Мерзляков, Дельвиг, Цыганов и Кольцов - лишь наиболее типичные и плодовитые создатели жанра "русской песни". Но образцы ее, подчас не уступающие по художественной выразительности и популярности среди масс, находятся и в творчестве других, причем очень разных по своему мировоззрению и месту в русской поэзии, авторов. Здесь можно назвать Ф. Глинку и Н. Грамматина, А. Полежаева и Ф. Вельтмана, отца и сына Ибрагимовых, Д. Глебова, Н. Грекова, В. Красова, Е. Гребенку, А. Тимофеева… Наряду с тем, что жанру "русской песни" отдали обильную дань многие второстепенные и третьестепенные авторы, обращает на себя внимание другой факт: среди классиков русской поэзии первой половины XIX века, пожалуй, лишь Лермонтов создал несколько подлинных произведений в этом жанре, у остальных же мы в лучшем случае встретим одно-два произведения в этом роде ("Кольцо души-девицы…" Жуковского, "Девицы-красавицы…" Пушкина, "Страшно воет, завывает…" Баратынского); совсем нет подобных произведений у Тютчева. Зато эти поэты создали шедевры русского романса.
Какие же особенности составляют характерные признаки "русской песни" как жанра? Она представляла собою художественную имитацию народной песни, причем некоторые формальные особенности фольклора здесь подчинялись законам версификации и композиции, выработанным профессиональными поэтами и музыкантами XVIII - начала XIX века. "Русские песни" писались, как правило, хореем или трехстопными размерами - дактилем, анапестом, амфибрахием. Их поэтике были свойственны многие стилевые признаки народной поэзии - параллелизмы, отрицательные сравнения, повторы, риторические обращения и вопросы к природе (реке, лесу, птицам и т. п.); характерная символика (герой - сокол, героиня - голубка или кукушечка, речка - разлука, мост - свидание и т. п.); постоянные эпитеты (мать сыра земля, сыр бор, чистое поле, буйные ветры, белый свет, красное солнце, шелковая трава, добрые или злые люди, добрый молодец, красна девица, ясные очи и т. п.); парные синонимические словосочетания (буря-непогода, чужая-дальняя сторонушка и т. п.); обилие уменьшительных, ласкательных суффиксов, дактилические окончания стихов; невыдержанность и простота рифмы, а подчас и замена ее ассонансами и консонансами; сквозной, текучий ритм, народно-песенные мелодические интонации "вздоха", свободно, плавно льющийся напев, преобладание минорного лада. В музыкальном отношении, по наблюдениям исследователя, "русские песни" "близки "романсным", "гитарным" обработкам русских народных песен в сборниках Кашина и Рупина". Указанный комплекс народнопоэтических средств можно найти в "русских песнях" любого из названных выше поэтов - одни из них пользовались им более искусно и самостоятельно, другие следовали некоему весьма условному шаблону. Лучшим "русским песням" свойственна задушевность, искренность чувства, но много среди них и идиллических, сентиментальных или мелодраматических произведений, особенно в тех случаях, когда они подвергались обработке в стиле так называемых "цыганских" песен. Далеко не все "русские песни", сочиненные поэтами первой половины XIX века, действительно стали песнями, а тем более усваивались народом, многие из них остались литературным опытом фольклорной стилизации. В сущности, лишь сравнительно небольшое количество "русских песен" приобрело подлинную народность и выдержало испытание временем. Но лучшие из них дожили до наших дней.
"Русская песня" - преобладающий, но не единственный вид русского романса, сформировавшегося в начале XIX века. Наряду с романсом-песней, непосредственно ориентировавшейся на народную поэзию и рассчитанной на несложный, доступный любителям музыки аккомпанемент (а иногда допускавшей и исполнение без музыкального сопровождения), с первых десятилетий XVIII века развиваются и другие формы романсной лирики, выражавшие другие тенденции в развитии русского романтизма, а затем и реализма, в которых вместе с тем, как в произведениях музыкально-поэтических, большая роль отводилась и музыкальному сопровождению, подчас существенно дополнявшему текст или вскрывавшему глубинные пласты его философского и психологического содержания.
Формирование русского романтизма, отразившего прежде всего рост национального самосознания, происходило под плодотворным воздействием лучших образцов западноевропейского романтизма как в области поэзии, так и в области музыки. Известна важная роль Жуковского, познакомившего русского читателя с творчеством поэтов других народов. Превосходные переводы Жуковского сами по себе стали одним из самых важных фактов русской национальной культуры. Поэзия Жуковского произвела сильнейшее впечатление на современников, вдохновила русских композиторов, и многие из них успешно справились с задачей переложения его стихов на музыку. Характерный эпизод в истории русской музыкально-поэтической культуры начала XIX века - тесное сотрудничество Жуковского с талантливым композитором-любителем А. А. Плещеевым, другом поэта, состоявшим в "Арзамасе" под шуточным прозвищем Черного ворона. Плещеев первым из русских композиторов обратился к текстам Жуковского, переложил на музыку многие произведения поэта, создал первые образцы нового вида русского романса - романс-балладу. В домашнем быту близких поэту людей и в литературных салонах романсы на слова Жуковского звучали с середины 1810-х годов, но особенную популярность они приобрели во второй половине 1820-х годов, когда к текстам поэта обратились молодой Глинка, Верстовский и Алябьев, а вслед за ними Варламов и Даргомыжский. При этом ранние романсы Плещеева оказались забытыми и вытесненными более удачными переложениями названных композиторов. Весьма типичными образцами романса-баллады на слова Жуковского стали "Светлана" Варламова и "Ночной смотр" Глинки. Но наиболее прославленным автором русских романтических романсов-баллад оказался Верстовский. На его долю выпала шумная слава, а некоторые его романсы стали очень популярными - достаточно вспомнить "Черную шаль" на слова Пушкина, прочно вошедшую в народный быт. Образец маленькой песни-баллады создал Алябьев в романсе на текст стихотворения Пушкина "Два ворона". Известность приобрел "Воздушный корабль" Лермонтова с музыкой Верстовского, а также Глинки. Выделяются русские баллады Варламова - "Песня разбойников" на слова Вельтмана и "Тоска" на слова Тимофеева. Замечательным образцом русской баллады является "фантазия" Тимофеева - Даргомыжского "Свадьба".
Для жанра романса-баллады характерны драматическая напряженность стремительно развивающегося действия, сочетание повествовательности с монологической или диалогической формой, подчас наличие мрачно-фантастических, зловеще-символических элементов в сюжете или кровавая развязка, а также экспрессивные музыкально-изобразительные средства (декламационно-речитативная вокальная партия и весьма выразительный "бурный" аккомпанемент, как бы воссоздающий обстановку, "фон" драматического действия - картины бури, сражения, скачки, завывания ветра, колокольный звон и т. п.).
Лучшие произведения в жанре романса-баллады соперничали по своей популярности с "русской песней", причем в ряде случаев сами приобретали черты, сближающие их с так называемой "молодецкой", "удалой" или "разбойничьей" русской народной песней (особенно в творчестве Алябьева и Варламова). В этом смысле романс-баллада не противостоял "русской песне", а представлял собою лишь другой, подчеркнуто романтический вариант русского бытового романса. Позже, в пору кризиса романтизма, под пером эпигонов этот жанр постепенно выродился и превратился в мелодраматический "жестокий" романс.
Большую известность в первой половине XIX века приобрел романс-элегия, возникший в лирике Жуковского ("Бедный певец" с музыкой Глинки) и Батюшкова ("Память сердца" с музыкой Глинки). К элегическому романсу приближались также и некоторые стихотворения Дельвига. Но расцвет этого жанра связан уже с именами Пушкина, Баратынского, Лермонтова и Тютчева. Крупнейшие поэты и композиторы первой половины XIX века создали произведения, ставшие классическими образцами русского романса вообще: "Я помню чудное мгновенье…" Пушкина - Глинки, "Не искушай меня без нужды…" Баратынского - Глинки, "Мне грустно потому, что весело тебе…" Лермонтова - Алябьева и Даргомыжского… На слова крупнейших русских поэтов первой половину XIX века позже создали свои замечательные романсы-элегии композиторы второй половины XIX - начала XX века: Бородин ("Для берегов отчизны дальной…" на слова Пушкина), Римский-Корсаков ("Редеет облаков летучая гряда…" на слова Пушкина), Рубинштейн ("Мне грустно…" на слова "Отчего" Лермонтова), Чайковский ("Ты знаешь край…" Тютчева), Рахманинов ("Фонтан" Тютчева) и др.
Прекрасные образцы русского романса-элегии первой половины XIX века мы находим не только там, где встречаются в своем творчестве гениальный поэт и гениальный композитор, но и в тех случаях, когда на классический текст создавалась мелодия малопримечательным музыкантом (например, всем знакомый напев элегической песни-романса "Выхожу один я на дорогу…" принадлежит едва ли известной многим Елизавете Шашиной) или, напротив, когда выдающиеся композиторы обращались к текстам второстепенных поэтов ("Сомнение" Кукольника - Глинки) или совсем незначительных авторов ("Однозвучно гремит колокольчик…" И. Макарова - Гурилева, "Иртыш" И. Веттера - Алябьева).
Романс-элегия лишен тех определенных формально-стилевых признаков, по которым всегда можно отличить "русскую песню" или романс-балладу. В этом жанре вокальной лирики особенно свободно и разнообразно проявлялась творческая индивидуальность поэта и композитора. Именно поэтому элегия создавала и наиболее благоприятные возможности для развития реализма. В целом для элегического романса характерно стремление к психологической и философической углубленности, сосредоточенность мысли и чувства, интимность в выражении лирического, большей частью грустного содержания, серьезность и интенсивность музыкального языка, ритмическая размеренность, напряженная плавность в развитии мелодии, эмоциональная содержательность аккомпанемента, часто приобретающего значение "подтекста". Разумеется, по самому своему характеру романс-элегия не мог получить столь же широкого распространения в массах, как "русская песня" и романс-баллада, но это не значит, что он оставался достоянием лишь профессиональных исполнителей. Многие романсы-элегии были непременным элементом домашнего музицирования, а иные из них приобретали и популярность песни, как некоторые из названных выше. Так или иначе, романс-элегия занял важное место в русской музыкально-поэтической культуре первой половины XIX века, и значение этого вида вокальной лирики вырастает по мере приближения к нашему времени. Если "русская песня" и особенно романс-баллада с середины XIX века идут на убыль, то романс-элегия, напротив, живет полной и весьма продуктивной жизнью в творчестве поэтов и композиторов второй половины XIX - начала XX века.
Тремя охарактеризованными видами русского романса не исчерпывается, разумеется, все разнообразие видов русской вокальной лирики первой половины XIX века. Наряду с ними - или в пределах названных жанров, или как их разновидности - существовали и некоторые другие более или менее самостоятельные типы песенного творчества поэтов и композиторов.
С развитием романтизма в поэзии возникает интерес к нравам, обычаям, искусству других народов, в связи с этим появляется и особая разновидность песенного жанра с национально-этнографической тематикой, где зачастую использовались элементы фольклорные, воссоздавался национальный колорит или характер народа, привлекшего внимание поэта. Композиторы охотно обращались к этим произведениям, увлеченные возможностью передать национальную специфику музыкального языка разных народов. В этом проявлялась не только романтическая склонность к экзотике, но и стремление выразить свободолюбивые настроения, подчеркнуть сочувствие порабощаемым или борющимся за свою независимость народам. В этой связи могут быть названы "Хищники" Грибоедова, "Кабардинская песня" А. Бестужева-Марлинского. К тому же жанру относятся "Татарская песня", "Черкесская песня" и "Цыганская песня" Пушкина, "Еврейская мелодия", "Грузинская песня" и "Песня Селима" Лермонтова, "Пленный грек в темнице" И. Козлова, "Песнь грека" Веневитинова, "Военный гимн греков" Гнедича, некоторые стихи из цикла "Прощание с Петербургом" Кукольника. Эти мотивы нашли отклик в творчестве Алябьева, Верстовского, Глинки, Есаулова, позже - Балакирева и других композиторов.
Благоприятные возможности для выражения вольнолюбивых настроений и чувства угнетенности, одиночества предоставляла "узническая" и "изгнанническая" лирика русских поэтов, положившая начало особому виду русского романса и так называемым "тюремным песням", с характерным для них сочетанием элегических мотивов и порывов к свободе ("Узник" Пушкина, "Узник" и "Желание" Лермонтова, "Узник" Полежаева, "Иртыш" И. Веттера, "Романс" Д. Раевского). К этому виду, в сущности, относятся и песни, разрабатывавшие символический мотив борьбы (или ее предчувствия) отважного человека с бурей ("Парус" Лермонтова, "Пловец" Языкова, "Песнь погибающего пловца" Полежаева). Особенно удачно выразили эти настроения в музыке Алябьев и Варламов, одной из самых популярных песен оказался "Пловец" Языкова с музыкой Вильбоа.
Особую группу составляют агитационные песни, написанные Рылеевым и А. Бестужевым-Марлинским; они исполнялись не только в среде революционно настроенной дворянской интеллигенции, но и проникли в солдатскую среду, а затем и в более широкие круги русского общества, а некоторые из них стали известны народным массам. А. Бестужев-Марлинский, стремясь отвести удар, показывал, что агитационные песни декабристы "певали только между собою", но сделал оговорку: "Впрочем, переходя по рукам, многое к ним прибавлено, и каждый на свой лад перевертывал". Песни Рылеева и Бестужева-Марлинского распространялись в списках, таким образом, уже в вариантах, а затем подвергались дальнейшей переработке в устной передаче. Проникновению некоторых из этих песен в устный репертуар масс способствовало то обстоятельство, что они были созданы в стиле народных песен и выражали близкие народу мысли и чувства в близкой ему форме. Брат А. Бестужева-Марлинского - Н. А. Бестужев писал: "Хотя правительство всеми мерами старалось истребить сии песни, где только могли находить их, но они были сделаны в простонародном духе, были слишком близки к его (народа. - В. Г.) состоянию, чтобы можно было вытеснить их из памяти простолюдинов, которые видели в них верное изображение своего настоящего положения и возможность улучшения в будущем". Известно, что агитационные песни декабристов исполнялись на "голоса" русских народных песен, а также на мелодии украинских и некоторых других популярных песен в народном стиле. Так, песня "Ах, тошно мне…" пелась на мелодию украинской песни "Ой, гай, гай, гай зелененький…", песня М. А. Бестужева "Что не ветр шумит во сыром бору…" - на мелодию песни Львова "Уж как пал туман…" в позднейшей обработке Гурилева. Агитационные песни декабристов положили начало одной из самых замечательных традиций в истории русской вокальной лирики - "вольным песням", звучавшим в революционных кружках, в тюрьмах и на каторге среди политических заключенных и ссыльных, в среде русской политической эмиграции, в революционном подполье, а позже - на митингах, демонстрациях, баррикадах. В пропаганде этих песен сыграли большую роль Герцен и Огарев, сами арестованные за пение "возмутительных песен". Находясь в эмиграции, они опубликовали агитационные песни декабристов и другие "вольные песни" первой половины XIX века в "Колоколе" и "Полярной звезде", включили их в специальные сборники - "Русская потаенная литература XIX века" (1861), "Солдатские песни" (1862), "Свободные русские песни" (1863). Так была передана песенная эстафета от первого поколения русских революционеров "штурманам будущей бури".
Среди русских песен первой половины XIX века можно выделить еще застольные с характерной для них жизнерадостной, гедонистической тематикой; им была свойственна и определенная форма - куплетное строение, включающее сольную партию запевалы и хоровой припев. Такого рода песни находим у Пушкина, Языкова, Соллогуба и других поэтов. Содержание и быстрый, четкий ритм этих песен сближали их с так называемыми гусарскими песнями, которые прославляли жизнь, полную опасностей, и выражали пылкие чувства, находившие выход во время дружеских пирушек (песни Дениса Давыдова). Более серьезный и глубокий характер носит зарождающаяся в это же время студенческая песня, образцом которой могут служить песни Языкова, особенно его "Из страны, страны далекой…" с музыкой Алябьева.
Таким образом, первая половина XIX века по разнообразию видов вокальной лирики, по обилию произведений и богатству идейно-художественного их содержания может считаться порой расцвета русского бытового романса и песни. Именно в это время был создан тот основной песенный фонд, который в значительной мере определил характер русской национальной музыкально-поэтической культуры и наложил отпечаток на музыкально поэтический быт русского общества вплоть до Октябрьской социалистической революции.