Лидия Ивановна Аверьянова (1905–1942) – талантливая поэтесса и переводчица, автор пяти не вышедших в свет сборников стихов, человек драматической и во многом загадочной судьбы. Лирика Л. Аверьяновой вызвала сочувственный интерес у Ф. Сологуба, А. Ахматовой, В. Набокова, Г. Струве и др. Наиболее ценная часть ее литературного наследия – "Стихи о Петербурге"; в 1937 г. они обрели статус "стихов-эмигрантов" и посмертно, в извлечениях, публиковались за рубежом под присвоенным автору псевдонимом А. Лисицкая.
Поэтическое творчество Л. Аверьяновой представлено в книге во всей возможной полноте, большая часть стихотворений печатается впервые. В основу издания легли материалы из фондов Пушкинского Дома (СПб.) и Гуверовского института (США).
Содержание:
Из книги VOX HUMANA 1
ВТОРАЯ МОСКВА 1
ОПРОКИНУТЫЙ ШЕВРОН. Стихи 4
СЕРЕБРЯНАЯ РАКА. СТИХИ О ПЕТЕРБУРГЕ. 1925-1937 6
ПРЯНИЧНЫЙ СОЛДАТ. СОНЕТЫ 1937. 10
Дополнение к книге "Серебряная Рака. Стихи о Петербурге. 1925–1937" 11
Из стихотворений, посвященных Л.Л. Ракову 11
Стихотворения из писем к А. И. Корсуну 12
Стихотворения, не включенные в сборники 12
ПРИЛОЖЕНИЯ 13
М. М. Павлова. "ПОЭТА ХРУПКАЯ СУДЬБА…" (Послесловие) 18
ПРИМЕЧАНИЯ 33
Примечания 52
ЛИДИЯ АВЕРЬЯНОВА.VOX HUMANA: Собрание стихотворений
Из книги VOX HUMANA
1. "Угоден богу каждый спелый колос…"
Угоден богу каждый спелый колос.
Весь мир – во мне, но я – одна в миру,
И я люблю здесь только лирный голос
И строгую органную игру.Живу. Душа предчувствием не сжата,
Спокоен взгляд, не устремленный вниз,
И путь мне ясен, время мой вожатый,
Per aspera ad astra – мой девиз.1921
2. "По имени и другом назови…"
По имени и другом назови.
Я – как и ты – в миру благословенна:
Не манит рай и не страшит геенна
Того, чья жизнь проходит без любви.Пусть, сквозь двойное зимнее стекло,
Так глух и нежен дальний звон к вечерне –
Ни брачной ризы, ни венца из терний
Нас никогда желанье не влекло.Земным не опаленные огнем
(Раздумья – много, счастья – ни обола),
К семи ступеням божьего престола
Мы нищими, но мудрыми придем.1922
3. "Щит от мира, колыбель поэта…"
Щит от мира, колыбель поэта,
Родина пил и гримов любви.
Одиночество! Ты – хлеб ответа
На молитвы жадные мои.День и ночь молилась о разлуке:
Весть была, что дорог мне жених.
Так устали складываться руки…
Даже лира тяжела для них.Разве жизнь – не легче и безбольней,
И сандалий не щадит песок? –
Словно лестница на колокольню,
Путь мой темен, шаток – и высок.1923
4. "Матерь Божья Часу безответна…"
Матерь Божья Часу безответна:
Тихо судьбы шьет ее игла…
Вот, на землю тенью неприметной
Молодая жизнь моя легла.… Может, я затем и приходила
В мир: учуять радость и покой,
И сердца – душистые кадила –
Легкою раскачивать рукой.1923
5. "Неотвратимо, неизбежно…"
Неотвратимо, неизбежно,
От всех распахнутых дверей
Меня уводит ветер снежный
Навстречу гибели моей.Умы – в бреду, сердца – лукавы,
Извечно спутаны пути.
Ни мира, ни любви, ни славы
Мне в целой жизни не найти.Сквозь годы ужаса и плена
Провижу, смутно – жребий мой…
– О, господи, давно колена
Я не склоняла пред тобой!1924
6. "Снежный ветер запевает в ставни…"
Снежный ветер запевает в ставни,
Медный звон колышет ворота…
Друг старинный, недруг мой недавний,
Вот – я здесь, печальна и чиста.Ни себя не знала, ни любови,
Но от сердца я приемлю новь,
И чужда тяжелой скифской крови
Легкая как марево любовь.Жизнь – проста, и слово неизменно:
Все пути приводят к одному…
Мне не снилось стать своей и пленной
В этом смертью раненном дому.1924
7. "Верно, сердцем уродилась суше…"
Верно, сердцем уродилась суше
И суровей множества людей:
Оттого-то бог и дал мне в души
Лучшего из черных лебедей.И душа моя, сквозь вихрь и пламя,
Сквозь напевный колокол в веках –
Как большое траурное знамя
Бьется бешено в твоих руках.1924
8. "Что лирика? Быть может, сотый…"
Что лирика? Быть может, сотый
Ее оценит и поймет:
Здесь сердца дрогнувшие соты
Хранят любви старинный мед.Что слава? Первый между ними,
Ничтожный – как дитя в гробу,
Из пыли медленно поднимет
Поэта хрупкую судьбу.Что книга? Редким береженный
Ларец с прерывной нитью строк,
Последним служкою зажженной
Кадильницы душистый вздрог.1924
<9>. "Он сказал мне: "Видишь, ты чужая…"
Он сказал мне: "Видишь, ты чужая
Петербургской пламенной судьбе.
Бурным гневом медленно сгорая,
Этот город вспомнит о тебе".
И еще сказал он: "Накануне
Лучших лет училась ты любви.
И как только красный ветер дунет –
Разлетятся ангелы твои".
И закончил: "Маленькая, кто ты,
Чтобы за руку я взял, любя:
Посмотри, какою позолотой
Наша слава ляжет на тебя".<1923>
<10>."Вставали дни, дряхлел и падал Рим…"
Вставали дни, дряхлел и падал Рим,
Росли названья славы и свободы,
Но с византийским именем твоим
Связала я девические годы.
Всё глубже раны варварским мечом,
Но плещет имя крыльями покоя,
И хорошо войти в прохладный дом
От звона стрел, от пламенного зноя.
Легки, как лани, стрелки на часах,
Седеет прядь, журчат года глухие,
И медленно качается в веках
Дарохранительница – Византия.<1923>
<11>. "…И снова затворилась дверь…"
…И снова затворилась дверь
Твоей тоски, твоей свободы.
Терпенье, улицы и годы
Шагами медленными мерь…Но не безумствуй, не кляни –
Когда-нибудь из темной дали
Придет и он, твоих сандалий
Достойный развязать ремни.Начало 1920-х гг.
ВТОРАЯ МОСКВА
Товарищу, назвавшему себя АЛЕКСАНДРОМ ФОКИНЫМ на пути Ростов/Дон – Москва, 2 сентября 1924 года
СЕДЬМОЕ НОЯБРЯ
Червонным золотом горит Москва.
И – крылья алой лебединой стаи –
Знамена плещут и шуршат слова,
Всемирной новью пьяно зацветая.Когда б он встать, когда б он видеть мог,
Едва раздвинув стены мавзолея,
Как с каждым годом неизбежней срок
Земным плодам, что он с любовью сеял.Не призрак по Европе – плоть идет
Широкоплечей силой, злой и голой. –
Звени, звени сквозь вычурный фокстрот,
Ближайших лет простая Карманьола!1924
ДЖОН РИД
Хорошо в свинцовой колыбели
Отдыхать под Красною стеной:
Не пришлец ты был здесь на неделе,
А товарищ сильный и родной.Полюбил наш бурный скифский берег
И в тифозном, медленном бреду
Ты уже, над картой двух Америк,
Смутно видел красную звезду.Ничего, что мнем твои страницы,
В заскорузлых пальцах теребя:
В крепком сердце самой вещей птицы
Наша память пестует тебя.Золотой ордою комсомолья
Снова повесть будет прочтена,
Как терзалась родовою болью
Десять дней огромная страна.С этой книгой станут наши дети,
Обновленной верные земле,
Под тяжелой славою столетий –
Третьей стражей в мировом Кремле.1924
ТРИ УЗЛА
В память лучших, три узла тугие
Завяжи на нити золотой,
Вот какою стала ты, Россия:
Самой крепкой, стройной и простой.Оглянись на путь большой и странный
Ни одной не выпавший стране:
К воле плыл он, первенец желанный,
Стенька Разин в расписном челне.И еще не отзвенело слово
И не стихла волжская вода,
Как мужицкой славе Пугачева
Поклонились в пояс города.А недавний, разве он – не сын твой,
Тот, кто встал над омутом Москвы,
Кто тебе кровавую косынку
Повязал вкруг буйной головы.
Так греми же праведной Европе
Комсомольским хохотом в лицо:
Слишком трудно стаей ржавых копий
Пошатнуть кремлевское крыльцо.1924
МОЯ СТРАНА
Что мне посох, если насмерть ранен
Бредом я, и песнь моя хмельна:
Ведь кругом от грани и до грани –
Алым маком зацвела страна.Широки поля твои, Россия,
Колокольни тонкие остры -
И горят, горят в глаза сухие
Неуемным пламенем костры.Ах, зови, звени, пылай – доколе
Не придет орда сыновних рук
Медный голос этих колоколен
Перелить в густой машинный стук?И пока любовь моя, скитаясь,
Горько чует верную тропу –
Стой, тихонько на ветру качаясь,
Лучший колос в мировом снопу.1924
СПАССКИЕ ЧАСЫ
Не глухое былье и не лобное место под теми,
Что когда-то певали – и божий нам славили страх.
Слушай, стоило жить, чтоб узнать наше бурное время,
Наше острое время на старых кремлевских часах.Здесь у царских саней, надрываясь, скрипели полозья
И на башенный голос послушно вставала заря.
Но проходят года – и тяжелые зреют колосья
Сквозь суровые зимы, и весны, и дни Октября.А Европа в петле, а Америка – в пытке, и гулко
По издерганным нервам ударил Московский набат. -
Да, желанною целью – за сетью кривых переулков –
Пилигримом свободы когда-нибудь станет Арбат.Пять лучей не сочтем, как нагнется над миром комета,
Заметая обломки в костер, а часы на Кремле
Широко пропоют в наступившее красное лето
Колокольною песней торжественный полдень земле.1924
"Неровный ветер, смутный свет…"
Неровный ветер, смутный свет,
Знамен внезапное веселье –
И стойкий город на Неве
Качнулся красной колыбелью.Тогда невиданной зарей
Над золотыми куполами, –
Москва, в тяжелый полдень твой
Вошло ликующее пламя.И над тревогою Кремля,
Над мертвым сном Замоскворечья,
В просторы, в просеки, в поля
Мелькнул и канул вольный кречет.Нам мнилось, пули счет сведут -
И пулями была расплата.
Горсть неприкрашенных минут
Рвалась столетьем циферблата…
…………………………………………..Не голосом печальных книг
Расторгнутые трогать цепи:
Мы соты – солнечные дни –
На творческом досуге лепим.Но поступь – тверже, глаз – острей,
И, за вожатыми словами,
Ступени медных Октябрей
Хранит размашистая память.И город, пестовавший весть,
Еще хранит следы глухие,
Как билась судорожно здесь
В капкане времени Россия.1925
НАБАТ
Не раскольница в огненном стонет плену –
Красный ветер качает большую страну;Красный ветер метет озаренную пыль, –
В самых дальних степях полыхает ковыль.Нам дремучей любви не дано превозмочь,
Любо кинуться вместе в мохнатую ночь –И летим, наклоняясь в скрипящем седле,
По изодранной, пламенной, гулкой земле.Я не знаю, зачем, и не знаю, куда, -
Только слово "товарищ" мне хлеб и вода,Только зарево пляшущим дразнит кольцом,
Только дым пеленает и нежит лицо.Много верных встает в опаленной траве,
Но не каждый знамена крепил на Москве,И не каждому выпал обугленный клад –
Слышать ленинский клич сквозь московский набат.1925
ДАТА
Еще мы помним четкий взмах руки,
Вожатый голос с пламенной трибуны….
Вот почему заводские гудки –
В мохнатой мгле натянутые струны.Еще горят заветные слова,
Как и при жизни лучшие горели,
Но леденеет медленно Нева
В своей большой гранитной колыбели:Но мерной дробью не стучит станок,
И темногрудые котлы не дышат:
Так самый первый, самый горький срок,
На пленном Западе острее слышен.И дата смерти, как тугая нить,
Связует страны с неостывшим делом:
Нам бьют в глаза московские огни,
Нам красный флаг захлестывает тело.1925
РАБФАКОВЦАМ
1. "Оттого ты упорно заносишь науку в тетрадь…"
Оттого ты упорно заносишь науку в тетрадь,
Оттого ты сумел перелистывать плотные книги,
Что когда-то ходил города, словно ягоды, брать,
Что когда-то усталость в подхваченном плавилась крике.Ты качался в седле, измеряя винтовкой страну,
Знаешь запах земли и смертельную речь пулемета,
А из жизни запомнил веселую повесть одну:
Как малиновый флаг был иглою рабочею сметан.Ты стрелой отозвался на бурный Кремлевский набат,
Ты широкою памятью предан железным страницам. –
Если сорваны нити с гудящего вестью столба,
Эту весть разнесут красногрудые легкие птицы.Будем только вперед неуклонно и просто смотреть:
Нарастают, звенят напоенные славою годы,
И тускнеет, дрожа, колокольная в воздухе медь,
И стальное весло рассекает зацветшую воду.1925
ВТОРАЯ МОСКВА
Ах, тебя ль обратною дорогой
И путем окольным обойду! –
Всё растет привычная тревога
В колокольном, каменном саду.Череде далеких новолуний
Слышен плеск уже окрепших крыл. –
Старый город, ты ли накануне
Башнями о боге говорил;Во хмелю, блаженный и увечный,
Припадал к соборному кресту,
Золотым своим Замоскворечьем
В синюю тянулся пустоту,Царской плетью хлестанный до крови,
Лишь веригами звенел в пыли
А теперь ты – в памяти и слове -
Красный угол дрогнувшей земли.1925
"МОСКВА КАБАЦКАЯ"
Звон колокольный, звон неровный
Над затуманенной Москвой
И шелест яблонь подмосковных
Сквозь муть, и посвист, и запой.И, словно горький сад осенний,
Выветриваясь и гния,
Мне открывается, Есенин,
Москва тяжелая твоя:Недобрый хмель с полынью смешан,
Тоска дорогою легла….
Но всё размеренней, всё реже
У нас звучат колокола:Нас, младших, солнце в лоб целует
И ломится от нови клеть….
А ты – ты мог Москву Вторую
В Москве Кабацкой проглядеть!Пусть сердце-ключ на дне стакана –
Ржавеет медленно, и пусть
Тебя из проруби стеклянной
Зовет утраченная Русь. –Не вековая тронет слава
Страницы гибели твоей:
Так тающий, медвяный саван
С высоких облетит ветвей;Так наглухо задунет память,
Проводит воронье, кружа,
С последними колоколами –
Есенина неверный шаг.1925
СТАРАЯ МОСКВА
Едва вступив в широкий круг свободы,
Страна, как колос, солнцем налита,
Как жернова, перевернулись годы. –
Моя Москва, – и ты уже не та:Пришла пора – недаром в полдень сирый
Добром народным наливалась клеть –
Рублем чеканным о прилавок мира
Раскатисто и буйно зазвенеть.И вот крутая, новая дорога,
Ложась, сметает полусгнивший дом. –
Москва-часовня на ладони бога,
Москва, годам врученная на слом!Ты помнишь день, когда, не чуя страха,
Мозолистая шарила рука –
За ситцевою лучшею рубахой
На самом дне большого сундука.А там, вверху, с глухим и древним граем
Зловещее кружило воронье
И медь рвалась, отрывисто скликая,
Как на беду, на торжище свое.Но празднично молчит Смоленский рынок.
Через плечо – гармошка на тесьме –
И мать крестила, на прощанье, сына,
Ходынским полем называя смерть.1926
"Что шуметь, о гибели жалея…"
Что шуметь, о гибели жалея,
Расточать надуманную грусть:
Нет, не смерть взяла от нас Сергея,
А его бревенчатая Русь:Верно видел он сквозь ужас древний,
Те простые мерные года –
Как железом обрастет деревня,
Как взойдут на пашнях города.Вправе мы не помнить об уроне,
Но стереть поднимется ль рука:
Он с другой Россией похоронен –
И земля да будет им легка.1926
"Ты опять со мной, моя Россия…"
Ты опять со мной, моя Россия,
Лучшей песней миру вручена. –
Но бедны слова мои сухие.
Широка московская страна.Ах, по картам, в строках, меж строками
Мне ль учить такой большой урок. –
Вот опять перебирает память
Пряди русые дорог.Ветер с Волги – мед и тополь вместе –
Словно гусли тронет эту грудь.
Колоколенка – слепая – крестит
Тенью пресеченный путь.Оттого клонюсь к земле и к нови,
Что, под спудом, в теле у меня
Костромской и ярославской крови
Светлая цела струя.Оттого и не зовет иное –
Только б дням шуршать степным огнем –
Что таким же, знаю, перегноем
Я войду в твой мудрый чернозем.1926
ЛАРИССА РЕЙСНЕР
1. "В дни былых, шальных разноголосиц…"
В дни былых, шальных разноголосиц,
В белом платье, в ливень пулевой –
Ты вела по Волге миноносец,
Чтоб знамена крепли над Москвой.