Капитан Кайман - Май Карл Фридрих 3 стр.


- Ну, мистер, минута прошла! Получу я ответ или нет? Считаю: один… два… тр…

Полностью выговорить опасное число "три" ему не удалось. Хаммердал, сидевший до счета "два" без движения, с невообразимой быстротой схватил свое старое ружье, в тот же миг повернул его в нужном направлении, все увидели короткую вспышку, и в тесном помещении раздался страшный грохот. Разбитое ружье чужака вывалилось у него из рук и упало на пол. В следующую секунду и сам он лежал рядом с ружьем, придавленный коленом Дика, причем в руках у последнего был большой охотничий нож, который он приставил к его груди.

- Ну, гринхорн, скажи "три", чтобы я смог тебе ответить, - презрительно предложил Дик.

- К черту, мастер, отпустите меня, я не имел в виду ничего серьезного. Я бы ни за что не выстрелил!

- Потом мы все хорошие. Не выстрелил бы? Значит решил устроить спектакль для старого охотника, которого зовут Дик Хаммердал? Смех, да и только! Мне все равно, стали бы вы стрелять или нет, юноша! Вы направили оружие на белого человека и по законам прерии заслуживаете того, чтобы вам распороли брюхо. Теперь считаю я: один… два…

Лежащий сделал отчаянную, но бесплодную попытку освободиться, после чего взмолился:

- Не убивайте меня, мистер; Полковник - это мой дядя!

Охотник отвел в сторону нож, но противника отпускать не стал.

- Полковник… ваш дядя? Скажите это кому-нибудь другому, а я еще подумаю, прежде чем поверить.

- Это так. И он будет вам не очень признателен, когда узнает, что вы со мной сделали.

- Так! Мда! Ну, то ли вы и в самом деле его племянник, то ли нет - это все равно; я вас немного пощекотал и думаю, что это был хороший урок. Слишком много чести для гринхорнов, чтобы мой нож лишал их жизни. Вставайте!

Сказав это, он пошел к своему столу, на котором лежало оставленное им ружье. Взяв его в руки, Дик принялся его заряжать. Его маленькие блестящие глазки внимательно разглядывали старое, грозное оружие, лицо осветилось любовью и заботой - именно это чувство неизменно вызывало у него данное занятие.

- Да, такое ружье, как это, вряд ли еще где-нибудь найдешь, - высказал свою точку зрения хозяин салуна, воспринявший происшествие с полным спокойствием; дым, наполнивший помещение, его не волновал.

- Хотелось бы думать, разбавитель спиртного, - добродушно сказал Дик, - оно в неплохом состоянии и всегда под рукой, когда требуется.

В этот момент дверь тихо отворилась, несмотря на то, что сидящие у окна не заметили перед этим никакого движения на улице, и в зал бесшумными шагами вошел человек, в котором, хотя он был одет как белый охотник, сразу можно было узнать индейца.

Одежда его была опрятной и чистой, что редко встречается среди людей его цвета кожи. Охотничья куртка и гетры, изготовленные из сыромятной телячьей кожи, в выделывании которой женам индейцев нет равных, были аккуратно сшиты и украшены искусно сделанной бахромой. На ногах он имел мокасины из лосиной шкуры; этот род обуви не повторяет форму ноги, однако является удобным и долговечным. Головной убор отсутствовал; темные густые волосы были собраны в узел, покоившийся на голове подобно тюрбану.

Оглядев собравшихся спокойным, благородным взглядом, индеец направился к столу, за которым сидел Дик. Он выбрал самое неподходящее место, ибо тот злобно заорал:

- Что тебе нужно тут, около меня, краснокожий? Это место мое! Иди поищи себе другое!

- Красный человек устал; белый брат оставит его в покое! - мягко сказал индеец.

- Устал или нет, это все равно. Мне противно смотреть на твою красную шкуру!

- Моей вины в этом нет; ее дал мне Большой Дух.

- От кого ты ее получил, это все равно. Ты мне не нравишься!

Индеец снял с плеча ружье, поставил его прикладом на пол, положил скрещенные руки на верхний конец дула и спросил, теперь уже не так мягко:

- Мой белый брат владеет этим местом?

- Не твое дело.

- Ты сказал правильно: это не мое дело, но также и не твое, поэтому красный человек будет сидеть там же, где белый.

И он сел. В том, как он произнес последние слова, было нечто такое, что произвело впечатление на ворчливого охотника, и он оставил его в покое.

Тут подошел хозяин и спросил краснокожего:

- Что тебе нужно в моем доме?

- Дай мне хлеба, чтобы поесть, и воды, чтобы выпить! - ответил тот.

- У тебя есть деньги?

- Если бы ты пришел ко мне в вигвам и попросил есть, я бы не взял с тебя денег. У меня есть золото и серебро.

Глаза хозяина заблестели. Индеец, у которого есть золото или серебро, является желанным гостем в любом месте, где есть "огненная вода". Он ушел и вскоре вернулся с огромным кувшином, который вместе с хлебом поставил перед гостем.

- Белый человек ошибается; такой воды я не хотел!

Хозяин посмотрел на него с удивлением. Он еще никогда не видел индейца, который мог устоять перед спиртным.

- Тогда чего ты хочешь?

- Красный человек пьет только воду, которую дает земля.

- Ну, так катись туда, откуда пришел. Я здесь для того, чтобы делать деньги, а не служить у тебя водоносом! Плати за хлеб и пошел вон!

- Красный брат заплатит и уйдет, но не раньше, чем ты продашь ему то, что ему нужно.

- Что ты хочешь?

- Ты держишь магазин, где можно покупать?

- Да.

- Тогда дай мне табак, порох, пули и спички.

- Табак ты получишь; порох и пули я индейцам не продаю.

- Почему нет?

- Потому, что они не для вас.

- Но твои белые братья их могут купить?

- Надо думать!

- Все мы братья; все мы умрем, если не сумеем подстрелить себе дичь; у нас всех должны быть порох и пули. Дай мне то, что я попросил.

- Ты этого не получишь!

- Это твое последнее слово?

- Последнее!

Индеец схватил его левой рукой за горло, а правой вытащил длинный нож.

- Ты больше не будешь продавать порох и пули твоим белым братьям. Большой Дух дает тебе только мгновение. Так продашь мне то, что я хочу, или нет?

Охотники повскакали со своих мест, и на их лицах было явно написано желание броситься на краснокожего, держащего стальной хваткой стонущего хозяина салуна. Индеец, однако, нисколько не испугался и крикнул грозно, гордо подняв голову:

- Кто посмеет тронуть Виннету, апача?

Слова его произвели удивительное действие.

Как только они были произнесены, угрожающие возгласы тут же сменились знаками дружбы и внимания. Виннету - это было имя, внушавшее уважение самым смелым охотникам и звероловам.

Этот индеец был сыном Инчу Чуны, самого знаменитого из вождей апачей. С давних пор враги присвоили этому племени кличку "Пимо" за его всем известную трусость и вероломство; так продолжалось до тех пор, пока вождем не стал Инчу Чуна; при нем вчерашние трусы стали превращаться в умелых охотников и храбрых воинов; апачей стали бояться далеко по ту сторону горного хребта, их смелые походы всегда заканчивались громким успехом. Отряды их были малочисленны, но они проникали далеко на восток, прорываясь через районы, населенные врагами. В этих походах прославился своими подвигами Виннету, сын Инчу Чуны. Несмотря на свою молодость - ему было всего двадцать пять, - он уже был главным действующим лицом повествований у ночных костров.

- Отпусти! - завопил хозяин. - Если ты Виннету, ты получишь все, что захочешь!

- Хуг! - В гортанном голосе Виннету послышалось облегчение. - Большой Дух подсказал тебе ответ, человек с красными волосами; иначе я отправил бы к твоим предкам тебя, а также каждого, кто посмел бы мне помешать!

Он отпустил его, и, пока хозяин отправился за требуемым, подошел к Хаммердалу и спросил:

- Почему белый человек сидит здесь и веселится, когда красные враги угрожают его вигваму?

Дик отвел глаза от стакана и проворчал:

- Какая разница, сижу ли я тут или где-то еще. Ты меня знаешь, апач?

- Виннету никогда тебя не видел, но на твоей куртке есть знак моего храброго друга, и Виннету знает, что ты один из его людей. Должен ли большой охотник Дедли-Ган один сражаться за скальпы огаллала, которые за ним охотятся?

- Огаллала? - Дик Хаммердал подпрыгнул на месте, будто увидев у себя под столом огромную змею; Пит Холберс также встал и, сделав всего один шаг своими длинными ногами, оказался рядом с индейцем. - Что знает красный человек об огаллала?

- Поспеши к своему вождю, ты все узнаешь у него.

Он повернулся к хозяину, который был уже тут, отстегнул от пояса подсумки для пороха, пуль и припасов и, после того как хозяин наполнил их, полез рукой за свою серого цвета охотничью рубашку.

- Виннету даст красный металл человеку с красными волосами!

Винклаи схватил плату и стал разглядывать тяжелый брусок с жадным блеском в глазах.

- Золото, настоящее, чистое золото, здесь никак не меньше сорока долларов! Индеец, где ты его взял?

- Какое это имеет значение? - Он произнес эти слова, небрежно пожав плечами, и в следующее мгновение исчез из комнаты.

Хозяин огляделся, широко раскрыв рот.

- Послушайте, джентльмены, у этого краснокожего мерзавца, похоже, больше золота, чем у нас всех, вместе взятых. Мне никто еще так хорошо не платил за порох, как он. Я думаю, стоит за ним последить, наверняка у него еще что-то есть при себе; сдается мне, у него и лошадь тут где-нибудь недалеко спрятана, это так же верно, как то, что у ножа есть рукоятка!

- Не советовал бы вам этого делать, приятель, - сказал Дик Хаммердал, собираясь в дорогу. - Виннету, апач, - это не тот человек, которого легко можно обвести вокруг пальца. Есть у него золото или нет, это не имеет значения - просто так его никто не получит!

Пит Холберс положил ружье на плечо и сказал:

- Нам пора, Дик, пора. Мы должны спешить изо всех сил. Этот индеец редко ошибается и в том, что касается этих собак огаллала, скорее всего, тоже прав, пропади они пропадом. Однако что делать с этими? - И он указал на двоих чужаков.

- Они поедут с нами, - ответил Дик и повернулся к чернобородому.

- Если вы хотите увидеть Дедли-Гана, вам сейчас самое время отправляться в дорогу, мистер Мертенс. Кстати, судя по имени, вы немец?

- Да, мой спутник и я - немцы по рождению. Мы приехали из Германии.

- Немцы? Хм, будь вы китайцы или турки, это было бы все равно; но немцы мне по душе - они храбрые люди. Некоторые из тех, кого я знал, умели держать ружье так, что попадали бизону в глаз. Итак, вперед, приятель! Время не ждет.

Четверо мужчин вышли из салуна наружу. Хаммердал сунул два пальца в рот и громко свистнул. На его свист приковыляли две спутанные лошади, которые паслись неподалеку.

- Ну, а вот и наши клячи! Теперь в путь, мистер Мертенс и… как бишь вас зовут? - спросил он его спутника.

- Вольф, Петер Вольф, - ответил тот.

- Петер Вольф? Не слишком-то хорошее имя! Зовись вы Джон, или Тим, или, к примеру, Билл, это было бы куда ни шло, но Петер Вольф - тут можно язык сломать или вывихнуть себе челюсть. Ну что ж, садитесь на коней и поехали.

- Куда пропал индеец? - спросил Мертенс.

- Апач-то? Это все равно, куда он пропал. Он сам знает, куда ему ехать, и я ставлю мою лошадь против козленка, что мы его встретим снова, когда он это сочтет подходящим, и как раз тогда он нам и будет нужен больше всего.

Казалось, пари, предложенное Диком, было не очень серьезным, поскольку далеко не каждый с готовностью согласился бы выставить хорошего, упитанного козленка против старой колченогой кобылы, за острым как нож хребтом которой висело изрядное количество прожитых лет и которая скорее походила на помесь козы и осла, нежели на лошадь. Ее голова была невероятно большой и толстой, о хвосте вообще речи не было, так как там, где раньше размещался пышный султан из конских волос, теперь беспомощно торчал короткий и худосочный обрубок, в коем даже под микроскопом невозможно было бы найти ни малейшего следа волос. Грива также отсутствовала; на ее месте можно было увидеть грязную, спутанную полосу из пуха и перьев, по обе стороны шеи плавно переходивших в длинную шерсть, которой было покрыто все ее костлявое туловище. Судя по старательно поджатым губам, у великолепного животного полностью отсутствовали зубы; маленькие, старательно косящие глаза свидетельствовали о далеко не дружелюбном характере.

Тем не менее смеяться над старым Росинантом решился бы только незнакомый с Западом человек. Подобное животное обычно верно служит владельцу в течение половины его, хозяина, жизни, разделяя с ним смертельные опасности и тяжелый труд в любую погоду, в жару и в холод, под дождем и снегом и, будучи уже в возрасте, обладает весьма ценными качествами, так что поменять его на кого-то другого - дело весьма трудное и болезненное. Все это было хорошо известно Дику Хаммердал у, почему он и продолжал держать старую, заезженную кобылу, вместо того чтобы иметь под седлом молодого могучего мустанга.

Экипировку Пита Холберса также нельзя было назвать роскошной. Он восседал на маленьком, коротком и толстом жеребце, который был столь низок ростом, что длинные ноги всадника едва ли не волочились по земле. Но, несмотря на тяжелый груз, движения животного были грациозны и легки, и чувствовалось, что такому коню вполне можно доверять.

Что касается лошадей остальных, то видно было, что они выращены на спокойной ферме где-нибудь на востоке, и только время могло дать ответ, годятся ли они на что-нибудь здесь.

Быстрая езда через высокий лес продолжалась много часов. К вечеру путники достигли открытой прерии; покрытая цветущими гелиотропами, она раскинулась во все стороны подобно пестрому ковру, заканчиваясь в бесконечной, казалось, дали у темнеющего горизонта.

Отдохнувшие с утра лошади не были утомлены, поэтому решено было продолжить путь через саванну, прежде чем начать устраивать ночной лагерь. Лишь когда на небе уже блестели звезды и давно уже отсиял последний луч солнца, Хаммердал остановил лошадь.

- Стоп, - сказал он, - день кончился, пора завернуться в одеяла! Не так ли, старый енот Пит Холберс?

В те времена, на Дальнем Западе, название этого симпатичного зверька с полосатым хвостом охотно употреблялось трапперами в качестве обращения.

- Как хочешь, Дик, - проворчал Холберс, испытующе глядя вдаль, - однако не лучше ли нам отмахать еще милю? Или три, или пять? Четыре умелые руки и два ружья были бы нужнее там, у Полковника, чем здесь, на лужайке, где жужжат жуки и порхают ночные бабочки.

- Плевать на бабочек. У нас тут двое господ, которые еще не знают, что такое прерия, и надо дать им отдохнуть. Глянь, как пыхтит гнедой под Петером - чертовски трудное имя! - Вольфом; да, посмотри, как он хрипит, будто у него там целый Ниагарский водопад в горле; и тот рыжий, на котором повис Мертенс, весь в пене. Итак, слезаем; начнет светать - поедем дальше.

Оба немца, не привыкшие к столь долгой верховой езде, действительно очень устали и мгновенно последовали приказу. Лошади были привязаны длинными лассо, и после скромного ужина, когда определили очередность дозоров, все кроме тех, кто дежурил первым, легли спать прямо на траве.

Утром двинулись дальше. Оба траппера были молчаливыми людьми, из которых трудно выжать хотя бы одно слово, если это не было действительно необходимо; кроме того, теперь они находились не в безопасном салуне, где можно беззаботно спустить со стапеля ту или иную историю, а в прерии, где нельзя ни на секунду ослаблять внимания к малейшим деталям окружающей обстановки; в довершение всего известие, принесенное Виннету, способно было замкнуть рот самому разговорчивому человеку. Так и случилось, что Мертенс, у которого с утра кое-что вертелось на языке, вынужден был держать его за зубами, а когда пришла ночь, то все были настолько заняты устройством на ночлег, что слушать его никто не захотел и, недовольный, он завернулся в одеяло и стал ждать, когда придет сон.

Так, в быстрой езде по прерии, прошло несколько дней, почти без слов, и лишь на пятые сутки, ближе к вечеру, Дик Хаммердал, который все время находился впереди, вдруг остановил кобылу и в следующее мгновение уже сидел в траве на корточках и очень внимательно разглядывал следы на земле. Потом он крикнул:

- Посмотрите-ка, Пит Холберс, не иначе как кто-то тут проехал незадолго до нас; можешь сожрать меня с потрохами, если это не так. Слезай и иди сюда!

Холберс наступил левой ногой на землю, поднял затем правую над крупом своего коня и слез, после чего нагнулся посмотреть на след.

- Не знаю, как ты, Дик, - проворчал он, - а я думаю, что это был индеец.

- Был ли это краснокожий или нет, все равно, но лошадь белого оставляет не такой след, как эта. Садись обратно на свою лошадь, а я посмотрю дальше!

И он пешком пошел по лошадиному следу, в то время как его умная кобыла без лишних напоминаний сама последовала за ним.

Пройдя несколько сот шагов, он вдруг застыл и обернулся.

- Слезай снова, старый енот, и скажи мне, что это такое? - Он показал рукой на землю.

Холберс нагнулся и, тщательно осмотрев место, сказал:

- Дик, если ты считаешь, что это тот самый апач, то ты, наверное, прав. Та же бахрома, кусок которой висит здесь, на кактусе, была на нем тогда, в салуне. Такой я не видал ни у одного краснокожего - обычно они просто подрезают края. Здесь он слез с лошади, чтобы что-то посмотреть, и тут-то эти колючки и оборвали бахрому. Я думаю… ну-ка, Дик, посмотри направо! Чьи ноги тут стояли?

- Клянусь твоей бородой, Пит, это какой-то негодяй индеец, который пришел с той стороны и здесь свернул. А ты что думаешь?

- Мда, у этого апача дьявольски острые глаза, наверняка он увидел самый первый след, и кто знает, сколько бы мы здесь ходили, ничего не подозревая.

- Первыми мы этот след заметили или не первыми, все равно; достаточно того, что мы его нашли. Однако дикари редко путешествуют по прерии в одиночку. Как пить дать, у него где-то рядом спрятана кляча и наверняка поблизости торчит целая шайка с луками и намалеванной на щитах разной чертовщиной. Давай-ка хорошенько осмотримся, а то как бы нам не наткнуться на кого-нибудь из них!

Он внимательно оглядел горизонт и недовольно покачал головой:

- Послушайте, Мертенс, у вас там сбоку висит мешок. Почему бы вам его не открыть? А то, может, там у вас какая-нибудь птица спрятана и вы боитесь, что она улетит?

Мертенс развязал мешок, вытащил оттуда подзорную трубу и, не слезая с лошади, протянул ее охотнику. Тот открыл прибор, поднес его к глазам и начал снова осматривать горизонт.

Через пару минут он вдруг удивленно поднял брови и сказал с улыбкой:

- Вот тебе труба, Пит Холберс. Посмотри-ка вон туда и скажи мне, что это за длинная прямая линия тянется с востока на запад по северной стороне горизонта?

Холберс последовал указанию. Через некоторое время он опустил инструмент и произнес, задумчиво потирая свой длинный острый нос:

- Дик, если ты считаешь, что это как раз проходит железная дорога на Калифорнию, то ты не такой глупый, как можно подумать.

Назад Дальше