Стихотворения и поэмы - Тихонов Николай Семенович 23 стр.


Октябрь - ноябрь 1946

256. В МОРЕ

Ночь ослепительна была,
И море белого стекла
Почти звенело под луною,
А нынче хлябь с ума сошла,
Зеленой валится стеною
И мглою берег оплела.

И мы летим, как кегли в ящик,
И хлябь растет над головой;
А я всех чувств душеприказчик
На этой яхте кочевой.

Вся пеной палуба покрыта,
И мы летим по зыби дней…
Кто дал ей кличку: "Амарита"?
Свобода - вот названье ей.

Гудит волна в наш борт смоленый,
Но душу веселит она,
Та, поперек волны зеленой
В полоску, снега белизна.

Она натянута, как струны,
Меж морем, бреда зеленей,
И небом, низким и чугунным,
И ждет, чтоб кто сыграл на ней.

Что ж, Печо, правь к Омышу, к Плоче,
Правь через Врульскую дугу,
Пусть будем там к утру иль к ночи,
На дне иль всё ж на берегу.

Но будет, Печо, время, знаем,
Мы сами здесь - назло врагам -
Такую песню волн сыграем,
Что все запляшут берега!

Октябрь - ноябрь 1946

257. ДАЛМАЦИЯ

Не падал я на эти скалы,
Мой парашют не плыл в огне;
Цветных шелков комок усталый
Горел в закате только мне.

Морским я не был партизаном,
Не шел от Корчулы до Вис,
Но облик моря долгожданный
Давно над строками навис.

Дубровник! Я тебя не предал
В ночи осадной, неживой,
Я пел Шибенику победу
В далекой битве над Невой.

Далмация! Ты в дикой раме,
Горючим травам всё равно,
Где камни смешаны с гробами,
Где всё огнем обнажено.

Далмация! Ты в дивной раме,
Где горы с морем заодно,
Где самый воздух - синий пламень,
Земля - как терпкое вино.

Платками черными поминок
Ты говоришь мне, победив,
И смехом юных далматинок,
И вечной строгостью олив.

Ты говоришь мне волн накатом,
И волны те - как твой народ,
И неба огненным плакатом,
Что здесь грядущее живет.

Что я скажу? Что я отвечу
Тебе, Далмация, одной?
Подходит жизни теплый вечер,
И в этот вечер - ты со мной!

Октябрь - ноябрь 1946

258. КОСТЕР

Вечерняя Босна,
Костер над дорогой,
Немного морозно
И грустно немного.

Мы едем холмами,
Жилья не встречая,
А легкое пламя
Струится, качаясь.

То кажется русым,
То синим на миг…
Стоит среброусый
Боснийский мужик.

Чарыки простые,
Тулупчик, мешок.
Какие костры он
Когда-то зажег!

Отсюда, остры
И страшны потому,
Светили костры
В европейскую тьму.

Их кровью своей
Разжигал, не тужил,
Боснийских полей
И лесов старожил.

И с ними в просторе
Стояли костры
Охриды, Приморья
И Черной Горы.

В те ночи бесправья,
В те черные дни
С высот Югославии
Светили огни

Востоку в ответ,
Где в потоках огня
Шел яростный свет
Сталинградского дня.

…Чуть грустная Босна,
И на́ сердце строго,
Немного морозно,
Костер над дорогой

То кажется русым,
То синим - от хмури.
Мужик среброусый
Там трубочку курит.

Он курит, довольный,
Что правды достиг,
Великий и вольный
Боснийский мужик.

Октябрь - ноябрь 1946

259. МОГИЛА КРАСНОАРМЕЙЦЕВ НА ПЛОЩАДИ В БЕЛГРАДЕ

Им, помнившим Днепр и Ингулец,
Так странно - как будто всё снится -
Лежать между радостных улиц
В земле придунайской столицы.

Смешались в их памяти даты
С делами, навек золотыми;
Не в форме советской солдаты
Как братья стояли над ними.

И женщины в черном поспешно
Цветами гробы их обвили
И плакали так безутешно,
Как будто сынов хоронили.

И юные вдовы Белграда
Над ними, рыдая, стояли,
Как будто бы сердца отраду -
Погибших мужей провожали.

Страна приходила склоняться
Над их всенародной могилой -
И - спящим - им стало казаться,
Что сон их на родине милой,

Что снова в десантном отряде,
Проснутся и в бой окунутся,
Что снится им сон о Белграде
И трудно из сна им вернуться.

Октябрь - ноябрь 1946

260. ПЛАТАНЫ ЗАГРЕБА

Серый бархат платанов Загреба,
Вы, косматые арки листвы,
Я жалею, что с вами я не был
По весне, когда веселы вы,

Когда пляшете в города шуме,
В хороводе холмов,
От дыханья земли обезумев,
Пред толпой удивленных домов.

Я уеду, но что расстоянья?
Всё равно вас с собой увезу,
Всю косматость и всё бормотанье,
Всю уснувшую в листьях грозу.

На коре вашей серой и славной
Пятна черные - в память векам,
Словно траурный креп нарукавный
По бойцам, по своим землякам.

В зимних сумерках шепчете разом,
Что весна ваша вновь впереди,
Что таким же вот вечером Назор
К партизанам в Бихач уходил,

А вернулся осенней порою,
В ликованье победной зари,
Что плясали вы все, как весною,
Но что это нельзя повторить.

1946

261. "Любляна, Любляна, Любляна…"

Любляна, Любляна, Любляна,
Не знаю я город такой,
Но помню я вечер румяный
И песни, что пелись тобой.

Но помню я вечер веселый
Совсем непонятной зимы,
Болгарии белые села
В дороге, где встретились мы,

И песен ликующий воздух,
Словенскую легкую речь,
И голос, что может и звезды
С собою в дорогу увлечь.

Расходятся в мире дороги,
Звучат по-иному сердца,
И мы у судьбы на пороге
Не знаем дорог до конца.

В снегу ли, в цвету ли поляны,
И в том или в этом году,
Любляну, Любляну, Любляну
Я все-таки в мире найду.

На твой опьяняющий голос
Приду я на радости дней,
Чтоб сердце мое раскололось
В восторге от песни твоей.

9 марта 1945 София

262. СНЕГ В ЛЮБЛЯНЕ

Мне снится, или это снег,
В Любляне - снег?
Иль я, несчастный человек,
Шепчу во сне?

Иль это снег лежит кругом,
Как счастья знак?
Приходит счастье в каждый дом
Как бы не так!

Нет, это сон, что снег кругом,
Что бел ручей,
Что девушка спит на моем
Плече.

Очнулся я и вижу: снег,
В Любляне - снег,
Так с гор мы ехали во сне
И - целый век.

Нет, это правда - снег кругом,
Замерз ручей,
И сладко спишь ты на моем
Плече.

Нет, правда - белые кусты
Со всех сторон…
Любляна, снег, и ночь, и ты -
Вот это сон!

Октябрь - ноябрь 1946

263. "В оснеженной вечерней Любляне…"

В оснеженной вечерней Любляне
Черный шелк твои плечи сковал.
Освещенная рампы огнями,
Ты глядишь в очарованный зал.

Он тебе рукоплещет прилежно,
Ты - русалка в подводном саду,
И тебе улыбается нежно
Эта девушка в пятом ряду.

Приглядись к ней не так, как другие,
Встав у рампы на самом краю,
Узнаешь ты черты дорогие -
Партизанскую песню свою.

Ту, с которой так долго дружила.
Вот она - и опять на лету,
Черной ласточкой вновь закружила
И пошла, и пошла в высоту.

Уж не стены - ночная завеса.
Уже блещут не люстры - костры.
Братья мертвые вышли из леса
На полночную песню сестры.

И, пожарами дальними вея,
Ночь уводит от гибели прочь.
Ты у рампы стоишь, розовея.
Черный шелк - как беззвездная ночь.

Ты проснулась. Рассвета оттенки,
И на улице дождь моросит.
В твоем домике тихом на стенке
Партизанская куртка висит.

Между 1945 и 1947

264. ОЗЕРО БЛЕД

А какое озеро! Голубое озеро.
Остров - и на башне
Колокола медь,
И туда тропою козьей
Ходят, чтоб на счастье
В эту медь звенеть.

Легкое, лукавое, голубое озеро,
У тебя на башне
Приручена медь -
Счастье это медное над тропою козьей,
Тихое, нестрашное,-
Не хочу иметь.

Ты послушай, ясное, голубое озеро,
Всё начни сначала,
Почерней волной,
Чтоб, как буря колокол полночью некозьей,
Страсть меня качала
И звенела мной!

Между 1945 и 1947

265. В ДОМЕ, ГДЕ РОДИЛСЯ ПРЕШЕРН В СЕЛЕНИИ ВРВА

Вот дом: здесь любили и грезили,
И вот - колыбель под рукой,
Быть может, рождалась поэзия
Вот именно в зыбке такой.

Весь дом, как бессмертия улей,
Портреты - поблекли они,
Поэзия, может быть, - Юлия,
Попробуй возьми, догони.

Твой стих был и пылок и розов,
А Юлия всё же ушла.
Вы умерли. Дней наших проза
Вас снова друг с другом свела.

Вот тексты прославленной "Здравицы"
Поэзию в люди несут,
Сегодня внезапно понравится
Она в партизанском лесу.

Гравера, от пороха пьяного,
Трезвит этих строк новизна,
И вот уже издана заново
Под треск автоматов - она.

Атаки ее не согнули,
И песня спешит в вышину…
Поэзия, нет, ты не Юлией
Вернулась в родную страну.

Сегодня стихи в карауле,
Сегодня в бою им почет,
А Юлия, Юлия, Юлия?
А Юлия снова уйдет!

Октябрь - ноябрь 1946

266. ШУМАДИЙСКИЕ ЛЕСА

Партизан шумадийский сидит на Зверинской,
В Ленинграде, и песни поет,
Как их пели под Брянском и пели под Минском -
Там, где был партизанский народ.

А Шумадии чащи лесные - краса их -
Эти песни любили до слез,
И качаются сербские буки, касаясь
Светлопесенных русских берез.

Здесь лесов шумадийских гвардейское право
О себе говорить, потому
Что Нева здесь сливается с синей Моравой,
Чтобы течь по пути одному.

Мы такую хлебали смертельную вьюгу,
Добывая победу свою,
Мы, как братья, стояли на страже друг друга,
Помогая друг другу в бою.

Потому что фашист, сербской пулей пробитый,
Над Невой не вставал из могил,
Потому что фашист, над Невою убитый,
Шумадийским лесам не грозил.

Мы об этом поем в Ленинграде полночном,
Миру ясно, о чем мы поем.
Долго жили мы только приветом заочным,
А сегодня - сошлись за столом!

Октябрь - ноябрь 1946

267. ПОЛДЕНЬ В ПУТИ

После бури, после мрака,
Где ревел простор земной,
Мы в селенье Филипп-Яков
Повстречались с тишиной.

Здесь и рощи полусонны,
И дома по сторонам.
Вот кувшин воды студеной
Девушка выносит нам.

Мне почудилось, что долго,
Долго, долго будет так:
Камень белый, полдень колкий,
Лист пожухлый на кустах.

И над плавными волнами
Будет небо голубеть,
Чуть тревожными глазами
Будет девушка смотреть.

Прядь откидывая резко,
Будет бусы колыхать,
Так же будет занавеска
В белом домике играть.

Жажду я хочу иную
Утолить - ее одну, -
Пить, как воду ледяную,
Эту мира тишину.

Пить глотками, пить большими,
Не напьешься ею, брат,-
Так губами молодыми
Час затишья пьет солдат.

Пьет между двумя боями
Тишину, как синий сон,
Пересохшими губами,
Всем на свете увлечен:

Теплой рощей полусонной,
Легким небом без конца,
Этой девушкой, влюбленной
В неизвестного бойца!

Октябрь - ноябрь 1946

ГРУЗИНСКИЕ ДОРОГИ
1948

268–276. ГРУЗИНСКАЯ ВЕСНА

1. МАЙСКОЕ УТРО

Гул лавин как будто снится,
Пролетел и был таков -
Снова Гуд-гора дымится
Тонкой тенью облаков.

Снова встали исполины,
И метель по льдам метет,
Койшаурская долина
Далеко внизу цветет.

Обступают снова скалы,
С перевала даль ясна,
И морозец самый малый
Освежает щеки нам.

Восемь лет я вас не видел -
Ветеранов ледяных.
Встал Казбек и пену вытер
Облаков с усов своих.

Словно хочет целовать он
Снова путника в уста -
И высот меньшую братью
Оглядел он неспроста.

Что вам смены поколений -
Вот вы смотрите туда,
Где идут к лугам весенним,
Как всегда, идут стада.

Посох движется пастуший
В белой кипени отар,
Ломкий снег скрипит послушно -
Только высь уже не та.

Новым светом лиловеет,
И расцветка неплоха -
Без погон шинель темнеет
На плечах у пастуха.

Догони - и он расскажет
Про походы все свои,
И про скал карпатских кряжи,
И про венские бои.

Как все вьюги зарыдали
У Казбековых полей,
Как закрыл родные дали
Грудью собственной своей.

Как мечтал он на походе,
Что вернется вот сюда,
Где сейчас стада проводит,
Горд собой, как никогда.

И друзья его такие ж,
Так же весело горды -
На груди у них увидишь
Пестрых ленточек ряды.

Ты, Казбек ледяноплечий,
Оцени их и пойми,
Что тебе гордиться нечем
Перед этими людьми.

И признайся, не к обиде,
Ты, так взысканный судьбой,
Что таких людей не видел
Никогда перед собой.

И Казбек нам улыбнулся
В гор воинственной толпе,
И Казбек как бы качнулся
К той пастушеской тропе.

Над шинелью той военной
Задышал туманом склон,
Снежной дымкою мгновенной
Пастуха окутал он.

Будто сам Казбек безбрежный
Обнялся с бойцом простым,
Обнялся с приветом нежным
Снежный маршал высоты.

<1948>

2. РУКИ СБОРЩИЦЫ ЧАЯ

Я видел их не на полях сражений -
То был труда обычного пример,-
В колхозе, что не знает поражений,
Который все зовут "миллионер".

Как будто бы играли руки эти
С зелеными листочками, скользя
По веточкам нежней всего на свете,
Лишь смуглоту я этих рук приметил,
Но быстроту их описать нельзя.

Быть может, так вот пальцы пианистки,
По клавишам летая наизусть,
Как ласточки, срезают низко-низко
Мелодии заученную грусть.

И падают, и падают в корзину
Дождем зеленым всё на тот же круг
Листочки с легких жилок паутиной,
Как ста ножами срезанные вдруг.

Как ласточки, над темным чайным морем
Летают руки в этой жаркой мгле
Кустов зеленых, спящих на просторе,
На раскаленной добела земле.

И руки те - в Москве ли величавой,
Или в ферганской дальней чайхане, -
Я вижу их под солнцем нашей славы,
Их закалившим в трудовом огне.

<1948>

3. НА ХРАМГЭСЕ

Жаркой масти, желтогривы,
Кони древности седой
Здесь, на Цалкинских обрывах,
Проносились над рекой.

От бойцов, что в бой летели,
От несметных тех рядов
Две-три кости уцелели
Да гробницы холодок.

Среди проволок крученых,
Ожерелий из кремня
Были найдены ученым
Золотые два коня.

Это - крошечные кони,
Но работы непростой:
В золотой они попоне,
Даже с челкой золотой.

И стоят, прижавшись тесно,
Золотой огонь в очах, -
Инженер седой Храмгэса
На ладони их качал.

Перед ним вода синела,
Где вчера под волчий вой
Котловина каменела,
Жестяной звеня травой.

Перед ним жила плотина,
Где вчера неслась река.
Вспомнил путь туннелей длинных,
Их зеркальные бока.

И, свое прищурив око,
Он сказал: "Сигнал я дам,
Золотые кони тока
Полетят по проводам.

И от их огнистой гривы
Станет людям веселей,
Глаз блеснут их переливы
Среди улиц и полей.

И в Тбилиси я с отвеса
Вижу с Цалкинских высот
Золотых коней Храмгэса
В синих улицах полет:

Золотые наши кони -
Братья этим малышам",-
И малюток на ладони
Он погладил по ушам.

Хорошо сказал строитель,
Сам не ведая того.
Засмеялись тихо кони
На ладони у него.

<1948>

4. СНЫ АСПИНДЗЫ

Тяжелых скал изломы,
Река острее бритвы,
Нас секретарь райкома
Привел на поле битвы.

С таким поведал жаром,
Как битва бушевала,
Как будто в битве старой
Он сам был генералом.

Ущелье, что лежало
Налево и направо,
Вдруг сразу задышало
Аспиндзы днем кровавым.

Мы видели так живо,
Как топчут виноградник,
Как падают с обрыва
В Куру и конь и всадник.

…А ночью месяц вышел
Атласно-золотистый,
Кура шумела тише,
Светясь сквозь сумрак мглистый,

Над башнями Хертвиси,
Отвесом черным Тмогви
Шел тихий месяц в высях
Над всем руин безмолвьем.

На бревна мы, как дома,
У садика присели;
С секретарем райкома
Беседа шла о севе,

О нивах горных, тесных,
О новой коз породе,
О всем, что повсеместно
В районе производят.

И он сказал: "В пещерном
Вардзийском древнем граде
Вы вспомнили, наверно,
О древнем винограде.

На фресках нарисован,
Погиб в столетьях старых,
А мы поднимем снова
Тот виноград Тамары.

И через год мы с вами
Вином наполним роги…"

…Шел месяц с облаками
Ущельем этим строгим.

Мне снились все сраженья,
Что были здесь когда-то,
Все войск передвиженья,
Все кони и солдаты.

С секретарем райкома
Века стояли рядом,
Вся ярость битв знакомых
Шла по реке за садом.

Строитель он и воин,
Ему покой не снится.
Он помнит: за рекою
Опять лежит граница.

И дышит по ущелью
Такой тревожный ветер,
Как в смотровые щели
Пред боем на рассвете.

Назад Дальше