из комнаты Хлудова. Константинополь начинает гаснуть и угасает навсегда.
Конец
Примечания
1
Тысяча извинений, мадам! (франц.)
2
Греческая молитва. "На все века, владыка!"
3
"Presse du soir" – "Вечерняя газета" (франц.).
4
"Achetez pour votres enfants! – Купите для ваших детей! (франц.)
5
Сколько это стоит? (турецк.) Сколько? (франц.)
6
Cinquante piastres, madame, cinquante! – Пятьдесят пиастров, мадам! (франц.)
7
Ох, нет! Это дорого! (турецк.)
8
Gehen Sie!.. Gehen Sie!.. – Пошла ты!.. Пошла!.. (нем.)
9
Бокал пива! Бокал пива! (франц.)
10
Да здравствует (итал.)
11
Долой! Долой! (англ.)
12
Афера! Афера! (англ.)
13
Ловушка! Ловушка! (англ.)
14
I beg your pardon! – Прошу прощения! (англ.)
15
Жулик! Мошенник! Плут! (итал.)
16
Мерзавец! (итал.)
17
Хип, хип, ура! Да здравствует Пуговица! (англ.)
18
Сброд! (итал.)
19
Негодяй! (итал.)
20
Стой! Назад! (англ.)
21
Молитва магометан: "Нет бога, кроме бога".
22
Мсье Маршан сообщил, что не придет сегодня. Со стола не надо убирать. Я буду обедать позднее. Да отвечайте же! (франц.)
23
Я – дома (франц.).
24
Я хотел бы поговорить с мсье... (франц.)
25
A l'instant! – Сию минуту! (франц.)
26
Au revoir, mademoiselle. – До свиданья (франц.).
27
Adieu! – Прощайте! (франц.)