- У вас у самого здесь не так много места - для человека, владеющего пятьюдесятью головами скота.
- Я буду строиться весной, - быстро сказал он. - Собираюсь продать этот скот и начать строить большой дом. Другого такого во всей долине не будет. Для начала несколько комнат, но больших комнат, хороших комнат… А потом, попозже, я смогу добавить еще несколько. Я тут прожил три зимы, и мне хватало - для одного человека. Я могу даже зимой уехать на время в Таос, а тут оставлю человека, чтоб следил за моим стадом…
Они поговорили еще немного, а потом она заметила, что уже темно и ей пора идти.
- Я вас провожу, - предложил он.
- Очень любезно с вашей стороны, но моему мальчику это не понравится. Он чувствительный и такой… надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. Я бы предпочла, чтобы вы не рассказывали, что я сюда приходила.
- Хорошо. - Он улыбнулся снисходительно и довольно, как будто между ними возник какой-то заговор.
Позже, уже зимой, когда мяса стало мало, он отправился в горы и убил молодого белохвостого оленя. Часть оленины он принес ей. И шкуру, на случай, если она захочет сделать перчатки, мокасины или что там ей понравится. Она приняла подарок.
Через несколько дней она пришла к нему в хижину. Он выделывал часть шкуры другого оленя. Был вечер, уже стемнело, и на дворе было холодно. Он сидел перед камином, от дров, горящих на решетке, шло тепло.
- А зимой в этих краях холодно, - сказала она, спокойно глядя ему в глаза.
- Я знаю.
Он провел рукой по ее волосам, и она удивилась, какой он нежный.
- В чем же причина, а? Что он за человек был - что с ним не так было?
- Свинья он был. Он не мог понять, чего мне хочется. Мы с ним никогда не были счастливы. Может, это и грех так говорить, но я рада, что он умер.
Гэвин обдумывал ее слова. Он продолжал в молчании гладить ее волосы. Наконец он сказал:
- Возможно, я сумел бы понять.
- Я хочу сказать вам кое-что. Вы отличаетесь от всех других мужчин здесь. Другие, вроде Сэма - они добрые, но слабые. Слишком слабые. А вы настолько отличаетесь, что это меня иногда пугает. Но, может быть, именно потому, что вы совсем другой, вы сумеете понять…
- В чем я другой?
- Есть у вас что-то внутри - что-то вроде камня. И все же вы куда больше мужчина, чем они.
- Да, - мягко сказал он, не пытаясь унять бешеные удары сердца…
…В феврале он уехал на месяц в Таос. Там он играл в казино и за первые два вечера выиграл в фараон пятьсот долларов. Остальное время он пил и путался со шлюхами. Когда он возвратился в долину, Дороти Инглиш ждала его. Она пришла к нему в хижину вечером, в тот же день, когда он вернулся, и сказала, что беременна.
- Давно? - спросил он.
- Примерно три месяца.
- Ты уверена?
- Да, уверена.
- И ты уверена, что это от меня?
Она взглянула ему в глаза и утвердительно кивнула.
- Ну что ж, - нахмурился он, - надо это обдумать. Я приду утром, взгляну на скот, и мы тогда это обговорим.
Утром он выехал на молодом пегом коньке, которого купил в Таосе, и, когда он оказался в сорока ярдах от хижины Дороти Инглиш, она высунула старое ружье для охоты на бизонов через узкое окошко, прицелилась ему в сердце, задержала дыхание и нажала на спусковой крючок. Пуля ударила в кость на левом плече, он упал на спину коню, вытянулся, пришпорил его и быстро погнал за хижину, а потом обратно вдоль главной улицы к своему дому, и капли крови отметили его след на чистом пушистом снегу.
Он отсиживался в хижине неделю. С ним там была старуха-индианка из племени навахо - она готовила ему еду. Двое мексиканцев пасли его стадо, каждый вечер один из них приезжал и докладывал ему о состоянии скота. Гэвин пристально глядел на него холодными голубыми глазами и был уверен, абсолютно уверен, что они говорят чистую правду.
Когда он окреп и мог уже опустить руку и прижать ее к боку, он оседлал пегаша и поехал в город. Сначала заехал к Петтигрю - выпить и проверить счета. Он был доволен - ни один человек в поселке не отважился бы надуть его.
В полдень Дороти Инглиш вышла в город вместе с сыном. Гэвин остановился посреди улицы и задержал ее, помахав рукой. Он быстро заглянул ей в глаза - она не отвела взгляда - потом уставился долгим взглядом на ее живот под складками плаща. Больше нюхом, чем зрением, он определил, что там есть жизнь.
- Погуляй, мальчик. Мы с твоей матерью хотим поговорить.
Лестер поднял глаза на Дороти, но, прежде чем он успел возразить, она кивнула.
- Я так полагаю, что это мой, - сказал Гэвин, когда мальчик ушел. - Я видел, как Сэм Харди увивался вокруг тебя, когда строил тебе дом, и я хотел знать наверняка. Я так полагаю, что это мой ребенок, потому что иначе ты бы не сделала то, что сделала. А если он - мой, так он будет носить мое имя. Ты думаешь, это мальчик?
Она пристально смотрела на него. Губы его были напряжены, но говорил он спокойно - только ощущалось какое-то подспудное чувство, скрытая пружина желания. Его глаза - их голубизна была сейчас такая светлая, что они почти сравнялись цветом со снегом - почти не мигали. Она ненавидела его, она ненавидела его уже три месяца… но внезапно ненависть покинула ее. Она стояла в утреннем холоде и ощущала дуновение ветра на щеках и твердость земли под ногами, но не чувствовала ничего - как будто он обокрал ее, похитил все чувства. Он был не такой, как все другие мужчины, а она не смогла обуздать себя - и исчерпала источник его потаенной нежности. В течение недели она приходила к нему каждую ночь. Но она не нашла в нем нежности - она нашла грубость и мрак куда похуже всего, что когда-нибудь проявлял по отношению к ней Джек Инглиш.
- Ты не ответила мне, - сказал он.
- Как я могу ответить на такое? - гневно спросила она.
- Разве женщины не могут сказать заранее?
Она снова посмотрела на него. Теперь в его худощавом лице появилась какая-то наивность. Она ощущала, как его скрытое желание переходит к ней.
- Может быть, - ответила она. - Может быть, я и могу сказать заранее. Я думаю, это мальчик. Да, я думаю, что у тебя будет сын.
Он улыбнулся и отступил на шаг в снег, чтобы дать ей пройти. А потом вернулся к себе в хижину и начал набрасывать план дома, который он начнет строить весной, когда река вскроется и снег в прерии растает.
Они поженились в апреле, а в июле она родила сына. Она дала ему имя Клейтон, в честь своего отца. Гэвин пил всю ночь в городе, и еще несколько ночей потом, раздавая сигары всем мужчинам. Он не видел, как она рыдала и проклинала новорожденного, который жадно сосал ее грудь, не слышал, как она стонала, потому что ей не хватало мужества сдавить ему шейку и прекратить эти слабые крики - а ей так хотелось сделать это, пока она не поняла, как он нуждается в ней, какой он мягкий и розовый, как непохож он на человека, которого судьба сделала его отцом.
Глава седьмая
Гэвин закончил свой дом к началу августа. Это был первый дом в долине, построенный не из дерева. Он построил его на мексиканский лад из адобы - белого кирпича воздушной сушки, комнаты выложил невысокими, с низкими потолками, а между кирпичами заботливо проложил слоями сосновую кору и хвою - в качестве изоляции от зимних холодов. Дом был спланирован в виде прямоугольника с внутренним двориком - патио, а патио располагалось вокруг высокого, покрытого густой листвой иудиного дерева . Когда он брался за какое-нибудь дело, то делал его хорошо и неторопливо. Полы он покрыл овечьими, рысьими, оленьими шкурами. Была даже одна шкура молодого бурого медведя, которого он застрелил в марте, когда только начал таять снег. Это был красивый дом, построенный с выдумкой и заботой о будущем. Летом Гэвин поехал на две недели в Таос и вернулся с полным фургоном красивой мебели - там были зеркала, и восточные кресла с жесткой спинкой, и красные плюшевые подушки, и большой стол из пеканового дерева для столовой. Он купил и картины - написанные маслом копии Рембрандта и Рубенса, и вставил их в рамки из резного дерева, выкрашенные в ослепительный золотой цвет.
В тот год обстановка на рынке благоприятствовала торговле мясом, и он продал свой скот армейскому посту в Санта-Фе. Поселенцы усердно обрабатывали землю, урожаи были хорошие, и после окончания жатвы он методически объехал всех по кругу и собрал свою положенную долю в виде арендной платы - поселенцы обращали урожай в наличность в Таосе, Санта-Фе и Альбукерке. Каждую неделю он заходил в магазин к Сайласу Петтигрю, проводил в одиночестве десять минут в задней комнате, изучая учетные книги, а потом, удовлетворенный, забирал свой процент. Иногда он выпивал с Петтигрю, и они обговаривали вдвоем дела в долине. Он сумел понять, что Петтигрю - человек честолюбивый, и сделал его своим доверенным лицом - до определенной степени. Петтигрю пресмыкался перед ним. Гэвин понимал, почему, принимал это как должное, был осторожен и использовал Петтигрю как хотел.
Он начал воспринимать себя как человека удачливого, и тогда впервые начал мечтать о будущем. Все дальше и дальше увлекали его эти мечты - так человека тянет, несмотря на опасность, склоняться над пропастью. А он был нетерпелив…
В начале октября с гор спустился седой беззубый золотоискатель и побрел вдоль главной улицы городка, пока не наткнулся на заведение Петтигрю. Это был скорее универсальный магазин, чем бар, но Сайлас к тому времени начал уже гнать у себя во дворе ржаное виски и продавать его по десять центов за порцию, наличными. После шести-семи глотков этого пойла старик разговорился. Было ему лет шестьдесят. Тощий, ссохшийся, с лицом морщинистым, как у старухи-апачки. Только глаза у него блестели, как у мальчишки, узнавшего какой-то секрет. Да-а, там, в Сангре, есть серебро, говорил он, и он нашел его. Люди могут годами строить из себя идиотов, без толку пытаясь намыть в реке золотого песка - а вон там наверху (он мотнул головой в неопределенном направлении) каждый день глядит на них с темных горных склонов целое состояние!
В магазине было несколько человек, они собрались у стойки, чтобы послушать его. Серебро, вы говорите?
Старик ухмыльнулся, показав беззубый провал рта. Ярко-красные десны светились как уголья в тех местах, где когда-то были зубы.
- Да, серебро, вот что я сказал! И ни один человек, кроме меня, не знает, где оно. Я нашел его - и я могу найти его снова.
- Нету там серебра, - сказал кто-то из присутствующих, уверенно покачав головой. - Я там тоже бывал, наверху. Где вы нашли серебро?
Ухмылка старика стала еще шире, глаза алчно вспыхнули.
- Так я тебе и сказал, дружок! Сперва я отправлюсь в Санта-Фе и оформлю заявку, если ты не возражаешь!
Петтигрю рассмеялся, и человек, который спрашивал, где старик нашел серебро, Джо Первис, рассмеялся тоже.
- Давай-давай, смейся, - захихикал старик. - Может, в один прекрасный день я всю вашу компанию найму в погонщики мулов!
- Выпей еще, старина, - приветливо сказал Сэм Харди.
- Спасибо, сынок.
Старик выпил, а потом с лица его исчезло веселье, и он втянул губы внутрь рта. И обратился к Сэму:
- У меня затруднение вышло, сынок. Моего старого мула укусила гремучка, там, наверху, в горах, он и подох на месте. Никчемный старый мул, он и так готов был копыта отбросить, стоило на него прикрикнуть покрепче. А теперь у меня ни мула нет ни лошади. Как бы ты посмотрел, сынок, чтобы продать мне лошадку - в кредит, я хочу сказать - чтоб я мог съездить в Санта-Фе и оформить эту самую заявку?
Тут все покатились от хохота - и Сэм, и Джо, и Сайлас, и Фрэнк Уэтмор. Старик нахмурился.
- Давай, старина, еще выпей, - сказал Сэм, чуть успокоившись, - Такова жизнь - у тебя целое состояние в серебре, а наличных не наскребется даже за лошадь заплатить…
Он хлопнул Джо Первиса по спине и вышел из магазина, все еще посмеиваясь. Его шпоры звякали по сосновому настилу.
Гэвин узнал об этой истории в тот же вечер, как он неизменно узнавал обо всем. Около десяти часов он зашел к Сайласу выпить.
- Ну, я тогда и говорю этому старикашке, мол, может, есть у него кусочек этого серебра, чтоб нам показать, - рассказывал Сайлас - А он только поглядел на меня через стойку так это хитро и говорит: "Ха! Ты что думаешь, я ненормальный, что ли?" Я тебе говорю, Гэвин, я чуть не лопнул со смеху!
- Где он сейчас? - поинтересовался Гэвин.
- Спит в сарае за магазином. У меня совести не хватило ему отказать.
- Как он расплачивался за выпивку?
- Пару стаканчиков ему поставил Сэм Харди, а за остальное он платил наличными.
- Сказал он, как его зовут?
- Знаешь, Гэвин, это забавно - но не сказал. Ничего не могу сказать о нем, разве что говорил он не так, как в этих краях говорят. Старатели - они все локо , Гэвин. Я вспоминаю, как-то еще там, в Индиане, завился один такой откуда-то с гор и принялся толковать всем подряд, что он - генерал Джордж Вашингтон, и что он вернулся, чтобы спасти Союз . Он говорил…
- Пойду-ка я туда и взгляну на него, - перебил его Гэвин.
Он нашел старика под навесом за магазином. Тот крепко спал, свернувшись клубком в соломе. В темноте пальцы Гэвина быстро скользнули в узелок, который старик положил под голову вместо подушки, и нащупали там кусок твердого зазубренного камня. Старик заворчал сквозь сон и перевернулся. Гэвин поднял его. Тот раскричался, что его разбудили.
- Успокойся, старик. Я вовсе не собираюсь выгонять тебя отсюда. Просто хотел сам услышать, что ты рассказывал ребятам.
Старатель с отвращением скривился и снова шлепнулся в солому.
- Противно во рту, - пробормотал он.
Гэвин исчез, вернулся с початой бутылкой виски и вручил ее старику. Старатель понюхал горлышко, потом задрал бутылку повыше и выпил. Немного виски пролилось ему на рубашку. Губы у него стали влажные и блестели в свете лампы.
- Так ты, значит, нашел серебро, а? И ты не хочешь показать его и рассказать, где нашел?
- Т-точно…
Гэвин посмотрел в глаза старику.
- Я тебе верю. Если б ты врал, так у тебя был бы с собой обломок ничего не стоящего камня, и ты б его совал всем под нос. Я думаю, что смогу дать тебе на время лошадь.
Сон исчез из глаз старика.
- За сколько? - резко спросил он.
- За пять процентов от твоей заявки.
- Пять процентов от моей… - Старик начал смеяться - и Гэвин тоже. - Пять процентов от незастолбленной серебряной жилы за лошадь, чтобы поехать в регистрационное бюро!.. Как вас зовут, мистер?
- Гэвин Рой.
- Вы парень толковый, мистер Рой. Потолковее, чем эти ослы там, в салуне… - он ткнул большим пальцем в сторону магазина. - И ваша манера делать дела мне тоже по вкусу. Вы смотрите человеку в глаза и выкладываете, что у вас на уме. Ну так я тоже не стану с вами торговаться, не-ет…
Гэвин скова засмеялся:
- Так вы согласны?
Они пожали друг другу руки. На следующее утро в семь часов Гэвин появился у магазина Петтигрю, ведя в поводу гнедого коня, когда-то принадлежавшего Джеку Инглишу. Он привез старика к себе в дом, стоящим на окраине городка, и велел Дороти покормить их. Она подала оладьи, яичницу и целый кофейник черного кофе. Старик ел так, будто давно голодал.
- Последнее время апачи начали спускаться с гор, - сказал Гэвин, показав рукой на запад. - Может, мне вас проводить немного?
- Как захотите, мистер Рой, - бодро сказал старик.
Они выехали из городка вместе - бородатый старатель на гнедом, Гэвин - на своем пегаше, и направились вдоль долины к проходу, который вел на равнину, а потом вверх по реке к Санта-Фе, в семидесяти милях отсюда. Они трусили рысцой бок о бок, пока не скрылись из виду далеко за городом в знойном мареве, опустившемся на долину между двумя хребтами.
Гэвин вернулся через неделю, один, верхом на пегом коне. В этот вечер он угощал выпивкой в заведении у Петтигрю всех подряд, и никто не отказывался.
- Я воспользовался случаем и перекупил заявку у этого старого чудака. Не знаю, что там наверху, в горах, но думаю, такой старик должен узнать серебро, когда увидит его. Я ему заплатил три сотни наличными сразу и еще три сотни он получит, когда приедет на Новый Год.
Он вытащил из кармана аккуратно сложенный лист бумаги и развернул его на стойке всем на обозрение. Рассказывая, он не обращался прямо к кому-то конкретному, а поворачивал голову то к одному, то к другому. Время от времени он похлопывал Петтигрю по плечу, и Сайлас улыбался в ответ на слова Гэвина - что бы он ни говорил. Этот лист бумаги был законной заявкой, оформленной в Санта-Фе, в Регистрационном Бюро Соединенных Штатов. Из другого кармана он вытащил сложенный листок разлинеенной бумаги из тетрадки, на которой корявым почерком, вроде детского, было написано:
Все права на серебро, которое я нашел в горах Сангре-де-Кристо, территория Нью-Мексико, я передаю настоящим Гэвину Рою из Дьябло за сумму в шестьсот долларов. Подписал собственноручно и без принуждения
Франкли Фарадей
- Старый ворон запрятал денежки в седельные сумки и помчался в Канзас-Сити, - Гэвин быстро улыбнулся окружающим. - Говорил он только об одном - как он весь город вверх дном перевернет - там, на востоке, этот самый Канзас-Сити. Женщины - вот он о чем толковал! Ну, что ж, - он сделал паузу, - такой человек, который полжизни провел в горах, копая землю и нюхая свой собственный пот… я так думаю, здорово изголодался по женщинам. - Он покачал головой и подождал, пока Петтигрю кивнет. - Хотя не знаю, почему он выбрал Канзас-Сити. Будь я в его возрасте да с такими деньгами в кармане, я бы отправился в Нью-Йорк и погулял бы там вволю. Это уж точно.
Окружающие согласились, что в Нью-Йорке человек может разгуляться куда похлеще, чем в Канзас-Сити.
- А почем вы знаете, что он вас не обжулил? - спросил Джо Первис. - Три сотни долларов - это до черта денег, чтобы уплатить их за заявку, которую ты в глаза не видел. Вы страшно рискнули, Гэвин.
- Ну, - Гэвин слегка изменил свою историю, - на обратном пути я проехал через эти холмы, потому что тоже начал сомневаться, и малость покопал в тех местах, где старик говорил… что там серебро есть… - Он помолчал. И негромко добавил: - И кое-что нашел…
У Первиса сверкнули глаза.
- Вы что-то нашли? И привезли сюда?
- Может привез, а может и нет…
Он встал, кивнул окружающим, заплатил за выпитое и ушел. Они слышали, как застучали копыта его пегого конька по земле, а потом затихли, когда он выехал за город. Люди переглянулись.
- А где же Гэвин взял три сотни долларов наличными? - спросил Первис.
- У нас, - сказал Сэм Харди.