Сцена вторая
Старый слуга встает из-за конторки, подходит к окну и смотрит на улицу. Наблюдает там за кем-то. В это время входит Ян, останавливается, оглядывает залу, замечает старика.
ЯН: Есть тут кто-нибудь?
Старик отвлекается от чего-то за окном и идет мимо Яна, но задерживается около него и смотрит.
Я спросил: тут кто-нибудь есть?
Посмотрев на конторку.
Старик слегка разводит руками и уходит. Ян задумчиво поворачивается к входной двери. В этот момент в нее входит Мария. Они смотрят друг на друга.
Ты – что? Следила за мной?
МАРИЯ: Прости, но я не могла по-другому. Может быть, я сразу же и уйду. Но – позволь мне хотя бы увидеть место, где я тебя оставляю.
ЯН: Сюда могут войти, и то, что я хочу сделать, окажется невозможным.
МАРИЯ: Тогда, по крайней мере, мы используем тот шанс, что я сделаю (если кто-то войдёт) так, что тебя наконец узнают. Хоть ты этого и не хочешь.
Он отворачивается. Пауза.
МАРИЯ(оглядывая залу): Это здесь?
ЯН: Да, это здесь. В эту дверь я ушёл двадцать лет назад… Моя сестра была маленькой девочкой. Она играла в этом углу. Моя мать не пришла обнять меня на прощание. Тогда мне казалось, что мне это безразлично.
МАРИЯ: Ян, я не могу поверить, что они тебя сейчас не узнали. Мать всегда узнаёт своего сына.
ЯН: Она не видела меня двадцать лет. Я был подростком, можно сказать – ребёнком… Мать постарела, зрение у неё ослабло. Я сам с трудом её узнал.
МАРИЯ: Всё это я уже знаю: ты вошёл, поздоровался, сел… И – ничего вокруг не узнавал.
ЯН: Моя память оказалась неточной. Женщины не проронили ни слова. Они подали мне пиво, когда я его заказал. Они на меня смотрели, но меня не видели. Всё получилось гораздо сложнее, чем я думал.
МАРИЯ: Ты прекрасно знаешь, что ничего сложного не было и что тебе достаточно было заговорить. В таких случаях говорят: "Это я", и всё становится на свои места.
ЯН: Да, конечно. Но меня подвело воображение. В глубине души я всё время надеялся, что они устроят пир по случаю "возвращения блудного сына", а мне подали пиво за мои же деньги… Я был так потрясён, что ничего не мог сказать.
МАРИЯ: Хватило бы одного только слова.
ЯН: Я его не нашёл. Но всё это пустяки, мне некуда торопиться. Я пришёл сюда, чтобы поделиться с ними своим богатством. А если смогу, дать им счастье… Когда я узнал о смерти отца, я понял, что на мне – ответственность за этих женщин, а поняв это, я делаю то, что должен делать. Но оказалось, возвратиться в свой дом вовсе не просто, и требуется время, чтобы посторонний снова стал сыном.
МАРИЯ: Но почему ты не объявил им о своём возвращении? Бывают обстоятельства, когда мы обязаны поступать, как все люди. Если хочешь, чтобы тебя узнали, ты себя называешь, это же очевидно! А начнёшь выдавать себя за кого-то другого – неизбежно всё испортишь. Как они могут не считать тебя посторонним, если ты ведёшь себя в доме как посторонний? Нет, нет, это всё неправильно, ненормально…
ЯН: Ну, полно, Мария! Ничего ужасного не произошло. К тому же, это на руку моим планам. Я смогу увидеть их со стороны. И мне будет легче понять, как устроить их счастье. А позже я придумаю какой-нибудь способ, чтобы они узнали меня. Главное – найти нужное слово…
МАРИЯ: Есть один только способ: сделать так, как сделал бы каждый на твоём месте, – сказать: "Вот и я!". А дальше пусть говорит твоё сердце.
ЯН: Сердце?.. Сердце – тоже вещь не очень простая.
МАРИЯ: Но – слова у него простые. И было совсем не трудно сказать: "Я – ваш сын, вот моя жена. Я жил с нею в стране, которую мы любили, в краю моря и солнца. Но там я не был полностью счастлив, и для полного счастья нуждаюсь сегодня в вас".
ЯН: Это не так, Мария. Я в них не нуждаюсь. Но я понял, что они, наверно, нуждаются во мне, и что человек не должен жить в отрыве от своих корней.
Пауза. Мария отворачивается.
МАРИЯ: Должно быть, ты прав, прости меня… Но мне повсюду чудится угроза – с первого часа, как я ступила на землю этой страны, где я тщетно пытаюсь найти хотя бы одно счастливое лицо. Европа оказалась такой унылой! С той поры, как мы здесь, я уже не слышу твоего смеха, да и сама начинаю на всё смотреть с подозрением. О, зачем ты заставил меня покинуть мой край? Ян, уедем отсюда, нам не видать здесь счастья.
ЯН: Мы не за счастьем сюда явились. Счастье у нас есть.
МАРИЯ: Почему же нам не довольствоваться им?
ЯН: Счастье – это не всё: у каждого есть ещё долг. Мой долг состоит в том, чтобы обрести свою мать, свою сестру, свою родину…
Мария делает движение к нему, Ян останавливает её.
Слышатся шаги. Перед окном проходит старый слуга.
ЯН: Сюда идут. Уходи, Мария, прошу тебя.
МАРИЯ: Но – только не так. Так – невозможно…
ЯН (шаги тем временем приближаются): Укройся вот здесь.
Подталкивает её к задней двери. Но в это время задняя дверь открывается, входит Старик, который пересекает залу и выходит в наружную дверь. Марию, оказавшуюся за створкой открывшейся двери, он не замечает.
ЯН: А теперь быстрей уходи…
МАРИЯ: Я хочу остаться. Я буду молча сидеть рядом и ждать, когда тебя узнают.
ЯН: Нет, ты меня выдашь.
МАРИЯ: Пять лет, как мы женаты, Ян…
ЯН: Скоро пять лет.
МАРИЯ: В эту ночь мы впервые будем не вместе. Я всегда в тебе всё любила, даже то, чего я не понимала. И, если говорить честно, мне и не хотелось, чтобы ты был другим. Я не из тех жён, которые перечат мужьям. Но тут мне страшно! Я боюсь одинокой постели, в которую ты выпроваживаешь меня, боюсь, когда ты меня покидаешь.
ЯН: Ты не должна сомневаться в моей любви.
МАРИЯ: О, в ней я не сомневаюсь! Но кроме твоей любви, у тебя ещё есть твои мечты – или твой долг, что – то же самое… С тех пор, как мы здесь, ты так часто от меня ускользаешь… Как будто – тебе надо от меня отдохнуть. А я не хочу от тебя отдыхать. И нынешний вечер (она с плачем бросается к нему)… нынешний вечер… я не вынесу его.
ЯН (прижимая ее к себе): Это ребячество.
МАРИЯ: Конечно, ребячество. Но там мы с тобой были счастливы, и моя ли вина, если в этой стране вечера внушают мне страх. Не хочу, чтобы ты оставлял меня одну.
ЯН: Я оставлю тебя ненадолго. Пойми, Мария, я должен сдержать слово.
МАРИЯ: Какое слово?
ЯН: Которое я дал себе в тот день, когда понял, что мать нуждается во мне.
МАРИЯ: Ты должен сдержать и другое слово.
ЯН: Какое?
МАРИЯ: Которое ты дал мне в тот день, когда обещал жить со мной вместе.
ЯН: Я надеюсь, что смогу всё это примирить. Ведь то, о чём я тебя прошу, – такая малость. Пойми, это не каприз. Дай мне один вечер и одну ночь, чтобы я попытался себе уяснить, на каком я свете, и лучше понял этих двух женщин, которых люблю, и узнал, как мне сделать их счастливыми.
МАРИЯ: Разлука всегда удручает того, кто по-настоящему любит.
ЯН: Дикарка! Ты прекрасно знаешь, что я тебя по-настоящему люблю.
МАРИЯ: Нет, мужчины никогда не знают, как нужно любить. Они ничем не бывают довольны. Единственное, что они умеют, это витать в облаках, придумывать себе всё время новые обязанности и долги, стремиться на поиски новых стран и новых жилищ… Но мы, женщины, знаем, что в любви ничего нельзя откладывать на завтра, нужно делить с любимым ложе, крепко держаться за руки, остерегаться разлук. Когда любишь, ни о чём другом не мечтаешь.
ЯН: Ну чего ты добиваешься? Речь идёт лишь о том, чтобы я встретился с родной своей матерью, помог ей, сделал её счастливой. А что до моих мечтаний или моих обязанностей, нужно принимать их такими, каковы они есть. Без них я ничего бы не стоил, и ты сама бы меня меньше любила, если б у меня их не было.
МАРИЯ: Я знаю, что твои доводы всегда один лучше другого и тебе ничего не стоит меня убедить. Но я тебя больше не слушаю, я затыкаю уши, когда ты начинаешь говорить этим голосом. Я хорошо его знаю. Это голос твоего одиночества, это не голос любви.
ЯН: Довольно об этом, Мария. Я хочу, чтобы ты меня оставила здесь одного. Мне нужно как следует во всём разобраться. В этом нет ничего страшного, не такое уж большое дело – переночевать под одной крышей с собственной матерью. Остальное решит Господь. Но Господу ведомо и то, что за всеми этими заботами я не забываю о тебе. Только не может человек быть счастлив в изгнании или в забвении. Нельзя всегда быть посторонним. Я хочу вновь обрести свою родину, дать счастье всем, кого я люблю. О дальнейшем я пока не задумываюсь.
МАРИЯ: Ты бы мог всё это сделать, если бы заговорил с ними простым языком. А твой способ вряд ли хорош.
ЯН: Он хорош, поскольку благодаря ему я узнаю, обманули меня мои мечты или нет.
МАРИЯ: Я от души желаю, чтобы они тебя не обманули и чтобы ты оказался прав. А у меня одна только мечта – о стране, где мы с тобой были счастливы, и один только долг – ты.
ЯН (прижимая ее к себе): Позволь мне пойти. Я найду в конечном счёте слова, которые всё уладят.
МАРИЯ: О, продолжай же и дальше мечтать! Ничто мне не страшно, если со мною твоя любовь!.. Обычно я не могу быть несчастлива, когда я с тобой. Я набираюсь терпения, жду, когда ты устанешь витать в облаках, – тогда начинается моё время. А сегодня я несчастлива лишь потому, что я уверена в твоей любви, а ты меня гонишь… Вот почему любовь мужчин надрывает нам сердце… Они не в силах совладать с искушением отказаться от того, что им дорого.
ЯН: Это правда, Мария. Но посмотри на меня: мне не грозит никакая опасность. Я действую по своей воле и с чистым сердцем. Ты всего на одну ночь вверяшь меня моей матери и сестре, это вовсе не так страшно.
МАРИЯ: Что ж, прощай, и да хранит тебя моя любовь…
Идет к двери и показывает ему оттуда свои пустые руки.
Гляди, у меня ничего больше нет. Ты отправляешься на разведку и оставляешь меня в мучительном ожидании…
Она стоит в нерешительности, потом – уходит.
Сцена третья
Ян садится. Входит старый слуга, оставляя дверь открытой, чтобы пропустить Марту, и выходит.
ЯН: Добрый день. Я пришёл по поводу комнаты.
МАРТА: Я знаю. Её для вас готовят. Я должна записать вас в реестр.
Она идет за регистрационной книгой и возвращается.
ЯН: У вас очень странный слуга.
МАРТА: К нам до сих пор никто ещё не обращался с жалобой на него. Он всегда аккуратно выполняет всё то, что ему положено выполнять.
ЯН: О, это не жалоба… Просто – он не похож на других, ничего больше. Он что, немой?
МАРТА: Нет, здесь другое…
ЯН: Значит, он, всё же, говорит?
МАРТА: Очень мало и только самое главное.
ЯН: Во всяком случае, он как будто не слышит, что ему говорят.
МАРТА: Нельзя сказать, что совсем не слышит. Слышит, но плохо. Однако мне нужно записать вашу фамилию и имя.
ЯН: Гашек.
МАРТА: Ярослав?
ЯН: Нет. Карл.
МАРТА: А я уж думала, что к нам пожаловала знаменитость…
ЯН: Ярослава Гашека уже давно нет в живых. А я – жив, как видите.
МАРТА: Вижу. Дата и место рождения?
ЯН: Мне 38 лет.
МАРТА: А где? Где вы родились?
ЯН: В Богемии.
МАРТА: Ваша профессия?
ЯН: У меня нет профессии…
МАРТА: Нужно быть или очень богатым, или очень-очень бедным, чтобы жить, не имея в руках ремесла.
ЯН: Не могу сказать, что я очень беден, но… оплатить своё проживание в вашей гостинице мне по силам.
МАРТА: А больше от вас ничего и не требуется. Вы, разумеется, чех?
ЯН: Выходит, что – чех…
МАРТА: Ваше постоянное место жительства?
ЯН: Богемия.
МАРТА: Вы и приехали оттуда?
ЯН: Нет, я приехал из Африки… Что вам не понятно? С другой стороны моря.
МАРТА: Да, я знаю. А вы… туда ездите часто?
ЯН: Довольно часто.
МАРТА(несколько мгновений как бы грезит наяву, потом спохватывается): Куда вы направляетесь?
ЯН: Не знаю. Это будет зависеть от целого ряда вещей…
МАРТА: Вы… намереваетесь здесь остаться?
ЯН: Не знаю. Смотря по тому, что я здесь найду.
МАРТА: Впрочем, это не имеет значения. Но… никто вас не ждёт?
ЯН: Где?
МАРТА: Здесь, в нашем городе.
МАРТА: Полагаю, у вас есть какой-нибудь документ?
ЯН: Да. Могу его вам предъявить.
МАРТА: Спасибо, не беспокойтесь. Мне достаточно указать, паспорт это или другое удостоверение личности.
ЯН: Паспорт. Вот он… Хотите взглянуть?
Марта пожимает плечами, потом протягивает руку за паспортом, но в это время в дверях возникает старый слуга.
МАРТА(слуге): Нет, я тебя не звала.
Старик уходит, Марта забывает о паспорте.
Скажите… Когда вы приезжаете туда… ну, в Африку… вы живёте прямо у моря?
ЯН: Да.
МАРТА (после мечтательной паузы, приходя в себя): Да, забыла. У вас есть семья?
ЯН: Была. Но я давно покинул её.
ЯН: Почему вы об этом спрашиваете? Ни в одной гостинице мне не задавали такого вопроса.
МАРТА: Но… он значится в вопроснике, который раздаёт нам администрация нашего кантона.
ЯН: Очень странно. Да, я женат. Вы должны были, впрочем, заметить моё обручальное кольцо.
МАРТА: Я его не заметила. Можете ли вы дать мне адрес вашей жены?
ЯН: Её здесь нет. Она… осталась на родине.
МАРТА: Что ж, прекрасно…
Закрывает реестр.
Может быть, я предложу вам что-нибудь выпить, пока вам готовят комнату?
ЯН: Нет, я лучше просто здесь подожду. Надеюсь, я вас не стесню?
МАРТА: Как вы можете меня стеснить? Эта зала для того и существует, чтобы принимать в ней клиентов.
ЯН: Да, но когда клиент всего лишь один, он стесняет порою больше, чем толпа посетителей.
МАРТА: Отчего ж? Я думаю, вы не собираетесь морочить мне голову всякими глупостями?.. Я ничего не могу предложить тем, кто приходит сюда позубоскалить. Это давно уже поняли в нашей округе. И вы скоро увидите, что остановились в спокойной гостинице. Сюда мало кто заходит.
ЯН: Да?.. Вряд ли это способствует успеху вашего бизнеса.
МАРТА: Бизнеса? Ну да, разумеется, какую-то долю выручки мы на этом теряем, но зато – обретаем покой. А покой никакими деньгами не купишь.
ЯН: Что верно, то верно.
МАРТА: К тому же, знаете: порой один хороший клиент куда лучше шумной компании. Хороший клиент – вот что, в сущности, нам нужно
ЯН: Но… но, всё же, вероятно, жизнь здесь у вас обеих не слишком-то весёлая?.. Вы не чувствуете себя… одинокими?
МАРТА: Послушайте… Я вижу, пора вас предостеречь. Так вот: войдя сюда, вы пользуетесь только правами клиента. Пользуетесь ими в полной мере. Вы будете хорошо обслужены и, могу вас заверить, вам не придётся жаловаться на наш приём. Но вам не следует беспокоиться по поводу нашего одиночества, равно как не стоит заботиться о том, чтобы нас не стеснить или чтобы ваше появление в зале не застало нас врасплох. Вам предоставлено место клиента, располагайтесь в нём как можно удобнее, оно ваше по праву. Но не выходите за эти рамки.
ЯН: Прошу меня простить. Я хотел выразить вам свою симпатию, только и всего. В мои намерения не входило вас сердить. Просто мне показалось, что мы с вами не совсем посторонние друг другу люди…
МАРТА: Как – не совсем посторонние?.. Вижу, мне снова придётся повторить вам, что речь вообще не о том, сержусь я или не сержусь… Мне кажется, вы упорно стремитесь продолжать разговор в тоне, который явно вам не подходит – по вашему статусу, – что я и пытаюсь вам показать. И делаю это, поверьте, без всякого раздражения. Ведь нам обоим будет только на пользу, если ни вы, ни я не станем допускать фамильярности. Если же вы по-прежнему намерены говорить со мной языком, не подобающим клиенту, всё решится довольно просто: мы откажемся вас принять. Но если вы, – на что я, разумеется, надеюсь, – поймёте, что две женщины, которые сдали вам комнату, ничуть не обязаны при этом допускать более близкие отношения с вами, чем со всеми другими посторонними, тогда всё будет в полном порядке.
ЯН: Ничуть в этом не сомневаюсь. С моей стороны, как я теперь вижу, было непростительно дерзко дать вам повод подумать, будто я претендую на некую, как вы выразились, фамильярность.
МАРТА: Невелика беда. Не вы первый пытаетесь перейти на такой тон. Но я всегда выражаюсь достаточно ясно, чтобы с самого начала исключить возможность ошибки.
ЯН: Вы в самом деле выражаетесь ясно, и я признаю, что мне нечего больше сказать! Пока что, во всяком случае.
МАРТА: Почему нечего? Вам ничто не мешает перейти на обычный язык всех наших клиентов.
ЯН: Что же это за язык?