Ольга Петровна. К ней сбежал?
Марфа. Даша – это дочь моя. А сын Сережа. С нею, с Дашей, с сестрой, он дружен был. Она старше его на семь лет, и как родился Сережа, она, Даша, с ним как с куклой возилась. Вырастила со мной вместе. Он так к ней привязался, что просто удивительно. Мальчишка грубый, неласковый, ум у него мальчишеский. Еще нет семнадцати лет ему. С Дашей он разговаривал, а со мной, родной матерью, у него один разговор был: "Отстань", да "Брось", да "Ну вас" – и сбежал.
Ольга Петровна. Куда?
Марфа. На фронт. Я думала, он со школою на трудовых работах, а он воевать ушел.
Ольга Петровна. Воевать?
Марфа. В ополчение его не брали по возрасту. Тогда что он сделал! Взял документы!
Ольга Петровна. У кого?
Марфа. У учителя Соколовского. Молодой был у них учитель истории, двадцати трех лет. А Сережа мой рослый. Можно дать ему столько. Взял он учителя документы, они вместе на трудовых работах, в одном бараке жили. И ушел. Там пока разобрались, куда он ушел, да зачем – его и след простыл. Только две недели назад узнала я чудом, что под фамилией Соколовский поступил он в школу минометчиков.
Ольга Петровна. Вы подумайте.
Марфа. Я привычная. Я всегда к беде готова. Но она, окаянная, так пути подберет, каждый раз с такой особенной стороны подойдет, с какой и не ждешь её.
Ольга Петровна. Это надо же!
Марфа. У меня муж на фронте. Ушел тоже в ополчение, а теперь в летучей ремонтной бригаде танки чинит. Миша и Ваня, старшие сыновья, один в артиллерии лейтенант, другой в инженерных войсках. Дочка в вашем городе на военном заводе. Сережа из всех моих детей самый неладный, самый трудный.
Ольга Петровна. Смотрите, пожалуйста!
Марфа. Не могу я его отдать. (Стучит кулаком по столу.) Не желаю! Был у меня полный дом! Хороший дом, веселый, терпеливый. Первого – впятером провожали, а последнего – вдвоем. Я говорю: "Ну, Сергей, только ты теперь со мной остался". Молчит. И на трудработы молча уехал.
Ольга Петровна. Это надо же!
Марфа. Я одна стала жить в доме, ко всем бедам готовая. А кругом вещи мужа и детей. Легко ли это? То Мишина рубашка мне под руку попадется, то Ванин нож перочинный, то Дашин кушачок. Хожу, креплюсь, дела себе придумываю. Писем жду. И вот нате вам! Сережа, дурак нескладный, такую штуку учинил. Не отдам его! Не желаю! Пошла я через все фронты, чтобы забрать его обратно из школы.
Ольга Петровна. А он не идет?
Марфа. Школу не могу найти! Перевели её в новое помещение. А куда – не говорят. У них сегодня выпуск! Уедет он – как его искать! Помоги, сделай милость! Даша должна знать, где его школа!
Ольга Петровна. Да, господи, пожалуйста. Сейчас мы столик отопрем. Вот и отперли. Сейчас мы списочек разыщем. Вот и разыскали.
Марфа. Васильева, Дарья Степановна, смотри скорей.
Ольга Петровна. Сейчас, сейчас… (Смотрит список.) Как хочешь, тетя, можешь обижаться, но нет здесь такой.
Марфа. Нет?
Ольга Петровна. Вот слушай сама. Сизых А. И., преп. музыки, 1896 года рождения. Преп. – преподаватель значит. А может, преподавательница. По такой фамилии разве поймешь? Барский С. Н., военный прокурор, 1908 года рождения.
Глухой, но явственный удар.
Вот и артобстрел начался… Краммер А. И., юрисконсульт, 1889 года рождения. Краммер М. М., иждивенка, 1917 года рождения, – на молоденькой женился, это надо же! Кузикова Л. П., пенсионерка, 1874 года рождения. Вот сколько разного народа, без вещей, без крова. Воромыкин Э. Э. Что за имя Э. Э.? Эраст Эрастович, наверное. Служащий, 1898 года рождения.
Глухой удар.
Кучеренко В. И., артист, 1870 года рождения. Смотрите-ка! Семьдесят один год, а он все артист. Красовская Д. С., 1918 года рождения.
Марфа. Она!
Ольга Петровна. Как, то есть, она?
Марфа. Она, она. Я-то и не подумала. Записалась она с ним, значит…
Ольга Петровна. С кем?
Марфа. С Колей Красовским. Я не вмешивалась. Но рада все-таки. Записались. Это лучше. Инженер. Тоже из Ореховца. Стой, дай-ка я платок сниму, даже в жар меня ударило. Нашла дочку, а она замужем… Вот, говорила я, что она здесь!
Ольга Петровна. А может быть, это не она?
Марфа. Как же, она! Должность – чертежница?
Ольга Петровна. Да. Написано – чертежник.
Марфа. Она. Спасибо, дежурная. В какой она квартире?
Ольга Петровна. Сейчас скажем. А он-то, муж-то, почему к нам не переехал?
Марфа. А правда, он-то где? Ну, сейчас узнаем… Назови мне квартиру.
Ольга Петровна(вскрикивает). Ой!
Марфа. Что такое?
Ольга Петровна. Она в девятой квартире прописана.
Марфа. Ну и что здесь худого?
Ольга Петровна. У них жиличка пропала… четвертый день нет её.
Марфа. Как туда пройти?
Ольга Петровна. Постой… Там две жилички прописаны. Ей-богу две. Кузикова Л. П., пенсионерка, там же прописана. Она пропала, наверное, она. Ей-богу! Зачем молодой пропадать! (Снимает трубку.) Сиди, я сейчас к ним позвоню. (Набирает номер.) У них телефон не сняли – там хозяин врач-психиатр, такой ходовой человек. Кто со мной говорит? Какая Лилия Павловна? Ах, Кузикова? Пенсионерка? Из конторы домохозяйства спрашивают. Это надо же. А скажите, у вас Красовская там живет? Это надо же! (Вешает трубку.) Она, мать… Действительно четвертый день не приходит домой дочка твоя.
Тяжелый удар. Значительно ближе.
Вот проклятые, за свое взялись, проклятые. И так каждый день, каждый день…
Марфа. Адреса ее служебного нет в списке?
Ольга Петровна. Нету.
Марфа. Конечно, нету. Номерной засекреченный завод…
Входит управхоз Иваненков. Он очень весел.
Иваненков. Ну, мамаша, дождались меня, мамаша? Что смотрите невесело? Надо бодро держаться!
Ольга Петровна. Дочка ее у нас проживала.
Иваненков. Нет. Дарьи Васильевой у нас нет и не было.
Ольга Петровна. Замуж она тут вышла. Красовская её фамилия теперь.
Иваненков. Д. С.? Дарья Степановна? Что же ты мне сразу не сказала! Эх, мамаша, мамаша!
Ольга Петровна. Вот пропала она.
Иваненков. Кто?
Ольга Петровна. Красовская.
Иваненков. Почему же это она пропала?
Ольга Петровна. Четвертый день домой не возвращается.
Иваненков. Так и должно быть. Я знал, что она пару дней домой не вернется.
Марфа. Знал?
Иваненков. Знал.
Марфа. Откуда?
Иваненков. Она сама меня информировала. И оставила мне телефон заводской на тот случай, если спрашивать ее будут. Только не тебя она, мамаша, ждала, а мужа.
Марфа. Колю?
Иваненков. Сейчас посмотрю. (Достает записную книжку.) Да, Красовский, Николай Семенович.
Марфа. Красовский.
Иваненков. Пусть будет Красовский.
Марфа. Где он?
Иваненков. На фронте, испытывает пулеметы, которые делают у них в цеху. А у дочки твоей срочное задание. Днем и ночью находится она на заводе. Телефон их заводской засекречен. Однако мне как начальнику объекта она оставила номерок. Раз мать приехала, да еще через фронты, значит, следует позвонить?
Марфа. Позвони.
Иваненков. А ну, пропустите меня, Ольга Петровна. (Набирает номер.) Сейчас мы ее удивим. Дарью Степановну. Занято. Ну понятно! Такой завод. Повеселели, мамаша?
Марфа. Да.
Иваненков. Эх, мамаша. И я повеселел. Радость у меня.
Ольга Петровна. Достали что-нибудь?
Иваненков. Нет, тети мои дорогие. Ничего я не доставал. Нет мне времени по магазинам бегать. А сказали мне сегодня в райсовете, что будет о нашем доме завтра в газете подвал!
Ольга Петровна. Ой! Боже мой! Как так подвал?
Иваненков. Самая нижняя на газетной странице статья. Называется подвал. Я сам было испугался: о вас, говорят, подвал будет. За что подвал? Чем мы хуже других? Ну тут посмеялись, объяснили мне. Хвалить нас будут!
Ольга Петровна. Смотрите, пожалуйста!
Иваненков(набирает номер). Опять занято! Говорит кто-то. Докладывает или запрашивает. Идут дела. Терпи, мамаша.
Глухой удар.
Людоеды стараются. А мы живем, живем. (Кричит.) Захар! А Захар! Куда ты пропал, старый черт?
Ольга Петровна. А за что нас хвалят, товарищ Иваненков?
Иваненков. Сейчас. Надо Захара позвать. Надо позвать связистов, окаянного Шурика с Нюсей и Олей. Надо командира санзвена и всех пожарных собрать, – обо всех о них говориться в статье. Также и о вас, Ольга Петровна.
Ольга Петровна. Надо же! Обо мне!
Иваненков. Мне показывали оттиск статьи. Нет ли, товарищ Иваненков, в фамилиях ошибки? Нет. Все правильно!
Ольга Петровна. Это, наверное, хвалят нас за то, как мы зажигательные гасили.
Иваненков. Ох, умело написано! Неплохо написано, гладенько, аккуратненько! Как налетели стервятники… сейчас, сейчас вспомню. Как город ощетинился… и так далее. Завтра прочтете. (Кричит.) Захар!
Входит Лагутин.
Лагутин. Вот я, Паша. Зачем кричать?
Иваненков. Где пропадал, герой?
Лагутин. Во дворе стоял.
Иваненков. Что делал?
Лагутин. В небо глядел.
Иваненков. Чего искал?
Лагутин. Сегодня опять ужасная погода, Паша.
Иваненков. Разве? Я спешил, бежал – не заметил.
Лагутин. Страшная погода, Паша! Ни облачка нету на небе. Стоит над городом полная луна и освещает нас без пощады…
Иваненков. Ничего, ничего, ничего! Бодрей, бодрей надо, Захар!
Лагутин. Ладно.
Иваненков. Вот, товарищ Васильева, рекомендую тебе – героический старик.
Лагутин. Отчего ты веселый такой?
Иваненков. Сейчас узнаешь. Он, товарищ Васильева, едва загудит сирена, сразу восходит на самый верх крыши и становится там на посту наблюдения, как богатырь. Вокруг осколки от зениток по железу стучат, очень слышно, как свистят окаянные фугаски, но монтер домохозяйства, Захар Иванович Лагутин, бородкой вперед, дышит себе, рассуждает, только вот курить пробует на посту, хотя это строго запрещено.
Лагутин. Любишь ты, Паша, поговорить.
Иваненков. А что, плохо разве? Мне Суков, начальник жилуправления, заявил вчера: из тебя бы оратор хороший вышел, Иваненков, будь ты проклят. (Набирает номер.) Ну, наконец соединили. Дочка нашлась у тети, Захар Иванович!
Лагутин. Ну! Вот спасибо! Хоть на чужую радость порадуюсь…
Иваненков. И тебя могу порадовать: завтра о нашем доме в газете будет подвал. Хвалят.
Лагутин. За что?
Иваненков. А двадцать семь зажигательных бомб кто погасил? Пушкин? Алло! Это откуда? А с вами говорит управхоз домохозяйства 263. Позовите чертежницу Дарью Степановну Красовскую. Скажите – важное дело. Что вы? А? Наш телефон – ве, шесть, ноль, девять, пятнадцать. Ве. Шесть. Ноль. Девять. Пятнадцать. Вот. Спасибо! (Вешает трубку.) Мамаша, мамаша! Не надо бледнеть! Все в порядке.
Марфа. Где она?
Иваненков. Сейчас побежит за ней курьер, и минут через пять позвонит дочка к вам сама.
Лагутин. Это хорошо. Давно никакого праздничка не видел! У нас, товарищ Васильева, день ползет за днем, день за днем. Терпишь, терпишь и до того иной раз радости захочется…
Ольга Петровна. Я на каждый звонок бегу бегом двери открывать. Все мне кажется: вдруг войдет человек и скажет: "Ольга Петровна, вот вам мешок муки" (Смеется.) Так и стоит передо мной этот мешок, как живой.
Иваненков. Ничего, ничего. Бодрей, бодрей, бодрей!
Лагутин. В квартире двадцать восемь домработница Зина живет. Ее родственник в штабе работает. Он в курсе всех дел. Он говорит, дней пять осталось нам терпеть. А потом со всех концов нашего Союза хлынет к нам всё, чего только душа пожелает, и письма от близких людей, и сами близкие, и белая мука и счастье…
Телефонный звонок.
Марфа. Она!
Иваненков. Спокойно, мамаша! Дай сначала мне… Алло! Да, это я у телефона. Как вы говорите? Не понимаю вас! Утра? Тогда где же она? Ага. Ну, ладно. (Медленно вешает трубку.)
Марфа. Говори все!
Иваненков. Да ничего особенного, мамаша, нет.
Марфа. Говори!
Иваненков. Она еще утром с завода ушла. Взяла бюллетень. Нездоровилось ей… И вот не пришла.
Марфа. Где мне искать её?
Лагутин. Нет нам праздника.
Марфа. Опять ударило, где не ждешь. Куда мне теперь идти?
Иваненков. Боюсь сказать.
Марфа. Пойду по больницам.
Иваненков. Сейчас не дадут они никаких справок.
Марфа. Дадут.
Иваненков. Нет, товарищ Васильева, когда я дворника нашего искал, то научился этим порядкам. Завтра утречком…
Марфа. Нельзя мне ждать до утра.
Стук метронома замолкает внезапно.
Почему часы остановились?
Унылый механический вой.
Иваненков. По местам, товарищи, по местам, по местам. Садитесь, товарищ Васильева, все равно сейчас вас по улицам не пропустят.
Голос по радио. Прослушайте чрезвычайное сообщение Штаба. противоздушной обороны города. Воздушная тревога! Воздушная тревога! Воздушная тревога!
Унылый механический вой.
Ольга Петровна. Опять, проклятые, за свое, проклятые! И так каждый день, каждый день!
Занавес.
Действие второе
Контора домохозяйства № 263. Два часа ночи. Воздушная тревога продолжается. Метроном все стучит, но только вдвое быстрее, лихорадочно. У печки сидят Нюся и Оля. Входит лениво, не спеша Шурик.
Шурик. Как может она стоять так неподвижно?
Нюся. Кто?
Шурик. Васильева. Приезжая, которая ищет дочку.
Оля. А где она?
Шурик. На углу. То бродила, бродила, а теперь стоит на улице.
Нюся. Сейчас ровно два. Это значит, уже четыре с половиной часа тревоги.
Оля. Да. А она все на ногах.
Нюся. Ждет свою дочку.
Шурик. Что бы придумать такое, а?
Нюся. Например?
Шурик. Управхоз посты сейчас обходит. Проволоку бы найти. У меня есть от антенны провод. Протянуть бы, чтобы Иваненков шлепнулся.
Оля. Осел.
Нюся. Я думала, он о тетке приезжей беспокоится. Хочет придумать, как ее утешить, а у него только одно на уме.
Шурик. Очень скучно мне.
Нюся. Иди домой, кто тебя держит?
Шурик. Дома мать будет ругаться.
Оля. Значит, есть за что.
Шурик. Не в этом дело. Брат не пишет!
Оля. А ты заболей, тебя мать и пожалеет.
Шурик. Ты лучше сама, Олечка, заболей.
Оля. Я бы хотела.
Нюся. Зачем?
Оля. Очень уж давно обо мне никто не заботился.
Шурик. Между прочим, я вчера читал у Дарвина…
Нюся. Перестань фасонить, ненавижу!
Шурик. В чем же тут фасоны, не понимаю.
Нюся. Читал, читал! Мы знаем, что ты много читаешь. А из меня ничего не выйдет.
Шурик. Почему это вдруг?
Нюся. А что из меня может выйти? Все слоняюсь из угла в угол или бегаю по лестницам.
Оля. Мы сами не знали, как мы хорошо жили.
Звонит телефон.
Нюся. Шурик, подойди.
Шурик. Только что я согрелся.
Нюся. Подойди, я боюсь.
Шурик. Чего?
Нюся. А вдруг опять никто не ответит?
Шурик. Скажите, пожалуйста, какой ужас. (Подходит к телефону.) Вас слушают. А? Громче?
Нюся. Не отвечает?
Шурик. Алло! Алло!
Оля. Опять кто-то шепчет, или плачет?
Шурик. Ничего не могу понять.
Оля. Повесь скорее трубку.
Шурик вешает трубку.
Нюся. Четвертый раз кто-то звонит и плачет тихонечко. Кто это?
Оля. Ночью что угодно полезет в голову.
Шурик. Покойнички звонят?
Оля. Замолчи!
Нюся. Слушайте! А вдруг это кто-нибудь из нашего дома сошел с ума. Шепчет в трубки, шепчет, плачет, плачет, а потом приползет тихонько в контору.
Оля. Не надо, Нюся.
Нюся. Приползет тихо-тихо, да как подымется вот там возле шкафа!
Оля. Не надо.
Шурик. Ах, страсти какие!
Оля. А ноги подобрал! Ну, Нюся? Что же замолчала? Нюся, говори. Я люблю, когда страшное рассказывают, Нюся!
Нюся. Не хочу я больше рассказывать.