- Джо, - сказал Клейтон, - я не понимаю, о чем вы говорите.
- Не понимаешь?
Первис глянул ошарашенно.
- Точно не понимаешь? - глупо повторил он.
- Конечно же. Вы говорите о скотине, воде, верно? Тогда в чем дело - воды-то в реке полно, разве нет?
- Так об этом я и говорю!
- Ну, и?..
- Но Гэвин ведь говорит иначе…
- Тогда это вы просветите меня. Что произошло? Я был в отъезде. Я гляжу, стоит мне отлучиться, как в долине что-нибудь случается.
- Только на этот раз дело в другом. - Первис откинулся на стуле, и лицо его постепенно приняло изумленное выражение. Дряблая красная кожа собралась уродливыми жирными складками.
- И это с нами Гэвин так поступает… С кем? С нами! - прошептал он. - Мы же всегда были с ним, Клей… и что же…
Неделю назад колодцы на пастбищных землях Первиса пересохли. Ветер и засуха лишили воды всю долину. Остались только река да два-три небольших ручейка в предгорьях. Первис со своими людьми пять миль гнали триста голов скота из предгорий в долину, к реке. Земля у реки принадлежала Гэвину, но рекой пользовался любой, чья скотина сюда забредала. За милю до берега Первис наткнулся на ограду. На расстоянии в шесть футов друг от друга в землю были вогнаны свежие сосновые столбы, а на них натянута новенькая колючая проволока. Первис и его пастухи молча ехали вдоль ограды, пока не встретили надпись от руки:
"Проход запрещен по распоряжению Г. Роя."
Навстречу им скакал какой-то всадник. Приблизившись к Первису, он натянул поводья. Это был молодой Боб Хэккет.
- Что, черт побери, все это означает? - спросил у него Первис.
- То что написано. Вчера днем мой отец пригнал сюда стадо. Смотрит - они уже протянули эту ограду до фактории. Скотина так хотела пить, что просто на проволоку лезла и рвала себя в кровь. А сейчас она вся в крови, бродит по горам, воду ищет.
- Что это Гэвин надумал?! - взревел Первис.
- Мы съездили к нему вчера вечером. Он говорит, что его скоту тоже нужна вода. Говорит, вода в реке упала на два фута и опускается с каждым днем. Поэтому, пока не пойдут дожди, здесь прохода не будет. - На лице молодого Хэккета появилась кривая усмешка. - Другими словами, мистер Первис, держитесь подальше.
- И что твой папаша собирается делать?.. так и стерпит? - вскричал Первис.
- Он будет делать то же самое, что и вы, мистер Первис. Что мы всегда, сколько себя помню, делали в этой долине. Конечно, будет злиться, а сделает то, что ему сказано. Или вы считаете, что можете сорвать эту проволоку и погнать стадо к реке?
- Но коровам надо пить, - пробормотал Первис.
Хэккет кивнул в сторону гор:
- Пожалуйста, вон там ручьи есть…
Первис подумал немного.
- Но если я погоню туда своих коров, твой папаша - своих, если все хозяева туда пригонят свои стада, так воды там не хватит.
- Что ж, тогда вам лучше поторопиться, - сказал Хэккет.
- А эта изгородь охраняется?
- Нужды нет. Никто ж ее не тронет. Или, может, вы тронете, мистер Первис?
- Но не могу ж я допустить, чтоб мой скот подох, - сказал Первис Клейтону за обедом. - Как ты думаешь, Клей, могу? Скажи, ты на моем месте допустил бы такое?..
Клейтон откинулся на стуле. Запустил руку в карман, выудил кисет и принялся скручивать сигарету. Разровнял волокна горчичного цвета так, чтобы по концам было побольше, а в середине оставалось небольшое углубление. Потом большим пальцем скрутил бумажку в трубочку, прижал, наклонился и провел языком по свободному краю бумаги. Пальцем пригладил шов - и лишь после этого поднял глаза на Первиса. Ему было тошно.
- Знаешь, почему никто в этой долине не полезет через ограду, которую поставил Гэвин? - спросил Первис.
Клейтон едва заметно кивнул.
- Нет, - сказал Первис, - ты не все знаешь. Гэвин имеет все законные права поставить эту ограду и не пускать наши стада на свою землю, даже если нам придется гонять скотину на водопой в горы за пятнадцать миль. И кто же будет защищать его законное право? Кто будет следить и призовет к ответу человека, который загонит свое стадо на землю Гэвина? Ты понял, Клей? Ты понял, кто?!
Клейтон медленно опустил руку в карман и сжал пальцами серебряную звезду - он всегда держал ее там, не на виду. Он носил ее в кармане, чтобы не думать о ней, но что толку обманывать себя? Другие знали, что она там, и всегда имели это обстоятельство в виду.
Теперь глаза Первиса не улыбались:
- Да - ты! И я тебя, Клей, спрашиваю, за себя и за других: что ты собираешься предпринять в связи с этим?
Клейтон встал:
- Спасибо, Джо. Спасибо за гостеприимство, я имею в виду. Похоже, мне пора домой. - Первис вскочил на ноги, лицо его покраснело.
- Подождите, Клей. Я ведь вас не обидел, нет? Что я такого сделал? Я просто…
- Нет, вы меня не обидели, - ответил Клейтон на ходу, кивнув на прощание миссис Первис и Нелли. Но дойдя до порога, остановился. Совсем забыл про мустанга… Он покраснел и опять повернулся к Первису:
- Джо, я вынужден попросить у вас лошадь, - сказал он тихо.
- Конечно, возьмите моего вороного мерина. Но погодите, Клей, что вы так торопитесь?
- Вы спросили, что я намерен делать насчет этой ограды, что Гэвин поставил. Так вот, для начала я намерен поговорить с ним об этом.
- Только не рассказывайте ему, что это я вас втравил, - засуетился Первис. - Я же просто хотел ввести вас в курс дела. Я вовсе не напрашиваюсь на неприятности.
- Понятное дело. Вы хотите, чтобы я напрашивался…
- Просто поговорите. Скажите ему, у нас скот пропадает. Я знаю, у него большое стадо, а мы мелкие ранчеры, но у нас тоже ведь…
Но говорил он в пустоту. Клейтон повернулся и чуть не бегом кинулся в коралю. Поймал вороного, оседлал его и открыл ворота. Из дома выскочила Нелли и подбежала к ограде.
- Клей!
Он пристально посмотрел на нее и увидел во взгляде нечто такое, что прежде замечал в других глазах - мольбу и обещание. Но он тут же выбросил это из головы, коротко кивнул Нелли и дал коню шенкеля. Вороной вылетел из кораля и пустился легким галопом. Клейтон предоставил коню самому выбирать аллюр, только направил его к ранчо Гэвина.
Гэвин сидел в тени, под навесом веранды, и наблюдал, как на горизонте появилось небольшое облачко пыли, которое постепенно приближалось и увеличивалось. Он довольно улыбнулся и подумал: "Вернулся. Он всегда возвращается, когда у меня есть в нем нужда…"
Он напустил на себя строгий вид и крикнул через плечо:
- Лорел, вели служанке приготовить кофе. И принеси к нему коньяк.
Клейтона он мог узнать за милю, даже на чужой лошади. "Конечно, он ведь точно такой, как я тридцать лет назад… Все равно что смотришь на самого себя, скачущего сюда из тех давних времен, - думал он. - Да-а… сколько горя он мне принес - а все равно он мой. Домой возвращается… знает, здесь его место".
Вышла Лорел с бутылкой коньяка. Глянула на приближающегося всадника, кивнула:
- Он от перевала едет. Я его через окно увидела.
- Я хочу поговорить с ним один на один, - сказал Гэвин. - А ты ступай в дом и ложись. Тебе ведь сейчас отдыхать надо, а? Так вроде доктор говорил?
- Так, так… - Она застыла в дверях и не уходила.
Но когда Клейтону осталось всего несколько сот ярдов, Гэвин приказал:
- Иди ложись!
Она ушла, и он снова повернулся лицом к прерии. Клейтон остановился у ворот кораля и пустил вороного внутрь. Вытер с лица пыль, не спеша подошел к веранде и кивнул Гэвину. Гэвин кивнул в ответ.
- Чей конь?
- Первиса. Мой мустанг потянул сухожилие на перевале, пришлось его у Первиса оставить.
- У Первиса, говоришь? - по лицу Гэвина промелькнула усмешка. - Так ты, значит, девчонку видел?
- Какую девчонку?
- На прошлой неделе заметил ее в городе. Она в магазин заходила. Да-а, быстро она выросла, эта девчушка… Бьюсь об заклад, если б ты уделил ей малость внимания…
Клейтон поднялся по ступенькам и стал перед Гэвином, опершись руками на перила веранды у себя за спиной.
- Я видел Джо Первиса. Он говорит, ты огородил землю вдоль реки. Я видел изгородь, когда проезжал.
- Верно, сынок. Я это сделал сразу, как ты уехал. Как-то утром пришло в голову, я и послал парней на всю ночь сделать эту работенку, сказал им, что можно потом спать весь день. Так они шустро управились.
- Ну, а дальше что?
Гэвин налил коньяку в два стакана, один поставил для Клейтона на поручень перил.
- Сынок, у меня после весенних перегонов осталось пять тысяч голов. Пока дул этот проклятый ветер, мы потеряли восемь сотен. Те, что остались, - это лучшие наши коровы, самые плодовитые и породистые, и самые лучшие быки. Единственный способ сохранить стадо в хорошем состоянии - это давать пить вволю. Воды в речке хватит на месяц, если поить пять тысяч голов. Если к тому времени не пойдут дожди, то стаду конец. И если я разрешу всем подряд гонять сюда стада, то они за три недели всю воду высосут. Смотри, вон уже цветы сохнут. Не могу я рисковать скотиной.
- А как насчет других коров в долине? Коров Первиса и прочих ранчеров?
Гэвин пожал плечами:
- Когда жареным пахнет, тут уж каждый за себя.
Клейтон задумался. А потом медленно проговорил:
- А если другие так же начнут рассуждать?
- Наплевать! Ты что думаешь, если я позволю им поить их скот в реке вместе с моим стадом, так они мне спасибо скажут? Черта лысого! Ты думаешь, люди понимают доброту? - Он наклонился вперед, и глаза его стали колючими. - Ни черта, вот что я тебе скажу! Они одно понимают - закон и порядок, и кто их законно за глотку схватит, того они и уважают.
Клейтон глотнул из стакана, коньяк неприятно обжег желудок. Слишком жарко было, чтобы пить. Над прерией не по сезону нещадно палило солнце, выжигая деревья и кусты; даже воздух стал белесым от зноя. Над горами стояло марево, четкие очертания хребта расплывались в нем.
- Круто берешь, - сказал спокойно Клейтон.
Гэвин усмехнулся:
- А я и есть крутой человек.
В глубине души Клейтон понимал, что в словах Гэвина есть доля правды. Здесь не существует такого понятия, как благодарность. Вот благонадежность - это да, есть такая штука; благонадежность и верность, которые сохраняются до тех пор, пока власть заботится о человеке и расплачивается сполна за его лояльность. Он знал эту истину всю жизнь, и до сих пор с нею мирился, даже принимал ее. Он сам был частью этой системы. Но Лестер прав: эта долина - место недоброе и гиблое.
И конечно, дело не только в Гэвине. Никто не смог бы властвовать так, как он, если бы ему не спускали с рук.
Долина представлялась Клейтону миром людей, которые всю жизнь неуклонно и жадно стремятся к одному: к собственному благу… как они его понимают. Никто не знает, в чем оно, но каждый за него из кожи вон лезет и бьется до крови. В таком мире Гэвин может править, потому что он его понимает, принимает и ни перед кем не отчитывается. Он никогда не опускался до объяснений и оправданий. Он с этим миром обходился по справедливости и расплачивался за то, что получал от него, выполняя свои обязательства - это люди понимали и уважали. А боялись его вот почему: он не лицемерил и не возносил хвалы фальшивым божествам, которым молились другие, которые боялись открыто признаться в своих желаниях…
Клейтон взглянул на Гэвина и на минуту ощутил какое-то странное уважение.
Но оно постепенно угасало, когда он вновь задумался о себе. Что-то в нем изо всех сил рвалось на свободу. Кажется, он уже когда-то почувствовал такое, когда был с Телмой. Ощущение - но такое скоротечное, что он не успел остановить и осмыслить его. Только светлое мгновение, спрятанное в глубинах памяти, смутное и более недостижимое. Оно ушло: Лорел его нарушила. Но не погибло - его можно будет отыскать вновь, где-то в тайных глубинах души…
Гэвин наблюдал за ним молча. Наконец Клейтон поднял на него глаза и мотнул головой в сторону прерии.
- Но ведь эти изгороди никто не сторожит.
Блеклые голубые глаза Гэвина сверкнули.
- Верно, сынок. Так нужды нет. Если кто-то погонит скот к реке, я просто обращусь к закону, пусть власти этим занимаются.
- К закону, - задумчиво сказал Клейтон. - Ко мне, значит.
- К тебе, сынок.
В кармане у Клейтона лежала серебряная звезда, которую два года назад передал ему Риттенхауз. Он вытащил ее, ощутив пальцами стершиеся затупившиеся концы. Несколько раз подбросил осторожно на ладони, а потом положил на перила рядом с пустым стаканом из-под коньяка. Звезда блеснула на солнце.
- Нацепи ее на кого-нибудь другого, Гэвин.
Гэвин пристально смотрел на него.
- Или делай сам эту грязную работу. С меня хватит.
- Хватит? - Гэвин задохнулся.
Клейтон тяжело вздохнул:
- Так или иначе, ты это не принимай как личную обиду. Я никогда не хотел быть шерифом. Старина Эд меня чуть не силком заставил надеть звезду. А ты сегодня заставил ее снять.
- Я?.. Я?!
Клейтона охватило чувство жалости. Он понимал отца. Ну, да, как это он осмелился посягнуть на сыновний долг?! Только что ж это за долг, который требует такого? Это уж слишком! Нельзя сделать то, что требует от него этот долг. Если действительно каждый за себя, то он бы боролся. Боролся и уничтожал… но если он уничтожит Гэвина…
- Ты, похоже, не понимаешь, как это человек может хотеть чего-то другого, не того, что хочешь ты…
- Человек может, - медленно произнес Гэвин. - Это я понимаю. Но не мой собственный сын.
- Ну что ж, значит, я плохой сын. Мне не нужно ничего такого, чего хочешь ты. Жалкая у тебя жизнь, ты только о себе думаешь. Я терпеть не могу…
- Замолчи! - взревел Гэвин, приподнявшись со стула. Лицо его побледнело. - Плевать я хотел, чего ты терпеть не можешь! Я не хочу… Мне не надо твоей любви… Потому что, мальчишка, теперь я вижу, ты ничего не можешь мне отдать! Ты безжалостный, - сказал он, понижая голос. - Видит Бог, ты еще хуже меня. Мальчик, - сказал он еще тише, - ты слишком жесток…
- Я хотел только сказать, - Клейтона трясло, - что я терпеть не могу подчиняться тебе. Не знаю почему. Может, не будь ты мне отцом, я бы спокойно принимал твои приказы. Это глупо звучит, я знаю, но я так чувствую. Гэвин…
- Замолчи! - повторил Гэвин. - С меня хватит!
Клейтон дышал прерывисто, как будто воздух силой нагнетали ему в легкие, против его воли:
- Да, я жестокий. Я более жестокий, чем мне хотелось бы. Но не настолько все же, чтобы с этим примириться… ты-то о себе такого не скажешь. Разве ты не видишь, что я не хочу быть таким? Разве тебе не понятно, что я пытаюсь сделать?
- Ты просто хочешь разбить мне сердце, - глухо сказал Гэвин, - вот что ты пытаешься сделать. Только, мальчик, - он поднялся, и в глазах его блеснул металл, - силенок у тебя для этого мало. - Он шагнул к перилам и резко смахнул наземь серебряную звезду - она, вращаясь волчком, полетела по дуге и упала в пыль.
Клейтон повернулся и пошел по ступеням вниз. Он слышал позади шаги Гэвина, слышал, как за ним захлопнулась дверь. Клейтон присел на корточки и долго сидел, ничего не видя перед собой. Потом подобрал звезду и спрятал в карман. Закусил губу, жалея о каждом сказанном слове, и о тех ужасных вещах, которые он начал открывать для себя. И вдруг он увидел в окне женский силуэт: Лорел, зажав штору в маленьком кулачке, наблюдала за ним. Мы все против него, - подумал он, - все… А он нас все еще любит…
Он отвернулся, чтобы не видеть этих страстных горящих глаз, и быстро зашагал к коралю.
Глава двадцать шестая
Клейтон приехал в город, поставил лошадь в конюшню и пошел к Телме домой. Ее там не оказалось - она была в кафе. Он прилег на кровать, сцепив пальцы на затылке, чувствуя их мягкое давление, и уставился в пустоту. Через какое-то время встал и скрутил сигарету. Издали доносился знакомый звон монет и стаканов. Докурив сигарету, он выбросил окурок в окно и долго смотрел, как он дотлевает в пыли темной улицы.
Когда он вошел в салун Петтигрю, там было битком. Люди плечом к плечу выстроились вдоль стойки; на всех трех покерных столах шла игра, вокруг игроков толпились зрители. В салуне было не продохнуть. В облаках дыма лица казались серыми, неживыми. В углу тапер играл на пианино, но если кто и слушал музыку, то виду не показывал. Был тот час, когда все уже немного выпили и ясность внешнего мира затуманилась, зато каждый чувствовал себя увереннее в своем внутреннем, знакомом мирке, уютнее и чуть свободнее. Все безмятежно улыбались, пили, играли в покер - или следили за игрой, отпуская замечания, одобрительно кивая, когда делались ставки, и покачивая головой, когда наступала пора раскрывать карты, и игроки ловкими пальцами переворачивали их лицом вверх. Фишки глухо звякали на мягком сукне, потом раздавался резкий звук, как от стремительно падающей воды, - когда уверенные пальцы сгребали фишки. Клейтон взял в баре виски и подошел к одному из столиков. Он чувствовал себя отделенным от толпы, как будто оказался в новом мире и никого здесь не знал.
Первым его заметил Толстый Фред Джонсон. Лицо его расплылось в улыбке - и тут же в голове зародилась мысль.
- Привет, Клей! Ребята, это же Клей пришел! Сто лет его не видали…
Клейтон вежливо кивнул всем: Джонсону, Джо Первису, Марву Джонсу, Сэму Харди, Джорджу Майерсу, двум незнакомым ковбоям и одетому в черное человеку по имени Феннел, который здесь был за крупье.
- Мне не сдавай, я пропускаю эту сдачу, - Первис затушил сигарету и застегнул пряжку на ремне. Обычно все играли, ослабив ремень и расстегнув ворот рубахи.
Они с Клейтоном отошли в сторону.
- Ну, что сказал Гэвин? - спросил Первис.
- О чем?
- Как о чем, об ограде, дуралей! - Он был немного пьян и зол. Он проигрывал в покер Сэму Харди - тот играл бездумно, но ему шла карта.
- Он сказал, что ограда останется, - чуть улыбнулся Клейтон. - И закон позаботится, чтобы ее никто не тронул. Насчет этого ты был прав…
Первис ухмыльнулся насмешливо:
- Конечно, я был прав! Черт меня подери, уж я-то знаю, как твой папаша дела делает. Раньше он предоставлял старине Эду улаживать неприятности, а теперь, когда Эд калека, у него есть ты. Ну и что же ты собираешься делать, если мы на каком-нибудь участке снимем проволоку и погоним наш скот к реке?
За столом раздался радостный вопль. Джорджу Майерсу пришла двойка, которой ему не хватало до стрита, и он сорвал банк. Другие незлобно выругались, а зрители закивали головами, словно знали обо всем наперед. Джордж Майерс хихикнул и начал складывать столбиком свои фишки.
- Я бы на твоем месте этого не делал, - сказал Клейтон Первису. - Я бы погнал скотину в предгорья.
- Ты хочешь сказать, что не пустишь нас?
- Придется. Вы ведь сами назначили меня шерифом.
Первис отступил назад, уставившись на шерифа, и лицо его исказилось от гнева. Клейтон холодно смотрел на него.
- Да-а, я ошибся, - сказал Первис с усилием. - Я говорил, что ты не такой, но я здорово ошибался. Ты - сын Гэвина, и ничем другим отродясь не был.