Голос Незримого. Том 1 - Любовь Столица 3 стр.


Спит, ослабив руки белые.
Обвила руками тело я…
О снегур!
Не растай -
Близок май!
Ты попомнишь дни метельные
И улыбки карусельные,
Что с ума
Посвели
Дочь земли!

Чутко спит снегур разнеженный,
Я лобзаю лик оснеженный -
Смех промчал
По чертам.
Быть снегам!

19 ноября 1907

9. БРАК

Обвенчались мы. И покидаем
Черный город для снегов.
Лик мой под веселым горностаем
Юн. Румян. Суров.

Мой супруг – в сугробе белой шапки,
На щеках – ледяный мат.
Лыжи мы с собой несем в охапке.
Все на нас глядят.

Минуты вы, крепкие заставы!
Нам открыт желанный путь!
Мчимся, мчимся… Вправо, влево, вправо…
Мчимся – не вернуть!

О, товарищ в зимовом скитаньи!
О, возлюбленный Снегур!
Я несусь пугливой, верной ланью,
Ты летишь, как тур!

К горизонту – леса розовенье…
О, как ты далек – ты мог.
Вот лицом назад. Ко мне движенье -
Трубишь в зычный рог:

– Слы-шишь ли, подру-га, не за-бы-ла?..
Мы туда-туда идем… -
– Как не слы-шать, как за-быть, о ми-лый, -
Там наш брачный дом! -

19 ноября 1907

10. ВИХРЬ

Как колюч, как могуч этот вихрь, о снегур!
О, не мучь… Пожалей… И не бей… Чур же, чур!

Злобой жжет синий лед глаз твоих. Как ты мог!
Оглянись – постыдись: это люди. Ты – бог.

Что мне взор, разговор смуглоликих мужчин!
Среди них ты любим, витязь зим, ты один…

Если б ты только знал, как устал их порыв! -
Ты, что юн, как бурун, ты бы не был ревнив,

Перестал б настигать и стегать белый жгут.
Но люблю – муки длю: муки счастием жгут.

21 ноября 1907

11

О земля, меня ты можешь оправдать и осудить…
Я не знала, как мне быть – его любить иль не любить?
Я носила долгий траур по тебе – осенний креп,
Я служила панихиды, посещала снежный склеп,
Я приглаживала кудри, разлюбила зеркала,
Молодое, злое сердце черной схимой облекла.
Было свято, было сонно в келье горестной моей
Между воздухов, лампадок, мудрецов и псалтирей.
И страница за страницей испускала кроткий вздох…
И венок веселий летних на распятьи черном сох…
Что ж меня не сохранили Блок, Платон и Соломон
И таинственные лики ожемчуженных икон?
Отчего я услыхала скрип муаровых снегов?
Отчего вдруг показался мне весь мир блажен и нов?
Отчего нашла я шубку, не замедлясь ни на миг?
Отчего не испугалась, как меня Жених настиг?..
Оттого, что я любила. Оттого, что то – был Он.
Верно, ты, земля, уснула – спишь… и вижу я твой сон…

22 ноября 1907

ЗЕМНЫЕ ОБРЯДЫ

1. КРЕСТИНЫ

Дорогой матери

Вдруг весна на север ликом
Обернулась.
И земля с победным кликом
Окунулась
В живоносную купель,
Смыла зимнюю кудель.

Ожелтились первоцветом
Все ложбины,
Облились водой и светом, -
То крестины
Над землей весна справляла.
Стало зелено и тало…

Солнце-пастырь освятило
Чан озерка,
И пушились верб кропила,
Спав с пригорка.
Лучик осенял крестом
Ветви с будущим листом.

В дол просторный осветленный
От избенок
Нежный, тихий несмысленный
Шел ребенок,
Ножкой качкой розоватой
Попирал травины ската.
И, задрав подол свой белый,
Прыгнул в воды -
Голый, радостный и смелый
Сын природы!
Окроплялся блеском брызг
Под немолчный птичий писк.

Голубое полотенце
Высь спустила,
К бытию земля младенца
Окрестила, -
И дитятя несмысленный
Улыбался умиленно.

Июль 1907

2. СВАДЬБА

Лето в поемных лугах закрутилось зеленой метелью.
В копны валилась трава… и стелилась любовной постелью…

Встала она перед очи его на всю пору покоса.
В алой паневе. Стыдливая. Ржано-душистые косы.

Хлещет ли лезвием метким он клевер и дрему,
Чует за влажной спиною девичьего смеха истому.

Станет ли светлую луку о камень с усердием цокать,
Сбоку мелькает упругий из золота отлитый локоть.

На воз ли сено к нему воздымают трезубые вилы,
Вверх запрокинутый взор ее вяжет горячие силы…

Вечер. Земля прилегла на плечо к Жениху золотому.
Девы, смеясь, унеслись по колючей отаве к парому.

Только одна, как травина косою (откинуты грабли!),
Свалена ласкою рук мускулистых. И слезы ослабли…
Персям нагим огневым сладко мяться сырыми кудрями…
Ложница трав… тишина… и зарницы священное пламя…

Верные кольца объятий и уст беззаветных обеты
Сменены, сказаны – их обвенчало великое Лето.

Сладкие сны новобрачным пропойте же, о коростели!
Да опочиют в блаженстве на влажной, зеленой постели!

Январь 1908

3. ПОХОРОНЫ

Властно осень взмахнула серпом золотым
Над деревней, -
И склонился пред жребием смертным своим
Пахарь древний.

Напоследок труды земляные следил
Оком сына,
А над дедом столетним подсолнечник бдил
Из-за тына.

Люди шли – расхищали сады и поля
С жадным спором,
И знобилась, червивилась, чахла земля
Смертным мором.

А когда серп холодный упал и пресек
Жизнь земную,
В необъятном урочище скрыл первый снег
Персть родную.

Закадили метели, запели ветра,
Певчим вторя,
И насыпалась белой могилы гора
В кругозоре.
Месяц-схимник шептал, мертвецов осеня:
– Это сны лишь… -
И, как эхо, шептали нови зеленя:
– До весны лишь… -

Сентябрь 1907

ДНИ

1. ПОНЕДЕЛЬНИК

Первые будни томительно борются
С сказочно-праздничным радостным прошлым,
Жизнь повседневная рвется, не спорится, -
Мнится безвременьем горьким и пошлым…

Робкая горница. Пяльцы раскрытые,
Камней поддельных опал, халцедоны,
Нити, блестящей змеею извитые,
Золотошвея со взором Мадонны…

О, эти косы, что скорбно закручены!
Были когда-то на вас фероньеры…
О, эти пальцы, что к иглам приучены!
Вас целовали, как крест, кавалеры…

Флот величавый в залив, ветром сборчатый,
Тихо причалил, взмывая рубины,
Им ты невестой в вуали узорчатой
Привезена голубому дофину…

Громкие гимны… Фонтаны под арками…
Трубы глашатаев в тканых костюмах…
………………………………
Склонен божественный лик над огарками,
Праздники в прошлом. В кружащихся думах.

Февраль 1907

2. ВТОРНИК

Как поток равномерный, течет
День заботы.
Каждый час срочным валом встает
Для работы.
Солнце, шествуя, нижет дела чередой -
Рыть картофель, идти за водой.

Громогласно взывает петух
Красноперый,
Заглушая двух древних старух
Переспоры,
А дитя белокурое, вскинув подол,
Гонит телку в лазоревый дол.

У колодезя дева холсты
Полоскает -
Выжимает пунцовой рукою жгуты,
Расстилает.
Улыбнется, когда солнцевеющий таз
Ослепит ее выпуклый глаз.

Дождик жалит хрустальной осой
Лист в осине,
Дева вязнет ногою босой
В сочной глине.
Люди, твари бегут с огорода и нив.
В мерном дне настает перерыв.

Февраль 1907

3. СРЕДА

Мотылек недолговечный, он опять возник -
Этот краткий междудневный беззаботный миг.

Желтый мяч взлетает к небу – раз, два, три – туда!
Желтый град роняет солнце в ясный сквер – сюда.
В пелеринках, в алых фесках дети водят круг.
В иммортелях и тюльпанах у беседки луг.

Над цветком жужжит игриво светлых мушек хор.
Над ребенком виснет строгий гувернантки взор.

Мальчик злой в чулках коротких – в стороне. Сердит.
В липах, шаром остриженных, пыль густая спит.

Плавно белая коляска провезла бебе…
Гувернантка грустно мыслит о своей судьбе.

Дети шумною игрою сбились в ураган.
Под внезапным ураганом помертвел тюльпан.

Но буяны вмиг зажаты властною рукой -
Дева грозным полководцем их ведет домой.

Ветер. Липы опустились в нежный реверанс,
На песке смешало солнце золотой пасьянс,

И упала кружевами голубая тень -
Он уж умер, легкокрылый, беззаботный день!

Февраль 1907

4. ЧЕТВЕРГ

Златым календарем столицы
Он явлен – суетный четверг.
У окон – женщин вереницы.
В окне считает хмурый клерк.

Шумит рабочее безделье,
Пенится делом суета,
И скукою цветет веселье,
И вожделением – мечта.
Реклам сверкающих плакаты
Сплели над городом венец.
В витринах, в мыслях копят злато
Для узких девичьих колец.

И притянулись взором вора
К ним злые женские глаза.
Гласит, кричит их выбор скорый:
За нас – сапфир и бирюза!

Свершилась мена. Треплют кони
В ночных огнях шальную шаль,
Страшась карающей погони,
Что шлют им утро и печаль.

Как чаша горестных похмелий,
Он выпит – пламенный четверг!
Мятежный пасынок недели,
Что четкий стук часов отверг.

Февраль 1907

5. ПЯТНИЦА

Пятница смирная
Встала у входа,
Как богомолица -
Сборщица в храмы.
В солнышке – клирная
Сень небосвода…
В окнах неволятся
Тусклые рамы,
В доме натоплено -
В весну нет веры.
Пахнет просфорками,
Маслом, изюмом -
Нá пост прикоплено
Сверх всякой меры
Людями зоркими
С ликом угрюмым.
Шепчутся, каются
В горестной вере…
В звездах – эфирная
Хижина Бога.
С тьмою сливается
Плач повечерий.
Пятница смирная
Сходит с порога.

Февраль 1907

6. СУББОТА

Архангелы, святители,
Пророки и учители -
Святого рая жители
В субботний тихий час
Устами умиленными
И трубами червлеными
Над весями зелеными
Вещают Божий глас.

И колокольня древняя
Над смирною деревнею
Всё чаще, всё напевнее
Вздымает медный зык.
Меж звездами – стожарами,
За куполами старыми
С размерными ударами
Поет незримый лик.

А в храме облак носится,
Блистают дароносицы,
Хоралом громким просится
О милости земле…
Бог-Саваоф со свитою,
Угодники очитые,
Их письмена развитые
Парят в душистой мгле.

Направо – мужи рунные,
Налево – жены юные,
А сзади сребролунные
Старухи, старики,
Десной святой пасомые,
Твердят псалмы знакомые,
Склоняются с утомою,
Заветами крепки.

А в сини, за часовнею,
Таинственной жаровнею
Всё пламенней, любовнее
Возносится костер.
И ангел снежной глыбою
Над девой-полурыбою -
Русалкою-улыбою
Воскрылия простер.

Февраль 1907

7. ВОСКРЕСЕНЬЕ

Праздник, здравствуй! Встань и властвуй
Над седмицею недели!
Круг свершился. Труд излился.
Силы к радости созрели.
Старый, юный тронут струны
Смеха, песен и веселий…

Высью синей бел, как иней,
Голубь плещет, плещет… Канет.
Веет ветер. Вьется сеттер
За стрекозами… Устанет.
Звон раздольный, колокольный
Льется, бьется, манит – манит…

Белой стаей, в тенях тая,
Пляшут девы под дубами.
Платья – пеной. И с вербеной -
Косы желтые, как пламя.
А на танцы смотрят старцы
И кивают головами.

Пали тени на ступени.
Дрогнул в небе бубен звездный.
Лепет арфы… Трепет шарфа…
Шепот легкий и любезный…
И ракета – колос света
Закачала в черни бездны…

В позднем парке вянут арки
Из торжественного хмеля.
В светлой ночи – всё короче
Взмах покинутых качелей.
Воскресенье – уж в забвеньи.
Встала новая неделя.

Февраль 1907

8. ПАЛОМНИКИ

Брату

С тобой мы вместе, о брат любимый,
В святое утро Преполовения,
Единой жаждой чудес томимы,
Пошли к Святыне на поклонение.

Вот миновали теснины улиц,
Вот позабыли тропинки людные -
И слух лобзает нам лепет горлиц,
Взор улыбает даль изумрудная…

Но здесь, в просторах, наш путь распался:
Ты взреял к тучам. Пошла я землями.
Весь белый в сини ты затерялся…
В тот миг расстались с тобой совсем ли мы?

Нет! С этой ветвью от слез тяжелой
Я, как и ты же, земли паломница -
Моею кровью с подошвы голой
Путь во святые места запомнится.

Бреду, бреду я… Порой твой голос
Меня окликнет с мольбой негромкою,
И, отстранивши янтарный колос,
Махну тебе я своей котомкою.

Пусть мы различных дорог скитальцы,
Не устрашусь я их отдаления!
В руке я чую родные пальцы,
И сердцу вторит твое биение.

О, брат мой милый! О, дальноблизкий!
Поверь мне, встречу тебя в пространстве я,
И в дальней Двери – в лучистом диске -
Сойдутся тропы святого странствия.

8 сентября 1907

РУСЬ

Борису Зайцеву

Я отрясаю твой прах, о город!
От горсти камней умчусь в страну,
Где жжет великий славянский холод,
Где в снегодольях я затону…
Восток, и запад, и юг, и север,
И путь, и небо – всё, всё бело,
Лишь розовеет деревьев веер,
Лишь голубеет озер стекло.
Берлоги – пущи – холмы – селенья,
Юнак румяный и рыжий лис
Встают в мгновенье… лишь на мгновенье…
И пролетают… и унеслись…
Зажаты вожжи рукой могучей,
Развился кнут мой в нещадный взмах -
И закатился возок летучий
В душистых сеном, цветных коврах…
Расторглись цепи былого плена!
И, белый, в белом пропал мой конь.
Всё глубже, глубже, в Русь – по колена!
Дух занимает ветров огонь!
Простор вьюжится, поет и плачет,
И щиплет смехом, и стелет грусть…
А конь играет – играет, скачет.
О гибель в шири! Я сгину – пусть!..

Престольный праздник. Село гуляет.
Веселье пляшет во мгле пустынь.
Визжат запевы, собаки лают -
Дух буйств взметнулся высоко, в синь.
В затоне сонном, где тлеет прорубь,
Кружат, топочут – там хоровод.
И, вспугнут, кружит над кругом голубь,
Под кругом бьется хрустальный лед.
Одежд зеленых и алых складки
Вихрь плясовицы вскрутил, раздул…
Как беззаветен разлет присядки!
Как ненасытен сердец разгул!
И так протяжно – гульливо – важно
Поет гармоньи мятежный зов…
И давит мышцы прилив отважный!
И мысль бунтует в хмелю голов!

К ночи исходит слезой веселье…
Замучат звезды подснежный мир,
Узнает каждый души похмелье -
Тогда откроет врата трактир.
И снова выпьют. И снова пляшут
Под трепет стекол и половиц,
Как дети, плачут, руками машут,
Прощенья просят, упавши ниц.
Иль, спрятав кудри на женской груди,
Целуют, шепчут… О чем, о чем?
Как убаюкать тоску о чуде
Горячим, алым, лукавым ртом?!

А с гневной церкви зовут к вечерне.
Там слез лампады нальет канон -
Там зарыдают еще безмерней,
За грех хотенья кладя поклон.
И бунт великий вдруг умирает…
И тишь спадает, и снег – окрест.
Лишь где-то дикий призыв играет,
Запорошенных страша невест.
Луна голубит из-за околиц
В снеговой люльке сон горемык
Да запоздалой из богомолиц
Строгоочитый прекрасный лик…

Как ты богата, страна родная!
Алмазов россыпь – твой кругозор,
В ковше метельном не вижу дна я,
Как сечь оружьем, певуч простор!
Как ты богата безбрежным гиком
И дробным метом шальных подков,
Горюньей-песней, кудрявым ликом, -
Раскатом жизни твоих сынов!
И велика ты, страна родная -
Сугробных далей и ширей Весь…
Ты, город белой полой сметая,
Царишь и правишь и там, и здесь.
И велика ты сыновней жаждой
В безмерных грезах Судьбу постичь! -
Взлететь ли – сгибнуть… Однажды, дважды…
Иль жизнь исхлещет терзанья бич!

Ни с места, конь мой. Родимой шири
Меня вернул ты. В ней кану я…
И прочитаю в ее псалтири
Строки завета, что для меня.
На белой пашне став на колени,
Концам отчизны я поклонюсь.
Жизнь – душу – каплю меж поколений
В тебя вливаю… Прими, о Русь!

24–28 ноября 1907

РАЙ

Милые мои… Поклонитесь земле.

Андрей Белый

О, солнце! о, простор! о, высота степей!

Валерий Брюсов

Город – царство, деревня – рай.

Пословица

Посвящается Андрею Белому

1

Утра, и дни, и вечера, и ночи, -
Быть может, долгие и долгие года
Я шла от городов – сосредоточий
Людей и золота, болезней и труда.
Плясали лоскуты моей одежды,
И волочился шлейф, когда-то голубой…
Искала рай. Как шелк, рвались надежды! -
Всё призрак яростный я зрела за собой.
Взгляд вспять – и колокольни, башни, трубы,
Как обгорелый лес на алых небесах!
Мне чудились соближенные губы
И кулаки, и даже стрелки на часах!
Вот склеп для тел бессильных – фермы, стекла!
Вот бельма безрассветной ночи – фонари!
Остолбенев, я стынула и мокла,
Бездомный взор оковывал мираж зари.

А толпы вились по большой дороге,
Глумясь над нищенкой в изорванных шелках -
Уверенно мелькали мимо ноги
В тяжелых башмаках, в малиновых чулках.
Брели старухи с серыми холстами,
Где немудреные расшились петушки,
Шли кустари, тая под берестами
Расцветную посуду, ложки и коньки,
Крестьянки юные бежали с розой,
С кувшином глиняным… Ждут жертвы города!
И облаки зеленые – обозы,
Кренясь размеренно, ползли туда, туда…
Назад опустошенные телеги
Гремели, бешенством людей заражены,
И юноши в преступной, пьяной неге
Дремали – повторяли огненные сны,
Клюка старух горбатилась плачевней,
А девушки не возвращались уж назад…
Оскудевали житницы деревни -
Всё поглощали пасти каменных громад!

И шла я вновь утра, и дни, и ночи, -
Быть может, долгие и долгие года…
Плясала тень когда-то синих клочий,
Сандалии топила талая вода.

Назад Дальше