Маша . Он человек легкий, живой, свободный, счастливый, новый.
Лаутская . Словом, не муж, а жилец.
Маша . Все равно. Я его люблю. И не вмешивайся.
Лаутская . А ты думаешь, я его не люблю? Если бы не любила вас обоих, очень бы мне нужно было стараться! Нет, ты только подумай: ну что я принесла? Ведь это курам на смех! Две морковки, кусочек капусты…
Звонок.
Что там такое?
Поля . Почта.
Маша (перебирает письма) . Ему. Ему. Ему. Наверное, от девушки. Ему. Ему.
Лаутская . Нам ничего?
Маша . Нам ничего. Ему. Ему. Ему.
Поля . Все ему.
Маша . Ага! За квартиру. За электричество. Это нам. Ой, у меня голова болит!
Явление II
Те же и Завьялов.
Завьялов . Что такое? Почта? А! (Берет письма.) Ну, как дела? Как ты себя чувствуешь? Головка болит? Ну, дай я тебя поцелую нежненько-нежненько. С добрым утром!
Маша . Ты что?
Завьялов . А что?
Маша . Спятил?
Завьялов . Почему?
Маша . Дырявая голова!
Завьялов . В чем дело?
Маша . Мы с тобой уже сегодня виделись.
Завьялов . Не может быть.
Маша . Какой ты внимательный!
Завьялов . И я тебе уже говорил "доброе утро"?
Маша . Говорил.
Завьялов . И уже целовал нежненько-нежненько?
Маша . Представь себе!
Завьялов . Нет, серьезно?
Маша . Совершенно серьезно.
Завьялов (смеется) . Фантастически!
Лаутская . Интересно знать, к чужим людям вы так же внимательны, как и к родным?
Завьялов (распечатывая письма) . Не понимаю.
Лаутская . Что ж тут понимать!
Завьялов . Не ощущаю никакой разницы между так называемыми "чужими" и так называемыми "родными".
Лаутская . Родные – это те, кого мы любим.
Завьялов . Ага! А чужие – это те, кого мы не любим? Замечательно! Повестка. Повестка. Билет на выставку. Почему я должен любить своих и не любить чужих? Какая между ними принципиальная разница? Я люблю всех. Повестка.
Лаутская . Это ваша новая идея.
Завьялов . Это естественное состояние человека будущего.
Маша . Любить всех одинаково?
Завьялов . Конечно.
Лаутская . Любить всех – значит не любить никого или, по крайней мере, любить только себя.
Маша . Мама!
Завьялов . При капитализме – да. В будущем обществе – наоборот.
Лаутская . Это чепуха!
Завьялов . Почему?
Лаутская . Потому что… Потому что относиться ко всем одинаково можно только тогда, когда все одинаковы.
Завьялов . В будущем обществе все и будут одинаковы.
Лаутская . Все одинаковы… То есть как это одинаковы? Позвольте! Ну, уж, нечего сказать, хорошо ваше будущее общество! Это что же такое: все блондины, и все одинакового роста, и у всех на носу одинаковые признаки – бородавки, что ли, – и все одинаково любят рубленые котлеты с морковкой, и все одинаково умные, и… и… и… и уже не знаю что?! Нет, мерси! Я на такое будущее абсолютно не согласна. Лучше повеситься.
Завьялов . Вы вульгарно его понимаете. В будущем обществе все люди будут поставлены в равные трудовые условия. Каждый будет давать в меру своих способностей и брать в мору своих потребностей. Надо читать Маркса.
Лаутская . У вашего Маркса довольно прозрачно сказано, что форма будущего общества неизвестна.
Завьялов . Правильно! И что ж? Марксу это было еще неизвестно. Но исторический процесс развивается, и мы уже можем совершенно научно определить форму будущего общества. Я уже, например, вижу его.
Лаутская . Он его уже видит!
Маша . Какое же оно будет, интересно?
Завьялов . Оно будет замечательно устроено. Люди будут действительно свободны. Людям будет позволено все.
Лаутская . Решительно все?
Завьялов . Все, кроме одного. Одно им будет запрещено. Запрещено угнетать друг друга. Люди будут свободно развиваться. Человечество будет расти и шуметь, как прекрасный, густой лес. Нет, густой лес – это неверно. В густом лесу сильные экземпляры растений душат слабые. Слабые деревья гибнут, лишенные солнца и воздуха, в тени сильных. Сильные живут за счет слабых. Густой лес – это неверно. Нет! Наоборот, редкий, хорошо посаженный, распланированный лес, где каждое дерево имеет право на свою долю воздуха, земли, солнца и дождя. Люди не будут, как и деревья в густом лесу, сплетаться корнями и ветвями, не будут бороться. Сильные не будут убивать слабых; каждый человек будет расти и развиваться по-своему, во всю силу своих добрых чувств, талантов, способностей и возможностей.
Маша . А как это практически?
Завьялов . Практически? Очень просто. Высочайшая техника, и на основе этой высочайшей техники города-сады, агрогорода, дома-отели, где каждый человек имеет право на прекрасную, совершенно отдельную, изолированную комнату, с ванной, с душем, с искусственным солнцем, с озонирующей аппаратурой, с цветами, с постельными принадлежностями.
Лаутская . То есть позвольте: а если семья? Что ж, вся семья так и будет помещаться в одной комнатке с… озонирующей аппаратурой? И жена? И дети? И… теща? Это же ужас!
Завьялов . Семьи не будет.
Лаутская . Не будет семьи? Вы меня удивляете и разочаровываете. А что же будет? Как же тогда люди будут, пардон, размножаться?
Завьялов . Можно размножаться без семьи.
Лаутская . Но любовь?!
Завьялов . Семья – могила любви. Нечто обязательное, навязанное, уныло-постоянное. И что такое любовь? Свободное чувство, не поддающееся никаким ограничениям, не вмещающееся ни в какие застывшие формы. Ограничьте любовь привычкой, попробуйте ограничьте! И она – труп.
Лаутская . Что он говорит!
Маша . У меня болит голова.
Лаутская . Но как же в таком случае муж и жена?
Завьялов . Жен и мужей не будет.
Лаутская . Но что же будет?
Завьялов . Будут просто мужчины и женщины, которые чувствуют друг к другу влечение. Свободный союз.
Лаутская . И каждый будет жить отдельно, в своей комнате?
Завьялов . Да.
Лаутская . Муж в "Метрополе", а жена в "Гранд-отеле"?
Завьялов . Если хотите.
Лаутская . Но дети? Они, надеюсь, не отменяются?
Завьялов . Дети не отменяются.
Лаутская . Слава богу! Хоть что-нибудь не отменяется. Но ведь дети связывают?
Завьялов . Ничуть! Детей будет воспитывать общество.
Лаутская . Вы меня угнетаете!
Завьялов . Таким образом, люди, ничем не связанные, будут абсолютно свободны в своем чувстве. И любовь будет абсолютно чиста от всяких посторонних примесей.
Лаутская . Посторонних примесей! Дети – посторонняя примесь? Но чувства, чувства! Скажем, ревность?
Завьялов . Ревности не будет.
Явление III
Входит доктор.
Лаутская . Доктор, вы слышите, что он говорит? Но будет ревности!
Доктор . Здравия желаю! Где не будет ревности?
Лаутская . В будущем обществе.
Доктор . А что ж… весьма возможно.
Маша . Что это у вас такое?
Доктор . В трамвае оторвали. Весьма возможно, что в будущем обществе ревности и не будет. Что это у вас, философский диспут?
Завьялов . Приходится повторять азбучные истины.
Маша . Хорошо. Допустим. А если кто-нибудь разлюбил?
Завьялов . Уходит.
Маша . А если другой продолжает любить, то все равно уходит?
Завьялов . Как хочет. Хочет – уходит, не хочет – не уходит.
Маша . Так просто и уходит?
Завьялов . Просто и уходит.
Маша . А если другому от этого больно?
Завьялов . Что ж делать! Но я думаю, что тогда люди не будут этому придавать такого значения. Теперь это связано с целым рядом тяжёлых осложнений: те же дети, квартира, стандартные справки, заборные книжки, жилплощадь, талоны, всякая чепуха! А тогда это будет легко и просто. Человек кладет в чемоданчик пару белья и говорит: "Прощай, дорогая, мне с тобой скучно, я уезжаю на острова Тихого океана". Между прочим, где мой чемоданчик?
Маша . Мама, где его чемоданчик?
Доктор . Вы отправляетесь на острова Тихого океана?
Завьялов . Пока нет.
Лаутская . У вас под кроватью.
Доктор . Но в общем, из всех океанов вы предпочитаете Тихий?
Завьялов . Да, Тихий.
Доктор . Так я вас не поздравляю с Тихим океаном. Куда ни плюнешь, непременно в подводную лодку попадешь. Там скоро ни одной уважающей себя рыбы не останется. Вылезет из воды что-нибудь этакое сверх, знаете ли, дредноутистое, утыканное шестнадцатидюймовыми дальнобойными, знаете ли, цацками, да как барабахнет-т-т! Вот вам и Тихий океан! Пустячок тихий! Гран мерси! Нет, Иван Васильевич, на данном отрезке ни о какой тишине, ни о каких волшебных островах не может быть и речи. Возьмите глобус, закройте глаза, знаете ли, ткните наугад. Куда ни ткнете, везде борьба. В любой точке. Мир кипит-с. Борьба… борьба!
Завьялов . У вас удивительная способность констатировать общеизвестные истины с таким энтузиазмом, как будто вы открываете человечеству небывалые Америки, необъятные горизонты. Всюду борьба! Подумаешь, новость! Разумеется, всюду борьба. Но для чего борьба – вот вопрос.
Доктор . То есть как… для чего борьба?
Завьялов . А так, очень просто: для чего борьба?
Доктор . Для того, чтобы люди в конце концов, в результате борьбы, стали здоровыми, сытыми, свободными, счастливыми.
Завьялов . Правильно! Короче говоря: идет борьба за нового человека, за человека будущего. А что такое человек будущего? Человек будущего – это высоко развитая личность, с большой буквы! Глубоко интеллигентная индивидуальность, освобожденная от всех условностей, свободная, счастливая, вечно юная.
Доктор . Ну, вот вы уже начали читать свою лекцию: "свободная", "вечно юная"! Все это прекрасно, я с этим не спорю, но без борьбы в настоящем мы не добьемся этого в будущем.
Завьялов . Почему? Вы меня удивляете. Что касается лично меня, то я, например, уже ощущаю это будущее. Для меня лично оно уже настоящее. Сегодня, сейчас, здесь… Борьба? Разумеется, борьба. И лично я борюсь. Борюсь за свободу чувств, за свободу передвижения.
Доктор . Позвольте… Но если все начнут так рассуждать и действовать, как вы, тогда что же получится? В один прекрасный день все советские служащие схватят чемоданы и бросятся на острова Тихого океана. А кто же тогда будет служить? Кто останется на производстве? Кто будет строить заводы, лечить, учить, кормить, пахать, сеять?
Завьялов . Зачем же все? Я не сказал – все. У каждой индивидуальности своя форма борьбы. Нельзя же всех обкорнать под одну гребенку. Каждому свое, дорогой доктор. Пусть рабочий работает, учитель учит, колхозник сеет, инженер строит, лекарь лечит. Это их форма борьбы, так сказать – дорога. Но есть личности, переросшие свою среду, свой класс, люди высокого интеллекта, широких горизонтов, люди смелой и новой мысли. У них другая дорога. Дорога цветов.
Доктор . Да, но согласитесь, что это несколько преждевременно.
Завьялов . Наоборот! Несмотря ни на что, вопреки всему, ломая старые формы! В этом настоящий бунт, настоящая борьба, настоящая революция духа!
Доктор . Сверхчеловек… Ницше… Юберменш…
Завьялов . Как вы сказали? Ницше? Юберменш? Ах да, совершенно верно, очень хорошо! (Быстро достает записную книжку и записывает.) Сверхчеловек. Ницше… Так. Спасибо! Да. Освобожденный человек, юберменш, смело и гордо идет по дороге цветов.
Маша . Кстати, о дороге цветов. В котором часу закрывается каток?
Завьялов . В одиннадцать. А что?
Маша . Ты пришел значительно позже.
Завьялов . Провожал девушку.
Доктор . Это иногда полезно.
Маша . До пяти часов утра?
Завьялов . Нет, я потом еще долго гулял. Я обожаю ходить ночью по Москве. Тишина. Пустота. Чистота. Сияние. Как в будущем. (Распечатывает письмо, читает.) Не понимаю. Забавно! (Маше.) Посмотри. (Дает ей письмо.)
Доктор . Письмо от поклонницы?
Маша . От этой самой.
Завьялов . Не понимаю.
Маша . Не интересуюсь чужими письмами.
Завьялов . Вот чудачка! Да нет, ты прочти. Анекдот. Послушайте…
Маша (читает) . "Завьялов! Вы мне нравитесь. Я слышала по радио ваш доклад о человеке будущего. Я вполне разделяю ваши взгляды. Вы отрицаете семью. Я тоже. Любовь должна быть свободной. Это факт. Вы – новый человек. Я тоже. Говорят, я недурна. Вы тоже. Приходите в гости. Мой муж не ревнив. Итак. Вера Газгольдер".
Завьялов . Какой мужественный стиль!
Доктор . Популярность, популярность!
Лаутская . Вера Газгольдер? Наверное, какая-то авантюристка!
Маша . Возьми эту гадость. Кто она? Это та самая?
Завьялов . Какая "та самая"?
Маша . Ну, твоя… новая. Комсомолка…
Завьялов . Нет, что ты! Ничего похожего. Как ты могла подумать? Танька – очаровательное существо. Настоящая пролетарская девушка. В лучшем смысле этого слова. Молодая, красивая. Здоровая, крепкая, работяга. Вы знаете, товарищи, ей девятнадцать лет, а она уже чем-то там заведует у себя на фабрике. У нее даже есть два помощника. Девчонке девятнадцать лет, а уже два помощника. Настоящий новый человек!
Маша . Воображаю. Ты что, в нее влюблен?
Завьялов . Это нескромный вопрос.
Маша . Вот бы ты на ней и женился, если она уж такой новый человек, тем более молоденькая, хорошенькая и так далее. Только имей в виду – все эти девушки будущего обожают выходить замуж. Хлебом не корми. Доктор, хотите кофе? Поля, дайте доктору кофе.
Завьялов . Фу, как тебе не стыдно! Ни с того ни с сего облаяла чудесную девушку. Я уверен, что она бы тебе очень понравилась, если б вы познакомились.
Маша . Не имею ни малейшего желания.
Завьялов . Но почему же? Вот хочешь, я тебе ее нарочно приведу?
Маша . Еще этого недоставало! Нет уж, пожалуйста. Можешь путаться со своими "пролетарскими" девушками, где хочешь, а в мой дом не смей их приводить.
Завьялов . То есть как это: в "мой дом"?
Маша . А так, очень просто. Это мой дом! Я здесь хозяйка. Берите, доктор, хлеба. Вы, наверное, с утра ничего не ели?
Доктор . Признаться.
Завьялов . Это просто глупо.
Маша . Может быть. Я ж известная дура. Но пока еще у нас, слава богу, нет твоего "будущего общества". Пока у нас, слава богу, еще существует семья, есть мужья и жены, есть ревность, дети и прочие посторонние примеси. И перестанем об этом говорить. Доктор, почему вы не берете масла? Я вам намажу.
Доктор . Признаться…
Завьялов . Ох, как здесь душно жить, до чего душно!
Маша (дает мужу счета) . Пожалуйста.
Завьялов . Что это? Счета? За электричество и за квартиру? Хорошо!
Маша . Что "хорошо"?
Завьялов . Я сказал – хорошо.
Маша . Надо платить.
Завьялов . А что, разве в доме нет денег?
Маша . Нету.
Завьялов . Ладно. Подождут.
Маша . Ждать не будут.
Завьялов . Подождут. Ничего не произойдет.
Маша . Нет, произойдет. Выключат свет. Домоуправление подаст в суд.
Завьялов . Ой, боже мой! Ну, как это может быть, чтобы в пролетарском государстве вдруг лишили света и выселили из квартиры работника умственного труда за неплатеж? Не бывает!
Маша . Очень просто.
Завьялов . Да никогда этого не будет! Подождут.
Маша . Ну, посмотришь. Только я вовсе не желаю из-за тебя оставаться в темноте и жить на улице. И вообще больше в доме нет денег, имей это в виду. Тебе всегда надо напоминать. Мне это наконец надоело!
Завьялов . Вы видите, доктор? У меня голова болит. Фу, до чего здесь темно, и тесно, и мерзко! Ей-богу, я задыхаюсь в этой атмосфере. И этот дурак еще играет.
Слышится сверху неуклюжие звуки фортепьяно – "Вальс Джульетты".
Я не могу в таких условиях заниматься умственным трудом. Мне здесь тесно. Физически тесно. Понимаешь? Меня здесь все давит. Понимаете, доктор, как это ужасно – писать о будущем и барахтаться вот во всем этом! И полное непонимание вокруг, полнейшее! Это пытка.
Маша . Ваня, ради бога!
Завьялов . Оставьте меня. Мне надо кончить книгу. (Уходит.)
Маша . У меня голова болит.
Явление IV
Те же, без Завьялова.
Доктор . Ну, ничего! Милые бранятся – только тешатся.
Маша . Еще чашку кофе?
Доктор . Мерси! Сатис эст . Вы, главное, не расстраивайтесь, Машенька. В наше время у всех неважные нервы. Вы не обижаетесь, что я вас называю "Машенька"?