Одним из достижений зрелого романтизма был всеобъемлющий историзм, охватывающий не только формы государственности, но и частную жизнь человека (быт, нравы, психологию, склад мышления), связывающий с общим ходом истории. Каждая эпоха с этой точки зрения мыслилась как неповторимое индивидуальное целое, а каждый человек в ней – органическая ее часть. Жизнь того или иного народа в истории воспринималась как естественный рост и раскрытие изначально присущей ему исторической идеи, из которой, как из зерна растение, развивался национальный исторический организм. Русской литературе на пути к зрелому романтизму предстояло преодолеть свойственную классицизму и просветительству отвлеченность в подходе к пониманию исторического времени, научиться видеть специфику каждого взятого жизненного момента в его связи с прошлой и будущей судьбою народа.
Одной из форм зарождавшегося европейского предромантического историзма была "оссианическая" поэзия и проза. Исторические корни ее были связаны с шотландским поэтом Джеймсом Макферсоном, собирателем фольклора, создавшим сентиментально-лирические поэмы-мистификации, приписанные никогда не существовавшему кельтскому барду третьего века нашей эры – Оссиану. В 1765 году Макферсон издал двухтомное сочинение "Песни Оссиана", принятое в Европе за произведения северного Гомера, открывшего человечеству поэтическую древность северных народов. Во всех европейских странах возник настоящий культ "шотландского барда", который явился фактом пробуждающегося национального самосознания. Этот культ стимулировал обращение писателей и поэтов к отдаленным эпохам, к праистории всего индоевропейского человечества, к истокам собственной народности, к национальным божествам и героям. В основе элегического лиризма Оссиана был образ могущественного и неумолимого времени, уносящего древних героев и самую память об их доблести. "Песни Оссиана" были окрашены колоритом суровой северной природы и выдержаны в единой музыкальной тональности – элегической скорби.
Оссианизм оказал большое влияние на становление в русской литературе национально-героической темы. Он определил духовную атмосферу, в которой совершалось наше восприятие и освоение былин, летописей, только что открытого "Слова о полку Игореве". Переводы и подражания "Песням Оссиана" стали появляться у нас с 1780-х годов. В 1792 году Е. И. Костров издал прозаический перевод 24 его поэм. Первые опыты оригинальной оссианической прозы относятся к 1790-м годам: "Оскольд" М. Н. Муравьева (издан Карамзиным в 1810 г.), "Рогвольд" В. Т. Нарежного (1798). В них воссоздается атмосфера древнего исторического предания, рисуются героические характеры, изображается мрачный ночной ландшафт. В лирической их композиции сливаются традиции сентиментальной повести и историко-героической элегии.
В 1803 году в "Вестнике Европы" Жуковский публикует начало своей исторической повести "Вадим Новгородский". Влияние Оссиана пронизывает в ней образный и интонационный строй, определяет особую "песенную" трактовку истории. Воспеваются времена "славы, подвигов славян храбрых, их великодушия, их верности в дружбе, святого почтения к обетам и клятвам". Упоминаются древние языческие боги, используются исторические и вымышленные имена Гостомысла, Радегаста, Вадима. Рассказывается об изгнании и гибели новгородских героев, о торжестве "иноплеменников". Прошлому придаются черты современности: мир человеческих чувств и отношений типичен для литературы сентиментализма. Вся повесть пронизана мрачной и суровой лирической напряженностью. Историзм ее, конечно, условен, да Жуковский и не ставил цели создания исторических характеров. Повести предпослана элегия в прозе – "дань горестной дружбы" и "памяти Андрея Ивановича Тургенева". Тональность этой элегии, как камертон, настраивает всю повесть на скорбный элегический лад.
Становление историзма в русской прозе можно проследить и на примере творчества К. Н. Батюшкова. Его первый исторический опыт – "старинная повесть" "Предслава и Добрыня" (1810) переносит действие в древний Киев, во времена князя Владимира. Рассказывается о несчастной любви дочери князя Предславы к юному богатырю Добрыне: великокняжеское происхождение является препятствием на пути их сближения – княжна сосватана суровому, гордому и мстительному болгарскому князю Радмиру. Любовники становятся жертвой его ревности. Повесть далека от исторической правды. Действие в ней погружено в атмосферу сказки. "Рыцарский" антураж соответствует романтическому облику героев с трагической напряженностью их страстей. Здесь Батюшков не оригинален: он движется в русле традиции исторической повести начала XIX века.
Участие Батюшкова в историческом европейском походе русской армии, завершившемся полным разгромом Наполеона и вступлением русских войск в Париж, заставило писателя обратиться к событиям современности. В повести "Путешествие в замок Сирей" (1814) Батюшков описывает посещение замка, связанного с именем Вольтера. В отличие от Карамзина он приходит в этот замок не как простой путешественник, а как участник великого исторического события, затронувшего судьбы всего европейского человечества. Поэтому нервом очерка является дух стремительных исторических перемен. Автор чувствует себя не только наследником французской культуры, но и участником исторических событий, решающих судьбы Франции и всей Европы. Образ Франции у него многолик: это Франция времен Вольтера, Франция периода революции, Франция Наполеона и поверженная Франция 1814 года. Современные события воспринимаются автором сквозь историческую призму разных эпох. Современность является продуктом истории, прямым следствием ее.
Историзм Батюшкова торжествует далее в этюдах "Прогулка в Академию художеств" (1814) и "Вечер у Кантемира" (1816). Описанию выставки в академии предпослана картина возникновения Петербурга из топи "финских блат", которую Пушкин использовал во вступлении к поэме "Медный всадник". Петербург Александра I и искусство Нового времени поставлены у Батюшкова в связь с реформаторской деятельностью Петра.
Диалог "Вечер у Кантемира" изображает дискуссию между русским представителем новой европеизированной культуры и французскими просветителями. При этом Батюшков стремится дать своим героям язык, соответствующий их времени. Но изобразить прошлое в его жизненной конкретности Батюшкову все-таки не удается. В процесс развития русской литературы войдет его умение воспринимать современность как продукт истории.
В 1822 году Пушкин писал: "Вопрос, чья проза лучшая в нашей литературе. Ответ – Карамзина". К такому выводу Пушкин пришел после прочтения первых восьми томов "Истории государства Российского", под влиянием которой с конца 1810-х до 1830-х годов совершалось развитие русской художественно-исторической прозы.
Драматургия начала XIX века
Драматургия начала XIX века развивалась в русле общих переходных процессов предромантического движения в русской литературе этого времени. Традиции высокой трагедии классицизма развивал очень популярный тогда драматург В. А. Озеров (1769-1816). Он написал пять трагедий: "Ярополк и Олег" (1798), "Эдип в Афинах" (1804), "Фингал" (1805), "Димитрий Донской" (1807) и "Поликсена" (1809). Новаторством Озерова-драматурга было то, что в высокую трагедию он ввел элементы сентиментализма. В "Эдипе в Афинах" сентиментальная поэтика используется при описаниях страданий несчастного отца, которому жизнь оставлена, "чтоб слезы лить". Герой "Фингала" познал "страдания любви, уныние, тоску, отчаянье разлуки". В "Димитрии Донском" патриотическая тема ушла на задний план, а в центре оказалась любовь героя к Ксении. Так Озеров переключал внимание зрителя с общего на частное – от "жизни в долге", составлявшей предмет трагедии классицизма, он перевел своих героев к "жизни в чувстве". Значительно реформировал драматург и язык трагедии, сделав его легким, естественным и правильным, не оскорблявшим эстетического вкуса. "Язык русский в трагедиях Озерова сделал большой шаг вперед", – писал В. Г. Белинский. Но при этом трагедии его оказались лишены чувства историзма: древнерусский князь у него говорит как современный сентиментальный влюбленный.
Жанр высокой стихотворной комедии, достигший в XVIII веке своих вершин в "Ябеде" (1798) В. В. Капниста, попытался возродить А. А. Шаховской (1777-1846).
Там вывел колкий Шаховской
Своих комедий шумный рой, -
так охарактеризовал Пушкин в "Евгении Онегине" русский театр начала века. Наиболее значительные комедии этого периода – "Модная лавка" (1806) и "Урок дочкам" (1807) были написаны И. А. Крыловым прозой. А высокие традиции поэтической комедии Капниста были вытеснены тогда переводными французскими сентиментальными драмами. Шаховской вернул русской комедии значительность проблематики и вывел этот жанр на первое место в театральном репертуаре. Главной темой его пьес было выступление против "чужебесия" русского дворянства, бездумного преклонения его перед всем иностранным. Шаховской был членом "Беседы…" и разделял консервативные воззрения Шишкова. Но на фоне общенационального подъема 1810-х годов его пьесы воспринимались с энтузиазмом и были актуальными.
Шаховской дебютировал на сцене комедией "Коварный" (1804). В подмосковной усадьбе князя Кермского находит приют итальянец Монтони – сентиментальный и хитрый лицемер. Дочь Кермского Софья влюблена в графа Вельского. Монтони хочет помешать свадьбе и завладеть богатым приданым невесты. Он обманывает Вельского, становится женихом Софьи, но в последнюю минуту его козни разоблачаются, его с позором изгоняют. В характере Монтони органически соединяются коварство и ложная чувствительность: низость прикрывается словами о чистоте помыслов, о любви к природе. Княжна Кермская, тетка Софьи, воспитанная на чувствительных романах Ричардсона, оказывается помощницей Монтони. На весь мир она смотрит сквозь страницы переводных книг: "Природа мила душам чувствительным… Мрачные облака питают меланхолию души необыкновенной…"
После выхода в свет книги Шишкова "Рассуждения о старом и новом слоге" (1803) Шаховской выступил в ее поддержку и в комедии "Новый Стерн" (1805) использовал некоторые рассуждения Шишкова. В своем трактате Шишков особенно обрушился на изобретенный Карамзиным неологизм "трогать", "трогательный". "Карамзинист" граф Пронский говорит у Шаховского с крестьянкой Кузьминишной:
Граф. Добрая женщина, ты меня трогаешь!
Кузьминишна. Что ты, барин, перекрестись! Я до тебя и не дотронулась.
Фока. Не грех ли тебе клепать на старуху?
В пьесе разоблачаются нелепости сентиментального воспитания, порождающего вопиющий разрыв с действительностью. Граф Пронский юношей вышел в отставку, начитавшись иностранных книг, и пустился путешествовать. Он живет в призрачном идиллическом мире, влюбляется в дочь мельника Меланью, которую называет по-французски Мелани, и собирается жениться на ней. Но как только Пронский соприкасается с действительной жизнью, в нем просыпается ярый крепостник. Вся пьеса пронизана критикой лживости сентиментального простодушия. Современники считали, что в лице графа Пронского Шаховской вывел Карамзина. Однако полемический пафос пьесы шире. Шаховской выступает здесь против карамзинизма как литературного направления. Он использует с пародийной целью не столько произведения Карамзина, сколько литературную продукцию его последователей. И биография, и образ мысли Пронского во многом напоминают, например, черты жизни и творчества В. Измайлова, автора "Путешествия в полуденную Россию". Романс, сочиненный Пронским, – очевидная пародия на романс Измайлова, включенный в его путешествие. В комедии есть пародийные стрелы и в адрес другого "карамзиниста" – князя П. Шаликова. Можно утверждать, что "Новый Стерн" уничтожал не столько Карамзина, сколько его эпигонов.
Успех комедии упрочил литературную известность Шаховского. Его комедии высоко поднялись над пестрым театральным репертуаром того времени: чувствительными драмами Н. Ильина ("Лиза, или Торжество благодарности", "Великодушие, или Рекрутский набор"), В. Федорова ("Лиза, или Следствие гордости и обольщения"), С. Глинки ("Наталья – боярская дочь").
Шаховской принимал участие в Отечественной войне 1812 года: он был командиром дружины ратников тверского ополчения. По окончании войны он написал водевиль "Крестьяне, или Встреча незваных" (1814), в котором вывел характеры мужиков с двумя чувствами, им свойственными: обожания царя и ненависти к французам. В водевиле "Иван Сусанин", первом по времени обращении к фигуре русского мужика-патриота, Шаховской сделал счастливый финал: в последнюю минуту враги захвачены русским отрядом, освобождающим Сусанина.
Вершиной творчества Шаховского стала его комедия "Урок кокеткам, или Липецкие воды" (1815), которая возвышается над всем, что создано в стихотворной комедии после "Ябеды" Капниста. Современники Шаховского – драматурги Б. Федоров, Ф. Кокошкин, Н. Сушков, Н. Хмельницкий, А. Жандр, А. Писарев – ограничивались в основном переводами-приспособлениями иноязычных пьес к русской действительности. Шаховской создал оригинальную русскую комедию. В ней дана широкая картина жизни дворянского общества в год окончания Отечественной войны. В центре конфликта – столкновение патриотов с космополитами. Патриоты – участники войны, князь Холмский, полковник Пронский. Космополиты – граф Ольгин, графиня Лелева и их окружение: престарелый селадон, барон Вольмар, отставной гусар Угаров и чувствительный поэт, "балладник" Фиалкин. Положительные герои, как и принято в пьесах классицистов, – рупоры авторских идей. Они много говорят о любви к России, но их любовь основана на вере в незыблемость старых патриархальных устоев. Князь Холмский иронизирует по поводу графа Ольгина, который даже свои болезни
…Вывез из Парижа…
С свободой все ругать, не дорожить никем.
Куплеты дерзкие и вольнодумный вздор -
Его единственный ученый разговор.
Более живыми красками написаны отрицательные персонажи – злоязычный граф Ольгин, старая княжна Холмская, графиня Лелева, сентиментальный поэт Фиалкин. Внешность Фиалкина не имеет ничего общего с внешностью Жуковского, но сам характер творчества пародирует темы и мотивы его баллад:
И полночь, и петух, и звон костей в гробах,
И чу!… Все страшно в них; но милым все приятно,
Все восхитительно, хотя невероятно.
Образ Фиалкина обобщает не только черты Жуковского, но и В. Л. Пушкина, и С. С. Уварова. Современники приняли комедию односторонне, все в ней свели они к сатире на Жуковского. Несчастный Шаховской даже вынужден был принести автору "Людмилы" публичное извинение. Но вот живой портрет друга Гнедича и Жуковского, еще щеголявшего в юности вольнодумством, – графа С. С. Уварова, сделанный Ф. Вигелем: "Он, щеголяя светскою ловкостью, всякого рода успехами и французскими стихами, старался брать первенство перед ровесниками своими… Воспитанный… каким-то ученым аббатом, он спозаранку исполнился аристократического духа… Говорил и писал по-французски в прозе и стихах, как настоящий француз. Барич и галломан во всем был виден; оттого-то многим членам беседы он совсем не пришелся по вкусу". Злоязычие Уварова, его склонность к сплетням и интригам отразились в характеристике графа Ольгина.
В этой комедии Шаховской добился больших успехов в передаче разговорной речи. Диалог Лелевой и Ольгина в 5-м действии с меткими характеристиками посетителей светских салонов напоминает первую встречу Чацкого с Софьей в комедии Грибоедова "Горе от ума". В 1818 году Шаховской написал комедию "Не любо – не слушай, а лгать не мешай", в которой использовал для передачи естественной речи разностопный вольный ямб, предвосхищающий стих Грибоедова. Таким образом, деятельность Шаховского во многом подготовила появление на русской сцене первой реалистической комедии.
Источники и пособия
История русской литературы. В 10 т. – М.; Л., 1941. – Т. 5;
История русской литературы. В 3 т. – М.; Л., 1963. – Т. 2;
История русской литературы. В 4 т. – Л., 1981. – Т. 2;
К истории русского романтизма: Сб. статей. – М., 1973;
Русский романтизм / Под ред. Н. А. Гуляева. – М., 1974;
Манн Ю. В. Поэтика русского романтизма. – М., 1967;
Русский романтизм. – Л., 1978; История романтизма в русской литературе: Возникновение и утверждение романтизма в русской литературе (1790-1825). – М., 1979;
От классицизма к романтизму: Из истории международных связей русской литературы. – Л., 1970;
Ранние романтические веяния: Из истории международных связей русской литературы. – Л., 1972;
Идеи социализма в русской классической литературе. – Л., 1969. – Гл. 2;
Литературные салоны и кружки. Первая половина XIX века. – М.; Л., 1930;
Арзамас и арзамасские протоколы. – Л., 1933;
Карамзин Н. М. Соч. В 2 т. / Сост., вступит, ст. и комментарии Г. П. Макогоненко. – Л., 1984;
Орлов В. Н. Русские просветители 1790-1800-х годов. – 2-е изд. – М., 1953;
Поэты-радищевцы. Вольное общество любителей словесности, наук и художеств. - Л., 1935;
Поэты начала XIX века. - Л., 1961;
Поэты-сатирики конца стиля Нарежного XVIII-начала XIX в. – Л., 1959;
Стихотворная трагедия конца XVIII-начала XIX в. – М.; Л., 1964;
Озеров В. А. Трагедии. Стихотворения. – Л., 1960;
Шаховской А. Л. Комедии, стихотворения. – М., 1961;
Батюшков К. И. Соч. В 2 т. – М., 1989;
Глинка Ф. Н. Письма к другу / Сост., вступит, ст. и комментарии В. П. Зверева. – М., 1990;
Глинка Федор. Сочинения / Сост., автор послесловия и коммент. В. И. Карпец. – М., 1986;
Бочкарев В. А. Русская историческая драматургия начала XIX века (1800-1815 гг.). – Куйбышев, 1959;
История русской поэзии. В 2 т. – Л., 1968. – Т. 1;
Мерзляков А. Ф. Стихотворения. – Л., 1958;
Гнедич Н. И. Стихотворения. – Л., 1956;
Аронсон М. И., Рейсер С. А. Литературные кружки и салоны / Ред. и пред. Б. М. Эйхенбаума. – Л., 1929;
Асоян А. А. Данте и русская литература 1820-1850-х годов: Пособие к спецкурсу. – Свердловск, 1986;
Богомолов И. С. Из истории грузино-русских литературных взаимосвязей / Первая половина XIX века. – Тбилиси, 1967;
Ботникова А. Б. Э. Т. А. Гофман и русская литература / Первая половина XIX века / К проблеме русско-немецких литературных связей. – Воронеж, 1977;
Вопросы стилевого новаторства в русской поэзии XIX века: Сб. науч. тр. Рязан. гос. пед. ин-та / Отв. ред. И. П. Щеблыкин. – Рязань, 1981;
Гинзбург Л. Я. О лирике. – 2-е изд., доп. – Л., 1974;
Касаткина В. Н. Предромантизм в русской лирике. К. Н. Батюшков, Н. И. Гнедич. – М., 1987;
Кожинов В. В. Книга о русской лирической поэзии XIX века. Развитие стиля и жанра. – М., 1978;
Коровин В. И. Русская поэзия XIX века. – М., 1982;