Спуск
Второй ребёнок - старость, проклятый природой,
С ужасными пороками, что первый и не ведал,
Он слаб и хил; страдая, еле дышит;
И жизни сторонится, и боится смерти.Чарльз Черчилль
На днях один мой друг ездил навестить женщину, живущую в доме престарелых. Старушка сохранила разум, но почти полностью утратила зрение и слух. Она не могла читать и смотреть телевизор, и люди мало с ней разговаривали - общение было слишком затруднено. Очевидно, раньше она вела нормальную активную жизнь и преследовала с переменным успехом цели дома и семьи. Как бы то ни было, теперь это закончилось. Нет действия, нет задач, нет целей, нет удовольствий, нет интересов. Сомнительно, чтобы всё дело было в её дефектах. Для чего ей оставалось жить, в любом случае?
Какое-то время назад в этом году я останавливался в гостинице с занимающим высокое положение администратором, который работает в фирме, производящей американские самолёты. Он рассказал мне, что произошло со многими его старшими коллегами - добросовестными и успешными, как и он, - когда они ушли на пенсию. Поразительное число этих людей умерло через несколько месяцев, год или два. Физически они были в хорошей форме, экономически - благополучны, психологически им пришёл конец. Как у женщины в доме престарелых, у них не было причины продолжать. Жизнь была бессмысленна.
Особенно на Западе приводящая в ужас проблема старения начинает заявлять о себе слишком рано в жизни - задолго до пенсионного возраста. "Если не преуспел к тридцати пяти, никогда не преуспеешь", - говорят вокруг. А если всё-таки преуспел, оставшаяся жизнь, как предполагается, будет чем-то вроде спада. И в том, и в другом случае вы проигрываете. Индустрия рекламы, точно чувствуя и искусно направляя массовые настроения, делает акцент на молодости, преувеличенной и приукрашенной, чуть ли не обожествляемой. Очарованные этими блистающими богами и богинями экрана, мамы стремятся быть сёстрами своим дочерям, папы - братьями своим сыновьям. Дедушки выряжаются в шорты и молодёжные головные уборы и отправляются на природу жить в палатках, в то время как бабушки делают пластические операции. Владельцы похоронных бюро заботятся о том, чтобы даже трупы не выглядели на свой возраст. Все знают, что кривая жизни достигает пика в возрасте примерно тридцати лет, и впоследствии каждый должен пытаться выглядеть, вести себя и мыслить так, как будто он застрял на этом пике, и откладывать спуск до горького конца. А горьким он и должен быть. В современном мире у старости мало достоинства и нет собственной ценности, нет светлой добродетели, чтобы компенсировать её унижения и увечья. Любая дорога - это дорога ВНИЗ. И даже если она не рассматривается как болезнь, приходится признать, что прогноз не мог быть хуже. И что, хоть это на самом деле не преступление, наказание никогда не бывает мягче, чем смертная казнь.
Учитывая эти современные настроения, нет ничего удивительного, что стариков поздравляют (если их вообще с чем-то поздравляют) с тем, что они не старики! Наоборот, их хвалят за то, что они ходят, говорят, водят машину или играют в игры с мячом, как кто-то в два раза моложе! Как если бы было нужно превозносить ребёнка за то, что он достиг средних лет! Как печальна, если не сказать оскорбительна, подоплёка, что старость - бедствие! Она действительно бедствие, когда она смотрит назад, не имея собственных перспектив, смысла и задач.
Эта мрачность - не исключительно современная и западная. Убеждённость Будды в том, что жизнь полностью неудовлетворительна, возникла отчасти из его видения старости. По преданию, когда он был молодым принцем, его оберегали от трагической стороны вещей. И однажды, выезжая из дворца, он увидел старого человека, больного человека и мёртвого человека. Он был так шокирован, что стал странствующим аскетом, решив во что бы то ни стало найти причину такого страдания и лекарство от него.
В то время как существующее сейчас плохое мнение о заключительной стадии жизни имеет что-то общее с мнением Гаутамы Будды, наш метод решения проблемы в корне другой. Его доставшийся тяжёлым трудом путь полного осознания и приятия сработал; наш лёгкий путь уклонения совсем не работает. Эти жалкие попытки продлить молодость, утаить неизбежные факты идущей на убыль жизни лишены всякого достоинства, практичности и здравого смысла и не делают ничего, чтобы облегчить боль вынужденного бездействия. Чем остаётся быть тому, что было? Когда очаровательные цели, преследовавшиеся в детстве и молодости, достигнуты - или же оказались недостижимыми - и поэтому неизбежно лишены того очарования, которое им придавало расстояние, какие сравнимые с ними новые цели вырисовываются вдали для стареющего человека? Ну, он или она всегда может попытаться собирать коллекцию - морских ракушек, почтовых марок, серебряных изделий, предметов антиквариата, акций и облигаций, директорских постов, газетных объявлений, почётных степеней, учеников, хороших поступков - всё это сводится в конце концов к одному и тому же: всё большему разочарованию. Ничто не подводит человека так, как успешная коллекция. Ничто не собирает более толстых слоёв пыли времени. И если человеку в конечном счёте удаётся выползти из-под своей коллекции и ускользнуть в Приют для Пожилых Граждан, он всё равно рискует оказаться в коллекционном бизнесе - накапливая шахматные победы, или номера в бинго, или, возможно, очки в малом гольфе. Всё, что угодно, чтобы заполнить время и вытеснить поджидающий нас призрак смерти. "Вечная проблема человеческого существа в том, как структурировать время своего бодрствования", - говорит Эрик Берн. Это проблема, которая усугубляется по мере того, как человек стареет, вплоть до самого конца.
Я недавно смотрел телевизионную программу о христианском хосписе в Лондоне для пациентов, страдающих от неизлечимых заболеваний, - проще говоря, о действительно очень хорошем месте для того, чтобы там умереть. В первом кадре социальный работник (она производила впечатление увлечённой и сострадательной молодой женщины) убеждала с десяток милых старичков спеть песенку. Песенка была "Прощай, птичка!". Не "Прощай, жизнь!" (кто вообще слышал о такой песне или таком псалме?), а "Прощай, птичка!". Что за способ структурировать последние часы этого потрясающего приключения, каковым является человеческое существование! Что за способ завершить эту "невозможную" тайну того, что несмотря ни на что, я случился! В конце этой телевизионной программы благоразумный и смиренный священник-санитар объяснил, что он не видит смысла в последний момент навязывать религию людям, которым всю жизнь удавалось обходиться без неё. Конечно, он прав.
Одна из великих насмешек и одно из великих противоречий современного мира состоят в том, что в то время как так много усилий идёт на маскировку и предотвращение старости и осознания того, к чему она ведёт, ещё больше усилий идёт на то, чтобы преждевременно её навлечь. Когда машина берёт на себя работу человека, а также сопутствующие ей смысл и удовлетворение, что остаётся ей или ему делать? В высокоиндустриализованном обществе не только те, кому много лет, оказываются в ситуации, когда в их распоряжении слишком много досуга: всё стареет быстро до такой степени, что жизнь становится пустой и бессмысленной. Бесполезно пытаться навредить машинам или наложить на них ограничения: они прочно вошли в нашу жизнь, а вместе с ними и пустыри свободного времени, которые открывают автоматизация и технология кремниевого чипа. Как облегчить ту бесцельность, ту скуку, что проистекают из постоянно сокращающихся рабочего дня, рабочей недели и рабочей жизни, не говоря уже о массовой безработице как таковой? Пропал тот мужчина и пропала та женщина, которым нечем заняться.
Такова, для стольких из нас, трагедия иссякающей жизни, таков спуск к смерти.
Подъём
Следуйте путём от человека, не к человеку.
Эмерсон
1. Вступление
"Те, кто не ищут цель жизни, просто тратят свою жизнь впустую", - бескомпромиссно заявляет индусский просветлённый Рамана Махарши в одном предложении, которое ставит диагноз болезни - и предписывает лекарство. Это должно быть (и, как мы увидим, оно и есть) мощное средство, если ему предстоит вылечить болезнь, которая так глубоко засела.
Что напоминает мне об одном друге, которому, когда он получил в Оксфорде диплом с отличием, дали работу в университете, о которой он страстно мечтал. Перед ним простиралась отличная карьера. Но спустя год или два он увлёкся буддизмом, уволился с работы, разорвал все связи с семьёй и друзьями и отправился жить отшельником в отдельно стоящий домик. Мне говорили, что там он каждый день проводит долгие часы, сидя в медитации, безмолвный, неподвижный, одинокий.
Заметьте любопытную вещь: этот молодой человек во многом в точно таком же состоянии, что и старушка, которую я описал выше, - с той только огромной разницей, что он выбрал те физические недостатки, жертвой которых она стала. Он намеренно, будучи ещё в расцвете сил, наложил на себя ограничения, которые принадлежат годам, близким к концу жизни. Она полуслепа; он держит глаза полузакрытыми. Она глуха; он удаляется в место, где мало что можно услышать. Она страдает от одиночества; он хочет быть один. Она потеряла интерес к жизни, к её удовольствиям и целям; он искренне практикует именно такую отрешённость. Сумма одна и та же, но только с обратным знаком: в одном случае минус, в другом плюс.
Почему мой друг ведёт себя так "неестественно"? Его цель - найти смысл жизни и узнать, как можно выйти за пределы рождения, страдания, старости и самой смерти. И его метод - это метод вакцинации и гомеопатии: лечи подобное подобным - устрой себе лёгкий приступ болезни сейчас и посредством этого построй антитела, которые отразят настоящую болезнь, когда она подступит. Это в принципе, хотя, конечно, не в частностях (сидеть в медитации по правилам - это не для меня), - мой собственный метод. Я напоминаю себе, что это также метод Иисуса ("Тот, кто теряет свою жизнь, обретёт её"), Павла ("Я умираю каждодневно"), Руми ("Если хотите увидеть Реальность без маски, выбирайте смерть") и Кабира ("Кто живёт уже мёртвым, тот никогда не умрёт снова").
Когда нужно начинать это радикальное гомеопатическое лечение? Мой друг начал, когда ему было между двадцатью и тридцатью, Рамана - когда был подростком, я сам, когда мне было тридцать с небольшим. Кто-то скажет - чем раньше, тем лучше, но здесь нет правил. Всё зависит от потребностей человека. Обычно проблема смысла жизни достигает критической стадии в среднем возрасте, когда обычные цели, поставленные обществом, достигнуты, а новых и значительных не предвидится. Юнг обнаружил, что большинство его пациентов среднего возраста страдали не от клинически выраженных неврозов, а от бессмысленности и пустоты своей жизни; они держались за обманчивое представление о том, что второй частью их жизни должны управлять принципы её первой части, и не могли осознать, что для стареющего человека долг и необходимость состоят в том, чтобы уделять серьёзное внимание себе.
2. Подъём: восточная традиция
Восток знал это с давних времён. Возьмём, к примеру, идеальную программу жизни или норму развития, заложенную индуизмом. Четыре ашрамы, или основных стадии жизни, следующие: первая, брахмачарья, ребёнок и юноша, усваивающий навыки, знания и дисциплину, подобающие человеческому состоянию. Вторая, грахастха, жизнь работающего домовладельца и родителя, способствующего поддержанию и развитию общества. Пока всё хорошо: благоприятный старт, полезная разминка перед тем, как приступить к делу. Ибо теперь начинается настоящее приключение, серьёзный вызов, который отделяет мужчин от мальчиков, работа с целью воспитать и проверить человека. Выполнив свои социальные обязательства и достигнув средних лет или приблизившись к окончанию этого периода, он входит в стадию ванапрастха, время ослабления связей и прорыва к свободе. С учётом этого, он заканчивает выполнение своих оставшихся обязанностей перед семьёй и уходит искать смысл всего этого, ключ к которому - его собственный смысл, его собственное "я". Но сначала он должен найти своего духовного учителя и затем внимательно прислушаться к его указаниям и пройти у него обучение - дисциплине, по сравнению с которой суровые испытания двух предыдущих стадий могут показаться сущими пустяками. Очень может быть, что вопрос о том, Кто он в действительности есть, присутствовал на заднем плане его сознания всё это время, но теперь этот вопрос становится его единственной страстью, и никакая цена ответа не будет слишком высокой. И когда, рано или поздно, подстадии ванапрастхи будут проработаны и эта цена заплачена, и он увидит, что на самом деле он всегда был очевидным и совершенно свободным (а именно, что его истинная Природа - это Единый и Единственный, Один, Реальный, Вневременный), он вступает в четвёртую и последнюю стадию - санньяса.
Эта последняя стадия, согласно древней индийской традиции, является венцом жизни. Именно для этого были остальные три стадии; без неё они бессмысленны. Не прибыть сюда значит остаться незрелым, это случай задержки развития. Джняни, или истинный санньясин (для которых в других традициях есть другие имена), - это единственный настоящий взрослый, что значит выросший до размеров больше космических. Внешне полуголый и жалкий нищий, незначительный, стареющий и умирающий человек, он внутри и поистине не имеет возраста и границ, как космос, свободен как ветер, Король Мира, бессмертное Величие, Всё. Внешне он никчёмный и безработный (и действительно, внутри ему совершенно нечем заняться), но его тайная работа на благо мира более безостановочна, изнурительна и плодотворна, чем любая обычная человеческая работа. Парадокс в том, что он нигде не работает, и при этом у него нет ни одной свободной минуты. Для него совсем не существует проблемы, как проводить время.
Я сравниваю эту парадигму человеческой жизни как спокойного, состоящего из четырёх стадий подъёма, как смелого начинания, которое требует всё большего напряжения сил и становится всё более неистово энергичным по мере продвижения вперёд, как игры, в которой постоянно растут ставки и в конце которой обязательно сорвёшь банк, - я сравниваю это с печальной и слишком нормальной картиной человеческой жизни, спотыкающейся и оканчивающейся неудачей едва ли не на полпути (её естественный спуск не уравновешивается никаким сверхъестественным подъёмом), и я делаю свой выбор. Как только жёсткие альтернативы становятся ясно различимы, какой здесь может быть выбор? Разве не очевидно, какая жизнь - жизнь наполовину, а какая - полная; что есть болезнь и что есть лекарство? Болезнь - это жизнь, развитие которой задержано на полпути. Лекарство - это жизнь завершённая.
Но лекарство для скольких из нас? - спрашиваю я себя. Впечатление, сложившееся у меня во время восьмилетнего пребывания в Индии, таково: хотя идеал просветления хорошо известен и повсеместно уважаем здесь, его рассматривают как цель жизни и пытаются достичь так же редко, как и идеал святости в христианском мире. Если так мало индусов на протяжении столетий прошли весь путь полностью до четвёртой стадии жизни, захотели или осмелились принять самое сильнодействующее лекарство от мук жизни (несмотря на всё это традиционное поощрение), сколько неиндусов смогут проглотить его? Есть ли вероятность того, что средний западный человек, у которого в распоряжении появляется всё больше и больше времени, воспользуется посланным Богом случаем посвятить это время поиску Единого, обладающего всем временем в мире, посвятить его тому, чтобы найти Вневременного, который есть всё время и который Бессмертен, и быть им?
Что касается меня: да, главное предписание абсолютно правильно. Но я не могу принять его в виде, подобном этой восточной формулировке. Вероятно, мой читатель тоже не может.